3. Формирование землевладения на поместном праве
После присоединения Ярославского княжества к Москве Иван III направил в новоприобретенное княжество дьяка Алексея Полуектова, который отбирал у местных удельных князей их вотчины на великого князя, а "князь великий против их отчины подавал им волости и села..." [ПСРЛ. Т. 23. Пг., 1923. С. 157 – 158 // Цит. по: Скрынников Р. Г. Иван Грозный... С. 11.]. Присоединение сопровождалось общим описанием ярославских земель с целью упорядочить службы бояр и детей боярских. У неслужащих бояр и детей боярских земли отписывались в казну, сохранить свое землевладение можно было только на условии службы.
Покорение Новгорода привело к "первой в русской истории экспроприации высшего слоя общества" [Скрынников Р. Г. Иван Грозный... С. 25.]. Имущества арестованных лидеров антимосковской боярской партии (крупнейших землевладельцев) были "отписаны" на великого государя. Первые две такие акции (1478 и 1483 – 1484) были еще относительно небольшими по числу лиц, подвергшихся экспроприации, но уже в конце 1480-х годов под руководством новгородского наместника Якова Захарьина-Кошкина было предпринято выселение более тысячи бояр, житьих людей и купцов [С. М. Соловьев сообщает, что в 1488 году из Новгорода в Москву было переведено свыше 7000 житьих людей, которые (за исключением казненных) были отправлены на житье в Нижний, Владимир, Муром и др. города, а на их место были посланы из Москвы и других низовых городов дети боярские и купцы (Кн. III. С. 33 – 34).]. В результате данных операций московского правительства в его руках образовался колоссальный фонд государственной земельной собственности, поглотивший все боярское и большую часть церковного землевладения Новгорода. Далеко не сразу было решено, как им распорядиться — первоначально земли стали раздавать знати, образовывать удельные княжества (например, княжество Федора Бельского). Но к концу XV века пожалованные новгородские земли были отобраны, что было осуществлено через передачу Новгорода в великое княжение Василию Иоанновичу и вывод его из подведомственности Боярской Думы (в результате московские бояре, присягнувшие Дмитрию-внуку, должны были покинуть удел Василия). На освободившихся новгородских землях стали испомещать московских детей боярских (этот процесс начался в последние годы княжения Иоанна III и завершился в княжение его сына Василия III). Ранее бывшие боярскими волостями, теперь новгородские земли распределялись на основаниях поместных, то есть за службу.
В этот период еще смешивают "поместье" и "кормление", встречаются даже выражения в грамотах о наделении землей: "в поместье и кормление". Разница между двумя этими формами землевладения состояла в том, что "кормление" давалось на несколько лет, а его получатель собирал на себя доходы с земли, управлял и творил суд. "Поместье" же давалось пожизненно и переходило по наследству, если только сын испомещенного достигал к этому времени 15 лет и мог нести военную службу. Суд и оправление в отношении поместного населения осуществляло само государство, как собственник земли.
Размер надела определялся с тем расчетом, чтобы испомещенный был способен нести с него службу в тяжелой дворянской кавалерии (для Новгорода достаточным наделом признавался участок в 20 – 30 обеж, благодаря чему государство экономило свой земельный фонд и получало гораздо более значительную военную силу, чем при испомещении бояр, так как для них достойным признавался размер в сотни обеж). Аналогичный процесс, хотя, разумеется, в значительно меньших масштабах, имел место и по присоединении в 1486 году Вятки, когда таким же образом был произведен взаимный перевод вятчан и московских служилых на предоставляемые государем земли [Вернадский Г. В. Россия в средние века. С. 112]. В 1510 году, уже в царствование Василия III те же меры были осуществлены во Пскове, а в 1514 году — в Смоленске [Скрыннкиков Р. Г. Иван Грозный... С. 55, 57].
Вопрос о судьбе новгородских землевладельцев, лишенных своих вотчин для помещения московских служилых людей, спорен. Традиционной является та точка зрения, что новгородцы получили поместья в иных районах Московского государства. Однако этот взгляд был подвергнут критике Р. Г. Скрынниковым, отметившим, что в ближайших к интересующим нас событиям летописям нет известий о предоставлении земель согнанным новгородцам. Такие сведения появляются только в более поздний период у летописца промосковской ориентации, если только не считать известия Судебника 1497 года. Последний сообщает нам, что государь пожаловал новгородцев в 1483 г. селами под Москвой, "а иных бояр, которые крамолу держали на него, тех велел заточить в тюрьмы по городам". Однако "крамолу" на Иоанна III держали все 30 больших новгородских бояр, чьи имения в тот год оказались конфискованы Захарьиным-Кошкиным. Таким образом, констатирует Р. Г. Скрынников, "кому государь дал поместья, не совсем понятно" [Скрыннкиков Р. Г. Иван Грозный... С. 100.]. Итоговое заключение автора следующее: "критический анализ источников обнаруживает несостоятельность мнения, будто новгородское боярство стало частью московского служилого сословия. Экспроприация обратила этот мощный слой в прах" [Там же. С. 102.]. С последним суждением касательно судьбы новгородского боярства, вероятно, следует согласиться, однако такое решение вопроса не предрешает ответа о судьбе детей и слуг боярских, так как обезземеливание и обращение в нищих свыше десяти тысяч представителей ранее властвующей в Новгороде группы с необходимостью должно было оставить след если не в официальном летописании, то хотя бы в параллельных ему частных записях, а также в записках московских оппозиционеров. Поскольку таковые остаются немы, то мы вправе предположить хотя и преувеличенность благостных утверждений московских летописцев, но не их полную ложность.
Итогом поместной реформы стало фактическое установление государственной собственности на землю как господствующей и "закрепощение" дворянства, ставшего обязанным для сохранения своего положения нести государственную службу, по преимуществу воинскую. Однако неверно было бы сказать, что государство закрепостило дворян — последние сами добивались поместий, дабы найти выход из земельного голода, традиционного для больших дворянских семей. Государство же раз за разом обеспечивало таковое испомещение — первоначально за счет новгородских земель, затем псковских и иных территориальных приобретений, причем для первой половины XVI века характерна избыточность фонда государственных земель, так что ими наделяются даже государевы холопы. На протяжении трех поколений все взрослые и готовые служить лица, не принадлежащие к низшим сословиям, обеспечивались земельными пожалованиями, в результате чего стали ожидать их как должного. Государство, в свою очередь, привыкло смотреть на всякого землевладельца как на своего слугу. Результатом такой политики стала связанность будущих действий московского государства ожиданиями поместного дворянства, приведшего к экспансионизму XVI – XVIII веков и к закрепощению сельского населения.
При завоевании Новгорода была произведена частичная конфискация церковных земель, обращаемых в государственную собственность. В 1478 году у новгородского архиепископа и монастырей были отобраны лучшие земли (десять волостей, входивших в епархию архиепископа) [Вернадский Г. В. Россия в средние века. С. 69.] и обращены в великокняжеский домен. Василий III, получив Новгород в свой удел, отобрал у Софийского дома еще 6 000 обеж земли, на сей раз розданных в поместья боярским детям [Скрынников Р. Г. Иван Грозный... С. 27 – 28.]. В 1500 году Иван III получил благословение митрополита Симона на секуляризацию любых церковных и монастырских земель в новгородском районе [Вернадский Г. В. Россия в средние века. С. 125. Псковская летопись сообщает об этом: "Генваря (7007 года. — А. Т.) поимал князь великой в Новегороде вотчины церковные и роздал детям боярским в поместье, монастырские и церковные, по благословению Симона митрополита". — Цит. по: Скрынников Р. Г. Святители и власти. С. 119.]. Если в первую конфискацию земли были отняты только у шести крупнейших новогородских монастырей, то в 1500 все монастыри должны были передать государству половину принадлежавших им земель. Всего пахотных земель в пределах новгородской территории в государственную собственность перешло 81,7 %, более половины осталось государственным доменом, а остальная часть была обращена в поместья [Аграрная история Северо-Запада России, под ред. А. Л. Шапиро. Л., 1971. С. 333.]. Оставшиеся в церковной и монастырской собственности земли были обложены посошным тяглом [Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры, в 3-х тт. Т. 3. М., 1995. С. 56.].
Именно с покорения Новгорода и образования значительного государственного земельного фонда, могущего быть использованным для испомещения служилых людей, в России получает широкое распространение понятие поместье, данная форма землевладения становится основной, служа материальной базой военных сил русского государства. Впервые в известных правовых памятниках Руси поместное держание встречается примерно в 1339 году, в Духовной грамоте великого князя Ивана Даниловича Калиты: «А что есмь купил село в Ростове Богородическое, а дал есмь Бориску Воръкову, аже иметь сыну моему которму служити, село будет за ним, а не иметь ли служити детем моим, село отимуть» [Сборник документов по истории СССР. Ч. 2. XIV – XV вв. / Под ред. А. М. Сахарова. М., 1971. С. 108]. По мнению С. Б. Веселовского, Воркову было пожаловано не поместье, а вотчина, а слово "служить" в данной грамоте не означало исполнения каких-либо определенных обязанностей [Веселовский С. Б. Феодальное землевладение в северо-восточной Руси. Т. I. М.; Л., 1947. С. 300]. Георгий Владимирович Вернадский отмечал, что "судя по всему, в XIV веке составлялись и другие подобные соглашения, а еще больше — в первой половине XV столетия" [Вернадский Г. В. Россия в средние века. С. 122]. Вместе с тем практика наделения поместьями оставалась частным случаем, причиной чему была недостаточность государственных земель для размещения служилых людей, поскольку государственная пахотная земля была необходима самому великому князю, как дававшая доход непосредственно в казну и бывшая одним из основных источников средств для покрытия государственных расходов, а иные категории государственных земель были по преимуществу заняты лесами, их еще только предстояло обрабатывать, дабы сделать пригодными для обращения в "поместный фонд". Только крупные государственные территориальные приобретения второй половины иоаннова правления доставили таковые земли. Важно то, что как помещаемые на конфискованных новгородских землях московские служилые люди, так и переведенные на низовые земли новгородцы в одинаковой степени становились только держателями государственных земель, не собственниками.
Для выработки норм поместного права значительную роль сыграло валовое описание новгородских пятин, произведенное в 1495 – 1505 годах, позволившее реформировать древнюю новгородскую систему "пожалований" и "кормлений" в систему поместного землевладения, ставшую на длительное время основной формой дворянского землевладения (формально просуществовавшую до 1714 г., а по сути — до 1762 года). Уже в Судебнике 1497 г. именно поместье и владение упоминаются как две основные формы светского землевладения, причем нормы о поместье помещены в один ряд с положениями о "черных" крестьянах, т. е. явственно указывается на государственную собственность в отношении земель, отданных в испомещение.
В княжение Иоанна III проводилась еще одна линия в отношении прав привилегированных землевладельцев — сужалась сфера иммунитетных прав посредством их фиксации в жалованных грамотах и параллельно этому расширялся круг лиц, наделявшихся таковыми иммунитетами [История русской экономической мысли. Т. I, ч. 1. Под ред. А. И. Пашкова. М., 1955. С. 109.].
Основным отличием поместья от вотчины было то, что только последняя являлась частною собственностью, тогда как поместье всегда для частных лиц оставалась держанием. Из этого вытекали следующие различия: 1) вотчина могла быть разделена между наследниками или продана, поместье же нет; 2) вотчина оставалась в роду ее собственника, даже если по смерти он не оставил сыновей, поместье же могло быть передано только сыну, достигшему к моменту смерти родителя пятнадцатилетнего возраста и способного к службе; 3) род обладал правом выкупа отчужденной вотчины (по Царскому Судебнику — в продолжение 40 лет) [Пайпс Р. Россия... С. 126.], что, собственно, являлось продолжением принципа сохранения вотчины в роде.