"Трудящиеся" - крестьяне

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 

 

Крестьянство было основным производящим классом средневекового общества, но оно не было единым и распадалось на разные группы, отличающиеся друг от друга по своему правовому статусу и по экономическому положению, по величине земельных держаний, по степени юридической обеспеченности владельческих прав, по размерам и характеру повинностей, по степени личной несвободы. Эти различия определялись не только теми или иными региональными особенностями. Они складывались исторически, в зависимости от тех путей, какими крестьянские семьи втягивались в подчинение феодальному сеньору, которому они были обязаны отдавать часть своего труда или продукта. Свободного крестьянства, стоящего вне феодальных связей, в Европе к началу XI в., за исключением отдельных окраинных районов (например Восточная Англия, Скандинавия), уже почти не было или еще не было. С упадком публичных институтов в XI- XII вв. этим группам крестьянства стало практически невозможно доказать свое свободное состояние. Сама "свобода" была разных степеней, а зависимость оказывалась более или менее тяжелой, поскольку "аппетиты" отдельных сеньоров были различными. Сближение между свободными и сервами в XI-XII вв. протекало аналогично ранее происходившему сближению колонов и рабов, но результаты при этом оказались диаметрально противоположными. В некоторых областях именно серваж наложил свой отпечаток на положение всего крестьянства.

Новые группы свободного крестьянства появились впоследствии в районах активной внутренней колонизации, расчистки и освоения лесных пространств и болот. Заинтересованность сеньоров в привлечении трудовых ресурсов на эти впервые вводимые в оборот земли обеспечивала новопоселенцам льготные условия и относительную свободу. Это в свою очередь вызвало движение за уменьшение сеньориальных поборов, повышение юридического статуса зависимого крестьянства и коллективное освобождение старых деревень по образцу тех, что возникли в результате крупных распашек нови.

Присвоение феодалами прибавочного труда или продукта, производимого зависимым крестьянством, осуществлялось в разных формах. На более ранних этапах распространенными формами были объезд сеньором подвластных ему деревень, обязанных кормить его и его свиту, и регулярные поставки продуктов питания в резиденцию сеньора. Со временем наиболее типичной формой организации производства и присвоения феодальной ренты становится феодальное поместье - вотчина, которое обычно состояло из господского хозяйства и крестьянских наделов.

В экономическом отношении крестьянство разделялось на две группы: имеющие дом надельные крестьяне (сколь бы малым ни был их надел) и живущие в господском доме дворовые слуги - челядь. Последняя была занята в сеньориальном хозяйстве, обслуживала феодала. Объем повинностей челяди не регламентировался. Они получали содержание из барских запасов, питались за общим столом и ютились в каморках господского замка. Надельные крестьяне, напротив, были тесно связаны с землей, на которой стоял их дом и располагался участок. Следует отметить, что уровень жизни крестьянина зависел в большей степени не от его личного статуса, а от статуса земли, которой он владел.

Крестьянский надел не был простым количеством пашни, луга, виноградника, сада, но чем-то сопричастным семье и человеку, и предания рисовали длинную нить поколений, владевших и трудившихся на одной и той же земле. Крестьянин, который постоянно жил в деревне и лишь изредка или случайно оказывался за ее пределами, воспринимал землю как что-то свое, как кровно с ним связанное. Их привязывало к земле и феодальное право, призванное обеспечить поместье трудовыми руками. Но в своей хозяйственной деятельности они были относительно самостоятельны, так как работали на своем наделе, отдавая сеньору лишь часть своего времени и труда либо в форме барщины, либо в форме натурального или денежного оброка - чинша. Основу крестьянского населения составляло среднее крестьянство, достаточно обеспеченное землей и другими условиями производства, чтобы прокормить свои семьи и выполнить все повинности своему сеньору.

Другой принцип разграничения крестьянства - правовой. Степень правоспособности крестьянства варьировала очень сильно - от личной зависимости до обязанности делать чисто символические взносы (например, пару каплунов к празднику) и подчиняться сеньориальному суду. Личнозависимый крестьянин (во Франции их называли сервами, в Англии - вилланами) не мог без разрешения господина и без уплаты соответствующего побора уйти из поместья, выдать замуж дочь или продать свой надел. Сеньор пользовался по отношению к нему правом мертвой руки, т. е. правом на принадлежавшее умершему крестьянину имущество, которое постепенно трансформировалось в право взыскать лучшую голову скота или лучшую одежду и определенную денежную сумму с наследников умершего крестьянина - за разрешение вступить в права наследования. Вот как описывал правовое положение крепостныхсервов французский юрист XIII в. Бомануар в своем труде "Обычаи Бовэзи" (между 1280 и 1283 гг.):

"...Есть много состояний личной крепостной зависимости. Ибо одни из крепостных так подчинены своим сеньорам, что эти сеньоры могут распоряжаться всем их могуществом, имеют (над ними) право жизни и смерти, могут держать их в заключении по своей воле - за вину или без вины - и никому за них не ответственны, кроме как одному богу. С другими обращаются более человечно, ибо при их жизни сеньоры не могут ничего от них требовать, если только они не провинятся, кроме их чиншей, рент и повинностей, обычно уплачиваемых за их крепостное состояние. И [лишь] когда они умирают или женятся на свободных женщинах, все их имущество - движимое и недвижимое - переходит к сеньорам. Ибо тот, кто женится на свободной, должен платить выкуп по усмотрению сеньора. И если [крепостной] умирает, нет у него наследника, кроме сеньора, и дети крепостного ничего не получают, если не заплатят выкупа сеньору, как это сделали бы люди посторонние. Эти последние повинности носят у крепостных Бовэзи название мертвой руки и брачной пошлины..." (Хрестоматия по истории средних веков. Т. 2. М., 1963. С. 360).

Непосредственное присвоение сеньором крестьянского труда осуществлялось путем отработок на господской земле и на господском дворе со своим рабочим скотом и со своими орудиями под надзором старосты или приказчика, причем размеры этих отработок соответствовали площади наделов. Например, если полнонадельный крестьянин работал на барщине четыре дня в неделю, то владелец половинного надела - только два дня. Немало времени и физических сил отнимало исправление извозных повинностей, размеры которых, как правило, не фиксировались и определялись лишь волей и потребностями сеньора. Наибольшей интенсивности отработки достигали осенью, во время уборки урожая, когда крестьянские руки были особенно необходимы в своем собственном хозяйстве. Дополнительные работы крестьян во время жатвы и молотьбы, которые сначала носили характер помощи сеньору, впоследствии превращались в обязательные повинности, которые нередко доводили размеры осенней барщины для полнонадельных крестьян до шести дней в неделю.

Размеры крестьянской ренты определялись обычаем: количество дней, время и характер барщинных работ (пахота, жатва, косьба, молотьба, рытье канав и др.), тип и объем поставляемых продуктов. Виды натурального оброка отличались большим разнообразием: крестьяне уплачивали взносы сеньору хлебом и пивом, домашней птицей и сыром, медом и маслом, изделиями из дерева и железа и многими другими продуктами своей хозяйственной деятельности. Денежные платежи на первых порах встречались как исключение и были незначительными. Чаще всего различные виды ренты комбинировались. Сумма крестьянских повинностей зависела как от давления и произвола со стороны сеньора, так и от сопротивления им со стороны самих крестьян. Об эффективности скрытых форм противодействия крестьян косвенно свидетельствуют некоторые государственные акты (см. стр. 203-204). Описание одного из конкретных эпизодов, связанного с неудачной попыткой крестьян апеллировать к королевской власти в противостоянии произволу и насилию сеньора, сохранилось в анналах аббатства Мури (Швейцария):

"Жил некогда в Волене могучий вельможа, именем Гунтрамн, множество владений в разных местах имевший и на имущество соседей своих жадно взиравший. Некие свободные люди, проживавшие в одном селении, в чаянии, что он будет [к ним] добрым и милостивым, передали ему свои земли и сделались его чиншевиками, с условием, чтобы под покровительством и защитою его пребывать в безопасности. Он же, возрадовавшись и замысливши злое, стал утеснять их: сперва одолевал просьбами, потом, пользуясь широкою своею властью, приказал отправлять для него [разные] службы, как будто бы они были его крепостные, именно - утеснял их полевыми работами, уборкою сена и прочим по своему произволу... Не будучи в состоянии сопротивляться, с неохотою выполняли они то, что им приказывали.

Тем временем король прибыл в Солёр (около 1038 года); пришли туда и поименованные поселяне с жалобами на незаконное их утеснение. Но в столь многочисленном сборище вельмож, а также по причине грубости их речи не дошли до государя эти жалобы. Не в добрый час пришли они туда, ни с чем и вернулись обратно..." (Социальная история средневековья//Под ред. Е.А. Косминского и А.Д. Удальцова. Т. 1. М.-Л., 1927. С. 222).

В регионах преобладания пахотного земледелия и особого развития домениальной системы и отработочных рент, которые требовали жесткой связи между крестьянским и господским хозяйством и постоянного контроля за рабочей силой со стороны сеньориальной администрации, неизбежно возникали наиболее тяжелые формы личной зависимости. В скотоводческих и промысловых районах эта связь была гораздо слабее, а пространство крестьянской свободы - соответственно шире. Однако и в областях развитого земледелия структура поместья и соотношение в нем разных форм рент отнюдь не были стандартными, а в значительной мере отражали личные предпочтения вотчинника, который, как это нередко случалось, мог вовсе не заводить или ликвидировать барщинное хозяйство, переведя всех крестьян на оброк.

Зависимость крестьян проявлялась и в так называемых баналитетах. Баналитет - это принудительная обязанность крестьянина использовать господский инвентарь, расплачиваясь частью продукта. Крестьяне должны были молоть зерно на мельнице господина, печь хлеб в господской печи, выжимать виноград на давильне сеньора. Попытки крестьян обойти запрет пользоваться собственными ручными мельницами преследовались, а последние изымались и уничтожались. Известны многочисленные крестьянские бунты против сеньориальных баналитетов.

Кроме того, господин был не только получателем крестьянской ренты, но и судьей над своими людьми. Королевские суды в ряде стран не принимали жалоб крестьян на их господина. Объем компетенции сеньориальных судов (курий) был различным - от наложения штрафов за воровство и за отказ от барщины до права смертной казни. Кулачная и палочная расправа, во всяком случае, входила в число наказаний, применяемых частным судом. Многочисленные штрафы, налагаемые поместными судами за различные правонарушения, составляли немалую долю доходов вотчинника и нередко разоряли крестьянские хозяйства. В частности, "Песня землепашца" (один из редких средневековых памятников, позволяющих услышать неискаженный голос самого крестьянства) отводит этой форме эксплуатации значительную роль в бедственном положении английских вилланов XIII в. (см. стр. 204-206).

Преобладающей формой поселения западноевропейских крестьян в XII-XIII вв. была деревня, средняя численность жителей которой колебалась между двумя-четырьмястами человек. Территория деревни распадалась на три части: внутреннюю - место поселения, пахотную землю и так называемую альменду - неподеленную землю, находившуюся в совместном пользовании (лес, воды, луга, пустоши). Как место поселения, деревня состояла из дворов, деревенской площади и колодца. Двор средневекового крестьянина представлял собой сложный комплекс: он включал дом с примыкающими строениями, сад, виноградник, небольшие участки, засеянные льном или коноплей. При этом с точки зрения средневекового права двор имел решающее значение; именно с ним было связано право пользования пахотной землей, он сохранял свою правовую значимость и в том случае, когда на нем не было дома, - если дом сгорел или был разрушен. В рамках хозяйственной жизни двора крестьянин действовал по своему усмотрению и его трудовая деятельность здесь никем не регламентировалась. Внутренняя территория деревни была обнесена изгородью, принимавшей подчас характер укреплений типа городских валов и рвов. Селиться за пределами ограды было запрещено. По мере роста населения ограда расширялась. С деревенской оградой, обозначавшей границы поселения, связывались древние магические представления, она служила также защитой от неожиданного нападения. Реальный мир средневекового крестьянина был пронизан двойственностью, находившей отражение в противопоставлении "своей" возделанной земли и бескрайних массивов "чужого" леса, пустошей, болот, которые ограничивали его пространственный и умственный кругозор. Хозяйственный прогресс Средневековья долгое время сводился к выкорчевыванию деревьев и распашке пустошей, к освоению леса. Деревни были отделены друг от друга глухим бором, "ничья земля" разделяла территории, уже вовлеченные в сферу собственности крестьянских общин или феодальных сеньоров. Там, где было много невозделанных, главным образом лесных пространств, членам общины предоставлялось право заимки пустой земли в личное пользование.

Обнесенная изгородью территория средневекового деревенского поселения располагала особым правом (миром) - преступления, совершенные на территории деревни, карались с особой строгостью. Одним из институтов деревенского мира было, в частности, право предоставления убежища, но в полной мере это право не утвердилось - феодальная судебная власть постоянно ограничивала его, а в ряде случаев вообще отрицала. В отличие от города средневековой деревне не удалось превратиться в замкнутую сферу действия особого права.

Пахотная земля деревни подразделялась на три поля, которые в свою очередь делились на отдельные полосы. В принципе полноправный крестьянин - владелец двора - должен был иметь в каждом из полей свои полосы, однако в действительности дело обстояло далеко не так. Имущественная дифференциация очень рано возникла в средневековой деревне: отнюдь не все крестьяне располагали плутом (или сохой), имели упряжку, немало было и таких, которые обрабатывали свой участок вручную. Можно обнаружить целую иерархию уровней жизни внутри каждой юридической категории крестьян. Верхушку деревенского общества составляла малочисленная группа зажиточных крестьян, имевших значительные по площади наделы и занимавших различные должности в сеньориальной администрации, что обеспечивало режим наибольшего благоприятствования в хозяйственной деятельности, возможности для обогащения и социальный престиж.

Альменда - это прежде всего лесные угодья, а лес для крестьянина Средневековья был не только источником топлива и строительного материала, но главным образом пастбищем, и в первую очередь для свиней. Пользование альмендой первоначально было привилегией полноправных крестьян, и до тех пор, пока деревня состояла из однородных в правовом отношении домохозяйств, альмендой пользовались совместно, а коллективные права и обязанности укрепляли соседские связи. Но с XIII в. положение меняется: под влиянием роста численности населения, интенсивного освоения нови и резкого сокращения лесных угодий обостряется борьба за альменду - сначала между зажиточными, полноправными крестьянами и бедным людом, а затем между всеми жителями деревни и пришельцами, корчевавшими леса.

Деревня была в принципе самодовлеющей экономической единицей, производящей все (или почти все) необходимое для существования. Из этого, однако, не следует, что продукция крестьянских хозяйств целиком предназначалась для внутреннего потребления и платежей феодалу. Даже в небольших деревнях уже в IX-X вв. возникают еженедельные рынки и крестьяне втягиваются в торговлю продуктами земледельческого производства. В целом к 1300 г. экономическое положение крестьян многих областей Западной Европы было тяжелым и они более чем когда-либо ранее нуждались в дополнительных источниках дохода, что способствовало развитию сельских промыслов. Но и в предшествовавший период в деревнях, располагавшихся в окрестностях городов, где развивалось сукноделие, крестьяне работали сдельно или за установленную плату на предпринимателя, обосновавшегося в городе. И вместе с тем связь деревни с внешним миром была ограниченной и жизнь здесь больше, чем где-либо, подчинялась природному ритму и обычаям. Крестьянство, само существование которого зависело от непосредственного взаимодействия с природой, воспринимало себя как ее неотъемлемую часть. Вся его трудовая деятельность подчинялась привычной смене времен года и повторяющимся циклам сельскохозяйственных работ. Рутина обычаев придавала черты патриархальности не только крестьянскому быту, но и взаимоотношениям с феодалами. Пока феодальная рента ограничивалась размерами потребляющего хозяйства сеньора, эксплуатация скрывалась под покровом традиционных услуг, оказываемых друг другу обеими сторонами. Когда созревал урожай и господин испытывал особенно большую потребность в рабочих руках, обычай требовал, чтобы крестьяне выходили на помощь, отрываясь от овоих собственных столь же настоятельных дел, но за это обычай требовал от сеньора щедрого угощения, подчас стоившего больше убранного зерна. Таким образом патриархальность отношений закреплялась соображениями хозяйственной необходимости: обе стороны, несмотря на взаимное недовольство, не могли обойтись друг без друга и направляли свои усилия на ежечасное воспроизводство установившихся хозяйственных форм и социальных связей.

Нередко случалось недальновидному сеньору непомерными поборами и притеснениями подрывать основы крестьянского хозяйства. Кроме того, бесконечные распри и вооруженные столкновения, затяжные феодальные войны сеньоров между собой имели разрушительные последствия, которые больше всего сказывались на материальном положении крестьян и угрожали самой их жизни. Именно потому, что крестьянин и его труд служили источником существования и богатства своего господина, сеньоры в борьбе друг с другом стремились подорвать, а то и вовсе уничтожить этот источник.

"...Хроники, сообщающие нам о бесконечных феодальных воинах, сопровождают рассказы стереотипным рефреном о разорении крестьян, горящих деревнях, избиваемых стариках, женщинах и детях. Сражаются рыцари, а хронист добавляет: "Дома и сельские строения погибали, будучи преданы огню и мечу". Описание осады замка хронист обычно сопровождает фразой: "жители многих деревень истреблены, и даже были сожжены церкви с людьми, которые порывались скрыться в них, как сыновья под покровом матери" ...В Артуа в начале XII в., рассказывают "Деяния епископов камбрейских", сражались люди сеньора Гуго с епископом города Камбрэ. Сначала Гуго, укрепившись в своем замке Кревкер, грабит и сжигает окрестные деревни, истребляет крестьян, нападает на всех, кто идет на базар в город. Затем то же проделывает епископ, нисколько не стесняясь своего звания, по отношению к деревням и людям своего недруга. В 1260 г. Эрве де Шеврез с четырьмя оруженосцами нападает на земли приората Иветт, мучает крестьян, отнимает у них лошадей. В 1315 г. люди гасконского герцога захватывают земли рыцаря Пьера де Лавердака, угоняют тысячу голов скота, арестовывают и убивают многих из его держателей...

Попытки установить внутренний мир помогали мало, но самые договоры и клятвы свидетельствуют о трудности положения крестьян. В 1023 г. Варэн, епископ Бовэзийский, приглашал сеньоров давать такую клятву: "Я не отниму ни вола, ни коровы, никакого другого скота; я не буду захватывать в плен ни крестьян, ни крестьянок, ни купцов; я не буду отнимать у них денег и принуждать их выкупать себя из плена, Я не пожелаю, чтобы они теряли свое имущество из-за войны их сеньора, и я не буду подвергать их порке, дабы отнять у них пропитание. Я не буду захватывать у них на пастбищах ни коней, ни кобыл, ни жеребят. Я не буду разорять и предавать огню их дома; не буду отбирать у них виноград и не буду под предлогом войны истреблять виноградники. Я не буду разрушать мельниц и не буду похищать на мельницах муку, если только это не будет на моей земле (!), и я не буду требовать постоя"... (Сказкин С. Д. Избранные труды по истории. М., 1973. С. 177-178).

Но, как правило, господин был заинтересован в жизнеспособности хозяйства своих крестьян. Поэтому, если богатеющий крестьянин нередко встречал со стороны господина недоверчиво враждебное отношение, то разоряющийся бедняк мог получить поддержку и помощь зерном, скотом или недостающим инвентарем, особенно в голодный неурожайный год, и одновременно эта помощь усугубляла зависимость ее получателей, зачастую вынужденных платить за нее отработками, что усиливало социальную напряженность, которая время от времени проявлялась в саботаже на барщине, отказе платить оброки и штрафы, кражах с полей сеньора и браконьерстве в его лесах, поджогах и порче его имущества, побегах крестьян. Относительное равновесие этой системы отношений было нарушено в результате бурного роста товарно-денежных отношений и кризиса барщинно-домениального хозяйства в XIV в., выразившегося в постепенной ликвидации собственной запашки сеньора и сдаче господской земли крестьянам в различного рода держания, в коммутации, т. е. в переводе натуральной и отработочной ренты в денежную форму, и в так называемом освобождении крестьян, т. е. в выкупе ими повинностей, вытекающих из их личнозависимого статуса (поземельная и судебная зависимость крестьян от сеньора и связанные с ними платежи сохранялись в полной мере). Одновременно многочисленные войны и междоусобицы XIV в. основательно разрушили образ защитника и поколебали престиж сеньора в глазах крестьянства, способствовали психологическому и моральному отчуждению крестьян от своих господ. Разоренные Столетней войной французские крестьяне имели все основания усомниться в том, что их сеньоры способны выполнять какую-то общественно-полезную функцию. По словам очевидца событий, монаха Жана де Венетта (1307- 1371 гг.), сочувствовавшего простому народу, "крестьяне, видя бедствия и утеснения, которые со всех сторон им учиняли и от которых дворяне не только их не защищали, а напротив, еще больше, наподобие врагов, их теснили, с оружием в руках поднялись против французской знати". Вот как описывает он ситуацию во французской деревне и положение крестьянства в год Жакерии: "В этом [1358] году виноградники, источник благотворной влаги, веселящей сердце человека, не возделывались; поля не обсеменялись и не вспахивались; быки и овцы не ходили по пастбищам; церкви и дома... повсюду носили следы всепожирающего пламени или представляли груды печальных, еще дымящихся развалин. Глаз не услаждался, как прежде, видом зеленых лугов и желтеющих нив, но наталкивался всюду на тернии и сорные травы. Колокола не звонили радостно, призывая верных к божественной службе, а лишь били тревогу, подавая сигнал к бегству крестьян при приближении неприятелей. Что сказать мне еще? Самая отчаянная нищета царила повсюду, и особенно среди крестьян, ибо сеньоры усугубляли их страдания, отнимая у них и имущество, и их бедную жизнь. Хотя количество оставшегося скота - крупного и мелкого - было ничтожно, сеньоры все же требовали платежей за каждую голову: по10 солидов за быка, по 4-5 солидов за овцу. И тем не менее они редко обременяли себя заботами о том, чтобы защищать своих вассалов о набегов и нападений неприятелей..." (Французская деревня XII-XIV вв., и Жакерия. Документы. М. - Л., 1935. С. 64, 77).

Одним из существенных элементов средневекового обычая и вместе с тем его главной опорой была сельская община, крестьянский коллектив, объединявший и сплачивавший отдельные семьи. Сельская община обладала многообразными функциями: хозяйственными, административными, социально-культурными. В распоряжении общины находились неподеленные угодья - альменда. Община как целое могла дарить или продавать эти угодья и вместе с тем она обеспечивала каждому общиннику право пользоваться ими. Запрещалась лишь эксплуатация общинных владений с  целью наживы: можно было ловить дичь и рыбу для себя, но не для продажи, и точно так же воспрещалась рубка леса на продажу или выпас чужих свиней. Чересполосица крестьянских земель ставила очень остро вопрос об общинном контроле за сельскохозяйственными работами: каждый клин должен был засеваться одним сортом семян, обрабатываться и убираться в одно время и в одно время превращаться в открытое поле, на которое выгоняли пастись скот (принудительный сенооборот). Общинный сход решал дела, касавшиеся общего хозяйства, решал земельные споры между крестьянами, наказывал за мелкие проступки. Со временем, когда в этом возникала потребность, традиционно поддерживавшиеся общинные распорядки могли быть зафиксированы в уставе общины (см. стр. 206-210).

Административные права общины складывались из судебных и фискальных функций. Объем этих прав был различным: в некоторых средиземноморских районах деревня становилась самоуправляющейся коммуной, привилегии которой фиксировались специальной хартией, в других - деревня была подчинена воле сеньора и ее должностные лица (староста и присяжные) либо избирались под контролем господина, либо прямо им назначались. В соответствии с этим община брала на себя осуществление своего рода круговой поруки, требуя от своих членов добросовестного выполнения феодальных повинностей и налагая штрафы на нарушителей обычая. А вместе с тем, приучал крестьян к совместному решению вопросов и к солидарным действиям, направленным на защиту общих интересов, община была той организованной силой, которая могла оказывать сопротивление сеньору и отстаивать от его притязаний свои леса и луга, ровно как и традиционные размеры ренты. Таким образом, диалектика взаимодействия сеньора и местной сельской общины предполагала и сотрудничество, и конфликты на почве злоупотреблений фискального, судебного или административного характера. Выступая чаще всего в форме пассивного сопротивления, социальная борьба нередко выливалась в настоящие бунты, а иногда и в крупные крестьянские восстания (см. стр. 211-214).

Соотношение общины с господской вотчиной было весьмa сложным. Сравнительно редко имело место полное совпадение деревни и вотчины, обычно же деревня распадалось на несколько феодальных держаний, принадлежавших разным лицам. Община как бы оказывалась разорванной на несколько владений и соответственно владения одного сеньора лежали в разных деревнях, не образуя единого территориального комплекса. Кроме того, сложность структуры общины проявлялась в том, что в ее состав

входили обычно не только крестьяне разных сеньоров, но и крестьяне разного личного и поземельного статуса, обязанные своим господам разными повинностями. Разумеется, средневековую общину не следует идеализировать, она (во всяком случае, в XIII в.) не была эгалитарным учреждением. Внутри общины образовалась группа относительно зажиточных и в силу этого влиятельных семей, которые ссужали деньги на общинные нужды и оказывали решающее воздействие на поведение общины. По большей части именно из них выбирались старосты и присяжные. В функции общины входило поддержание мира на ее территории, организация противодействия пришельцам, а также благотворительность, контроль за функционированием церкви и часовни. Сопротивляясь любым нововведениям, ограничивая личную инициативу и предприимчивость, сельская община выступала хранителем не только аграрных распорядков, но и бытовых и культурных традиций.

Как-никакой другой из социокультурных типов средневекового общества крестьянство разных стран и регионов несло на себе отпечаток конкретных географических, климатических, демографических условий среды обитания, которые формировали его характер в историческом процессе борьбы производителей с природой за выживание и материальное обеспечение своих семей и своих господ. Природные условия и тип занятий определяли ритмы трудовой деятельности, которые, конечно, были различными у земледельцев и у тех, кто занимался перегонным скотоводством. В целях самодостаточности и большей защищенности от капризов погоды и постоянной угрозы голода крестьянин должен был поддерживать многопрофильность своего хозяйства, выращивать различные культуры, заниматься домашними промыслами. В благосостояние семьи вносили свой вклад все ее члены: женщины пряли и ткали, дети пасли скот.

С монотонностью тяжкого физического труда и вынужденным повседневным самоограничением контрастировали яркие и буйные народные празднества, сопровождавшиеся пирами и попойками, танцами и играми, многие из которых восходили к языческим, дохристианским временам и которые уже может быть в силу одного этого встречали осуждение церкви и светских властей. Именно в крестьянском быту всего прочнее сохранялись архаичные верования и обычаи, да и сами христианские представления и мифы перекраивались на языческий лад, получая новое содержание за счет фольклора, народных верований и социально-этических представлений. Так возникла народная трактовка христианства, или "народная религия". (см. стр. 221-226.)