ГЛАВА VI

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 

 

                                    1.

 

  Мать-Россия, ты машешь мне детской рукой с железнодорожной насыпи, ты

открываешь передо мной свои необозримые дали. Осинки, березки, елочки,

разграбленные церкви, девочки на сенокосе, заводские трубы и опять дети на

насыпи. Они машут мне вслед и улыбаются мне. Мосты, мосты. Десна-река

прогрохотала стальными пролетами. Конотоп. Брянск. Калуга. Стучат колеса на

стыках. Тук. Тук. Тук. Шумит вагон. В вагоне у нас пьянка. В вагоне все

свои. Эшелон воинский. Чужих нет. В вагоне только военные советники.

Будущие. И пьют обитатели вагона за свое будущее. За Десятое главное

управление. За генерал-полковника Окунева. Пошла бутылка новая по кругу.

Пей, капитан! За звезду! Больших звезд тебе, капитан! Спасибо, майор, и

тебе тоже! Глаза горят. Глаза у всех горят. Мы все мальчишки, помешанные на

войне. Разве мы шли в училища ради того, чтобы проверять, как у солдат

сапоги вычищены? Нет, мы шли в училища как романтики войны. И вот они,

счастливцы, которым Десятое главное управление дает такую возможность. За

Десятку, братцы! За Десятку!

  Много нас в вагоне. Артиллерия, летчики, пехота, танкисты, Еще день назад

мы не знали друг друга. Но все мы уже друзья. И снова бутылка по кругу. За

вас, ребята, за вашу удачу. За ваши звезды. А куда же меня черти несут? В

моих документах числится Куба, но это только потому, что в группе нет

никого другого на Кубу, Тут очень много в Египет, много в Сирию. Некоторые

во Вьетнам. Если бы был кто-то действительно на Кубу, то мне придумали бы

что-то другое. Кравцов, конечно, догадывается, предполагает, что Куба -

только маскировка.

  Но ничего толком не знал и он. Кравцов. Генерал. Я видел его генералом.

Но он был в запыленном комбинезоне и в голубом выгоревшем берете, такой же,

как все, ничем не отличимый от солдат Спецназа. Я стараюсь представить его

в настоящей генеральской форме с золотыми погонами и широкими лампасами. Но

это не удается. Я представляю его всегда только так, как в момент нашей

самой первой встречи: в чистенькой гимнастерке, с погонами подполковника, с

лицом молоденького капитана. Успехов вам, генерал.

 

                                    2.

 

  Красная Пресня - самый мощный военный железнодорожный узел мира. Эшелоны.

Эшелоны. Эшелоны. Тысячи людей. Все за высокими заборами. Все под слепящим

светом прожекторов. Эшелоны с танками в Германию. Эшелоны с новобранцами в

Чехословакию. Лязг и грохот. Маневровые тепловозы формируют составы. На

Дальний Восток эшелон с пушками. Вот какие-то контейнеры. Охрана вокруг,

как вокруг Брежнева. Склады. Склады. Склады. Погрузка и разгрузка. Эшелон

демобилизованных солдат из Польши. И тут же тюремные вагоны. Окна узкие и

длинные. Окна закрашены белой краской. Окна в решетках. Красная Пресня -

это не только военный центр, это пересыльная тюрьма. Солдаты с овчарками.

Красные погоны. Тюремный эшелон медленно уходит в зону. Ворота огромные,

стальные. Колючая проволока. Голубой слепящий свет. Тюремные эшелоны. В

Бодайбо. В Череповец. В Северодвинск, В Желтые Воды. Огромные серые блоки

военного пересыльного пункта. Группа советников в Южный Йемен! Пройдите в

блок Б, комната 217. Советник на Кубу! Я. Капитан Суворов? Да. Следуйте за

мной. Молодой стройный майор ведет меня мимо каких-то длинных заборов и

штабелей из зеленых ящиков. Сюда, капитан. В небольшом дворике нас ждет

санитарная машина с красными крестами. Пожалуйста, капитан. Дверь

захлопнулась за мной, и машина тронулась. Пару раз она останавливалась -

наверное, проверка при выходе из запретной зоны, И вот меня везут по

Москве. Я знаю, что везут не по прямой дороге, а по улицам большого города.

Машина часто поворачивает и подолгу стоит у светофоров на перекрестках. Но

это только мои предположения. Видеть я ничего не могу - окна в салоне

матовые, как в тюремном вагоне.

 

                                    3.

 

  Удельное давление на грунт американского танка М-60? Какие

противотанковые ракеты вам больше нравятся: американские или французские?

Почему? Почему винтовые лестницы в замках закручиваются снизу влево вверх,

а не снизу вправо вверх? Почему у телеги передние колеса маленькие, а

задние большие? Что такое "три линии"? Почему в русской винтовке Мосина

нарезы идут слева вверх направо, а в японской винтовке Арисака наоборот?

Каковы принципиальные недостатки роторного двигателя Винкеля? Сколько весит

ведро ртути? Какой тип женщин вам нравится? Сколько номеров журнала

"Огонек" выпускается в год? Кто первым применил "вертикальный охват"? Что

означает буква "Л" в названии советского истребителя-бомбардировщика "СУ-7

БКЛ"? Если бы вам приказали модернизировать американский стратегический

бомбардировщик Б-58, какие параметры вы улучшили бы в первую очередь?

Почему на германских танках "Пантера" была использована шахматная подвеска?

В советской мотострелковой дивизии 257 танков. По вашему мнению, это

количество нужно уменьшить или увеличить? На сколько? Почему? Как это

повлияет на организацию снабжения дивизии? Вопросы сыплются один за другим.

Времени на обдумывание никакого. Только задумался - следует новый вопрос.

Кто такой Чехов? Это снайпер из 138-й стрелковой дивизии 62-й армии. А

Достоевский? Странные вопросы. Кто не знает Достоевского? Николай

Герасимович Достоевский - генерал-майор, начальник штаба 3-й ударной Армии.

Они смеются. Это, капитан, немного не то, чего мы хотим, но твои ответы мы

принимаем. Они тебя характеризуют очень ярко. Если мы иногда смеемся, не

смущайся. А разве я когда-нибудь смущался?

 

                                    4.

 

  Мне кажется, что мне задали миллион вопросов. Но позже я прикинул, что их

было где-то около пяти тысяч: 50 вопросов в час, 17 часов, 6 дней. На

некоторые вопросы приходится отвечать 5, а то и 10 минут. На другие уходят

секунды. Иногда вопросы повторяются. Иногда один и тот же вопрос быстро

повторяется несколько раз. Не надо нервничать. Отвечай быстрее. Не вздумай

врать, не вздумай хитрить. Итак, сколько водки вы можете выпить за один

раз? Вот фотографии десяти женщин. Какая вам нравится больше всех? 262

умножить на 16. Скорее. В уме. Это не очень трудно. Нужно сначала 262

умножить на десять, потом прибавить половину того, что получилось, потом

еще 262. Экзаменатор смотрит в упор. Скорее, капитан. Такая чепуха. Я

смотрю в потолок. Я мучительно складываю все вместе. Я смотрю прямо перед

собой. Какому-то моему предшественнику задавали именно этот вопрос, и он

тоненьким карандашом выписывал все вычисления на зеленой бумаге, которой

покрыт мой стол. Я хватаю готовый ответ, и тут же соображаю, что это просто

провокация. Не могло быть у моего предшественника тоненького карандашика.

Не мог он под сверлящим взглядом тайно делать вычисления на бумаге. Я

сжимаю челюсти и бросаю свой собственный ответ: 4192. Я даже не смотрю на

зеленую бумагу, покрывающую мой стол. Я знаю, что там заведомо неправильный

ответ. А вопросы сыплются, как горох: как бы вы, капитан, реагировали, если

бы мы вам предложили торговать арбузами?

  Иногда в зале один экзаменатор. Иногда их трое, иногда пятнадцать. Вот

двести фотографий, опознайте тех, кого вы видели в этой комнате за время

экзаменов. Время пошло. Теперь выберите тех, кого вы видели в этой комнате

только однажды. В этом тексте зачеркните все буквы "О", подчеркните все

буквы "А", обведите кругом все буквы "С". На действия этого субъекта

внимания не обращайте, как и на передачи радио. Время пошло. Субъект корчит

рожи, старается вырвать карандаш, выбивает стул из-пoд меня. А радио

надрывается: зачеркни "С", подчеркни "О"... Иногда во время экзамена прямо

в комнату приносят роскошный обед, иногда забывают. Иногда отпускают в

туалет по первому требованию, иногда просить приходится по три раза. Каждый

день они подводят меня к последнему рубежу моих умственных и физических

возможностей. И я и они этот рубеж совершенно отчетливо чувствуем. Далеко

за полночь я, не раздеваясь, валюсь на свою кровать и засыпаю мгновенно.

Вот этого момента они и ждут: ослепительная лампа в глаза: 262 умножить на

16! Ну, скорее. В уме. Это так просто! Ты же уже на этот вопрос ответил. Ну

что же ты! 4 192 - кричу я им. И свет гаснет.

 

                                    5.

 

  Много позже я узнал, что тех, кто ответил правильно больше чем на 90 %

вопросов, сюда не принимают. Очень умные не нужны. И все же, главное в

экзаменах - это установить не уровень знаний. Совсем нет. Способность

усваивать большое количество информации в короткое время при сильном

возбуждении и при наличии помех - вот что главное. А кроме того,

устанавливается наличие или отсутствие юмора, уровень оптимизма,

уравновешенность, способность к интенсивной деятельности, устойчивость

настроения и многое другое.

  - Что ж, парень, ты нам подходишь, - сказал мне на исходе шестого дня

седой экзаменатор. - Организация у нас серьезная. Правила тут такие

короткие, что понимает их даже тот, кто не хочет понимать. Закон у нас

простой: вход-рубль, выход-два. Это означает, что вступить в организацию

трудно, но выйти из нее труднее. Теоретически для всех членов организации

предусмотрен только один выход из нее - через трубу. Для одних этот выход

бывает почетным, для других - позорным и страшным, но для всех нас есть

только одна труба. Только через нее мы выходим из организации. Вот она -

эта труба...

 

                                    6.

 

  Я думал, что лицо полковника будет преследовать меня всю жизнь в ночных

кошмарах. Но он не снился мне никогда. А думал я о нем много. И вот что мне

непонятно. Объяснили мне, что любил он деньги, любил выпить, женщин любил.

За деньги и продался иностранным разведкам. Допустим, что так. Но у него

были великолепные возможности бежать на Запад. Но он не бежал. На Западе

было бы ему вдосталь и денег, и вина, и женщин. А в Москве он деньги все

равно тратить не мог. Да и не разгуляешься особенно.

  Бабник бежал бы к бабам и деньгам, а он не бежал. А он над крематорием

балансировал. Отчего, черт подери? Я кручусь на горячей подушке и уснуть не

могу. Первая ночь без экзаменов. А может, телекамера за мной по ночам

смотрит? Ну и хрен с ней! Я встаю и показываю кукиш во все углы. Если вы за

мной и сейчас следите, то завтра в Центральный Комитет меня не повезут.

Потом я решаю, что недостаточно показать им только кукиш, и потому

показываю телекамере, если она действительно есть, все, что могу показать.

Утром посмотрим, выгонят меня или нет.

  Продемонстрировав все, что могу, я удовлетворенно улегся на кровать и тут

же уснул в твердой уверенности, что завтра меня выгонят в Сибирь

командовать танковой ротой, а если нет, то тут жить можно, и можно обходить

контроль.

  Я сплю в кровати блаженно и сладко. Я сплю крепко. Я знаю, что если меня

в Аквариум примут, то это будет большая ошибка советской разведки. Я знаю,

что если выход останется только один и только через трубу, то для меня этот

выход не будет почетным. Я знаю, что и в своей постели я не умру. Нет,

такие в своей постели не умирают. Ах, советская разведка, лучше бы ты меня

сразу через трубу пропустила!

 

                                    7.

 

  Меня вновь куда-то везут в закрытой машине с матовыми окнами. Я не вижу

куда, и меня никто не видит. Куда же это меня: в Центральный Комитет или в

Сибирь? Наверное, все же - в Центральный Комитет. Если бы в Сибирь, то мой

чемодан со мной бы был, а раз нет чемодана, это может означать, что везут

меня не насовсем, на короткий визит, с возвращением туда, откуда везут.

  За окном шумит огромный город, значит, мы где-то в центре. А может быть,

это Лубянка? У Лубянки на площади Дзержинского всегда такой шум, как от

Ниагарского водопада. Мне почему-то кажется, что мы именно у Лубянки. Но в

этом ничего странного: Центральный Комитет тут совсем рядом. Наша машина

долго стоит, потом куда-то осторожно въезжает. Сзади лязг металлических

ворот. Дверь открывается - выходите.

  Мы в узеньком мрачном дворике. С четырех сторон высокие старинные стены.

Сзади нас ворота. Сержанты КГБ у ворот. Несколько дверей выходят в мрачный

дворик. У одних дверей тоже охрана КГБ. У остальных дверей охраны не видно.

Сверху на карнизе воркуют голуби. Сюда, пожалуйста. Седой показывает

какие-то бумаги. Сержант КГБ козыряет. Проходите. Седой знает дорогу. Он

ведет меня бесконечными коридорами. Красные ковры. Сводчатые потолки.

Кожаные двери. У нас вновь проверяют документы. Проходите. Лифт бесшумно

поднимает нас на третий этаж. Снова коридоры. Большая приемная. Пожилая

женщина за столиком. Подождите, пожалуйста. Седой чуть подтолкнул меня

сзади и закрыл дверь за мной, сам оставшись в приемной.

  Кабинет высокий. Окна под потолок. Вида из окна никакого. В упор смотрит

глухая стена, и голуби на карнизе. Стол дубовый. Худой человек в золотых

очках за столом. Костюм коричневый, никаких знаков отличия: ни медалей, ни

орденов. Хорошо в армии - посмотрел на погоны, да и начинай говорить:

товарищ майор, товарищ подполковник... А как тут начинать? Поэтому я никак

не начинаю. Я просто представляюсь:

  -  Капитан Суворов.

  -  Здравствуйте, капитан.

  -  Здравия желаю.

  - Мы внимательно изучили вас и решили вас принять в Аквариум, после

соответствующей подготовки, конечно,

  -  Благодарю вас.

  - Сегодня 23 августа. Эту дату, капитан, запомните на всю жизнь. С этого

дня вы входите в номенклатуру, мы поднимаем вас на очень высокий ее этаж -

в номенклатуру Центрального Комитета. Помимо прочих исключительных

привилегий вам предоставляется еще одна: с этого дня вы не под контролем

КГБ. С этого дня КГБ не имеет права задавать вам вопросы, требовать ответы

на них, предпринимать какие-либо акции против вас. Если вы совершите ошибку

- доложите о ней своему руководителю, он доложит нам. Если вы не доложите,

мы все равно о вашей ошибке узнаем. Но в любом случае любое расследование

ваших действий будет проводиться только руководителем ГРУ или отделом

административных органов ЦК. О любом контакте с КГБ вы обязаны докладывать

своему руководителю. Благополучие ЦК зависит от того, как организации и

люди, имеющие ранг номенклатуры ЦК, сумеют сохранить свою независимость от

любых других организаций. Благополучие ЦК - это и ваше личное благополучие,

капитан. Гордитесь доверием, которое Центральный Комитет оказывает военной

разведке и вам лично. Желаю успехов.

  Я четко козырнул и вышел.

 

                                    8.

 

  Широкое озеро в лесу. По берегам камыш. Над обрывом березовая роща. Там,

за высоким забором, наша дача. Крошечный пляж. Лодки вверх дном. На другом

берегу тоже какие-то дачи бревенчатые. Тоже за зелеными заборами. Тоже под

охраной. Зона тут особая. Дачи. Но дачи только для ответственных товарищей.

И в эту дачную зону совсем не легко попасть. Дубовые рощи. Озера. Густые

леса. Кое-где красные крыши. И вновь зеленые заборы. Проехать к нашему

озеру только по одной дороге можно. Других путей нет. Как ни крути вокруг,

а все время будешь в зеленые заборы упираться. За нашими наборами тоже

чьи-то дачи. Кто-то там по волейбольному мячику стучит. Но нам не положено

знать, кто там стучит. А ему к нам не положено заглядывать. А слева у нас

забор выше, чем справа. Из-за того забора по вечерам музыка доносится.

Очень приятная мелодия. Танго.

  Дача у нас большая. Тут нас живет 23 человека. Но места хватило бы и на

тридцать. У каждого по маленькой комнатке. Бревенчатые сосновые стены.

Запах смолы. Маленький пейзажик на стене. Огромная мягкая кровать. Книжная

полка. Внизу холл с большим азиатским ковром. Мы встаем - когда хотим. И

делаем - что нравится. Завтрак сытный. Обед скромный. Ужин роскошный.

Вечерами обычно мы сидим у камина. Пьем. Травим. Мы все в прошлом офицеры

средних этажей советской военной разведки. В группе один подполковник. Два

майора. Один старший лейтенант. Остальные капитаны. Один из нас в прошлом

летчик-истребитель. Двое ракетчиков. Один десантник. Один командир

ракетного катера. Военный врач. Военный юрист. В общем, очень цветастый

букет. Мы пришли от разных начальников.. Каждый из нас по каким-то

причинам, попал в фарватер какого-нибудь военного разведчика дивизионного,

армейского или более высокого уровня. Каждого из нас кто-то отбирал в свою

персональную группу. И вот именно иа этих групп Аквариум выбирает своих

кандидатов. Понятно, что эабирая людей у руководителей разведки, на

низших этажах, Аквариум совсем не старался забрать всех или самых лучших.

Нет. Если у Кравцова Аквариум сегодня заберет всех его лучших ребят,

завтра Кравцов не будет выбирать свою свиту так кропотливо. Поэтому

Аквариум отбирает людей у нижестоящих начальников очень осторожно, чтобы не

отбить у них охоту уделять выбору людей столь огромное внимание.

  Я много сплю. Я давно не спал так крепко и так сладко. Утром я встаю

поздно и иду на озеро. Погода пасмурная. Но вода теплая. И я плаваю очень

долго. Я знаю, что этот сон и эта свобода ненадолго. Просто нам дают

возможность расслабиться после экзаменов перед началом учебного года. И я

расслабляюсь.

 

                                    9.

 

  Быстрая дружба кончается долгой враждой. Я знаю это. И мои товарищи по

группе тоже знают это. Поэтому мы не спешим в наших отношениях. Мы очень

осторожно прощупываем друг друга. Мы болтаем о пустяках. Мы рассказываем не

особенно острые анекдоты. Травим, одним словом. Нам пока можно пить. В

огромном буфете обильный выбор: подходи и пей. Но мы пьем умеренно.

Когда-нибудь мы станем друзьями. Когда-нибудь мы будем доверять друг другу

и поддерживать друг друга. Вот тогда мы и будем пить по-настоящему. Как

настоящие офицеры. Но не сейчас.

  Нас тщательно обмерили, и вот все мы уже в гражданских костюмах.

Некоторым из нас суждено надеть форму, когда мы станем генералами.

Некоторым придется остаться в гражданской одежде, даже став генералом.

Такова служба.

 

                                    10.

 

  - Меня зовут полковник Разумов Петр Федорович,- представился грузный

человек в спортивном костюме с волейбольным мячом в руке. - Мне 51 год. Из

них 23 я служу в Аквариуме. Работал в трех странах. За рубежом провел 16

лет. Имею 7 вербовок. Награжден четырьмя боевыми орденами и несколькими

медалями, Я буду руководителем вашей группы. Вы, конечно, придумаете мне

кличку. Чтобы вам не мучиться, я скажу вам несколько моих неофициальных

кличек. Одна из них Слон. Слонами называют всех преподавателей и

профессоров Военно-дипломатической академии. А сама академия именуется -

консерваторией, когда речь идет о вас, о молодежи, или кладбищем Слонов,

когда речь идет о нас - профессорах и преподавателях. Может, когда-то

кто-то из вас тоже станет Слоном и придет сюда готовить молодых Слоников. А

сейчас я хотел бы поговорить с каждым из вас отдельно. Капитан Суворов.

  -  Я, товарищ полковник.

  -  Называйте меня просто Петр Федорович.

  -  Есть.

  - Забудьте это "есть". Вы остаетесь офицерами Советской Армии, более

того, вы поднимаетесь на самый высокий этаж - в Генеральный штаб. Но это

"есть" на время забудьте. Вы можете не щелкать каблуками, когда говорите с

начальством?

  -  Никак нет, товарищ... Петр Федорович.

  - Первое тебе, Виктор, задание. Научись сидеть в кресле, слегка

развались... Ты сидишь с ровной спиной, вроде как штык проглотил. Так

гражданские дипломаты не сидят. Понял?

  -  Понял.

 

                                    11.

 

  Меня давно вопрос занимал: как можно организовать тайную школу шпионов в

центре огромного города, да так, чтобы никто не дознался. Чтобы никто нас

не заснял ни по одному, ни стайкой.

  А делается все просто. Центральная глыба Военно-дипломатической академии

высится на улице Народного ополчения. Понятно, что никаких названий вы тут

не увидите. Только оград узор чугунный, буйные заросли сирени, да колонны,

да окна в решетках, да плотные шторы и часовые по углам. Но это - не

главное. Тут учат только тех, кто будет работать в большой зоне, в

соцлагере.

  А нас, расконвоированных, тех, кто из лагеря выход иметь будет, готовят

не тут. Слушатели основных факультетов разбросаны по всей Москве, по

небольшим учебным точкам. А где моя точка, я и сам не знаю...

  Каждое утро в 8.30 я у Научно-исследовательского института

электромагнитных излучений. Знаете, около Тимирязевского парка. Официально

институт принадлежит Министерству радиопромышленности. Но кому он на самом

деле принадлежит и чем он занимается, мало кому известно. В сталинские

времена был институтик маленьким совсем. Человек двести, не больше. И как

память того времени - четырехэтажный дворец позднего сталинизма: фальшивые

колонны да балкончики. Но рос быстро институт, и огромные шестиэтажные

серые блоки - тому свидетели. Это хрущевская экономия. Силикатный кирпич.

Хрущобы. А дальше стеклянные глыбы брежневского военно-бюрократического

размаха. Все это перегорожено множеством стен на зоны и секторы. Проволока

колючая, ролики белые. Предъявляйте пропуск в развернутом виде!

  Много народу. Утренняя смена. Проходная в двенадцать потоков. На

территории объекта не курить. Будьте бдительны! Болтун - находка для врага!

Перевыполним план первого квартала! Не стой под грузом! Дробит проходная

мощный поток трудовой интеллигенции на реки и ручьи. Течет серая масса по

своим отделам да секторам.

  Скрипит тормозами маневровый тепловоз. Огромный ангap поглощает

шестидесятитонные вагоны. Спешит научная братия. Молча толпа валит. Все

секретные. Все совершенно секретные. Вход воспрещен! Предъявляйте пропуск в

развернутом виде! Заборы бетонные. Заборы кирпичные. Зона 12-Б.

  Над какими проблемами тут работают? Лучше не спрашивать. Еще раз пропуск

предъявим. На пропуске множество шифрованных значков. Каждый сверчок - знай

свой шесток. Каждый владелец пропуска только в своей, строго для него

установленной зоне обитает. Без особых значков на пропуске - не выпустят

тебя за зону твоего обитания. Наберем номер на диске - вот мы в ангаре. Тут

вся наша группа собирается. Тут стоит огромный МАЗ с оранжевым контейнером.

Наше место внутри. А там - как в хорошем самолете: ковры да кресла удобные.

Только окон нет. В 8.40, когда контейнер уже закрыт изнутри, появляется в

ангаре водитель и гонит свой МАЗ по Москве. Водителя мы не видели никогда.

Он даже не догадывается, что людей возит. У него работа такая: в 8.40 войти

в ангар, сесть в машину и везти контейнер с неким очень опасным грузом

через несколько кварталов в сосновый лес. Тут еще некий секретный объект,

тоже ангар. Он загоняет контейнер туда, а сам выходит в комнату ожидания.

По вечерам он делает еще один рейс.

  А в остальное время он другие оранжевые контейнеры по Москве гоняет.

Может, со взрывателями к атомным бомбам, может, со смертоносными вирусами,

которые способны сожрать человечество, может, с аппаратурой генетической

войны. Откуда ему знать, что в контейнерах. Все они одинаковы. Все

оранжевые. А зашибает он, видимо, здорово. В таких исследовательских

центрах все здорово зашибают.

 

                                    12.

 

  Из нашего оранжевого контейнера мы на землю прыг, прыг. В ангаре высоко

под потолком воробей чирикает. Ему одному только секреты все видны: кто

водитель у нас, кто по ночам ангар убирает, кто в таком же вот контейнере

сюда к нам пищу возит и в столовой накрывает. Пока мы в зоне, никого тут

нет из персонала. Столоваяи та как система клапанов устроена: если в ней

открыта дверь в ангар и кто-то накрывает нам завтрак, то мы не можем

проникнуть ни в столовую, ни в ангар. Потом звонок нам, как павловским

псам, - готово. Тут уж мы в столовую входим, зато никому другому двери не

откроются - автоматика. Кормят хорошо. Меня никогда так не кормили, даже в

Чехословакии.

  И все же зона - она и есть зона, а наш контейнер мы зовем оранжевым

"вороном". В принципе нас, как зеков, возят, только с комфортом.

  В особой книге я "спасибо" пишу за хороший завтрак и заказ на завтра. И

скорее на занятия.

  Все готовы? Все.

  Пять минут подышать.

  Дворик у нас аккуратный. Кусты сирени серые бетонные стены почти

полностью закрывают - уют. Над сиренью проволока колючая. Что за той

проволокой - увидеть нельзя. Только ясно, что там такие же полукруглые

ангарные крыши, как у нашего бассейна и теннисного корта. Может, там другая

учебная точка - такая же, как и у нас. А может, там польские или венгерские

наши коллеги обучаются, а может быть, кубинские, итальянские, ливийские.

Откуда нам знать. А может, там и не учебная точка, а секретная лаборатория

или склад, а может, там тюрьма просто. По движению нашего оранжевого

"ворона" я все пытаюсь направление по утрам угадать. Чудится, что возят нас

совсем недалеко. И по направлению угадывается мне, что мы обучаемся где-то

совсем рядом от Краснопресненской тюрьмы. Но точно установить, конечно,

невозможно. А сосновых пролесков по Москве хоть пруд пруди, в том же

Серебряном Бору.

  - Подышали? И будет.

  Все в зал. Тут сейфы. В моем сейфе четыре тетради. В каждой по 96

страниц. Это на три года. Пиши конспекты убористо, больше запоминай. Хватай

информацию с лету. Бумагу приучись экономить.

  Тетрадь по разведке - в руку. Сейф - на ключ. И в зал.

  Преподаватель от нас кисейной занавеской отгорожен. Поэтому он нас четко

разглядеть не может, но и мы его четко не видим, хотя разговариваем без

помех.

  Все преподаватели и командиры - Слоны. Некоторые из них допущены к

персональной работе с нами. Но большинство - может видеть нас только через

полупрозрачный экран и называть только по номерам.

  Каждый из них - волк разведки. Каждый провел много лет за пределами

большой зоны. Но каждый из них был в провале и оттого превратился в Слона.

Тот, кто в провале не был, продолжает работу в добывании или, по крайней

мере, в обработке.

  Провалившийся волк разведки включает системы защиты, отчего стены нашего

спецсооружения плавно задрожали, и начинает:

  - Вот так выглядит шпион. - Он показывает большой плакат с человеком в

плаще, в черных очках, воротник поднят, руки в карманах. - Так шпиона

представляют авторы книг, кинорежиссеры, а за ними и вся просвещенная

публика. Вы - не шпионы, вы - доблестные советские разведчики. И вам не

пристало на шпионов походить. А посему вам категорически запрещается:

  а) носить темные очки даже в жаркий день при ярком солнце;

  б) надвигать шляпу на глаза;

  в) держать руки в карманах;

  г) поднимать воротник пальто или плаща.

  Ваша походка, взгляд, дыхание будут подвергнуты долгим тренировкам, но с

самого первого дня вы должны запомнить, что в них не должно быть

напряжения. Вороватый взгляд, оглядка через плечо - враг разведчика, и за

это в ходе тренировок мы будем вас серьезно наказывать, не менее чем за

принципиальные ошибки. Вы меньше всего должны напоминать шпионов. И не

только внешним видом, но и методами работы. Писатели детективных романов

изображают разведчика - великолепным стрелком и мастером ломания рук своим

противникам. Большинство из вас пришли из нижних этажей разведки и сами это

видели. Но тут, наверху, в стратегической агентурной разведке мы не будем

вас обучать стрельбе и способам ломания рук. Наоборот, мы требуем от вас

забыть ваши навыки, полученные в Спецназе. Некоторые разведки мира обучают

своих ребят стрельбе и прочим штукам. Это идет от недостатка опыта.

  Помните ребята, что вы можете надеяться только на свою голову, но не на

пистолет. Если вы сделаете одну ошибку, то против каждого из вас

контрразведка противника бросит пять вертолетов, десять собак, сто машин и

триста профессиональных полицейских. Пистолетиком тогда вы уже себе не

поможете. И руки всем не переломаете. Пистолет - это ненужная иллюзия.

Пистолетик греет ваш бок и создает мираж безопасности. Но вам не нужны

иллюзии и миражи.

  Вы должны постоянно иметь чувство безопасности и превосходства над

контрразведкой противника. Но это чувство вам дает не пистолетик, а трезвый

расчет без всяких иллюзий. Знаете, это примерно как среди

монтажников-высотников. Одни из них, малоопытные, пользуются страховочным

поясом. Другие - никогда не пользуются. Первые падают и разбиваются, вторые

- никогда. Происходит это потому, что тот, кто поясом пользуется, создает

себе иллюзию безопасности. Однажды он забыл застегнуться, и вот уж его

кости собирают в ящик. Тот, кто поясом не пользуется, - иллюзий не имеет.

Он постоянно контролирует каждый свой шаг и никогда на высоте не

расслабляется. Советская стратегическая разведка своим ребятам не дает

страховочных поясов. Знайте, что у вас нет пистолета в кармане, забудьте

удары ребром ладони по кирпичу. Надейтесь только на свою голову. Ваш спорт

- благородный теннис...

 

                                    13.

 

  Человек способен творить чудеса. Человек может переплывать Ла-Манш три

раза, выпивать сто кружек пива, ходить босиком по раскаленным углям,

человек может выучить более тридцати языков, стать олимпийским чемпионом по

боксу, изобрести телевизор или велосипед, стать генералом ГРУ или

миллиардером. Все в наших руках. Кто хочет, тот и может. Главное - захотеть

чего-то, а потом все зависит только от тренировки. Но если тренировать свою

память, мускулы, психику регулярно, то... ничего из вашей затеи не

получится. Регулярность тренировок важна, но сама по себе она ничего не

решает. Один чудак тренировался каждый день. Раз в день он поднимал утюг.

Тренировки продолжались регулярно в течение десяти лет - его мышцы не

увеличились. Успех приходит только тогда, когда каждая тренировка (памяти,

мышц, психики, силы воли, настойчивости) доводит человека до грани его

возможностей. Когда конец тренировки превращается в пытку. Когда человек

кричит от боли. Тренировка полезна только тогда, когда она подводит

человека к грани его возможностей, и он эту грань совершенно точно знает: я

могу прыгнуть вверх на 2 метра, я могу отжаться от пола 153 раза, я могу

запомнить за один раз две страницы иностранного текста. И каждая новая

тренировка полезна только тогда, когда она будет попыткой побить свой

собственный вчерашний рекорд: сдохну, но отожмусь 154 раза.

  Нас водят на тренировки будущих олимпийских чемпионов. Вот они,

пятнадцатилетние боксеры, пятилетние гимнасты, трехлетние пловцы. Смотрите

на выражение их лиц. Ждите самый последний момент тренировочного дня, когда

на маленьком детском личике появляется злая решимость побить свой

собственный вчерашний рекорд. Смотрите на них! Когда-нибудь они принесут

олимпийское золото под огромный красный флаг с серпом и молотом. Смотрите

на это лицо! Сколько в нем напряжения. Сколько муки! Это путь к славе. Это

путь к успеху! Работать только на пределе своих возможностей. Работать на

грани срыва. Чемпионом становится тот, кто знает, что штанга сейчас задавит

его, но толкает ее вверх. Побеждает в этой жизни только тот, кто победил

сам себя. Кто победил свой страх, свою лень, свою неуверенность.

  Наш Слон привел нас на тренировку юных олимпийцев.

  - Так страна готовит тех, кто защищает ее спортивную славу. Неужели вы

думаете, что наша страна к подготовке разведчиков относится менее серьезно?