1. 3. а. Русская Правда
По сей день остается сложным вопрос о правовом статусе Русской Правды. В ходе длительных (занимающих уже более полутора веков) дискуссий сформировались две основные позиции: 1) Русская Правда есть акт княжеского законодательства, в качестве такового имевшая общеобязательную силу и подлежавшая непременному применению в судах (В. И. Татищев, Н. М. Карамзин, Г. Эверс, И. Д. Беляев); 2) Русская Правда есть частный сборник правовых норм, не законодательный памятник, а фиксация наличных на тот период времени норм, имевших силу в качестве общепризнанных, обычных. В. О. Ключевским была высказана оригинальная гипотеза, согласно которой Русская Правда является памятником церковного суда, будучи создана для приведения в известность тех норм суда княжеского, что были потребны в соответствии с нуждами и целями церковного судопроизводства. Русская Правда, по определению В. О. Ключевского, есть "церковный судебник по недуховным делам лиц духовного ведомства", образующий пару уставу Ярослава, каковой есть "церковный судебник по духовным делам лиц духовного и светского ведомства" [Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3-х кн. Кн. 1. М., 1994. С. 233.]. Последняя позиция впервые была высказана Н. В. Калачовым в его работе 1846 г. "Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды" (Вып. 1), однако солидные основания под данный тезис были подведены В. И. Сергеевичем:
Русская Правда по литературному стилю несет явные следы частной работы. В качестве примера приводилась ст. 4: "По Ярославе же паки совкупившеся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их: Коснячко, Перенег, Никифор и отложиша оубиение за голову, но кунами ся выкупати, а ино все, яко же Ярослав судил, такоже и сынове его оуставиша". Сергеевич заключал: "это не устав сыновей Ярослава, а сообщение о нем знающего человека" [Сергеевич В. И. Лекции и исследования по истории русского права. 4-е изд. СПб., 1910. С. 99.]; как пример, подтверждающий выдвинутый тезис, Сергеевич приводил также ст. 88: "А се иже холоп оударит свободна мужа... то Ярослав оуставил оубити и: но сынове его, по отци, оуставиша на куны", указывая, что "здесь, в одной статье, знающий человек соединил новое и старое право" [Там же.];
гипотеза о практическом значении Русской Правды отвергалась, во-первых, ссылкой на то, что до нас не дошло ни одного указания об пользовании Русской Правдой при решении практических вопросов, "о пользовании же византийскими сборниками мы имеем указания" [Там же. С. 102.]. Второй довод состоял в том, что признание практического значения Русской Правды означало бы: в Киевской Руси судебные решения княжеской власти в массовом порядке выносились на основании писаного права, а обязательным требованием к судьям была грамотность — "ни то, ни другое предположение недопустимо" [Там же.];
обилие дошедших до нас списков этого правового памятника не является доказательством практического применения, так как Русскую Правду переписывали не только в XIV – XV вв., но и в XVI – XVII, когда о практическом ее применении речи идти не может [Там же.].
Итоговый вывод Сергеевича состоял в том, что "Практического значения она [т. е. Русская Правда. — А. Т.] не имела, а потому едва ли кто учился читать ее. С нею имели дело только переписчики книг, эти светочи нашего древнего просвещения. Они и сохранили ее до наших дней" [Там же. С. 103.]. Мнение Сергеевича было поддержано, в частности, М. Ф. Владимирским-Будановым, добавившим к аргументам первого также следующие соображения в пользу частного происхождения Правды: 1) разнообразие состава памятника в разных списках, 2) внесение в состав Правды незаконодательных материалов, 3) встречающееся иногда смешанное изложение ее статей с нормами византийского происхождения [Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-н/Д., 1995. С. 116 – 117.].
На данный момент основной является первая (легалистская) позиция, рассматривающая Русскую Правду как законодательный акт. В упрочении ее большую роль сыграла изыскательская работа С. В. Юшкова, посвятившего данному памятнику отдельное обстоятельное исследование. Он отделил вопрос истории текста от вопроса истории норм, вошедших в состав Русской Правды. Касательно многочисленных редакций (Юшков выделял 5 редакций, некоторые из которых также подразделяются на изводы) нет сомнений, что они есть труд частных лиц — переписчиков, влиявших на вид памятника как сознательно, так и по причинам небрежности, непонимания древнего текста, но вопрос о происхождении норм и целых их комплексов не разрешается рассмотрением одной только текстологической стороны проблемы.
Из рассмотрения истории текста Русской Правды С. В. Юшков извлек следующие частные выводы, имевшие немаловажное значение для разрешения общей стоящей перед ним проблемы: во-первых, Русская Правда входила в состав таких сборников, что включали одни только русские юридические памятники. Во-вторых, существование таких сборников может быть отнесено по меньшей мере к началу XIII века. В-третьих, данные сборники являлись сборниками действующего русского права. В-четвертых, хотя в состав названных сборников входили церковные уставы, однако это не может являться доводом в пользу признания церковного происхождения Правды, поскольку и светским судьям, дабы не вторгаться в сферу церковного суда, надлежало знать его юрисдикцию и иметь в распоряжении списки церковных уставов. В-пятых, в ходе переработок для сборников и Кормчих Правда подвергалась изменениям, крупнейшим из которых стало объединение Устава Ярослава и Устава Владимира Всеволодовича. Приблизительно тогда же в состав Правды входят Устав Ярослава о мостех и Судебник царя Константина, болгарского происхождения [Юшков С. В. История государства и права России (IX – XIX вв.). Ростов-н/Д., 2003. С. 167.].
Данные специальные выводы и ряд других (в первую очередь — касающиеся происхождения т. н. "Сокращенной Правды") позволили С. В. Юшкову сделать вывод, что Русская Правда являлась действующим источником права Древней Руси в Краткой и Пространной редакциях, остальные же списки появились "в тот период, когда Русская Правда уже входила в состав Сборников и Кормчих и стала терять значение действующего источника права" [Там же. С. 188.].
Собственно Русскую Правду как единый акт считать памятником княжеского законодательства невозможно, она представляет собой объединение (и в разных редакциях в разной степени — переработку) действительных законодательных актов князей, и в этом качестве являлась практически используемым источником права. В Русской Правде объединены следующие памятники:
Древнейшая Правда, или Правда Ярослава, издание которой относится к 30-м годам XI века (более точная хронологическая привязка, попытка которой предпринята, например, М. Н. Тихомировым, оказывается весьма сомнительной и по существу произвольной).
Правда Ярославичей, возможно, принятая на княжеском съезде в 1072 году в Вышгороде.
Дополнительные статьи к Правде Ярославичей, носящие разнотематический характер и по всей вероятности являющиеся отображением последующей указной или судебной деятельности князей.
"Покон вирный", положения о распределении судебных доходов между вирником и князем, носящие довольно арахические черты, вследствие чего сам памятник может быть с достаточными основаниями приписан тому лицу, с которым он связан в тексте — кн. Ярославу.
"Урок мостников", содержащий нормы о вознаграждении мостникам за ремонт моста и представляющийся классическим образчиком раннего казуального регулирования.
Итак, Русскую Правду можно с достаточными основаниями признать действительным памятником княжеского законодательства и практическим источником древнерусского права, если только искусственно не вкладывать в данные понятия современного содержания. Вместе с тем С. В. Юшков подчеркивал, что Русская Правда оставалась сводом частных, казуальных решений тех ситуаций, где князь (или иные силы в лице князя) проявлял свою волю и устанавливал нормы, отличные от ранее существующих, или вносил в прежний порядок известное однообразие. Эти нормы имели значение только в массиве обычного права, от последнего получая смысл и надлежащее место в юридическом порядке Древней Руси.