ЖЕНЩИНЫ И СЕМЕЙНЫЙ УКЛАД СРЕДНЕВЕКОВОГО ГОРОДА

 

ПО КНИГЕ ДЭВИДА НИКОЛАСА "ДОМАШНЯЯ ЖИЗНЬ СРЕДНЕВЕКОВОГО ГОРОДА: ЖЕНЩИНЫ, ДЕТИ И СЕМЬЯ В ГЕНТЕ XIV В."

 

Город Гент во Фландрии был в XIV в. вторым по величине городом к северу от Альп после Парижа. Его население составляло примерно 60 тыс. человек. Гент славился как один из основных центров суконного производства в Европе, но самые крупные капиталы были сосредоточены здесь в руках корабельных магнатов. Добившись в предыдущие века значительной самостоятельности в делах внутреннего городского управления, в 1323- 1328 гг. Гент участвовал во Фландрском восстании, чтобы в борьбе отстоять и упрочить свои привилегии и вольности, на которые посягал фландрский граф.

Жизнь большого города, разнообразная и полная драматических коллизий во всех своих сферах - предпринимательской, социальной, культурной, политической, рождала самые острые и неординарные ситуации повседневной жизни, с которыми сталкивались и которые вынуждены были преодолевать жители Гента. Однако во многом благодаря этому материал архивов Гента - протоколы заседаний городского совета, судебных разбирательств, постановления городских властей и цеховые статуты, расчетные книги и т. п. - демонстрирует обилие возможных разрешений конфликтов в личной, семейной жизни, разнообразие родственных отношений. Множество потенциальных вариаций поведения в частной сфере позволяет увидеть в гентских примерах основные тенденции европейского Средневековья во взаимоотношениях внутри семьи, между мужчинами и женщинами, между детьми и взрослыми.

Имеется существенная трудность в изучении и интерпретации источников, из которых можно извлечь сведения о положении женщины в средневековом городе и особенностях ее социального поведения. Нужно постоянно учитывать, что документы эти, как правило, составлялись мужчинами и поэтому они отражают прежде всего их точку зрения. Сложно также определять социальный статус женщин, прослеживать их жизненные пути, поскольку не существовало единой системы их именования. Женщины (в особенности это касалось низших слоев) выступали в документах то под личными именами, то под прозвищами, то назывались по своим профессиональным занятиям. Замужние женщины пользовались как именем мужа, так и своим девичьим именем. Законные дочери в большинстве случаев брали фамильное имя отца, но иногда обращались и к девичьему имени матери, а незаконные дочери пользовались им по преимуществу.

Опека и приданое

 

Женщины получали статус законной

личности, как правило, только через мужчин-опекунов. Опекуном одинокой женщины становился обычно ее отец или за его отсутствием брат или дядя. В замужестве опекунские обязанности переходили на супруга, причем юрисдикция мужа распространялась даже на отношения жены с ее собственным родственным кланом. Нормальным брачным возрастом для девушек считалось обычно 15 лет. Но женщин из высших слоев старались выдать замуж раньше, чем из низших, что было связано со стремлением скорейшего урегулирования права наследования и заключения выгодных партий.

Невеста получала приданое, которое в браке оставалось в ее личной собственности и часто, когда она лишалась материальной поддержки мужа, было основным источником ее существования. Приданое выражалось в различной форме - деньгах, ренте, земле, домашней обстановке. Иногда приданое имело форму платежного обязательства, реализуемого после смерти одного из родителей. Среди аристократических семей было распространено обещание невесте в качестве приданого недвижимости с сохранением за родителями права пользования ею до конца своей жизни. При поздней женитьбе муж делал денежный подарок своей избраннице. В Генте существовал институт помолвки, и если мужчина женился на женщине, разорвавшей ради этого прежнее обручение, то он обязывался оплатить ущерб, нанесенный обманутому жениху.

 

Жизнь в браке: любовь и ненависть

 

Многие исследователи, изучавшие средневековую семью, высказывали суждение, что при заключении брака в то время руководствовались исключительно экономическими соображениями и считали, что супружество в досовременном мире вообще мало что имело с сексуальным влечением, а романтическое чувство играло второстепенную роль при оформлении супружеских отношений собственности и поддержании их. Гентские документы показывают, что это справедливо лишь отчасти, да и то в отношении городского нобилитета. В массе же мы сталкиваемся с многочисленными примерами супружеского расположения, которое проявлялось в самых неожиданных ситуациях. Так, когда некий Якоб Ван дер Стеен избил свою мачеху, она простила его, по ее же словам, только "из любви к своему мужу".

Браки в Генте отличались стабильностью, и на примерно 1200 семей приходилось в год от двух до шести "бракоразводных процессов". Речь в таких случаях шла не о расторжении церковного брака, а о разъезде супругов. Нужно, однако, учитывать, что реально "разъездов" было больше, поскольку некоторые пары жили врозь, не тратясь на формальное разделение, внушительная стоимость которого в общем делала его прерогативой имущих слоев.

Раздел имущества производился городским судом, а разрешение на раздельное проживание предоставлял епископский суд. При разъезде городской глава наказывал супругам составить опись имущества - каждого отдельно и собственности, находящейся в совместном владении, и жить каждому на свои доходы до окончательного решения епископского суда. Женщины должны были оплачивать свои расходы на разъезд сами.

При разделе имущества приданое жены обычно ей возвращалось, и каждая сторона получала половину общей собственности. При наличии ребенка ему выделялась треть общей собственности, и соответственно по одной трети получал каждый из супругов. Однако факт разделения имущества в отличие от развода автоматически не отменял прав одной стороны на собственность другой. Поэтому связанные с разъездом конфликты были мучительны, часто в них вовлекались родители супругов или другие родственники, а иногда дело доходило до драк не только между супругами, но и их родителями. Интересно, что жены принимали самое активное участие в тяжбах о разделах, они подчас лучше своих мужей разбирались в финансовой стороне вопроса, а в одном случае жена самостоятельно вела все дела по разделу имущества в течение длительного судебного разбирательства.

 Разъезжались супружеские пары и с солидным брачным стажем, прожившие вместе 10-20 лет, и молодые, не сошедшиеся .характером, не желавшие видеть друг друга почти сразу после женитьбы. Основания для разъезда были самые различные - и простая несовместимость, и бездетность, и адюльтер, и импотенция, и пьянство, мотовство мужа, физическое насилие в отношении жены, ссоры с родителями и т. д. Нравы в этой сфере хорошо иллюстрирует пример супругов Ливина Ван Оверракера и Кателины Платийнс, которые разъехались, снова сошлись через семь лет, в течение которых Ливии жил с двумя другими женщинами, заимел от них несколько детей, заботился о них впоследствии и не забыл в своем завещании.

 

Обольщение: насилие или добрая воля?

 

Обилие подобных примеров показывает, что в городе, где сожительство и внебрачные дети были обычным делом, сексуальные нравы и сексуальные отношения отличались относительной свободой. Священник, завещающий состояние своей сожительнице и детям, - явление в Генте обычное. Тайное бегство влюбленных, умыкание, совращение, видимо, вообще считались заурядным делом. В 1191 и в 1297 гг. были изданы специальные законодательные рекомендации для судебных разбирательств по таким делам. Так, если женщина или ее родственники обвиняли мужчину в насильственном похищении, то жертва до суда изолировалась. В суде женщина помещалась на равном расстоянии от обольстителя, с одной стороны, и своих родственников, с другой. Если по знаку судьи она шла к своему обольстителю, то тем самым она признавала его своим мужем, и дело прекращалось, но если она выбирала своих родственников, то он подвергался наказанию.

Но интересно, что при разработанности законов, карающих за похищение и совращение девушек, в течение XIV в. не зафиксировано ни одного случая наказания за это мужчин, хотя случаев такого рода было предостаточно. Видимо, девушки хорошо знали своих обольстителей, имели  возможность встречаться с ними прежде и позволяли уводить себя добровольно. Так, дочь дубильщика Беткин была в подростковом возрасте, когда провела ночь с неким Яном. Сразу после того как об этом стало известно родителям, отец Яна был готов заплатить за "позорное нападение и злодеяние" отцу и всему роду Беткин. Но поскольку все происходило с согласия девочки, инцидент закончился свадьбой, Беткин получила в пользование приданое своей матери и в придачу "из милости" некоторое дополнительное имущество - кой-какую мебель и (без права отчуждения) участок земли и ренту. Еще в одном случае Лизбет бежала из родительского дома со своим дружком, движимая "сильным чувством, которое возникло между ними". Ее родители, узнав об этом, проявили завидное понимание, взяли ее опять в дом и даже не потребовали от юноши и его рода компенсации.

Удивительны примеры, характеризующие нормы сексуального поведения в среде городской аристократии. Один отпрыск знатной фамилии убедил некую Кателину в том, что он холостяк, и за обещание жениться она перешла к нему жить. Он же присвоил себе ее имущество, которое она наследовала от своих родителей, после чего она вдруг открыла, что он женат.

Имевшее место на практике довольно свободное общение мужчин и женщин противоречило устоявшимся представлениям, по которым женщине не полагалось находиться наедине с мужчиной. Показательна бурная возмущенная реакция свидетелей прогулки мужчины с чужой женой. Но социальные нормы устанавливались мужчинами, а у них было разное представление о необходимом уровне нравственности своих жен и дочерей и других женщин. Отсюда - распространенные случаи сожительства мужчин с экономически зависимыми от них женщинами - крестьянскими девушками, находившимися в услужении на фермах, и горничными.

Есть некоторые данные и о проституции в Генте. Здесь была улица проституток, которая, очевидно, оправдывала свое название. Видимо, чтобы несколько сдержать девиц, завлекающих прохожих, в 1350 г. было выпущено муниципальное распоряжение, запрещающее им "сидеть на перегородках городской стены". Некоторое представление о царящих в этой сфере нравах и отношении к ним допропорядочных граждан дает случай, происшедший с Питером Коеном. На улице перед своим домом он обнаружил лежащих девицу и мужчину "со спущенными штанами". Питер вернулся домой, взял нож и уж собирался заколоть бесстыдника, но тут "юная леди" остановила его и сказала, что это - знатный гентский гражданин Бернард Ван Белле.

В большом городе со свободными нравами и высоким процентом преступности вокруг женщин создавалась атмосфера криминальной опасности. Многие даже носили с собой оружие, чтобы иметь возможность защитить себя на улице. Однако женщины относительно редко становились жертвами тяжких насильственных преступлений. Так, в тридцатилетний период 1350-1380 гг. было убито 26 женщин и 699 мужчин. Но картина меняется, когда речь заходит о мелких насильственных действиях и о сквернословии: женщины составляли до 50% от общего числа участников такого рода деяний - и как жертвы и как их инициаторы.

 

Деловые женщины

 

Документы средневековых городов, в том числе и Гента, рисуют увлекательную и во многом неожиданную для нас картину активной хозяйственной и предпринимательской деятельности женщин. Закон Гента существенно ограничивал права женщин в самостоятельном ведении дел. Уже упоминавшееся обязательное опекунство над собственностью женщины, которое осуществлялось мужчиной - либо родственником, либо мужем, снималось только в случае освобождения от опеки незамужней женщины своим кланом или отречения мужа от своего права. В городских земельных кадастрах зафиксировано всего несколько женщин, плативших ренту в качестве глав домохозяйств. По закону муж контролировал собственность жены, а в повторном браке также и часть ее имущества, полученную ею по наследству  после смерти первого мужа. Самостоятельная предпринимательская деятельность женщин существенно ограничивалась уже самим фактом наличия опекуна и часто причиной отказа от сотрудничества с ней оказывалась боязнь невозможности заключения с нею контракта без разрешения опекуна. Система опекунства влияла и на представления горожан о самостоятельно нажитых женщинами состояниях - считалось, что женщина могла обогатиться только благодаря мужу или родственникам.

И все же при том, что мужчины формально оставались основными собственниками недвижимости, женщины контролировали большую ее часть - это касалось и земли, и ренты, и городских строений. Мужья не имели полной свободы действий и в отношении собственности жен, составлявшей их приданое, которым мужья могли распоряжаться только с разрешения ее родственников как с отцовской, так и с материнской стороны. Недовольство мужей этим положением иногда выливалось в рукоприкладство. Некий Питер, претендуя на часть жениного приданого, разругался с женой. Его теща Алисе, защищая собственность дочери, энергично вмешивалась в ссору супругов. Тогда Питер пошел к ней, с улыбкой поздоровался, а потом неожиданно развернулся, сбил с ног не подозревавшую худого тещу и до крови избил ее. Суд наложил на него взыскание и напомнил, что ему запрещено продавать или отчуждать недвижимость, которую Алисе предоставила своей дочери, без согласия на то ее родственников.

Определенная юридическая защищенность собственности женщин находила также выражение в узаконенной практике предоставления равных наследственных долей сыновьям и дочерям.

В документах фиксируются случаи продажи женами собственного имущества для покрытия долгов мужа. Жена своим отказом могла освободить себя от уплаты мужниных долгов, однако на это требовалось согласие мужа. Вместе с тем при банкротстве мужа допускалась передача им как несостоятельным должником своего имущества в управление тестю или даже жене. В деловой документации Гента часты упоминания женщин как глав деловых предприятий (при согласии на ведение дел женщиной со стороны мужа или родственника - мужчины). Учет таких упоминаний может дать представление о цифровом выражении хозяйственной предприимчивости женщины. В разные годы XIV в. насчитывается 20-28% подобных случаев от общего числа дел, причем этот процент резко возрастает в годы войны. В чрезвычайных обстоятельствах клан родственников или городской глава могли уполномочить женщину вести дела за отсутствующего мужа.

Участие женщин в жизни делового мира, равно как и существование женщин, особенно одиноких или находящихся в разводе, на ренту от своего состояния или на доходы от профессиональной деятельности, на практике рассматривалось как обычное явление. В документах упоминаются супруги, которые "могли долго жить врозь, занимаясь каждый своим делом и оплачивая собственные расходы", или же "самостоятельная женщина, свободная предпринимательница - хозяйка гостиницы", или девочка, которой предполагалось оказывать материальную помощь, "до тех пор пока она сама не сможет зарабатывать себе на хлеб".

Многие женщины - менялы, ростовщики, торговки, хозяйки гостиниц активно помогали своим мужьям. Жены пекарей и пивоваров играли решающую роль в успехе дела мужа, иногда они действовали и самостоятельно, хотя не обладали правами членов гильдии. Насколько деловое партнерство могло определять всю семейную жизнь супругов, демонстрирует один необычный брачный договор, заключенный в 1390 г. В нем будущие муж и жена - Одине и Нийс обязывались жить со священником Яном Ван ден Хеке, который должен был стать их деловым партнером в изготовлении свечей. Супруги и священник вносили в дело равный капитал и делили поровну доходы и расходы. Священник брал также на себя обязательство научить Нийс торговать. Предполагалось, очевидно, что жена должна войти в дело полноправным и компетентным партнером.

 Наряду с теми, кто вел дела в качестве помощниц и деловых партнеров своих мужей, были и самостоятельно действующие женщины. Из документов следует, что в Генте существовал особый статус "женщины-торговки", который предоставлял право получившей его женщине вести свои дела независимо от своего опекуна. Женщины могли быть членами определенных гильдий - парикмахеров, зеленщиков, красильщиков. В деловом мире встречались весьма независимые и удачливые женщины. Особенно впечатляющ пример менялы Целие Реббе, которая сначала была партнером двух городских менял, а затем вела дела самостоятельно, причем с таким размахом, что к концу жизни сколотила одно из самых больших состояний Гента.

Занимая важное место в экономической жизни города, женщины, однако, не имели политических прав. Нет упоминаний об исполнении женщинами должностных обязанностей в гильдиях или в городском совете, хотя наиболее богатые и влиятельные женщины, как та же Целие Реббе, участвовали в сборе налогов. А в одном случае женщина - жена предводителя восставших гентцев Якоба ван Артевельде - представляла город на дипломатических переговорах.

 

Было ли детство в средние века?

 

До недавнего времени при исследовании проблем, связанных с положением детей в средневековом обществе, опирались главным образом на интерпретацию этих проблем, предложенную известным французским ученым Филиппом Ариесом. Основным его тезисом было утверждение, что средневековые люди не имели представления о детстве как об особом периоде в жизни человека, а дети рассматривались тогда просто как маленькие взрослые. Эта точка зрения опиралась прежде всего на описания детских лет святых из их житий. Однако большая часть таких жизнеописаний детей и некоторых других касающихся детства сочинений, была написана духовными лицами либо о детских годах будущих священнослужителей и поэтому типичность подобных описаний весьма сомнительна. В последние годы появился целый ряд специальных работ, в которых эта точка зрения опровергается. Документы Гента также определенно свидетельствуют о том, что особый статус детей существовал и признавался как их родителями, так и городским обществом в целом. Основным источником подтверждающих это сведений служат документы о собственности, наследуемой ребенком после смерти одного или обоих родителей.

У детей Гента были специфические детские имена, образованные при помощи суффикса "кин". Так, ребенка по имени Ян называли Аннекин, Лизбен - Беткин и т. д. По представлению средневековых горожан, невинные дети не должны были отвечать перед Богом за грехи, а ущерб, нанесенный ребенком, возмещался ответственным за него лицом. Дети считались умственно и психологически неспособными вести свои дела и потому нуждались в постоянной опеке. Такое представление о детях особенно наглядно проступает в сентенциях о некоторых взрослых, где им намеренно даются "детские" характеристики, чтобы оттенить необычность их поведения. Человек почтенного возраста заявляет о своей неспособности управлять собственным имуществом: "Ведь я настолько стар, что по сути являюсь настоящим ребенком и не контролирую свои пять чувств". А юношу укоряют за "плохое поведение и ребячливость" и потому не дают денег в долг.

 

Забота о детях

 

Большую часть забот о судьбе сирот принимал на себя клан. После смерти одного из родителей назначался опекун ребенка, обычно родственник со стороны умершего - часто его брат. Только после того как имущество ребенка приводилось в порядок, опекунские права могли переходить к другому родителю. В случае смерти обоих родителей каждый клан назначал своего опекуна. Мать становилась опекуном только с разрешения мужниного клана, который мог и отстранить ее от воспитания детей. В случае материальных затруднений мать иногда сама отказывалась от поддержки и воспитания своих детей, передавая эти права родственникам умершего мужа. Отмечаются случаи и разделения хлопот по попечению, когда младшие дети оставались с матерью, а опекуны брали на себя ответственность за старших детей, или девочки оставались с матерью, а мальчики переходили в дом к мужчинам-опекунам. Но все же чаще дети воспитывались матерью, которая получала материальную поддержку от родственников мужа.

Заботу о детях-сиротах осуществляли и городские должностные лица, причем они несли ответственность даже за тех детей, чьи родители не были жителями Гента, но умерли в городе. Каких-либо запретов для психически и умственно отсталых людей жениться и иметь детей не было, и магистраты заботились о детях таких родителей, а также о детях из малоимущих семей. В случае, если клан не мог подыскать опекуна, то и этим занимались магистраты; они также были призваны пресекать физическое насилие над детьми. Отчимы не были обязаны материально поддерживать и воспитывать детей жены, хотя обычно они это делали. Но чтобы обезопасить ребенка от возможного ущемления его материальных интересов со стороны отчима, городские должностные лица позволяли ему только с их разрешения участвовать в деловых операциях, затрагивающих собственность пасынков.

По мере взросления ребенок постепенно освобождался от подчинения родителям и родственникам. Совершеннолетними считались мальчики с 15 лет и девочки с 12. Фактически же молодые люди освобождались от опеки, когда оставляли родительский дом и женились. Более того, официальное освобождение наступало только после решения клана о достижении юношей или девушкой определенного уровня "зрелости и мудрости" и подтверждения этого решения городским главой. Видимо, подросток должен был пройти определенные испытания, которые устраивались опекуном или кланом - например, провести пробные торговые операции. В результате этих испытаний и устанавливалась степень его подготовленности к самостоятельной жизни. Поэтому достижение совершеннолетия еще не вело автоматически к эмансипации, и документы фиксируют

 многочисленные случаи опеки и именования уменьшительными детскими именами молодых людей, давно вышедших из официального детского возраста.

 

Учеба, работа и озорство

 

Дети, как правило, ходили в школу, хотя многие мальчики из бедных семей обучались только ремеслу и были неграмотны. Учителями в школе были в основном мужчины, хотя есть и одно косвенное упоминание об учительнице: в городском суде рассматривалось оказавшееся клеветой обвинение учительницы в том, что она влюбилась в своего тринадцатилетнего ученика. Есть сведения о том, что в школу ходили и девочки, но остается непонятным, каким было обучение - смешанным или раздельным.

Поскольку опека ребенка стоила немалых денег, многие дети из семей с низким и средним достатком начинали работать задолго до своего совершеннолетия, прежде всего это касалось детей ремесленников. Однако широкое использование детского труда отнюдь не означало, что улицы города не были наполнены гамом играющих детей, а сорванцы не затевали проказ, от которых шарахались мирные граждане. Один мальчик попал прохожему в глаз стрелой, другой "ужасно вел себя, крал деньги и лошадей", а по вечерам и ночам прохожие наталкивались вдруг в темноте на шумные компании ребят, забавляющихся с охотничьими собаками. После одной из таких закончившейся потасовкой встреч в городе было издано распоряжение, предписывающее родителям держать детей под контролем и не позволять им играть с такими собаками с наступлением темноты.

 

Дети законные и побочные

 

По некоторым косвенным данным можно судить о существовании эмоциональных связей между родителями и детьми. Детям полагалось слушаться своих родителей. Один отец обязывался оказывать поддержку своим детям, "если они будут хорошими ребятами и будут вести себя в соответствии с пожеланиями отца". У родителей были свои любимчики. Некоторые женщины отвергали помощь и вмешательство членов клана в содержание и воспитание ребенка, если это противоречило интересам ребенка.

Среди документов о детях Гента основная часть касается незаконных детей - бастардов. Их число было очень велико, как поразительно высоким было количество случаев сожительства и незаконных отношений во всех социальных слоях, в том числе и аристократических. Многие мужчины постоянно проживали и вели совместное хозяйство со своими любовницами и незаконными детьми, одновременно продолжая отношения со своими женами и детьми, рожденными в законном браке, и, таким образом, содержали две семьи. Часто бастарды были результатом добрачных связей мужей, результатом увлечений и любви, не санкционированной супружескими законами средневековой церкви. Выражение "дитя любви" - не современная выдумка, оно нередко встречается и в гентских материалах XIV в.

Рождение незаконных детей не сопровождалось моральным позором или общественным порицанием, хотя в правовом и имущественном отношении бастарды ущемлялись. Они, например, не могли наследовать имущество отца. В тех случаях, когда отец желал пожертвовать что-либо своему незаконнорожденному ребенку, он должен был определять сумму дара до того, как законные наследники получат свою часть наследства. Деньги, завещанные отцом бастардам, никогда не переходили матери и ее клану, и за этим следил опекун с отцовской стороны. Вместе с тем бастарды могли наследовать имущество своей матери и родственников с материнской стороны на тех же основаниях, что и законные дети.

При обилии в городе бастардов подчас возникали проблемы с определением права наследования в последующих поколениях, когда для городских чиновников трудным представлялось определить родственный статус наследников. Так, Яном Ван ден Занде был от имени своей жены подан иск на имущество ее кузины. Обе женщины были законными дочерьми своих родителей, но их матери - дочерями-бастардами от двух братьев, которые имели статус законнорожденных. Жене Яна было в иске отказано.

В ряде случаев не было ясно, является ли законным сам брак, так что неизбежно возникали проблемы с определением статуса рожденных в таких браках детей. Наследники Симона де Рийне из аристократической фамилии доказывали законность его брака с Лизбетте и тем самым законное право их детей на наследство. Характерны в этом деле показания свидетелей, которые говорили судебным исполнителям, что "Лизбетте была скорее законной женой, чем нет".

Отношение к бастардам в семьях было различным - от полного неприятия до чрезвычайно теплых взаимных чувств между отцами и детьми, которые становились иногда единственной опорой своему родителю в старости. Жены также иногда ненавидели детей мужа, а иногда принимали на себя опекунские обязанности по уходу за ними.

 

Большие и малые семьи

 

Документы Гента также до некоторой степени проясняют спор, который ведется в последнее время в историографии о том, какие семьи преобладали в городах позднесредневековой Европы - малые (называемые также нуклеарными - от лат. nucleus - ядро) или же большие, объединяющие несколько поколений родственников, находящихся между собой в разной степени родства, которые были более традиционными и сдерживали развитие малой семьи. Данные гентских источников показывают, что эти два основных типа семьи не столько противостояли друг другу, сколько находились в сложном взаимодействии.

Население Гента было разделено по клановым линиям, построенным на принципах фамильной солидарности и коллективной ответственности. Представители ряда аристократических фамилий имели своеобразную униформу или же носили одежду определенного цвета, по которым сразу можно было установить, к какому фамильному клану они принадлежат. Приоритет клана в решении дел, касающихся его членов, поддерживался городскими должностными лицами. Так, при споре двух родственников суждение выносилось только с учетом решения клана, а в делах о передаче наследства клан мог даже приостанавливать действие соответствующих статей городского закона. В случае убийства родственный клан, к которому принадлежал убийца, должен был уплатить роду умершего "цену крови", даже если убийца уже по закону понес наказание. Защищая себя и своих членов от посягательств извне, клан таким образом выполнял некоторые общественные функции, которые в настоящее время принадлежат правительственным чиновникам. Поэтому с развитием в Новое время государственного аппарата власть клана существенно ограничивается.

Но при всем том главной социальной единицей Гента XIV в. была малая семья, которая постепенно освобождалась от давления клана. Клан по существу вмешивался в дела малой семьи в ограниченном числе случаев, главным образом тогда, когда требовалось защитить сирот и вдов, когда без этого вмешательства под угрозой оказывалась собственность членов клана, когда решались вопросы наследства. Если же сравнивать современную и средневековую малые семьи, в качестве отличительного признака последней можно выделить ее меньшую замкнутость. Эта относительная открытость зависела от многих причин, среди которых - обилие сводных братьев и сестер, запрет во многих гильдиях брать в подмастерья отцам своих сыновей, необходимость по материальным условиям проживания под одной крышей сразу нескольких поколений родственников.

 

ЖЕНЩИНА-ВРАЧЕВАТЕЛЬНИЦА

 

Характерная фигура для европейского высокого Средневековья женщина-врачевательница. Терапевтическая помощь женщины-врача воспринималась как вполне обычное дело. Об этом читаем мы, например, в письме (середина XII в.) высокообразованного монаха Рудольфа, аббата монастыря в Хирзау - одного из крупнейших в Тюрингии, основанного ландграфом Людвигом для своей фамилии, - адресованном приору, настоятелю другого монастыря в Тюрингии. Вы наверное слышали, - пишет Рудольф, - о болезни нашего брата Зиндольда. Ему рекомендовали мы отеческую заботу и я надеюсь, что благодаря милосердию Господа дела его пойдут на лад. Однако аббат просил в связи с этим прислать перечисленные им целебные травы, а также посетить "ту женщину в Зангерхаузене, о которой рассказывал Вам вышеназванный брат, и чтобы она Вам все точно рассказала, что, в каком количестве и каким образом должен он принимать и на что он должен обратить внимание. И Вы должны все записать на рецепте и направить нам вместе с питьем, изготовленным ею и ею же приготовленной мазью". Аббат Рудольф рекомендует эту женщину своему другу как "ученого" врача, хорошего диагноста, определяющего заболевание по внешним его проявлениям, и как фармацевта, приготовляющего по собственной рецептуре лекарства как для внутреннего, так и для наружного применения.

Врачебная практика женщин в средневековой литературе представлена широко и разносторонне - от акушерства, терапевтической помощи до фармакологии: приготовление домашних лекарственных средств, выращивание лекарственных растений, лечение травами, составление специальных сборников, травников. Эта сторона ее деятельности, также как и собственно медицинская, особенно родовспомогательная практика, были тесно связаны с магией (приворотные зелья, предсказание судьбы новорожденному и др.).

Женщина, оказывающая медицинскую помощь страждущему - мотив многих средневековых миниатюр. Масса  медицинских трактатов этой эпохи имеет своими авторами женщин. Правда, число их резко сокращается с XIV в., когда женщинам был закрыт доступ к высшему университетскому образованию, в частности медицинскому. Если в 1292 г. в списках парижского налогового обложения значилось восемь "мирессес" - женщин, занимающихся врачеванием (в частности хирургией, вправлением суставов, залечиванием), то в 1313 г. - всего переломов лишь одна. Источники донесли до нас показательный в этом отношении эпизод, относящийся к 1332 г., когда медицинский факультет Парижского университета возбудил дело против некоей Якобы Феличе, лечившей больных "учеными" методами: наблюдение за пульсом, исследование цвета и состава мочи (это типичные, стереотипные действия врача, сохраненные нам средневековой миниатюрой). Это считалось монопольным правом лиц мужского пола, окончивших курс в университете. Процесс был проигран Якобой, несмотря на убедительную защиту и восторженные показания семи излеченных ею пациентов.

Но закрытие доступа к образованию вместе с тем не воспрепятствовало в последующие столетия знанию женщинами, занимавшимися врачеванием, специальной литературы. Еще и в XVI в., например, в области Рейн-Пфальц известны многочисленные женщины, не только занимавшиеся врачеванием, но и делавшие переводы специальных трактатов, написанных врачами-мужчинами, с латыни на народный язык, составлявших сборники медицинских руководств, иногда иллюстрированных, в частности по женским болезням, гигиене, косметологии, уходу за новорожденными и т. п. Широкой известностью пользовался в высокое Средневековье и неоднократно переписывавшийся и переиздававшийся сборник такого типа "Тротула", приписываемый магистру Тротуле, известной женщине-врачу Салернской школы. В области, связанной с женскими болезнями, родами, воспитанием новорожденных женщины-врачи оставались серьезными конкурентами дипломированным врачам мужчинам, получившим образование в университете. Правда, кормилицы, женщины сиделки работали по специальным указаниям врача и под его присмотром. Акушерки не всегда присутствовали при родах, но лишь в особых сложных случаях, Опытные ценились особенно высоко. Деятельность повитух, акушерок находилась под контролем властей. Они сдавали специальный экзамен и лишь после этого могли заниматься практикой. В медицинских трактатах часто фигурируют и "бадемодер" - женщины, специальностью которых было обмывание новорожденных младенцев.

Медицинские трактаты уделяют много внимания человеческой физиологии, в том числе особенностям женского организма, начиная с его формирования в утробе матери. Они отражают распространенные в то время научные представления о человеческом организме и дополняют образ женщины, присущий средневековому сознанию. Процесс формирования женского организма, считали средневековые медики, требует иных условий, чем мужского, начиная уже с утробы матери. Чтобы зародыш женского пола мог вызреть, требовался более продолжительный срок и особый температурный режим. С XII в. утвердилось представление о "семикамерной" структуре матки. Те три камеры что были расположены справа, "ближе к печени", кроветворному органу, имели более высокую температуру, это способствовало вызреванию зародышей мужского пола, другие три "камеры" в левой стороне, "ближе к селезенке", обладали более низкой температурой и именно в них происходило формирование плода женского пола. Если плод оказывался в центральной камере - рождался гермафродит.

Медицинская средневековая литература свидетельствует о внимании и заботливости к женщине, вынашивающей ребенка. Существовала детально разработанная система питания, диета. Она должна была устранить "плохие соки", препятствовать "болезненной материи", способствовать поддержанию благоприятного водно-температурного режима. Строго регулировалось потребление пива и меда, предписывалось очищение кишечника. Рекомендовались упражнения, теплые ванны. Руководства предостерегали от опасности "излишней" эмоциональности (гнева, испугов, "порывов"). Практиковались профилактические кровопускания (из поверхностных вен на ногах), паровые ванны и травяные настои, но в меру и под наблюдением "знающего лица". Рекомендовали остерегаться танцев, быстрых и резких движений, верховой езды и далеких путешествий в карете.

Нормальными считались роды через девять или семь месяцев; восьмимесячные считались "нежизнеспособными" как находящиеся под "вредным влиянием" знака Сатурна, обреченными на смерть. Средневековые медицинские трактаты предлагают целый спектр мероприятий для обеспечения благоприятного исхода родов: от магических слов и действий до амулетов. Дипломированная медицина в качестве средства, облегчающего роды, рекомендовала, в частности, положить под ноги роженицы перо коршуна или травник. Роды принимала повитуха, которой помогали другие женщины, в том числе и "бадемодер". Повитуха оставалась рядом с роженицей в течение недели, следя за состоянием матери и младенца.

Вся педиатрическая литература пронизана мыслью о тесной связи между матерью и младенцем. Речь об отце заходит лишь тогда, когда время подходит к школьному возрасту. Один из важнейших вопросов - выбор кормилицы. Считалось, что материнское молоко - это целебное средство и вырабатывается из крови. Отсюда - строгие требования к образу жизни кормилицы, ее физическому состоянию, добродетельности ее поведения. Это представление в свою очередь, было связано с более общим представлением о женском организме как носителе лекарственных свойств. Материнское молоко использовалось для приготовления лекарственных препаратов, как терапевтическое средство для лечения ран и гнойников, восстановления ткани. При этом важно было, чтобы это было молоко от одной женщины и особенно родившей сына. Носительницей целебной силы, как полагали, является "добродетельная", "чистая" женщина: она способна облегчить недуг одним своим прикосновением. Медицинские трактаты рассматривают целомудрие как специфическое терапевтическое средство. Воздержание - то, что средневековый хирург предписывал больному. Те большие ожидания, которые возлагались врачами и пациентами на целебную силу девственности, отразились и в названиях лекарственных средств, например "молоко девственницы". Но женщина могла быть носительницей и "вредных веществ". Именно это представление лежит в основе распространенных легенд о девице-отравительнице.