Человек, каким его представляло средневековье
Западноевропейский мир XI-XV столетий, где христианское религиозное сознание господствовало, пронизывая всю. общественную ткань, исходило из универсальной и вечной модели человека как творения Божьего. О природе, истории и судьбе человека сообщается в книге Бытия, открывающей Ветхий Завет. На седьмой день творения создал Бог Человека и наделил его господством над природой - растительным и животным миром, который обеспечивал ему пропитание и существование.
Человек имел таким образом призвание стать господином природы, земли и всего живого. Но этого не произошло. Первочеловек - Адам по наущению Евы, совращенной Дьяволом в образе Змия, то есть Злом, совершил грех. С тех пор человек - вместилище двух противоположных сущностей: образа и подобия Божия и первородного греха. Изгнанный из земного Рая, он обречен на страдания: тяжкий физический труд для мужчин и муки деторождения для женщин, на стыд перед наготой и на вечную смерть. Таков человек христианской мифологии.
В разные эпохи средневековое христианство делало акцент то на негативной, то на позитивной, божественной, сущности образа человека. Пессимистическое видение его как существа слабого, испорченного, смиренного перед Богом проходит через, все Средневековье, но особенно этот образ выражен в ранний период - в IV-X. вв. и даже еще в IX-XII. столетиях.
Наиболее яркое воплощение этой библейской модели человека раннего Средневековья - Бедный Иов. Его история - история смирения и самоуничижения перед Богом. Это простой, непорочный, богобоязненный человек, безропотно принимающий все обрушившиеся на него несчастья, как волю Божию: "И отошел сатана от лица Господня, - говорится в Библии, - и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его. И взял он себе черепицу, чтобы оскоблить себя ею, и сел в пепел [вне селения]. И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности своей! Похули Бога и умри. Но он сказал ей: ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? Во всем этом не согрешил Иов устами своими" (Кн. Иова, 2,4). Излюбленное в средние века иконографическое изображение Иова - человек, изъеденный язвами на своем гноище.
С конца XII-XIII вв. получает распространение и становится все более привлекательным другой, более оптимистический образ человека, как отражения божественного образа, способного продолжить на земле созидательную деятельность и обрести тем самым свое спасение. Это переосмысление сущности человека нашло отражение в изменении трактовки труда: представление о нем как о проклятье, несчастье, наказании человека за первородный грех постепенно стало вытесняться новым идеалом трудасозидания, труда как инструмента искупления и спасения человека. Столкновение этих двух тенденций отразилось в появлении в скульптуре и в иконографии начала XIII в. двух образов Адама - одного, раздавленного трудом-проклятьем и другого Адама-созидателя. Одновременно развивалась нетерпимость к тем, кто добровольно или вынужденно пребывал в праздности. Общество осуждало и выталкивало, обрекая на бродяжничество, убогих, больных, безработных.
С XIII в. образ человека все чаще начинает находить выражение в портрете, в реалистических чертах сильных мира сего: уверенных и самодовольных пап, императоров, королей, прелатов, важных сеньоров, богатых горожан. Напротив, в образе человека страдающего, воплощением библейской модели которого в раннее Средневековье был Бедный Иов, теперь стал изображаться сам Бог в его человеческом воплощении, то есть Бог-Сын, Иисус. Через Христа-Страждущего человек приблизился к Богу и к Спасению. "Истинные Врата", - так называли Христа богословы "О Ты, который сказал: "Я есмь врата, и кто пройдет через меня, будет спасен", покажи нам, где пребывают Твои врата, когда и кому Ты их отворяешь - вопрошал французский мистик XIII в. Гильом де Сен Тьерри, обращаясь к Христу. - Дом, что имеет Тебя вратами, - это небо, где обитает Твой Отец".
Христос-Агнец, Христос-Пастырь, Христос-Учитель иконографии раннего Средневековья и XII в. уступил место в XIII в. Христу-Человеку, возродившему своими страданиями человека. Он - Новый Адам, рядом с ним Пречистая Дева - Новая Ева. Но прежде всего он был ХристомСтрадальцем, Страждущим: это - Христос Страстей, Бичеваний, Распятий, Сострадания. Новое благочестие выдвигало на первый план всю человеческую жизнь ХристаЧеловека, ставшего Богом - от Благовещения до Вознесения. Земное существование Христа - одна из излюбленных тем искусства, начиная с XIII в. Ей посвящались специальные театрализованные действия, мистерии. Одно из самых выразительных иконографических воплощений жизни Христа - фрески итальянского художника Джотто в капелле дель Арена в Падуе (1304-1306 гг.). XIV век породил образ Иисуса, облеченного в пурпурную мантию, в короне из терниев, которого Пилат демонстрирует толпе. Обращаясь к Христу, Иоанн, согласно Евангелию, говорит: "Esse Homo" - "Вот Человек". Этот образ Христа был призван символизировать один из исключительных моментов человеческой истории, но одновременно - это также символическая фигура страдающего, униженного, но божественного по своей природе человека. Великая тайна человеческой истории, пишет Ж. Ле Гофф, которую на протяжении всего долгого Средневековья пытались объяснить теологи, - почему Бог принял решение сделаться человеком, смирить себя в Христе.
Но человек, согласно христианской мифологии, не замыкается один на один с Богом. Он, его душа, был ставкой в той вечной борьбе, которую ведет против Бога - Духа Добра, Сатана - Дух Зла. Человек должен сам принимать решение поддаваться или нет греховным искушениям и таким образом выбирать Рай или Ад. За душу человека сражаются две армии сверхъестественных сил: ангелов и демонов. В этой борьбе человек располагал духовной поддержкой Богоматери, святых, ангелов. Средневековое искусство насыщено изображениями финальной сцены земного существования человека, когда душа умершего, в виде маленького человечка, взвешивается на весах Страшного суда архангелом Михаилом, за действиями которого напряженно наблюдают, готовые подхватить ее в любую минуту в случае перевеса в сторону зла или добра, соответственно - Сатана и Св. Петр.
Из этой христианской мифологии произошли две широко распространенные на протяжении всего Средневековья концепции человека. Согласно одной из них, человек - вечный путник, совершающий странствие по земной жизни. В зависимости от своей склонности он выбирает путь либо к спасению и вечной жизни, либо к вечной смерти и страданиям. Парадоксально, но средневековый человек действительно не был прикован к месту. Он был, по выражению Ж. Ле Гоффа, "странником по своей сути и по призванию". В XIII в. монахи нищенствующих орденов находились чаще в пути, чем в своей обители. Тип человека-странника олицетворяли пилигримы, совершавшие паломничества по святым местам, и странствующие рыцари. XII-XIII века породили более высокую и более опасную форму земного странствия, которая была связана с религиозной идеей Крестовых походов1.
Но странствия были чреваты опасностями. Одна из них - разрыв связи с домом, семьей, социальной группой, т. е. утрата стабильности положения, статуса, одного из важнейших, согласно господствовавшим представлениям, условий сохранения благочестия и спасения. Паломничество легко могло перерасти в бродяжничество и горе было тому, кто не имел "ни очага, ни места", особенно если это был клирик: монах-бродяга - самый худший образ человека в представлении Средневековья (стр. 42-45).
Согласно другой концепции, сущность человека заключается в покаянии, замаливании грехов, открывающем путь к спасению. Одна из важных черт образа средневекового человека - его поразительная готовность к покаянию в ответ на любые несчастья и чрезвычайные ситуации: будь-то неурожай, засуха, эпидемия болезни, военное разорение и т. д., в которых он всегда видел Божье наказание, ниспосланное за грехи. Эта концепция нашла выражение в обязательной с XIII в. практике ежегодной исповеди.
Образ человека, который христианская мифология и догма стремились представить как универсальный тип, был внутренне сложен. Его образует противоречивое единство души и тела, духа и материи. В иерархии средневековых христианских ценностей телесное имело низкую оценку. "Омерзительным одеянием души" называл тело богослов Григорий Великий. "Когда человек умирает, - говорил французский король Людовик Святой, - он излечивается от проказы, каковой является его тело". Спасение, или гибель души, согласно учению церкви, осуществляется через тело. Церковь призывала к смирению плоти, аскетическому образу жизни. Монастырские уставы строго регламентировали количество дозволенных ванн и туалетных процедур, так как в уходе за телом видели роскошь и признак изнеженности. Считалось, что крещение должно было "отмыть" христианина раз и навсегда в прямом и переносном смысле.
Тем не менее, восприятие тела и телесного средневековым обществом было двойственно противоречивым. Принижая тело, христианский идеал вместе с тем делал исключение для святых, телам которых поклонялись. Физическая красота - непременный атрибут святости. Святые были наделены не только духовными дарами (доброжелательность, мудрость, честность, терпимость, одаренность, уверенность, радостность), но и телесными (красота, сила, ловкость, здоровье, долголетие, способность к наслаждению). Вот как, например, рассказывает доминиканский монах о Фоме Аквинском: "Когда св. Фома прогуливался на лоне природы, народ, работавший на полях, бросив свои занятия, устремлялся ему навстречу, с восхищением созерцая его величественную фигуру, красоту его человеческих черт; в гораздо большей степени их толкала к нему его красота, чем его святость", - заключает монах. (Жак Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. С. 316). Полагали, что тело умершего святого "распространяет аромат святости". Но сохраняли останки, тела не только святых, но и великих мира сего - императоров, королей, пап, епископов. Их бальзамировали с помощью пахучих трав и минералов. Отдельно хоронили внутренности, извлеченные из тела: церковь обещала воскрешение плоти.
Христианский идеал, принижающий тело, вступал в противоречие и с представлениями военной аристократии и рыцарей, с их культом физической силы, столь необходимой и на войне, и на турнире, и на охоте. "Кумирами людей всех состояний, пишет Ж. Ле Гофф, - были те, кто совершал подвиги, то есть нечто из рода спортивных достижений" (см. стр. 45-46).
Представления Средневековья о конституции человека не ограничивались противоречивым единством души и тела: она включала также разум, рассудок, "определяющий дыхание", возможность постижения высокого смысла античной и христианской философии и соединяющий человека с третьим лицом Троицы - Святым Духом. Наконец, сердце, которое, как верили, соединяет душу и рассудок, ведает всей гаммой чувств и высшим из них - чувством Любви, является мотором, движущим ток крови.
Показательно, что человек в целом его физической конституции, т. е. в телесном воплощении был одновременно метафорическим образом органического единства общества - "христианского тела", головой которого, как писал епископ Иоанн Солсберийский, является государь, его советники - сердцем; судьи и наместники - глазами, ушами и языком; воины - руками; сборщики податей - желудком и кишечником, крестьяне - ногами (см. стр. 46-47).
Согласно средневековым представлениям, жизнь человеческая разделяется на шесть периодов: младенчество, детство, отрочество, юность, зрелость, старость, которым соответствуют шесть исторических эпох - от сотворения мира до потопа, от потопа до Авраама, от Авраама до царя Давида, от Давида до вавилонского плена, от вавилонского плена до рождества Христова, и последний период - от Рождества Христова до конца света. Возрастам человеческим (и историческим эпохам) средневековое сим волическое сознание уподобляло часы дня: на заре трудился праведный Авель, третий час - время Ноево и построения ковчега, девятый час - законодательство Моисеево, вечер _ пришествие Христа. Периоды человеческой жизни, как их отмеряло Средневековье, не совпадают с современными представлениями. Считалось, что юность длится до двадцати пяти лет, зрелость - до сорока пяти, а после того наступает старость. Историко-демографические исследования подтверждают, что люди в средние века умирали рано: голодовки, эпидемии, войны делали свое дело1.