ЧАСТЬ 1. ДОМОХОЗЯЙСТВА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
В центре данной части – экономические субъекты низшего уровня –домохозяйства и индивиды. Нам предстоит выявить, с какими институциональными изменениями субъекты этого уровня действительно столкнулись за годы реформ; определить, как сказываются происшедшие институциональные изменения на принимаемых разными типами домохозяйств и индивидов экономических решениях (о распоряжении своими доходами, сбережениями, трудом, временем). И, кроме того, мы попытаемся оценить обратное воздействие реализуемых моделей экономического поведения на особенности и перспективы институционализации новых прав и правил игры (правовых и неправовых) в экономическом пространстве.
В основе данной части лежит активно развиваемая в последние годы деятельностная парадигма анализа социальных (в том числе и институциональных) изменений. Точного названия в современной теории она пока не имеет, однако ее отличительная особенность определилась четко: она состоит в интеграции двух классических парадигм – структуралистской и феноменологической, бессубъектной и субъектной. Деятельностная парадигма переосмысливает само понятие социального института: "…социальные институты – это, конечно, структуры, которые регулируют социальные связи и отношения, но они сами постоянно меняются, они не столь устойчивы, как это представлялось Э. Дюркгейму, да и К. Марксу тоже…".
Что касается субъекта, то в деятельностной парадигме он рассматривается как комплекс определенных ресурсов. "Ресурс субъекта – это совокупность качеств, обеспечивающих не только его способность к выживанию, но и к расширению диапазона саморегуляции своего поведения, включая влияние на других субъектов". Ресурсы субъекта весьма разнообразны: накопленное состояние, текущие доходы, молодость, образование и квалификация, проживание в крупном городе и др. "…деятельностный подход формирует представление о социальном субъекте как таком, который может обладать сильным или слабым ресурсом, и он пытается использовать его, он постоянно стремится укрепить свое положение, социальный статус, расширить свое влияние в обществе, если он обладает богатым ресурсом. И таким образом субъект способен воздействовать на формирование социальных институтов, т.е. тех реальных типов отношений, которые ему в его положении представляются более выгодными".
Таким образом, деятельностная парадигма порывает с главными положениями объективистского подхода к анализу связи между социальными институтами и социальными субъектами, сводящего социальные институты к объективным (самосоздаваемым) структурам, которые не могут быть объяснены действиями отдельных индивидов и вообще не зависят от них, от их воли. (Напротив, поступки индивидов объясняются влиянием общества, социальными институтами, нормами и правилами поведения). В рамках деятельностного подхода социальные институты и социальные структуры больше не объективизируются до такой степени, что уподобляются вещам-скалам, на которые, по образному сравнению П.Л.Бергера, можно налететь, но которые нельзя ни убрать, ни преобразовать по прихоти воображения. "Вещь – это то, обо что можно тщетно биться, то, что находится в определенном месте вопреки нашим желаниям и надеждам, то, что, в конце концов, может свалиться нам на голову и убить. Именно в таком смысле общество является совокупностью "вещей". Правовые институты, пожалуй, лучше, чем любые другие социальные институты, иллюстрируют данное качество общества".
В то же время у деятельностной парадигмы много общего с субъективной, которая ставит во главу угла именно действия и поступки людей, которыми они непрерывно создают и изменяют картину общества. В этой перспективе силы и институты, воздействующие на людей, "являются все-таки только социальными силами и институтами, т.е. они созданы людьми, продолжают существовать благодаря людям и отмирают, когда люди перестают ими пользоваться… правила существуют лишь постольку, поскольку люди им следуют. Слишком частое нарушение правил приводит к тому, что они быстро прекращают свое существование" . Иными словами, как в той, так и в другой традиции социальные институты понимаются как выражение (проявление) человеческих действий: все институционализированные образования, такие как "государство", "рынок" и др., в конечном счете должны сводиться к объяснимым действиям индивидов. Следовательно, движущие силы общественных изменений больше не выносятся за рамки возможностей индивидов (как это было в объективистской модели), а непосредственно связываются с деятельностью индивидов.
Важное отличие деятельностной парадигмы от собственно субъективной видится в том, что она делает акцент на разных ресурсных возможностях разных субъектов и связывает эти различия не только с личностными особенностями социальных субъектов, но и с социоструктурными факторами или ограничениями, которые в данный момент субъекты преодолеть не всегда в силе.
На наш взгляд, место субъектов микроуровня в институциональных изменениях точнее всего улавливается при изучении социального механизма трансформационного процесса в рамках теории трансформационного процесса Т.И.Заславской. В российской социологии именно ей удалось разработать целостную теорию в рамках интегративной, деятельностной парадигмы. Не случайно многие авторы раздела обращаются к методологической схеме Т.И.Заславской при осмыслении самых разных аспектов экономического поведения индивидов (домохозяйств) в условиях крупных институциональных изменений. Прежде чем перейти к собственно институциональному анализу экономических субъектов микроуровня, обозначим те исходные теоретико-методологические принципы интерпретации и анализа социально-экономических изменений, которые присутствуют в данной теории и деятельностной парадигме в целом и на которых базируется институциональный анализ субъектов низшего уровня в данном случае. Основные из них следующие:
1. Органическая увязка макро- и микроуровней социальной реальности, что очень важно при изучении социальных механизмов изменения институтов и места институциональных изменений в целостном трансформационном процессе.
2. Обоснование автономности и взаимосвязи макро- и микроуровней социальной реальности, выделение механизмов и потенциала независимости одного уровня от другого, и в то же время вовлечение в поле зрения взаимосвязи между ними.
3. Рассмотрение двух способов существования разных уровней социальной реальности – в потенциальной возможности и в действительности, - что очень важно для осмысления спектра в принципе возможных траекторий и перспектив институциональных изменений.
4. Акцент на том, что ресурсы (как потенциальные, так и реализуемые) у разных субъектов разные, неодинаков и их вклад (возможный и реальный) в институциональные изменения.
5. Подчеркивание того, что социальные (в том числе и институциональные) изменения носят вероятностный характер. Поле возможностей в каждый данный момент времени, разумеется, ограничено. Но вместе с тем оно никогда не лишает субъектов разного уровня (в том числе и самого низшего) возможностей выбора. В связи с этим выявление реальных институциональных изменений, оценка возможных и вероятных перспектив в этой области должна базироваться на прочном эмпирическом базисе.
6. Наконец, институциональный анализ поведения экономических субъектов в условиях кардинальных изменений будет более продуктивным, если принимать во внимание не только собственно экономическую сферу, но и более широкую институциональную среду, вовлеченную в процесс трансформации.
* * *
Общая логика первой части такова. В первой главе (И.В. Розмаинский) дается общая характеристика институционального подхода к анализу экономического поведения домохозяйств и индивидов. Поскольку институциональный анализ зарождался в значительной мере как реакция на недостатки неоклассической теории, то основные аспекты институционального подхода излагаются в сравнении с неоклассическим. Преимущества институционального анализа домохозяйств над неоклассическим особенно ярко проявляются применительно именно к переходной экономике. Институциональная среда предстает как важный фактор и ограничитель экономических действий домохозяйств и индивидов. В то же время показывается, что именно институциональный анализ позволяет проследить обратную связь – как меняется институциональная среда под влиянием действий разных типов домохозяйств и индивидов. "Нормальное" рыночно ориентированное поведение предстает как поведение, направленное на взаимовыгодные, разрешенные законом, равноправные обменные отношения, а поведение, ориентированное на натуральную ("домашнюю"), "иерархичную" и теневую экономики, - как отклоняющееся от рыночного. На примере анализа поведения экономических субъектов микроуровня на трех основных рынках – труда, потребительских благ и финансов, - выделяются (пока на теоретическом уровне) те модели поведения и соответствующие им нормы и правила, которые отдаляют российскую экономику от подлинно рыночной системы или же, напротив, приближают к ней.
Поскольку перспективы институционализации новых прав и адекватных им правил игры зависят как от внутренних (лежащих на стороне микросубъектов), так и от внешних (лежащих на стороне среды) факторов, то, чтобы полнее представить имеющийся здесь потенциал, в последующих главах акцент делается на неформальной сфере современного институционального пространства, которая определяется, с одной стороны, социокультурными особенностями массовых микросубъектов, спецификой их экономической ментальности, а с другой - особенностями условий их жизнедеятельности. В центре второй главы (Е.С. Балабанова, Ю.В. Латов, Н.В. Латова) - исторические и современные особенности российской экономической ментальности. Важность рассмотрения этого вопроса определяется тем, что делать вывод о необратимости институциональных изменений в экономике можно только тогда, когда новые правила игры интернализованы массовыми социальными субъектами, т.е. переместились на уровень глубинных базовых представлений, символов и ценностей, которыми люди руководствуются в своем повседневном хозяйственном поведении. Между тем тот или иной тип ментальности имеет глубокие исторические корни и формируется в результате откладывания в памяти народа многовекового (а не только недавнего "административно-командного") опыта хозяйственной деятельности, ее организационных и материально-технологических особенностей. Предмет данной главы - исторические аспекты формирования российской экономической ментальности, что позволяет увидеть комплекс достаточно сложных проблем с точки зрения институционального потенциала современного трансформационного процесса в России.
В третьей главе (М.А. Шабанова) раскрываются основные особенности современного институционального пространства, с которыми сталкиваются субъекты микроуровня – формальные и неформальные, правовые и неправовые, привнесенные реформами и унаследованные из прежней, административно-командной системы. Эти особенности свидетельствуют о том, что свой вклад в институциональные перемены вносят экономические субъекты самых разных уровней. Стремясь реализовать свои цели и интересы, они используют доступные их социальной позиции ресурсы и вносят свою лепту в формирование новых или сохранение старых прав и правил игры. Иными словами, в реальных институциональных сдвигах велика роль не только провозглашенных властями правовых норм, но и другого элемента социальных институтов, а именно: неформальных норм и правил, отражающих социокультурные особенности и специфику условий жизнедеятельности самых разных социальных субъектов. В результате отклонение декларированных целей от результатов институциональных преобразований зависит не только (и даже не столько) от реформаторской деятельности правящей элиты, сколько от трансформационной активности субъектов – представителей массовых общественных групп. Роль субъектов микроуровня в институциональных преобразованиях демонстрируется на основе теории трансформационного процесса Т.И.Заславской.
Основное содержание этой главы – это выделение доминирующих адаптационных стратегий, ибо именно через адаптационное и реактивно-протестное поведение массовые микросубъекты, как правило, участвуют в институциональных переменах. Успешность адаптации к новым условиям, с одной стороны, свидетельствует об успешности освоения экономическими субъектами низшего уровня нового институционального пространства, а с другой - является залогом устойчивости и дальнейшего углубления институционализации новых прав и правил игры. Для определения социального потенциала институциональных реформ, который сегодня имеется в российском обществе, выявляются различия в адаптационных стратегиях разных типов адаптантов ("прогрессивных", "регрессивных" и "НЕадаптантов), внешние и внутренние факторы (и ограничения) при принятии ими экономических решений, а также институциональные условия и перспективы расширения числа прогрессивных адаптантов. Какие способы адаптации к новым условиям экономические субъекты микроуровня сегодня находят наиболее эффективными? Какие из этих способов в настоящее время получили наибольшее распространение и устойчиво воспроизводятся? Насколько востребованными в этих способах экономического поведения оказываются новые права и правила игры? Какие правила игры, в принципе, сегодня наиболее распространены при реализации как инновационных, так и традиционных адаптационных стратегий? Каким правилам-нормам экономические субъекты микроуровня следуют добровольно, а каким – вынужденно? И каково обратное воздействие реализуемых моделей экономического поведения на характер и перспективы институционализации новых прав и неправовых норм в экономическом пространстве? – вот основные вопросы, рассматриваемые в данной главе.
В последующих двух главах исследуется вопрос о том, как особенности экономической ментальности россиян, вкупе с современными изменениями в институционально-правовом пространстве и условиях жизнедеятельности массовых микросубъектов, сказываются на доминирующих способах и нормах их экономического поведения. В центре внимания – основные рынки, где участвуют субъекты микроуровня, а именно: рынки труда, потребительских благ и финансов. Доминирующие стратегии экономического поведения субъектов на этих рынках сказываются на качественных параметрах последних и, в конечном счете, в существенной мере определяют характер, механизмы, издержки, успешность и перспективы институциональных реформ в сфере экономики.
Предмет четвертой главы (А.Н.Дёмин - §§ 1,3,4; А.Л.Темницкий – §2) - особенности массового поведения на рынке труда. В ходе реформ существенно изменилось институционально-правовое пространство в сфере труда. Появились новые права, но вместе с ними появились и новые ограничения. Трансформируется трудовая мораль и идеология. Труд из обязанности превратился в право, легализован статус безработного; появилось право на частную собственность и предпринимательскую деятельность; получил легитимность частный, индивидуальный интерес, а общественное благо потеряло свою всепоглощающую значимость; возродилась категория индивидуального богатства и др. Важная специфика современного рынка труда - доминирование неформальных правил над формальными. Поэтому именно неформальным правилам авторы уделяют особое внимание, опираясь на важное методологическое допущение о двойственности процессов порождения институтов. Двойственность означает, что есть надындивидуальные нормы и правила, которые являются либо объектом, либо результатом преобразований, и есть повседневные реакции конкретных индивидов и домохозяйств на происходящее, которые по тем или иным причинам складываются в устойчивые модели поведения и которые являются своего рода преднормами. Эти преднормы либо помогают упрочению провозглашенных "сверху" правил игры, либо способствуют сохранению "старых" правил, либо дают начало новым нормам. Принимая во внимание все эти обстоятельства, авторы сосредоточиваются на выявлении доминирующих моделей поведения индивидов и домохозяйств, учитывая, что на отечественном рынке труда: а) сосуществуют старый (бывшие государственные предприятия) и новый частный секторы занятости; б) утвердилось новое социальное явление - открытая безработица.
В пятой главе (Е.С.Балабанова) рассматриваются два других вида массового трансформационного поведения, через которые субъекты микроуровня вносят свой вклад в институциональные перемены, а именно: потребительское и сберегательное поведение. В полном соответствии с деятельностной парадигмой анализа институциональных изменений, домохозяйства рассматриваются как комплекс определенных ресурсов, которые они пытаются использовать, исходя из внутренних особенностей и внешних (в том числе и институциональных) возможностей и ограничений. В центре внимания - институциональные изменения в управлении ресурсами в сферах их добывания, расходования (потребления) и сохранения (накопления). Доминирующие стратегии поведения домохозяйств в этих сферах оцениваются с точки зрения их влияния на качественные параметры и перспективы развития рынка потребительских благ и рынка финансов.
И наконец, шестая, заключительная глава (И. Попова) посвящена среднему классу, который рассматривается и как главный агент формирования новых отношений, норм, институтов, и как основной ожидаемый результат институциональных реформ. В связи с этим институциональный аспект исследования проблематики среднего класса предполагает два уровня анализа: 1) противоречия и специфика формирования институтов и 2) стратегии поведения социально-профессиональных групп, составляющих ресурсы среднего класса. Акцентируется проблема двойственности среднего класса (или средних слоев) в современной России. С одной стороны, он видится агентом претворения в жизнь новых прав и правил игры, а с другой – основой "инертной средней массы", оставшейся в наследство от старых советских средних слоев. Выделение социального конструкта "потенциальный средний класс" облегчает выявление общих характеристик и тенденции социальных ресурсов среднего класса. Вопрос о перспективах среднего класса в России связывается с формированием такой институциональной среды, которая способствовала бы реализации потенциала "старых" средних слоев и расширяла бы ресурсы "новых" средних слоев.