4. Секуляризационные планы московского правительства и их частичная реализация

При всем обилии новгородских земель, образовавшийся земельный фонд не мог совершенно решить проблему испомещения, поскольку позволял организовать эффективную оборону только одного региона — самой новгородской земли. Московское государство пыталось высвободить земли и в иных регионах путем секуляризации (изъятие боярских земель даже не рассматривалось, поскольку в тот период именно боярство выступало основой власти московских князей, нарождающееся же дворянство было еще более чем незначительно и во всяком случае не было способно играть роль противовеса боярству).

Определенная автономность, независимость церковной власти от светской в удельный период объясняется по преимуществу следующими причинами: во-первых, русские митрополиты ставились патриархом Константинопольским из греков и оказывались на Руси пришлыми, изначально не вовлеченными в местные распри, то есть могли занимать положение третейских судей, чей приговор, чья сила авторитета покоилась на блеске византийского православия. Во-вторых, при существовании множества удельных князей у митрополита всегда была возможность маневра, он мог в случае несогласия "отойти" в чужие земли без нарушения своего пастырского долга. Хотя митрополиты эту возможность не использовали, она продолжала сохраняться на протяжении всего удельного периода истории Руси.

Московский период изменил ситуацию принципиально: во-первых, вся Русь распалась на два княжества (Московское и Литовское), а иные, даже сохранившиеся, были вынуждены подчиниться, а затем и совершенно раствориться в одном из них; во-вторых, Литовское княжество после многих попыток в конце концов смогло утвердить для себя особого митрополита — Киевского, и тем самым выдти из сферы московской митрополии, что для московской церкви сделало невозможным противодействовать княжеской власти Даниловичей хотя бы потенциальной угрозой отдаться под власть Гедиминовичей; в-третьих, Флорентийская уния и измена митрополита Исидора православию, а затем и последовавшее падение Константинополя с подчинением последнего из остававшихся независимыми от иноверцев патриархов мусульманской власти привели к фактической автокефалии русской церкви, поставление митрополита оказывалось по существу в руках великого князя Московского. Русский митрополит потерял по факту даже право жаловаться на притеснения в Константинополь, поскольку правоверие патриарха находилось под подозрением. В итоге русская церковь оказалась подконтрольна государству, где великий князь занял место, ранее полагавшееся базилевсу (в этот период происходит и перенос на Русь византийской концепции "симфонии" светской и церковной властей, по существу отрывавшая широкий легальный доступ государю в дела церкви). Примечательно, сколь часто в конце XV – XVI вв. митрополиты сводились князьями со своего стола — за время правления Василия III и Иоанна IV из девяти митрополитов только трое умерли в сане. Остальные либо насильственно, либо "добровольно" отреклись, а митрополит Филипп был даже лишен жизни [Федотов Г. П. Указ. соч. С. 19.]. Такое положение способствовало возникновению идей о пополнении государственной казны за счет церковных и монастырских имуществ. Еще ранее, в XIV веке, митрополит Киприан в письме к Афанасию Высоцкому высказывался за то, чтобы отдавать монастырские вотчины в управление "мирянам богобоязненным", то есть отделить монашескую братию от управления принадлежащими им имуществами, без лишения их права собственности [Попов М., свящ. Изгнанный правды ради. Жизнь святителя Арсения (Мациевича). — Репр. воспроизв. изд. 1905, озаглавленного Арсений Мациевич, митрополит Ростовский и Ярославский. — М., 2001. С. 63.].

Помимо сказанного выше об изменении статуса церкви в конце XV – первой половине XVI вв. секуляризационные планы значительно облегчались еще и тем обстоятельством, что в самой русской церкви в этот период существовало одновременно два направления, выступавших против монастырского землевладения — заволжские старцы (нестяжатели) и "жидовствующие". "Жидовствующие" были весьма радикальным еретическим движением, вероятно, связанным с более ранней сектой стригольников [Любопытно отметить, что в XVIII веке секта субботников утверждала свою преемственность с "жидовствующими", что показывает если не прямую связь (которая маловероятна), то, по крайней мере, интеллектуальную живучесть подобного направления.], соблазненным "пытанием о вере" и через открытие книг Ветхого Завета стремившихся вернуться к "изначалию". Их итоговыми требованиями было уничтожение церковной иерархии, а не исправление некоторых "нестроений" в существующей церкви. Не монастырское землевладение вызывало их протест, а само монашество почиталось ими "установлением, противным... природе человека" [Дудаков С. Ю. Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России. М., 2000. С. 20.].

"Жидовствующие" хотя и встретили на первых порах сочувствие у государственной власти, однако не смогли в конечном итоге удержать свои позиции по причинам, во-первых, излишней радикальности земельной программы, во-вторых, что наиболее существенно, потому, что действительно являлись ересью, отвергали базовые догматы не только православия, но и христианства вообще, в частности, подвергали осмеянию иконы, культ Богоматери. При таких условиях Иоанн Васильевич был вынужден отказаться от молчаливого благожелательства "жидовствующим" и в конечном итоге допустить их осуждение на соборе 1504 года, более того, должен был сам каяться перед Иосифом Саниным. Но отречение княжеской власти от "жидовствующих" не было оставлением той части их программы, где они выступали против церковного и в особенности монастырского землевладения. Власть нашла иное направление русской религиозной мысли, которое, будучи догматически и жизненно безупречно, в ближайших политических планах способствовало стремлению государства расширить свой земельный раздаточный фонд за счет монастырей. Мы имеем в виду течение "нестяжателей", явившихся русским вариантом исихастского течения в православии (учения священно-безмолвствующих). Об исихазме см. подробнее: Св. Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвстующих. М., 1995; и помещенную в приложении к данной книге статью В. Вениаминова (С. 344 – 381). Следует отметить, что византийские паламиты (сторонники Св. Григория Паламы) так же, как и их русские последователи, негативно относились к чрезмерной пышности богослужений и благожелательны "к отнятию в пользу государства монастырских и даже церковных владений" [Вениаминов В. Указ. соч. С. 366 – 367].

На соборе 1503 года, поддержанные высшей властью, сторонники Нила Сорского "начали говорить, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормились бы рукоделием" [Цит. по: Милюков П. Н. Указ. соч. Т. 3. С. 56.], то есть выступили за полную секуляризацию монастырских имуществ, что было гораздо радикальнее всех предыдущих действий правительства, которое в настоящем случае стремилось воспользоваться разногласиями в среде самого монашества. Для отпора противники нестяжателей вызвали Иосифа Волоцкого, вернувшегося в свой монастырь до окончания собора. Последний, решительно отвергая притязания заволжских старцев, сказал, между прочим, указывая на семь ярлыков, данных ханами церкви: "Посмотри, благочестивый государь, и неверные цари не дерзали обижать церковь; как же ты решишься отнять у нея ея вековое достояние, полученное ею от твоих благоверных предков" [Цит. по: Павлов А. С. Указ. соч. С. 116.]. Собор в своем докладе Иоанну III заключил: "...стяжания церковная — божия суть стяжания, возложенна и нареченна и данна Богу, и не продаваема, ни отдаваема, ни емлема никим никогда ж в веки века, и нерушима быти и соблюдатися, яко освященна господеви, и благоприятна, и похвальна. И мы, смирении, сия ублажаем, и похваляем и съдержим" [Цит. по: История русской экономической мысли. Т. I, ч. 1. С. 125.].

Иосиф Волоцкий, на протяжении веков являвшийся одним из наиболее влиятельных церковных мыслителей России, утвержал, что игумен не вправе распоряжаться монастырским имуществом в ущерб монастырю, в противном же случае он есть святотатец и подлежит изгнанию из монастыря. Епископ вправе продать село, не дающее дохода, или какое-либо иное церковное имущество для уплаты долга, но только с разрешения митрополита [История русской экономической мысли. Т. I, ч. 1. С. 126 – 127.]. Следует отметить, что для XVI – XVII веков слова настоятеля Волоколамского монастыря являлись не его частным мнением, но "возглашением истины" и, соответственно, его предписания во многом воспринимались как должный порядок, независимо от закрепления в актах внутреннего церковного законодательства.

Следует указать, что совпадение позиций нестяжателей и княжеской власти было случайным и поверхностным, поскольку основным стремлением заволжцев была независимость, положение, когда церковь стоит выше государства, а для избавления от зависимости и надлежит отказаться от того, что более всего держит — от собственности. По словам П. Н. Милюкова, "только при таком условии они получат возможность обращаться к власти не с собственными "обидами", а с "печалованием" о неправдах мира" [Милюков П. Н. Указ. соч. Т. 3. С. 59.]. Осифляне же, в данном конкретном случае вступившие в конфликт с властью, по существу признавали ее главенство над церковными делами, видели священность царства, полагали, что "божественные правила повелевают царя почитати, не сваритися с ним" [Послание Иосифа Волоцкого к Ивану Ивановичу Третьякову-Хворину. Цит. по: Хрущов И. Исследование о сочинениях Иосифа Санина, преподобного игумена Волоцкого. М., 1868. С. 223.] и таким образом по самому ходу дел должны были вскорости найти общий язык с властью, прийти к взаимоустраивающему соглашению, что и случилось уже во второй воловине княжения Василия Иоанновича.

Земельные вотчины митрополита в начале XVI века были расположены на территории пятнадцати уездов. Только в семи из них насчитывалось 531 село и деревня, числилось 1818 душ крестьян. К середине XVI века эти владения значительно выросли, но и тогда были значительно менее владений архиепископа Новгородского [Федотов Г. П. Указ. соч. С. 57.]. При всем богатстве митрополичьего хозяйства это было только одно из множества церковных владений, расположенных к тому же практически во всех областях государства и позволявших при хотя бы частичной секуляризации решить не только собственно пространственную проблему дворянского испомещения, но и иметь возможность наделять дворян землями именно в тех районах, где в этом была в силу своих стратегических планов заинтересована московская власть. Хотя Василий III, как и отец, не осмелился на секуляризацию (более того, к концу своего правления он также принял меры к тому, чтобы заглушить и публицистическое движение за секуляризацию), однако ему постепенно удалось поставить монастыри под государственный контроль и в экономическую зависимость от центральной власти. Одной из причин такового отказа можно назвать реформирование монастырской жизни, произведенное осифлянами — ярыми сторонниками монастырского землевладения, но и, одновременно, строгими подвижниками общежительного устава, которые проводили в монастырской жизни принципы строгой бедности и широкой благотворительности [Христианство. Энциклопедический словарь в 3-х тт. / Под ред. С. С. Аверинцева. Т. 2. М, 1995. С. 541. — Автор статьи Б. М. Мелиоранский.]. В его царствование государство стало вмешиваться во внутренне управление монастырей (воспользовавшись постоянными в монастырском общежитии той эпохи распрями между монашествующими), правительство само назначало игуменов, давало им наказы, требовало отчетности в расходовании денежных средств. Царские писцы сдавали и принимали у настоятелей монастырей имущество [Зызыкин М. В. Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи, в 3-х частях. М., 1995. Ч. II. С. 292.]. Данное движение было продолжено при Елене Глинской и в особенности во второй период правления Иоанна IV.

Ограничение церковных и монастырских землевладений при Иоанне IV. В период регентства Елены Глинской было издано распоряжение, запрещавшее монастырям под каким-либо видом приобретать вотчины покупкою и принимать вклад "по душам" без правительственного разрешения [Голубинский Е. Е. История русской церкви, в 2-х тт. Т. II, 1-я пол. М., 1997. С. 735.]. В 1536 году в отношении новгородского духовенства было сделано новое распоряжение, ограничивавшее его имущественные права, а именно пожни (жнивье, луг), принадлежавшие окологородским монастырям и городским церквам, были у них отписаны, а затем возвращены, но уже на праве аренды [Там же. С. 735 – 736.].

Среди прочих своих деяний Стоглавый собор принял меры к искоренению злоупотреблений в заведовании имуществами и доходами монастырей со стороны их настоятелей и по установлении над монастырскими властями в имущественном управлении строгого контроля [Там же. С. 788.] (ср. требования Иосифа Волоцкого в отношении распоряжения монастырскими имуществами).

В отношении вопроса о монастырском общежитии Стоглав дает только рекомендации, а не требует искоренения единолично-хозяственного типа монастырского устройства. Такая компромисность связана, по мнению Е. Е. Голубинского, с той оппозицией, которою вызвали стремления Макария "со стороны... архимандритов и игуменов, которые заседали на соборе" [Там же. С. 790.].

Сразу же по окончании Стоглавого собора (1 мая 1551 г.) был издан соборный приговор, касавшийся вотчинных прав как монастырских, так равно и архиерейских. В первом своем положении он повторял приговор правительства Елены Глинской о запрещении приобретать архиереям и монастырям вотчины покупкой и давать их "по душам" без разрешения государя. В области, непосредственно прилегающей к Москве, принимать вотчины было запрещено вовсе [Христианство... Т. 2. С. 541.]. В случае нарушения вотчины предписывалось отбирать в казну, а при покупке покупатель лишался и заплаченного им.

Во-вторых, устанавливалось, что в случае отдачи вотчины "по душе" без всякого условия вотчина выкупу не подлежала, в случае же наличия такового выкупного условия выкуп производился по цене, означенной в духовной или данной грамоте.

В-третьих, подтверждался запрет на отчуждение монастырям вотчин, расположенных в ряде новоприобретенных при Иоанне III и Василии III областей, а в случае такового отчуждения вотчины отписывались в казну, однако с выкупом, а в дальнейшем отписанные вотчины подлежали поместной раздаче.

В-четвертых, поместные и черные земли, приобретенные архиереями и монастырями за долги или неправомерно записанные за ними описчиками земель, подлежали возврату прежним владельцам.

В-пятых, предписывалось "произвести сыск" о селах, волостях, рыбных ловах, угодьях и прочем, проданных в малолетство Иоанна IV архиереям и монастырям, и привести все в прежнее состояние, то есть так, как было при жизни Василия III.

Целью данных мер являлось предотвращение выхода земель "из службы", сохранение их в поместном фонде.

В 1557 году Иоанн IV издал новое положение о вотчинах, даваемых монастырям "по душе". Согласно ему, в случае отдачи вотчины с условием выкупа, если назначена слишком высокая выкупная цена, наследники могут протестовать и требовать назначения оценщиков. Однако такое право сохраняется у них только до тех пор, пока духовная не явлена и не утверждена, в противном же случае им надлежит уплатить всю указанную в духовной выкупную цену.

Сохранился ответ митрополита Макария от 1550 года на предложение Иоанна IV приобрести митрополичьи земли вокруг Москвы для испомещения служилых людей. Митрополит решительно протестовал против покупки, вероятно видя и в этом покушение на неприкосновенность церковных земель, упреждая возможное дальнейшее развитие идей государя. Решительность протеста связанна с непрекращающимися покушениями государственной власти на архиерейские и монастырские землевладения, вновь усилившимися после реального прихода к власти Иоанна IV, подогреваемыми Адашевым и Сильвестром, которого историки считают сторонником доктрины нестяжателей.

В целом можно отметить, что в первый период правления Иоанна IV споры по поводу собственно церковных и монастырских землевладений были достаточно умеренны — власть не решалась до конца проявить свои стремления и по сути ее действия сводились к препятствованию дальнейшему росту монастырских и церковных вотчин.

Изменение государственной политики в этом вопросе происходит только в 70-х – 80-х годах, когда на соборах 1573, 1580 и 1581 годов проводятся положения, решительно ограничивающие имущественные права церкви. Этому способствовало крайнее ослабление митрополичьей власти, когда во главе церкви ставились лица, решительно ни в чем не способные противостоять царским стремлениям. Вторым фактором оказалось высвобождение Иоанна IV из-под власти канонов, и если ранее святительский голос был для него авторитетом, то после четвертого брака и последующих, когда царь пошел на нарушение всех существующих в данной сфере правил православной церкви, никаких сдержек для него не осталось — можно сказать, что он испытал радость церковного беззакония.

Собор 1573 года запретил отказывать вотчины многоземельным монастырям, собор же 1580 года запретил все способы увеличения вотчин, кроме исключительно пожалования, дозволенного исключительно малоземельным и безземельным монастырям [Зызыкин М. В. Указ. соч. Ч. II. С. 292.]. Собор 1580 г. запрещал покупать и принимать вотчины в заклад, не запрещая в целом их передачу "на помин души". При этом Собор 1580 года постановил земли, отданные на помин души, возвратить родне завещателя, а монастыри вознаградить деньгами, если же родных не осталось, то земли полагалось отобрать в казну и опять же выдать денежное вознаграждение [Христианство... Т. 2. С. 541.]. Затем запрет на такой способ приращения монастырских и церковных земель был установлен Соборным Уложением 1649 г.

Проф. Варшавского университета М. В. Зызыкин отмечал конечную безуспешность подобных мер — "ограничения правительства не достигали цели, испаряясь в общем складе народной мысли: в приношениях церквам и монастырям видели непосредственные приношения Самому Богу и Его святым угодникам, и потому на практике не устанавливалось и различия между монастырями, котором можно отказать вотчины и которым нельзя. Обычай отказывать вотчины по душам в пользу всяких монастырей держался во всей силе" [Зызыкин М. В. Указ. соч. С. 293.]. Сила общего запрещения постоянно нарушалась в 1-й половине XVII века частными разрешениями, даваемыми на отдельные пожертвования или иного рода церковные и монастырские приобретения (в особенности это можно сказать применительно к годам патриаршества Филарета Романова, поставившего патриаршью власть силой отцовского авторитета на новый уровень, сделавшись подлинным правителем государства при слабоволии своего царствующего сына) [Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры, в 3-х тт. Т. 2. Ч. 1. М., 1994. С. 166 – 167.].