ГЛАВА IX

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 

 

                                    1.

 

  В ГРУ новые веяния. В ГРУ новые люди. Фамилии новых начальников 2-го,

7-го, 12-го Управлений, 8-го направления 6-го Управления и 4-го направления

11-го Управления мне ничего не говорят. Генералы да адмиралы. Но фамилия

нового начальника 5-го Управления знакома до боли Кравцов.

Генерал-лейтенант. Пять лет назад, когда я уходил в академию, он получил

свою первую генеральскую звезду. Теперь их две. Наверное, скоро будет три.

Все его предшественники на этом посту были генерал-полковниками, 5-е

Управление! Под контролем этого небольшого жилистого человека весь Спецназ

Советской Армии. Ему подчинены диверсионные и добывающие агентурные сети

шестнадцати военных округов, четырех групп войск, четырех флотов, сорока

одной армии и двенадцати флотилий. Ему сейчас сорок четыре года. Успехов

вам, товарищ генерал.

  А у меня нет успехов. Я знаю, что нужно искать выходы к секретам, но у

меня на это не остается времени. Дни и ночи я в агентурном обеспечении без

выходных, без праздников. Спидометр моей машины взбесился. Не проходит

недели, чтобы на спидометре тысячи километров не прибавилось. Иногда эти

тысячи прибавляются катастрофически быстро, и тогда Сережа Нестерович, наш

автомеханик, по приказу Младшего лидера подкручивает спидометр, сбрасывая

лишние тысячи. У него для этого есть специальный приборчик: коробка и

длинный металлический тросик в трубочке. Был бы я на его месте, непременно

сбежал бы с этим приборчиком в Америку. Покупал бы старые машины,

прокручивал спидометры и продавал их, как новые.

  Крутит он спидометр не мне одному. Много нас, борзых, в резидентуре. И

каждый носится по Европе интенсивно, как Генри Киссинджер.

  Спидометр - лицо разведчика. И не имеем мы права показывать своего

истинного лица. Крути, Сережа!

 

                                    2.

 

  Навигатор руки потирает:

  -  Заходите. Рассаживайтесь. Все?

  Младший лидер окидывает нас взглядом. Пересчитывает. Улыбается

Навигатору:

  - Все, товарищ генерал, за исключением шифровальщиков, группы

радиоконтроля и группы радиоперехвата.

  Навигатор ходит по залу, смотрит в пол. Вот он поднимает голову и

радостно улыбается. Таким счастливым я его никогда не видел.

  - Благодаря стараниям Двадцать Девятого наша резидентура сумела добыть

сведения о системе обеспечения безопасности на предстоящей в Женеве

выставке "Телеком-75". Подобные материалы сумели добыть дипломатические

резидентуры ГРУ в Марселе, в Токио, в Амстердаме и в Дели. Но наша

информация наиболее полная и получена раньше других. Поэтому начальник ГРУ,

- он выжидает мгновение, чтобы придать заключительной фразе больше веса, -

поэтому начальник ГРУ доверил нам проведение массовой вербовки на выставке!

  Мы взвыли от восторга. Мы жмем руку Двадцать Девятому. Зовут его Коля

Бутенко. Он капитан, как и я. В Вену он приехал позже меня, но уже успел

совершить две вербовки. Варяг.

  -  Двадцать Девятый.

  -  Я, товарищ генерал. - Коля вскочил.

  - Благодарю за службу!

  - Служу Советскому Союзу!

  - А теперь тихо. Восторги будут после выставки. Как делается массовая

вербовка, вы знаете. Не дети. На выставку выезжаем всей резидентурой. Все

работаем только в добывании, В обеспечении работают дипломатическая

резидентура ГРУ в Женеве генерал-майора Звездина и бернская резидентура

генерал-майора Ларина. Если потребуется выход на территорию Франции, то

марсельская и парижская резидентуры ГРУ готовы к обеспечению. Общее

руководство осуществляю я. На бремя операции мне временно будет подчинен

начальник 3-го направления 9-го Управления службы информации ГРУ

генерал-майор Фекленко. Он прибывает во главе мощной делегации. Николай

Николаевич...

  - Я, товарищ генерал... - Заместитель по информации вскочил.

  - Встреча делегации, размещение, транспорт на твоей совести.

  -  Да, конечно, товарищ генерал.

  - В ходе массовой вербовки применяем обычную тактику. Если кто совершит

глупость, то я принесу его в жертву общему успеху точно так, как парижский

лидер ГРУ пожертвовал пешкой - помощником военного атташе в ходе массовой

работы на выставке в Ле Бурже. Мой первый заместитель - (Младший лидер

встает) - познакомит каждого из вас с теми членами делегации, с которыми

каждый будет работать. Желаю удачи.

 

                                    3.

 

  Московский экспресс прибывает в Вену в 5.58 вечера. Медленно мимо нас

проплывают зеленые вагоны. Чуть скрипят тормоза. Здравствуйте, товарищи!

Приветствуем вас на гостеприимной земле Австрии! Носильщиков звать не надо.

Их много. Они знают, что официальная советская делегация не поскупится на

чаевые.

  Делегация огромна. Офицеры информации ГРУ, офицеры Военно-промышленного

комитета (ВПК) Совета министров СССР, эксперты военной промышленности,

конструкторы вооружения. Конечно, ничего этого не вычитаешь в их паспортах.

Если верить паспортам, то они из Академии наук, из Министерства внешней

торговли, из каких-то несуществующих институтов. Но разве можно верить

нашим паспортам? Разве в моем дипломатическом паспорте указано, что я

офицер добывания ГРУ? Здравствуйте! Здравствуйте.

  На нашей маленькой смешной планете происходят удивительные вещи. Но они

почему-то удивляют только меня, и никого более. Никому дела никакого нет до

огромной советской делегации. Никто вопросов не задает. А неясных вещей

множество. Почему, к примеру, советская делегация прямо в Женеву не едет,

зачем она на три дня в Вене останавливается? Отчего делегация в Вену

прибыла единым монолитным строем, как батальон, а в Вене вдруг

раздробилась, распалась, рассыпалась? Отчего делегаты направляются в Женеву

разными путями, разными маршрутами: кто поездом, кто автобусом, а кто

самолетом летит? Что за чудеса, до Вены поездом не спеша, а дальше

самолетом? Отчего на выставке в Женеве советских дипломатов сопровождают

советские служащие ООН в Вене, а не советские служащие ООН в Женеве?

Вопросов много. Но никого они не интересуют. И никто на эти вопросы ответов

не ищет. Что ж, тем лучше для нас.

 

                                    4.

 

  В комнате для инструктажей, в прозрачных креслах, в которые невозможно

вмонтировать никакую аппаратуру, сидят двое незнакомых. Младший лидер

представляет меня:

  -  Это Виктор.

  Я сдержанно кланяюсь им.

  - Виктор, это Николай Сергеевич, полковник-инженер НИИ-107.

  -  Здравия желаю, товарищ полковник.

  - Это Константин Андреевич, полковник-инженер из 1-го направления 9-го

Управления службы информации ГРУ.

  - Здравия желаю, товарищ полковник.

  Я жму протянутые руки.

  - Меня интересуют, - ухватил быка за рога Николай Сергеевич, - приемные

устройства, захватывающие отраженный лазерный луч, который используется для

подсветки движущихся целей при стрельбе с закрытых огневых позиций...

  - Вы, конечно, понимаете, что мои знания в этом вопросе поверхностны.

  - Конечно, мы это понимаем. Поэтому мы и находимся тут. Ваше дело

вербовать, наше - осуществлять технический контроль. - Николай Сергеевич

раскрывает свой портфель: - По данным службы информации ГРУ, наибольшего

успеха в данной области добились фирмы "Хьюз" - США, и "Силаз" - Бельгия.

  -  Против них я на выставке работать не могу.

  Они с недоумением смотрят на Младшего лидера. Но он поддерживает меня:

  - Это наш закон. У стендов больших фирм на выставках постоянно находятся

сотрудники безопасности этих фирм. На выставках мы работаем только против

очень небольших фирм, у стенда которых находится лишь один человек. Как

правило, это сам владелец фирмы. Вот против таких мы и работаем.

  -  Жаль.

  - Ничего не поделаешь, стиль нашей работы резко меняется в различных

обстоятельствах...

  - Хорошо. Вот рекламные проспекты и статьи о небольших фирмах, связанных

с этой проблемой. Вот схема их расположения на выставке. Вот фотография

того, что нам надо. За эту черную коробочку ВПК готово платить 120 тысяч

долларов, ибо разработка подобной системы в Союзе потребует многих лет и

миллионов. Дешевле скопировать.

  -  Деньги у вас с собой?

  -  Да.

  - Можно посмотреть? Я должен к ним привыкнуть. Константин Андреевич

кладет на прозрачный стол прямоугольный поблескивающий портфель и открывает

его. Внутри портфель набит газетными вырезками, рекламными проспектами, еще

какими-то бумагами: ведь на входе и выходе-полицейский контроль, вся эта

макулатура-для полицейских глаз. Он щелкнул чем-то, открывая второе дно.

  О, какое великолепие! Зеленое сияние очаровало меня. Я замер. Наверное,

так граф Монте-Кристо рассматривал свои сокровища. Какие человеческие

усилия, какая роскошь сконцентрирована в этих аккуратных пачках хрустящей

зеленой бумаги.

  Я равнодушен к деньгам. Вернее, почти равнодушен. Но то, что я увидел в

этом маленьком чемоданчике, заставило меня чуть прикусить губу.

  - Это демонстрационный портфель, - объясняет Константин Андреевич. -

Деньги в нем настоящие, но их не так много, как кажется. Мы не можем

проносить с собой на выставку много денег. Поэтому потайное отделение

сделано так, чтобы создавалось впечатление нескольких сотен тысяч долларов.

На самом деле потайное отделение не такое глубокое, как кажется. В ходе

выставки мы не платим, а только демонстрируем. Для демонстрации лучше

использовать крупные новые купюры. Оплату мы производим вдали от выставки и

используем мелкие и потрепанные купюры. Вот они...

  Он открывает старый побитый чемоданчик, до краев наполненный пачками

денег. Я трогаю их. Я беру в руки десяток пачек. Нюхаю их и кладу обратно.

Все вокруг меня смеются. Чему?

  - Не обижайся, Виктор, - объясняет Младший лидер, - во втором чемодане

денег гораздо больше, чем в первом, но ты к ним равнодушен. А первый,

демонстрационный, чемоданчик тебя просто очаровал. Это настолько

разительно, что невозможно не засмеяться.

  Что ж, мы рады, что демонстрационный чемоданчик так хорошо действует даже

на тебя.

  Выставка - это поле битвы для ГРУ. Выставка - это поле, с которого ГРУ

собирает обильные урожаи. За последние полвека на нашей крошечной планете

не было выставки, на которой не работало бы ГРУ.

  Выставка - это место, где собираются специалисты. Выставка - это клуб

фанатиков. А фанатику нужен слушатель. Фанатику нужен кто-то, кто бы кивал

головой и слушал его бред. Для того они и устраивают выставки. Тот, кто

слушает фанатика, кто поддакивает ему, тот - друг. Тому фанатик верит. Верь

мне, фанатик. У меня работа такая, чтобы мне кто-то поверил. Я как ласковый

паучок. Поверь мне - не выпутаешься.

  Для ГРУ любая выставка интересна. Выставка цветов, военной электроники,

танков, котов, сельскохозяйственной техники. Одна из самых успешных

вербовок ГРУ была сделана на выставке китайских золотых рыбок. Кто на такую

выставку ходит? У кого денег много. Кто связан с миром финансов, большой

политики, большого бизнеса. На такую выставку ходят графы и маркизы,

министры и их секретарши. Всякие, конечно, люди на выставки ходят, но ведь

выбирать надо.

  Выставка-это место, где очень легко завязывать контакты, где можно

заговорить с кем хочешь, не взирая на ранги.

  Но ГРУ никогда не работает в первый день работы выставки. Первый день -

открытие, речи, тосты, суета, официальные лица, излишне нервная полиция.

Любая выставка принадлежит нам, начиная со второго дня.

  День, когда выставка открывается, важен для каждого из нас, как для

командира последний день перед наступлением. В этот день командир вновь и

вновь томительными часами прощупывает поле битвы своим биноклем: овраг

обойти, вон там ребят - дымовой завесой прикрыть, черт, в болотце бы не

утонуть, неприметное на вид, а вон там заградительный огонь поставить

десятью батареями, оттуда контратака будет.

  Огромные силы агентурного добывания, обработки и агентурного обеспечения

стянуты сейчас в этот милый город. Но мы пока не на выставке. Первый день -

не наш. Мы разбрелись по бульварам и набережным, по узким улицам и широким

проспектам. Каждый еще и еще раз готовит свое поле битвы: не обошли, бы с

фланга, не ударили бы в тыл.

  Не знаю почему, но завтрашняя массовая вербовка меня пока не волнует. Не

стучит и не сжимается сердце. Нет. Не оттого, что я великий разведчик,

бесстрашно идущий на рискованную операцию. Наверное, просто оттого, что я

занят другим. Меня занимает не предстоящая вербовка, а великий город

Женева. Просто добрый волшебник бросил меня в царство прошлого, где на

одной улице смешались все эпохи. Улица эта - rue de Lausanne - улица ГРУ.

  Тут, на рю де Лозанн, до войны в большом старом доме, в незаметной

квартире на третьем этаже находился центр нелегальной резидентуры ГРУ,

которой руководил Шандор Радо. Дипломатический резидент ГРУ и не

подозревал, что прямо в двух кварталах от него работает сверхмощная тайная

резидентура "Дора", опутавшая правительства Европы своими цепкими

щупальцами. Тут же на этой улице находился узел связи нелегальной

резидентуры ГРУ "Роланд", которой управлял генерал Мрачковский. Резидентура

с Роланда раскинула свои сети от Шанхая до Чикаго. Но Навигатор "Роланда"

не подозревал о существовании "Доры". А Навигатор "Доры" не знал о

Мрачковском и его чудовищной организации "Роланд". А дипломатический

резидент не знал об обеих.

  Яркий осенний день. Жарко. Но листья уже щуршат под ногами. Иностранные

рабочие, испанцы или итальянцы, одетые в оранжевые комбинезоны, спешат

убрать первое золото осени с дорожек парка. Эй, не делайте этого. Неужели

вам не нравится ходить по багровым и червонным коврам? Неужели шуршание

осени вас не волнует? Неужели серый асфальт лучше? Нет у вас, братцы,

поэзии ни на грош. И оттого ваш маленький прожорливый трактор так быстро и

жадно заглатывает красу природы. А были бы вы чуть более поэтичны, то

бросили бы работу да наслаждались. Сколько красок! Какое великолепие. Какая

роскошь. Человек никогда не сможет сделать лучше того, что делает природа.

Вот, напротив входа в парк Монрепо-школа. Красивая, как замок. И часы на

башне. Заглядение. Но ведь серая она. Нет бы пятнами ее изукрасить

золотыми, да багровыми, да оранжевыми.

  Под часами, на башне школы дата - "1907". Это значит, что и Ленин этой

школой любовался. А может быть, буржуазный стиль ему не нравился? Во всяком

случае, он тут жил. На рю де Лозанн, где потом разместились резидентуры

ГРУ, где сейчас огромные дома для дипломатов громоздятся. Голову наотрез

даю, нелегальные резидентуры ГРУ и сейчас тут работают, не снижая

производительности. Хорошее место. Понимал Владимир Ильич, где жить.

Понимал, в каких парках гулять. Рабочих он любил, а буржуазию ненавидел.

Поэтому он не жил в рабочих кварталах Манчестера или Ливерпуля. Он жил в

стане врагов, в буржуазных кварталах Женевы. Наверное, хотел глубже понять

психологию и нравы буржуазии, чтобы бить ее наверняка, чтобы всех сделать

свободными и счастливыми.

  В те дни тут, по парку Монрепо и по рю де Лозанн, гуляли террористы,

мечтавшие убить русского царя, - Гоц, Бриллиант, Минор. Наверное, встречая

Ленина, они раскланивались, приподнимая черные котелки, прижимая ладонь к

накрахмаленной манишке. А может быть, они принципиально не замечали друг

друга и не раскланивались. Во всяком случае, когда Ленин взял власть, он

всех террористов, попавших в его руки, перестрелял, а заодно и царя,

которого террористы не сумели убить.

  Мне нужно спешить. У меня только один день. Последний день перед боем,

перед моей первой зарубежной вербовкой. Я должен знать поле битвы, как свою

ладонь, как командир батальона знает изрытое воронками поле, по которому

завтра пойдут в наступление его ребята. Но я не спешу. Меня очаровал старый

парк, который видел так много. Тут в октябре 1941 года на какойто скамеечке

состоялось совещание нелегальных резидентов ГРУ в Европе. Пока Советский

Союз не принимал участия в европейской войне, Гестапо не трогало его

агентуры, хотя и имело некоторые сведения о ней. Но в первый день войны

начались провалы. Начались массовые аресты. Операции по локализации

провалов результатов не давали. Провалы множились. Провалы групповые.

Провалы по цепочке. Провалы, как круги на воде от брошенного камня. Провалы

на линиях связи. Связь потеряна. Явки ненадежны. Под подозрением все.

Каждый резидент подозревает каждого своего офицера и агента, а каждый иэ

них подозревает всех остальных. Каждый резидент уже чувствует дыхание

Гестапо на своей шее и запах теплой крови в камерах пыток. Каждый бессилен.

  В этой обстановке они собрались в Женеве. В парке Монрепо. Им запрещено

было это делать. Ни один из них не имеет права знать что-либо о

деятельности таких же резидентов ГРУ. Такая встреча - преступление. За

такую встречу, если в Москве узнают, - расстрел. Но они встретились.

  По своей инициативе. Как они нашли друг друга? Не знаю. Наверное, по

"почерку". Точно как проститутка в огромной толпе среди тысяч женщин

безошибочно может найти незнакомую подругу по профессии. Как вор видит

вора. Как сидевший в тюрьме без труда, по какимто неуловимым признакам

узнает того, кто когда-то тоже был в тюрьме.

  Они встретились. Они сидели угрюмые, может быть, под этим каштаном. Волки

разведки. Высшая элита агентурного добывания - нелегальные резиденты.

Навигаторы. Лукавые. Командиры. Они сидели тут и, наверное, больше молчали,

чем говорили.

  Может быть, для них это молчание было и прощание с жизнью, и моральная

подготовка к пыткам, и взаимная братская поддержка.

  Вряд ли кто, глядя со стороны, мог подумать, что тут собран цвет

руководства сверхмощной организации, которая не единожды сжимала глотку

Европы невидимой, но железной хваткой. Вряд ли, глядя на этих людей, ктото

мог подумать, что каждый из них повелевает безраздельно тайной

организацией, способной проникать в высшие сферы власти и расшатывать устои

государственности, смещая министров и целые правительства, потрясая столицы

топотом миллионных демонстраций. Кто мог подумать, что эти люди в парке

Монрепо обладают почти неограниченными богатствами? Они сидели в поношенных

пальто, в истертых пиджаках, в стоптанных ботинках. Настоящий разведчик не

должен привлекать к себе взглядов. Он незаметен, как асфальт. Он сер.

Внешне.

  Это были загнанные волки. Зажатые в угол. У них не было выхода. То, что

они делали, карается в Советском Союзе высшей мерой наказания и именуется

страшным термином - горизонтальные связи в агентурном добывании. Но в

затылок им дышало Гестапо.

  Они сидели долго. Они о чем-то спорили. Они приняли решение. Они изменили

тактику. Они изменили системы связи, способы локализации провалов, проверок

и вербовок. Каждый делал это якобы по собственной инициативе, не докладывая

в ГРУ о тайном сговоре. Да связи тогда и не было.

  Они все пережили войну. Каждый из них добился блестящих результатов. Они

все вместе доложили руководству ГРУ о незаконном совещании 41-го только в

1956 году. Они все стали героями. Победителей не судят.

  Но кто за рубежом взвешивал вклад этих людей в победу? Кто принимал их в

расчет, когда планировал молниеносный разгром Красной Армии?

  С первого дня существования ленинского режима ему пророчат быструю и

немедленную гибель. Пророчат все, забывая предыдущие пророчества. Отчего же

забывают об этих людях в потертых пиджаках на скамейке женевского парка

Монрепо?

 

                                    5.

 

  "Аскот", "Энсом", "Амат", "Дэрби" - это гостиницы в Женеве. Это цитадели

ГРУ. Вообще-то в Женеве любая гостиница в квадрате, ограниченном парком

Монрепо, рю де Лозанн, набережной озера и рю де Монблан, - давно превращена

в пристанище ГРУ или КГБ. Из этих гостиниц ранним утром потянулись группы

добывания на левый берег. Наш путь к Palais des Expositions. Это гигантское

сооружение строилось много лет. С огромным, как вокзал, залом сливались

такие же залы, образуя бескрайнее бетонное поле под общей крышей. Бетон

застилают коврами, разделяют залы перегородками, и каждый выставляет свои

достижения.

  Сейчас к этому сооружению со всех концов выдвигаются группы агентурного

добывания ГРУ. Сюда стекаются группы обработки и агентурного обеспечения.

Если бы на огромной карте каждого нашего варяга и борзого каждую нашу

машину обозначить светящейся подвижной лампочкой, то получилась бы

грандиозная картина. Так полчище крыс медленно окружает льва, которому

суждено быть съеденным. Так бесчисленные советские дивизии выдвигались на

штурм окруженного Рейхстага.

  Сколько стянуто сюда машине дипломатическими номерами! Сколько серых,

незаметных "фордов" без дипломатических номеров. Сколько автобусов и

фургонов. Генеральный консул из Берна и консул из Женевы поставили свои

черные "мерседесы" в разных концах Plaine de Plainpalais. Они не в

добывании. Они в обеспечении, и не в агентурном, а в общем обеспечении.

Если кого-то из нас арестуют, они готовы вмешаться, они готовы

протестовать, они готовы угрожать ухудшением добрососедских отношений и

ответными санкциями, они готовы полицию отшивать, отмазывать. Советский

посол в Швейцарии Герасимов и советский посол при отделении ООН в Женеве

Миронова тоже на боевых постах. Они тоже в общем обеспечении. Они не знают,

что происходит, но имеют шифрованное указание из Центрального Комитета

находиться в полной готовности - угрожать, пугать, давить, отшивать,

отмазывать. На боевом посту дипкурьеры. Возможно, будет срочный груз в

Москву. На боевом посту Аэрофлот. Если из нас кого арестуют, он готов

немедленно после освобождения переправить домой. Чтобы шуму меньше было.

Чтобы журналистам пищи не давать. Чтобы скандал не раздувался. Чтобы все

тихо и мирно было.

  Входов много. У каждого входа очередь. Это хорошо. В толпе мы серые,

незаметные. Семь франков билет. Пожалуйста, три билетика. Двадцать один

франк. Отлично. Хорошая цифра. Все, кто работает в добывании,- суеверны,

как старая дева. В нашей группе один портфель. Демонстрационный. Можете

проверить. Бумага. Ничего более. Можете рентгеном просветить или через

магнитные ворота нас пропустить: бумага.

  Спутники мои скорее к своими стендам торопятся. Ну уж хрен вам! Теперь я

хозяин. Мне человека вербовать, мне с ним работать, так уж не спешите. Вот

к этому дяде подойдем. Он вас не интересует? А это ничего. Поговорим с ним,

можем и кофе с ним попить. А теперь вот сюда подойдем и вот сюда. Опять

посидим, побеседуем с представителями фирм, покачаем головами,

повосхишаемся слегка. Вот и сюда можно зайти - радиостанции. Это вам совсем

не интересно? Знаю я, знаю. Но зайдем. Побеседуем.

  А вот и наши стенды потянулись. Крупные фирмы, большие достижения. Мы

сюда тоже подойдем, на серые коробки с завистью посмотрим и дальше пойдем.

У стендов крупных фирм по многу людей скапливается. Объяснения дают

специалисты фирмы, явно тут и служба безопасности фирмы присутствует.

Дальше, дальше пойдем. Вот тут и остановимся. У серых коробочек одиноко

скучает небольшого роста мужчина. Один. Фирма маленькая. Кто он? Владелец

фирмы или ее директор, он же сам для себя и служба безопасности.

  -  Доброе утро.

  -  Здравствуйте.

  - Ваши коробочки нас очень интересуют. Небывалая вещь. - Мои спутники

притворяются, что языками не владеют, и оттого я играю роль переводчика.

Это хороший прием: у них гораздо больше времени на обдумывание ответов.

Кроме того, этим они меня как бы на передний план выталкивают.

  Поговорили о всякой технической чепухе, цифры какие-то, у меня от этого

голова болит. А спутники мои аж подпрыгивают, на месте усидеть не могут.

  -  И сколько вы за одну коробочку желаете?

  -  5 500 долларов.

  Мы все смеемся. Я тут же (сзади никого нет) демонстрационный портфель

открываю, прямо двойное дно, чтобы он сумел изумрудным сиянием насладиться.

Тут же я его и закрываю. А он на портфель завороженным взглядом смотрит.

  - Мы за одну эту коробочку готовы 120000 долларов вот сейчас вам

отсыпать. Да вот беда, мы из Советского Союза, а ваши западные

правительства варварски попирают свободу торговли, и мы, к сожалению, вашу

коробочку купить не можем. Так жаль!

  Мы встаем и уходим. Отошли на тридцать шагов. Завернули за угол.

Смешались с толпой.

  -  Ну что? Настоящая коробка или макет?

  -  Настоящая! Иди вербуй!

  Технические эксперты со мной ходят для умного разговора да для того,

чтобы пощупать товар перед покупкой, Меня-то обмануть можно. Их нет, Я к

стенду возвращаюсь. Портфель мой в рухах. Он меня узнает. Улыбается. Я мимо

иду. Тоже улыбаюсь. Вдруг, как бы на что-то решившись, я поворачиваюсь к

нему: не хотели бы со мной вечером выпить по рюмочке?

  Улыбка его гаснет. Долгим холодным взглядом он смотрит мне в глаза. Затем

- на мой портфель. Снова в глаза и утвердительно кивает головой. Я

протягиваю ему карточку с рисунком и адрес: Hotel du Lac в Монтре. На

карточке я еще вчера написал "21.00". Это чтобы сейчас времени на

объяснения не тратить.

  От стенда я на крыльях лечу. Вербовка! Он согласен!

Он уже мой секретный агент! Черт побери! Только бы

к потолку от восторга не начать прыгать. Только бы

улыбку ликующую с лица стереть. Только бы сердце так

не билось. Я догоняю своих спутников и говорю, что

вербовку произвел.

  Мы обходим еще несколько стендов. Беседуем. Восхищаемся. Качаем головами.

Пьем кофе. А не открыть ли наш портфельчик еще раз? Не вербануть ли еще

одного? Глаза у меня огнем загораются. Две вербовки! Но я старого доброго

еврея дядю Мишу вспоминаю. Нет. Не будем вербовать второго. Жадность фраера

губит.

 

                                    6.

 

  На Plaine de Plainpalais половодье машин. Толпа настоящая. От горизонта

до горизонта все машинами заставлено. Ищи своих. Вот машина советского

генерального консула. Он на месте, значит, его помощь не потребовалась.

Значит, все идет хорошо. Значит, проведены десятки ценнейших вербовок без

проколов, без осложнений. Вон там огромный автобус среди десятков столь же

огромных своих братьев-автобусов. Там Навигатор принимает самых успешных из

своих учеников. Но я пока не дорос до такой чести - докладывать о

результатах своей работы лично Навигатору. Я подчинен его первому

заместителю - Младшему лидеру. Где же он, черт побери?

  Ах, вот он. Среди бесконечных рядов машин я пробираюсь к нашему автобусу.

  Он уж полон. Все передние ряды офицерами информации ГРУ и ВПК

(Военно-промышленный комитет) заняты. Теми, кто помогал нам сейчас

вербовать. Задние ряды свободны. Вроде бы от солнца занавески опущены. Там,

на заднем сиденье, - Младший лидер. Он нас по одному подзывает. Шепотом

доложи. Он, как полководец на поле выигранного сражения, первые рапорта о

несметных трофеях принимает.

  А мы все, борзые да варяги, в проходе столпились. Вроде как бесцельно.

Шум. Толкотня. Шутки. Но это очередь. Очередь на доклад. Каждому не

терпится.

  У каждого глаза горят. Хохот.

  Младший лидер мне кивает. Мое время.

  - Вербанул. За 6 минут 40 секунд. Сегодня вечером первая встреча.

  - Молодец. Хвалю. Следующий.

 

                                    7.

 

  Я завербовал ценного агента, который будет десятилетиями поставлять нам

самую современную электронную технику для самолетов, для артиллерии, для

боевых вертолетов, для систем наведения ракет. То, что он завербован, - в

этом ни у меня, ни у Младшего лидера сомнений нет.

  Правда, о новом секретном агенте ГРУ мы знаем только то, что на его

визитной карточке указано. О его аппаратуре известно больше: у нас две

небольшие вырезки из газет об аппарате RS-77. Но это не беда. Это совсем не

главное. Главное то, что его аппарат нужен нам, и он будет нашим. А о

секретном агенте мы скоро узнаем больше. Главное, что он согласен тайно

работать с нами.

  За неполных семь минут вербовки я сообщил ему множество важных вещей. Я

сказал самые обыкновенные фразы, из которых следовало, что:

  - мы официальные представители Советского Союза;

  - нас интересует самая современная военная электроника, в частности его

аппараты,

  - мы готовы хорошо платить за них, и он теперь знает нашу точную цену;

  - мы работаем скрытно, умело, осторожно, не давим и не настаиваем;

  - нам не нужно много экземпляров прибора, а лишь один для копирования.

  Из всего этого он уже сам может заключить, что:

  -  мы не являемся конкурентами его фирмы;

  - если подобное производство будет налажено в СССР, то он от этого не

теряет, а выигрывает: возрастет спрос и на его аппаратуру, а может быть,

западные армии закажут нечто еще более дорогое и современное;

  - продав нам только один экземпляр аппарата, он может это легко скрыть от

властей и от полиции, один - это не сто и не тысяча;

  - наконец, ему совершенно ясны наши предложения, - он знает, чего мы

хотим, и поэтому не боится нас, он понимает, что продажа аппарата может

быть квалифицирована как промышленный шпионаж, за который на Западе

почему-то меньше наказывают.

  Ему ясны все аспекты сделки. В одном предложении я сообщил ему наши

интересы, условия и цены. Поэтому, когда он кивнул головой, согласившись

встретиться, он совершенно отчетливо сказал "да" советской военной

разведке. Он понимает, что мы занимаемся запрещенной деятельностью, и

соглашается иметь с нами контакты. Значит...

  Мой короткий вербовочный разговор - это примерно то же самое, что

молоденькой красивой студентке объяснить, что я богатый развратник и за

половые сношения с хорошенькой девочкой готов щедро платить. Да деньги

показать и сказать, сколько именно. И тут же ей предложить встретиться и

наедине послушать музыку. Если она согласна, что же еще обсуждать? О чем

еще говорить?

  Именно так осуществляются мгновенные массовые вербовки на выставках: это

нам интересно, готовы платить, где встретимся?

  С другой стороны, если бы весь мой разговор с ним записали на пленку, то

в нем не было решительно ничего криминального. Мы посмотрели на прибор,

сказали, что хотели бы его купить, но это не разрешено. А потом я вернулся

и предложил вечером выпить вина.

 

                                    8.

 

  Я молод и неопытен. Мне пока прощают семь минут на вербовку. Вообще-то

мгновенная вербовка и должна делаться мгновенно. Десятью словами. Одним

предложением. Одной доброй улыбкой.

  Вербовка должна быть немедленно и надежно скрыта: я должен обойти сотни

стендов, говоря примерно то же самое, улыбаясь примерно так же. Но не

вербуя. Если за мной следят, то как определить одного иэ сотни, который

сказал "да" советской военной разведке? Нас много на выставке. Много

вербующих, много обеспечивающих. Каждый закрывает свою вербовку сотней

других встреч. На выставке тысячи людей. Поток. Водоворот. Шанхай. Поди

уследи, попробуй.

  Нового человека нужно немедленно уводить далеко. Уже сегодня ночью мои

более опытные товарищи проведут встречи с вновь эавербованными агентами на

территории Франции, Италии, Западной Германии. Я встречаюсь в Монтре.

Кто-то проводит тайные встречи в Базеле, Цюрихе, Люцерне. Дальше от Женевы!

Еще дальше!

  Это только первые встречи. Вторые встречи будут проводиться и в Австрии,

в Финляндии, в США. Дальше от Швейцарии! Еще дальше!

  Я долга путаю следы. Меня хорошо обеспечивают. Если за мной следили, то

меня давно потеряли. Я испарился. Меня нет. Я растворился в огромных

магазинах. Я потерян в бескрайних подземных гаражах. Я ускользнул в

переполненном лифте.

  В багажнике с дипломатическим номером меня выводят из Женевы в Лозанну.

Это первое обеспечение. Это варяги из дипломатической резидентуры ГРУ в

Женеве. Они не видели меня и не знают обо мне. Они поставили свою машину в

подземном гараже в точно определенное время, ушли, оставив багажник

незапертым. Такова инструкция, Они, наверное, догадываются, что их

обеспечение как-то связано с выставкой. Но как? Они не имеют права смотреть

в багажник своей машины. Они стремительно несутся по автостраде. Они не

менее четырех часов проверяли, нет ли слежки за ними. Они проверяют это и

сейчас.

  Подземный гараж в Лозанне. Темное место со множеством этажей, лестниц и

выходов. Если следят за ними, следят ли за машиной? Наверное, нет.

  У них тысяча дел. Они ходят по городу, совершая совершенно непонятные

маневры. Они возвращаются к машине и едут дальше. Снова стоянки. Снова

подземные гаражи. Они сами не знают, есть ли что в багажнике или уже нет.

Там, конечно, ничего нет. Я давно еду в поезде. В вагоне без желтой полосы

над окнами. Второй класс. Серый вагон. Серый билет. Серый пассажир. Я еду

далеко. Я внезапно схожу. Я меняю поезд. Я снова еду. Я исчезаю в подземных

переходах, в толчее, в подвалах пивных, в темных переулках. Это новая

страна для меня. Но я знаю ее наизусть. Кто-то тщательно подготовил для

меня все проходы. Кто-то месяцами выискивал и описывал их. Кто-то

беспросветно работал в борзых, обеспечивая мою вербовку.

  Существует только четыре возможности, которые могут привести к провалу:

  -  если за мной следят;

  - если под контроль взяты все люди, с которыми я встретился сегодня;

  - если мой новый друг - провокатор полиции или, испугавшись, доложил в

полицию и теперь стал провокатором;

  - если на месте встречи нас совершенно нечаянно узнает кто-то, кто

доложит в полицию.

  Из четырех возможностей я отбрасываю три. Во-первых, за мной не следят.

Во-вторых, я встретил сегодня около сотни людей. Установить контроль за

каждым невозможно. В-третьих, место проведения встречи подобрано женевскими

борзыми ГРУ совсем неплохо. Вероятность столкнуться со знакомыми почти

исключена. Остается только мой новый друг. Но и его проверить нетрудно.

Сегодня ночью эксперты ГРУ проверяют доставленный им аппарат. Если он

действует, значит, друг с полицией не связан. Вряд ли полиция будет так

дорого платить секретами, не получая ничего взамен.

  Место встречи подобрано для меня совсем неплохо. Это тоже некий

безвестный борзой искал. Описывал. Доказывал преимущества. Если мне место

не понравится, я могу пожаловаться Младшему лидеру завтра, еще через день

об этом узнает начальник ГРУ и спустит Тузика на женевского Навигатора. Но

я жаловаться не буду. Место нравится мне. Отель должен быть большим. Там

никто ни на кого не обращает внимания. Отель должен быть хорошим, но не

лучшим. Все именно так и подобрано. Но самое главное, я должен иметь

защищенный наблюдательный пункт и следить за всем происходящим по крайней

мере в течение часа до начала встречи. Есть такой пункт. Если друг доложил

о встрече, если полиция готова следить, то вокруг места встречи возможно

какоето подозрительное движение.

  Я жду час. Но ничего подозрительного не происходит. В 20.54 появляется

он. Он один, в желтом "Ауди-100". Номер машины я запоминаю. Это важная

деталь. Никто не подъехал вслед за ним. Он заходит в ресторан, оглянувшись

по сторонам. Это очень хороший признак. Если он под полицейской защитой, то

не озирался бы. Смотреть по сторонам это очень не профессионально, но я ему

этого не скажу. Будут другие встречи. Его всегда будут контролировать.

Пусть озирается. Нам от этого спокойнее. Значит, он в дружбе с полицией не

состоит.

  В 21.03 я покидаю свой наблюдательный пост и захожу в ресторан.

  Мы улыбаемся друг другу. Самое главное сейчас - успокоить его, открыть

перед ним все карты или сделать вид, что все карты раскрыты. Человек боится

только неизвестности. Когда ситуация ясна, человек ничего не боится. А если

не боится, то и глупостей не делает.

  - Я не собираюсь вас вовлекать ни в какие аферы. - В этой ситуации я

говорю "я", а не "мы". Я говорю от своего имени, а не от имени организации.

Не знаю почему, но это действует на завербованных агентов гораздо лучше.

Видимо, "мы", "организация" пугают человека. Ему хочется верить, что о его

предательстве знают во всем мире он и еще только один человек. Только один.

Этого не может быть. За моей спиной - сверхмощная структура. Но мне

запрещено говорить "мы". За это меня карали в Военно-дипломатической

академии.

  - Я готов платить за ваш прибор. Он нужен мне. Но я не настаиваю.

  - Отчего вы решили, что я пришел работать на вас?

  - Мне так кажется. Отчего же нет. Полная безопасность. Хорошие цены.

  - Вы действительно готовы платить 120000 долларов?

  - Да. 60000 немедленно. За то, что вы меня не боитесь. Еще 60000, как

только я проверю, что прибор действует.

  - Когда вы сможете в этом убедиться?

  -  Через два дня.

  - Где гарантия, что вы вернете и вторую половину денег?

  - Вы очень ценный человек для меня. Я думаю получить от вас не только

этот прибор. Зачем мне вас обманывать на первой же встрече?

  Он смотрит на меня, слегка улыбаясь. Он понимает, что я прав. А я смотрю

на него, на своего первого агента, завербованного за рубежом. Безопасность

своей прекрасной страны он продает за тридцать сребреников. Это мне совсем

не нравится. Я работаю в добывании оттого, что нет у меня другого выхода.

Такова судьба. Если не здесь, то в другом месте система нашла бы для меня

жестокую работу. И если я откажусь, меня система сожрет. Я подневольный

человек. Но ты, сука, добровольно рвешься нам помогать. Если бы ты

встретился мне, когда я был в Спецназе, я бы тебе, гад, зубы напильником

спилил. Я вдруг вспоминаю, что агентам положено улыбаться, И я улыбаюсь

ему.

  -  Вы не европеец?

  -  Нет.

  - Я думаю, что нам не надо встречаться в вашей стране, но не нужно и в

Швейцарии. Что вы думаете по поводу Австрии?

  - Отличная идея.

  - Через два дня я встречу вас в Австрии, Вот тут, - Я протягиваю ему

карточку с адресом и рисунком отеля. - Все ваши расходы я оплачу. В том

числе и на ночной клуб.

  Он улыбается. Но я не уверен в значении улыбки: доволен, недоволен? Я

знаю, как читать значение сотен всяких улыбок. Но тут, в полумраке, я не

уверен.

  -  Прибор с вами?

  -  Да, в багажнике машины.

  - Вы поедете в рощу вслед за мной, и там я заберу ваш прибор.

  -  Не хотите ли вы меня убить?

  - Будьте благоразумны. Мне прибор нужен. - На хрена мне твоя жизнь? Ты

мне живой нужен, добавляю я уже про себя. Я на первом приборе

останавливаться не намерен. Зачем же тебя убивать? Я миллион тебе готов

платить. Давай только товар.

  - Если вы готовы платить так много, значит, ваша военная промышленность

на этом экономит. Так?

  - Совершенно правильно.

  - За первый прибор вы платите 120000, а экономите себе миллионы.

  -  Правильно.

  - В будущем вы мне заплатите миллион, а себе сэкономите сто миллионов.

Двести. Триста.

  -  Именно так.

  - Это эксплуатация! Я так работать не желаю. Я не продам вам свой прибор

за 120000.

  - Тогда продайте его на Западе за 5500. Если у вас его купят. Если вы

найдете покупателя, который вам заплатит больше, чем я, дело ваше. Я не

настаиваю. А я тем временем куплю почти такой же прибор в Бельгии или в

США.

  Это уже блеф. На крупную фирму не пролезешь. Ребра поломают. Нет у меня

другого выхода к приемникам отраженного лазерного луча. Но я спокойно

улыбаюсь. Не хочешь, не надо. Но ты не монополист. Я в другом месте куплю.

  -  Счет, пожалуйста!

  Он смотрит мне в глаза. Долго смотрит. Потом улыбается. Сейчас свет

падает на его лицо, и поэтому я уверен, что улыбка не таит в себе ничего

плохого. И я вновь улыбаюсь ему.

  Он достает сверток из багажника и передает мне.

  - Нет, нет, - машу я руками. - Мне лучше его не касаться. Несите его в

мою машину. (В случае чего можно будет сказать, что ты нечаянно сверток

забыл в моей машине. Никакого шпионажа. Просто забывчивость.)

  Он садится в мою машину (это, конечно, не моя, а взятая для меня напрокат

теми, кто меня обеспечивает).

  Двери изнутри запереть. Такова инструкция. Аппарат - под сиденье. Я

расстегиваю жилет. Это специальный жилет. Для транспортировки денег. В его

руки я вкладываю шесть тугих пачек.

  - Проверяйте. Через два дня вы привезете техническую документацию, я

заплачу остающиеся 60000 и еще 120 000 за документацию.

  Он кивает головой.

  Я жму ему руку.

  Он идет к своей машине. Я, рванув с места, исчезаю в темноте.

 

                                    9.

 

  Сколько офицеров ГРУ обеспечивают только меня? Не знаю точно. Но сегодня

у меня еще две встречи. Во-первых, полученный прибор должен как можно

скорее оказаться за стенами советского посольства. Во-вторых, я должен

отдать взятую напрокат машину и получить свою дипломатическую.

  Через полчаса на горной просеке в теплом тумане я встречаю второго

секретаря советского посольства в Берне. У него белая машина "Пежо-504". Ее

еле видно в густых лохматых клубах тумана.

  Мой пакет уже упакован в зеленый плотный брезентовый мешок, заперт и

опечатан двумя печатями. Дипломат - подполковник ГРУ. Но и ему не положено

знать - ни кто я, ни что находится в пакете. Ему приказано встретить меня.

Принять груз, запереть двери изнутри и - немедленно в посольство. В момент,

когда пакет попал в дипломатическую машину, он в относительной

безопасности. Как только он поладет за каменные заборы посольства - он в

полной безопасности.

  Я останавливаю машину борт к борту, опускаю стекло. У него уже стекло

опущено. Принимай.

  Он - крупный светловолосый человек. Лицо серьезное. По упрямым складкам у

рта без ошибок скажу, что он вербует успешно. Варяг, без всяких сомнений.

Такие упрямые парни долго в обеспечении не работают. Просто сегодня день

сумасшедший. Просто всех сегодня в женевской и бернской резидентурах в

обеспечение бросили.

  Мы не имеем права говорить, тем более по-русски. Остановился, бросил

груз, исчез. В это короткое мгновение он успевает рассмотреть меня. По

каким-то неприметным признакам он узнает во мне зелененького борзягу,

замученного агентурным обеспечением, первый раз вкусившего варяжьего

успеха. Он улыбается мне. Он ничего не говорит, он только чуть шевельнул

губами. А я понимаю: успехов тебе.

  И только красные огни по белому туману, только улыбка его зубастая за

стеклом. Исчез.

  Я жду три минуты. Ему сейчас преимущество. Он сейчас с грузом. Через два

часа возле Интерлакен у меня еще одна встреча: отдать эту машину, получить

свою.

  В ту ночь меня могли видеть во Фрибурге и в Нешателе. Рассвет я встретил

в Цюрихе. Главное сейчаскак можно больше контактов. Меня могли видеть в

огромной библиотеке, в оружейном магазине, в пивной, на вокзале. Я

разговаривал с мужчинами и женщинами. Я разыскивал фирму, которая реально

существует, но мне совершенно не нужна. Я рылся в адресных книгах и искал

людей, которые нам совсем неинтересны. Говорят, что лиса тоже так же путает

свои следы.

  Границу я пересек у Брегенца поздно вечером. Полицейского контроля

почему-то не было. Но если бы и был контроль, разве позволено кому-то

осматривать мою дипломатическую машину? Но если бы, применив силу и нарушив

Венскую конвенцию 1815 года, они осмотрели мой багаж, могли бы они найти

что-то? Нет. То, что интересно, то уже в Москве на Ходынке, в огромном

здании, именуемом Аквариум. Пока я путаю следы, особый самолет с

вооруженными дипломатическими курьерами уже давно привез десятки плотных

зеленых опечатанных мешков, аккуратно уложенных в алюминиевые контейнеры.

  Австрийские полицейские меня приветствуют, улыбаются. Документы?

Пожалуйста. Осмотреть машину? Да ни в коем случае! Но у них и намерения

такого нет. Толстый добродушный дядька с пистолетом на боку козыряет:

проезжай.

  Зачем им придираться к советскому дипломату, у которого такое простое

доброе лицо. Разве он похож на лохматых террористов, фотографии которых

вывешены у полицейского участка?

  Я медленно проезжаю пограничный шлагбаум, салютуя им. Я вам не враг. Я

почти друг. Мы провели массовую вербовку, но среди наших агентов ни одного

гражданина Швейцарии, ни одного гражданина Австрии. Ваших мы вербуем в

других местах. Против Австрии мои коллеги работают с территорий всех

остальных стран мира. А мы никогда не злоупотребляем гостеприимством.

 

                                    10.

 

  Я смотрю в зеркало, а на меня смотрит серое лицо, поросшее щетиной.

  Глаза красные у этого человека в зеркале, ввалились. Он сильно устал.

  - Спускайся вниз, попарь косточки. Побрейся. И к командиру-на львиную

шкуру.

  -  Зачем?

  -  Не бойся, не на расправу.

  В сауне трое моих друзей: 4-й, 2-й, 32-й.

  -  Здорово, братцы.

  -  Здравствуй, варяг!

  Парятся они уже, видно, давно. Раскраснелись.

  - Садись, Витя! - и ржут все. Знают, что я сидеть не могу после двух

суток за рулем. Они сами не сидят. Лежат на животах.

  -  Хочешь, Витя, пивка?

  -  Еще бы...

  Спину мне Колька березовым веником исхлестал и задницу тоже.

  -  Восстанавливается кровообращение?

  -  О-о-о... да.

  - Вить, а Вить, да не спи ты, опасно это. Вить, лучше пивка попей.

  В большом зале накрыт праздничный стол. Стульев нет. Кто сейчас сидеть

будет? Все молчат. Улыбаются. Появляется Навигатор, за ним, как верный

оруженосец, - первый шифровальщик.

  - Деталей прошедшей операции я оглашать не буду. Не имею права. Но успеха

добились все. Некоторые имеют по три вербовки. Несколько человек - по две

вербовки. - Навигатор поворачивается к первому шифровальщику и говорит:

  - Александр Иванович, зачитай личному составу шифровки в части, их

касающейся.

  "Командиру дипломатической резидентуры 173-В генерал-майору Голицыну.

Восемь контейнеров дипломатической почты, направленной вами из Женевы,

Берна и Парижа, получил. Первый анализ, проведенный 9-м Управлением службы

информации, - позитивный. Это позволяет сделать предварительное заключение

о надежности всех лиц, привлеченных к сотрудничеству. Начальник 1-го

Управления ГРУ вице-адмирал Ефремов. Начальник 5-го направления 1-го

Управления ГРУ генералмайор артиллерии Ляшко".

  Мы улыбаемся.

  -  Читай дальше.

  Командир сам сияет.

  "Проведенная вами операция - одна из наиболее успешных массовых вербовок

последних месяцев. Поздравляю вас и весь личный состав резидентуры со

значительными достижениями. Заместитель начальника Генерального штаба,

начальняк Второго главного управления генерал армии Ивашутин".

  Пробки ударили залпом. Заиграл золотистый напиток, заискрился. Бутылки

запотевшие. Ведерочки со льдом - серебряные. Как я устал! Как я хочу пить!

Как я хочу спать.

  По одному, по одному - к командиру.

  И я подхожу.

  - Товарищ генерал, поздравляю вас. Многое имеет Япония, многое имеет

Америка, а мы с сегодняшнего дня имеем все.

  Он улыбается.

  - Не все, но выходы ко всему. Ты почему второго вербовать не стал?

  -  Не знаю, товарищ генерал, боялся испортить.

  - Правильно сделал. Самое страшное в нашей работе: мнительность и

излишнее увлечение. Одна вербовка это тоже очень много. Поздравляю.

  -  Спасибо, товарищ генерал.

  -  Александр Иванович...

  -  Я!

  -  Читай последнюю.

  Первый шифровальщик вновь открывает свою папку:

  "Генерал-майору Голицыну. Благодарю за службу.

Начальник Генерального штаба генерал армии Куликов".

  -  Ура!-заорали мы.

  Командир вновь серьезен. Он торжественно поднимает бокал...

 

                                    11.

 

  Разбудил меня третий шифровальщик через четыре часа тридцать минут после

того, как я коснулся подушки щекой. В комнате отдыха восемнадцать

раскладушек. Некоторые уже свободны. На остальных еще спят мои товарищи,

те, у которых сегодня вторая операция.

  - Виктор Андреевич, я вас правильно разбудил? - шифровальщик смотрит в

свой список.

  Я смотрю на часы и киваю.

  Завтрак подают в большом зале, еще хранящем запах шампанского. Есть не

хочется. Голова кружится. Я заставляю себя выпить стакан холодного сока и

съесть кусок бекона. А в дверях уже шифровальщик:

  - Младший лидер ждет вас. Кофе он разрешает взять с собой.

  У Младшего лидера глаза ошалевшие. Наверное, он так и не ложился спать.

  - Жилет с деньгами подгони поточнее. Дверь в машине должна быть постоянно

закрыта изнутри. В случае неприятностей требуй советского консула. За ночь

твою машину вымыли, проверили, отрегулировали, заправили, сбросили лишний

километраж. Маршрут движения и сигналы снятия с операции согласуешь в

группе контроля. Все. Желаю удачи. Следующий!

  Я вернулся через двое суток. Новый агент, который теперь уже именуется

173-В-41-706, привез на встречу полное техническое описание прибора RS-77.

Он передал список официальных лиц, которые имеют контакт с его фирмой и

которые могли бы быть завербованы позже. На каждого из них было составлено

короткое дело с фотографией, адресом, а главное, с перечислением выявленных

слабостей. Я заплатил ему 120000 долларов. Назначил новую встречу.

  Данные, которые он собрал по собственной инициативе, будут в следующий

раз.

  Полученные документы экономили нам миллионы и годы.

 

                                    12.

 

  Еще через восемь, дней я получил очередное воинское звание - майор

Генерального штаба.

  Мне почему-то грустно. Первый раз в такой день мне не радостно. Когда

командир прочитал мне шифровку, я рявкнул: "Служу Советскому Союзу!" А сам

подумал: со мной они, как с моим агентом обращаются. Он получает сотни

тысяч, а там, наверху, экономят миллионы. Я добываю эти миллионы, а мне за

это алюминиевую звездочку в награду. Да и ее я носить не имею права,

спрятав свой мундир в шкаф с нафталином.

  Мне грустно. Меня не радуют чины и ордена. Меня что-то мучает. Я не знаю

- что. Главное скрыть свою тоску от чужого взгляда. Если в моих глазах

погаснет оптимизм, то это заметят и примут меры. Не знаю какие, но примут.

Мне это совсем ни к чему.

  Я смотрю в генеральские глаза и улыбаюсь радостно и счастливо.