Общинно? устройств» славянских племен. Быт отдельных славянских племен: jmuvu и тиверцы, дулебы или буханеи вилыняне, древляне, поляне, северяне, кривичи, полочане, новгородцы. Новгородские владения. Обществен­ное устройство Новгорода. Обычаи. Характер новгородской овщины

Общинное устройства славянских племен. Летописи и другие источ­ника, дошедшие до нас, сообщают очень немного известий о первобыт­ном устройстве славянских обществ на Руси, тем не менее можно соста­вить довольно ясное понятие об этом устройстве, по крайней мере в глав­ных его чертах. Из рассмотрения всех дошедших до нас свидетельств оказывается, что первобытное, дорюриковское устройство общественной жизни славян на Руси было общинное, а не родовое. Летописец о древ­нем устройстве общественной жизни у русских славян вообще говорит: ^Новгородцы бо изначала, и смольняне, и кияне и вея власти, &ко же на думу на вече сходятся, и на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут*. Общинное вечевое устройство у славян проникло во все сторо­ны общественной жизни. Каждое племя является союзом городов, город является союзом улиц, улица — союзом семейств. Следовательно, перво­бытное устройство славянских обществ на Руси было вечевое, а вече при родовом быте неуместно, там глава всего устройства родоначальник, а не вече. Сама история поселения славян на Руси указывает также на общин­ное, а не родовое устройство. Нестор говорит: *Волохом бо1. нашедшим на словени на дунайские, седшем в них и наси.чящим им. Словени же овии пришедшие седоша на Висле и прозвашася ляхове, а от тех ляхов про-зващпея поляне, ляхове друзии лутичи, ини мазовшане, ини поморяне. Тако же и пги словени, пришедше и седоша по Днепру и нарекошася по­ляне, а друзии древляне, зане седоша в лесах; а друзии седоша между При-петью и Двиною и нарекошася дреговичи; инии седоша по Двине и наре­кошася полочане речки ради, яже течет в Двину, именем Полота, от сея прозвашася полочане. Словени же, седоша около озера Ильменя, про­звашася своим именем, и сделаша град и нарекоша и Новгород; а друзии седоша по Десне и Семи, и по Суле, и нарекошася север. Тако розыдеся

1 Волохами древние славяне называли римлян.

27

 

словенский язык». Эти слова Нестора показывают, что славяне не вдруг заселили русскую землю, но постепенно, — «седоша, говорит, на Висле, на Днепре, седоша на Десне» и пр. Из этого свидетельства летописи вид­но, что славяне не были старожилами на Руси, а переселились в эту сто­рону с Дуная. А если они были пришельцами на Руси, то родовой быт не мог быть осуществлен. Известно, что родовой быт есть принадлежность племен туземных, домоседных, которые развиваются через естественное нарождение в стране, свободно занятой их предками и никому прежде не принадлежавшей, где семья, а нотой род размножаются па просторе, без соперничества, без соприкосновения с чужеземцами. Такиеобществаили племена живут обыкновенно врассыпную, каждая семья иди род отдель­но; в таких обществах не бывает городов, а только села. Так жили и сла­вяне до переселения с Дуная. Римские и греческие писатели свидетель­ствуют, что славяне на Дунае жили в родовом быте, без городов и селе­ний, рассеявшись на большом пространстве отдельными семьями. Так, Прокопий1, живший в VI в от P. X-, говорит, что славяне не составляли государства, жили в худых хижинах и часто переменяли свои жилища. Это показавиеочевидца. То же подтверждает греческий писатель VI века Маврикий2; он пишет, что славяне охотно селятся в лесах при реках и озерах, не имеют городов, ведут одинокую жизнь, любят свободу, каж­дый род их имеет родоначальников. Славяне, говорит далее Маврикий, преследуют друг друга ненавистью, не умеют сражаться в открытом поле, бьются врассыпную. Вот как изображается жизнь славян-родовиков пи­сателями, достойными доверия. Но, переселяясь в другое место, славяне должны были изменить свой образ жизни, потому что новые условия их жизни были неблагоприятны для родового быта. Мы знаем, что земля, на которую они переселились, была занята племенами не славянскими. Так, по свидетельству греческих и римских писателей, земли на востоке от Дуная, может быть по Припети и Оке, были заняты скифами, сарма­тами и др. племенами, а на севере от Припети и Оки вплоть до Балтийс­кого моря и Северного океана, по свидетельству наших летописей, жили племена латышского и финского происхождения. Эти иноплеменники со­вершенно стерли бы национальность славян, если бы они и на Руси про­должали жить так же, как жили на Дунае, врассыпную, каждая семья отдельно. Таким образом, чтобы обезопасить себя со стороны туземцев и сохранить свою национальность, славяне, при первом, появлении на Руси, должны были оставить родовой быт, селиться массами и строить города, так что скандинавы назвали здешнюю страну, занятую славя­нами, страною городов — лГордорикией». Об общем быте славян Нестор

1              Прокопий, греческий историк, родился в Кесарии, жил при Юстиниане и 6. гра-

донач. Константинополя.

2              Маврикий Тиверий, император Вост. Рим. империи (582 - 608). Он воевал с лон-

гобпрдами, славянами, аварами и восстановил налерсидском престоле Хозрая II,

убитого Фокою.

28

 

говорят: *И живяху в мире поляне и древляне, север и радимичи, и вяти­чи, и хорваты. Дулебы живяху по Бугу, где ныне волыняне, а уличи, ти-еерцы седяху по Днестру, приседяху к Дунаевы, бе множество их, седя-ху бо по Днестру оли до моря, суть гради их до сего дне*1. А существова­ние городов есть уже явный признак общинного быта; городская жизнь, на какой бы степени развития она ни была, не может быть не общинная, ибо с ней неразлучно первое и главное условие общивности — жить вме­сте и управляться одной властью, общей силой поддерживать укрепле­ние города, защищать город, иметь общие улицы, площади, быть в по­стоянных сношениях с гражданами; без этих условий нельзя представить городской жизни, а эти условия и представляют главные начала общин-ности, отрицающие родовой быт в самых его основаниях и составляю­щие корень и основание всякого общественного развития. Конечно, меж­ду переселенцами может иногда существовать родовой быт, свидетель­ство чему встречаем мы в германских племенах, которые при своих переселениях большей частью удерживали формы родового быта в обще­ственном устройстве довольно долго, так что некоторые следы этого уст­ройства даже и до сих пор заметны в иных обществах Германии. Но для такого порядка дел нужно много посредствующих обстоятельств и осо­бенное устройство парода, особенная привязанность его к родовому быту. У славянских же племен на Руси не было ни особенной привязанности к родовому быту, ни благоприятствующих к тому обстоятельств. Германс­кие племена, переселявшиеся в разные страны Европы, передавали свои родовые имена вновь занимаемым местностям, например, Нордлинг, Нор­тумберленд в Саксонии и Англии; напротив того, славянские племена сами принимали названия от местностей, ими занимаемых: поляне — от полей, древляне — от леса, северяне — от того, что прежде жили на севе­ре, а потом переселились на юг, полочане — от речки Полоты, на кото­рой они поселились, новгородцы — от Новгорода. Явно, что славяне у нас не дорожили своим дунайским родовым бытом; германцы же так доро­жили своим родовым бытом, что даже устраивали искусственные роды, напр., дитмарсенские роды, когда на самом деле переселенцы не были родичами между собой. В истории русских славян не было упоминания об искусственных родах. Сохранению родового быта у германцев благо­приятствовало то, что германские племена совершали свои переселения во время владычества родового быта на родине, поэтому германские пе­реселенцы большей частью отправлялись в путь с строгим соблюдени­ем родовых форм, под предводительством родоначальника. Переселе­ния германские были произвольны; напротив, славяне стали пересе­ляться с Дуная тогда, когда их родовой быт был сильно потрясен и даже расстроен римлянами, которые постепенно занимали их земли и строи­ли там свои города. Славяне начали переселяться за Дунай не по доброй

1 С», стран. 7 летописи Нестора по Лаврентьевен, списку изд. 1864 г. Москва.

29

 

воле, а по принуждению, вследствие насилия, как прямо говорит Нестор: «Волохом бо нашедшим на с л овен и на Дунайские». Притом не нужно упускать из виду, что близкое в продолжительное соседство славян с гре­ками и римлянами на Дунае сильно потрясло их родовой быт и развило в них потребность общественного устройства. Что уже славяне дунайские должны были во многом изменить свой родовой быт, покалывает их ис­тория на Дунае; так, в конце VIII и в начале IX века в царстве Болгарс­ком и у Сербов появляются города с чисто общинным устройством. Хотя история заметила их только в эту эпоху, но по всей вероягяости они были еще раньше. Стало быть, переселяясь в восточную Европу, славяне уже разуверились в превосходстве родового быта еще на Дунае. Переходя к нашей истории, мы видим, что когда славянские племена пришли на Русь, у них появляется уже общинное устройство; следовательно, родо­вой быт был потрясен еще на Дунае. Племена, переходя иа Русь, принес­ли с собой некоторое образование, чему служит доказательством то, что они уже занимались земледелием; в сравнении с туземными финскими и латышскими племенами они были несравненно выше в своем развитии, чему лучшим доказательством служит то, что большая часть латышских и финских племен еще до Рюрика была подчинена славянам, и притом не столько, кажется, войною, сколько колонизацией, постройкой славян­ских городов между финскими и латышскими племенами. Так, история уже застает Ростов, Суздаль, Велооаеро и др. славянские города среди по­селений веси, мери и муромы, и этот финский край на глазах истории до того ославянился, что уже в XII в. их трудно было отличить в некоторых местах от славян — явный признак, что славяне пришли на Русь, уже находясь на известной степени развитая, что общественное устройство у них было не родовое, а общинное, так что они принимали всякого иноп­леменника в свое общество и делали его равноправным. Родовой быт это­го не допускал: здесь всякий, вступавший на землю чужого рода, должен был сделаться или рабом, или — умереть, как это было у германцев; на­против, у славян на Руси не видим, чтобы исключали неродича. Славяне принимали в свое общество финнов как равноправных; так, известно, что в приглашении варяго-руссов вместе со славянами участвовали и чудь, — следовательно, признавалась одноправной со славянами; это же условие принятия в общество иноплеменников явно указывает на общинное уст­ройство у славян на Руси, — только община не полагает различия между единоплеменниками и иноплеменниками. Вообще можно принять с дос­товерностью, что славяне изменили свой быт еще на Дунае и преимуще­ственно от влияния соседних греков и римлян. Наконец, верным призна­ком общественного состояния славян могут служить еще особенные ус­ловия владения землей. У нас, на Руси, и у Сербов на Дунае было два вида владения: общинное и частное поземельное владение1. В первом виде зем-

1 Общинное владение по-сербски называлось жупа! частное — бйштъина.

30

 

ля составляла принадлежность целого обществе, и каждый член его имел право владения и пользования без права отчуждения; во втором же виде земля составляла полную собственность владельца с правом отчуждения. Такой порядок владения возможен только при общинном устройстве. В родовом же быте земля принадлежит целому роду, и члены его пользу­ются ею. В древней Германии все члены рода делили между собой всю землю, составлявшую принадлежность одного известного роде, и ни один хозяин не оставался по нескольку лет на одной земле. Это сохранилось в некоторых местах до сих пор, тогда как у славянских племен на Руси и упоминания не было о подобном ежегодном разделе. У нас каждый член общества владел землей общины так, что мог передать ее и своим детям. Общинное владение отличалось от частного только тем, что владелец об­щинной земли непременно должен был быть членом общества.

Итак, устройство славян на Руси было общинное, а не родовое. Две причины имели влияние на изменение родового быта славян: 1) сосед­ство с греками и римлянами, поколебавшее родовой быт славян еще в то время, когда они жили на Дунае; 2) переселение в чужую землю, заня­тую финскими и латышскими племенами поставило славян перед необ­ходимостью жить в чужой земле общинами и строить города, чтобы не смешаться с туземцами. По свидетельству Нестора, родовой быт сохра­нился только у одного из славянских племен, переселившихся на Русь — у полян: *Пояяном же, живущим особе и володеющем роды своими, иже и до сее братье бяху поляне и живяху кождо с своим родом и на своих местах, вяадеюще кождо родом своим*. Но и поляне недолго держались форм родового быта. Нестор же говорит далее1, что над всеми родами По­лянскими возвысился род Кия, Щека и Хорива и что у них был построен город Киев. Из этого видно, что поляне оставили впоследствии родовой быт и стали держаться быта общинного, потому что преобладание одного рода над другими невозможно при родовом быте, точно так же, как и по­строение города есть прямое отрицание родового быта.

Быт отдельных славянских племен. Мы видели, что общественное устройство славян на Руси было общинное, а не родовое. Теперь посмот­рим, как у того или другого племени развилась общинность. Славянские племена, пришедшие на Русьс Дуная, заняли пространство земли от Чер­ного до Белого и Балтийского морей. Естественно, что при такой рассе-ленности они не все жили одинаково: иные из них скорее почувствовали необходимость в общинном быте и развили его, другие, напротив, могли остаться при старом родовом быте. Начнем с племен, живших ва юге Рос­сии; к ним относятся:

Уличи и тиверцы. Эти племена жили по побережью Черного моря, от нижнего Дуная до Днепра. Угрожаемые с запада тем же врагом, который принудил их передвинуться на русскую землю, а с востока разными

См. Лавр. сп. ст. 4 изд. ид.

31

 

кочевниками, уличи и тиверцы вскоре после переселения вынуждены были обратиться к общинной жизни. Баварский географ, относящийся ко второй половине IX века, насчитывает у уличей 318, а у тиверцев 148 городов. Существование городов у этих племен доказывает, что быт их был общинным. Но насколько он был развит у них, как устроен был каждый город, в подробностях нам неизвестно. Нестор говорит только, что они были сильны, так что Олег не мог покорить их, хотя воевал с ними 10 лет1. Игорь с большим трудом вел войну с ними, под одним из их горо­дов Пересечном его войска стояли около трех лет. Но неизвестно, были ли эти племена покорены им, известно гол ько то, что они платили Игорю дань. Дулебы или бужане («зане седоша по Бугу») и волыняне жили по р. Бугу на севере от уличей и тиверцев. Об их внутреннем устройстве мы имеем мало сведений. По свидетельству Нестора, эти племена пересели­лись очень рано и в половине VII столетия были покорены Аварами, кото­рые слишком жестоко обращались с покоренными3. На север от дулебов и волынян жили дикие литовцы и еще более дикие воинственные ятвяги, племя, которое, несмотря на все усилия покорить его, просуществовало около 500 лет. Соседство с этими племенами конечно заставило дулебов и волынян жить не иначе, как обществами и иметь города. Таким обра­зом, мы имеем, хотя и косвенное, указание в летописи на го, что дулебы и волыняне жили общинами, но кроме этого мы имеем еще другое исто­рическое свидетельство — мифы, которые мы находим в былинах Вла­димира Святого. В них уличи и волыняне представляются чрезвычайно богатыми людьми. Далее в этих мифах есть указания и на внутреннее устройство этих племен; из сих краев у Владимира Св. были два богаты­ря, имевшие особенный от других богатырей характер, это — Дюк Сте­панович и Чурило Пленкович. Чурило Пленкович, красивый молодой человек, в сопровождении богатой дружины едет в Киев к Владимиру, ко­торый принимает его очень ласково и расспрашивает его, кто он. * Я сын,— говорит Чурило,— старого Плена из Волыни; мой отец просит тебя при­нять меня к себе в службу». Владимир принял его, но через некоторое время вздумал сам побывать в гостях у старого Плена. Здесь он находит у него великолепное жилище, около которого красовались громаднейшие строения; везде видно было поразительное богатство и пышность. О Дк>-ке Степановиче есть другое предание. Галичанин Дюк по смерти своего отца явился на службу к Владимиру с великолепной свитой и хвастался своим богатством, так что дивил всех. На обеде у Владимира он резко выс­казался против бедности киевлян. Раздраженный князь отправил посла

1 Нестор говорит: *В лето 6393... бы обладая Олег поляне и древляне, северяне к радимичи, а с уличи и тиверцы имяше рать». Ст. 11 Лавр. са.

1 Нестор говорит: «Обре воеваху на словенах и неимуща дулебы, сущая словены и насилие творяху женам дулебским: аще поехати будяше Обрину яе дадяше впря-гати коня, ни вола, но вел яте впрягати Зли, 4-ли, 5 ли жен в телегу и повезже Обрена. Та ко мучаху дулебы». Ст. 5, Лавр. сп.

32

 

для разузнания о Дкжавых богатствах. Посланный, воротившись, гово­рил, что богатство Дюка действительно необъятно: «чтобы переписать его, нужно два воза перьев и чернил, а бумаги невесть сколько». Но ни Дюк Степанович, ни Чурило Пленкович нигде не называются князьями. Стало быть, у уличей, тиверцев, дулебов и волынян не было князей, но тут жили какие-то богатые люди, от которых вполне зависели прочие жители.

На восток от дулебов и на северо-восток от тиверцев жили древляне, соседствовавшие у верховьев Ирши и Тетерева с полянами. Об обществен­ном устройстве в этом племени Нестор сохранил несколько драгоценных известий при описании войны древлян с Игорем и с Ольгой. Из этих из­вестий видно, что главой древлянского племени был князь, он был глав­ным попечителем всей земли, он пас деревскую землю, по выражению летописи, старался об ее распространении, о порядке и наряде целой стра­ны. Но вместе с князем участвовали в управлении и лучшие мужи, кото­рых Нестор прямо называет держащими землю; так, при описании вто­ричного посольства древлян к Ольге, он говорит: «Древляне избраша луч­шие мужи, иже дсржаху деревскую землю». Замечательно, что летописец сих держателей древлянской земли называет лучшими мужами, а не ста­рейшинами, явный признак общинного быта в сильном развитии. Далее, вместе с князем и лучшими мужами, участвовало в управлении и все пле­мя древлян. Так летописец, описывая вторичное нападение Игоря на древлянскую землю, говорит: «Древляне, сдумавше со Князем своим Малом, послали к Игорю глаголюще: почто идеши опять». Или древлян­ское посольство говорит Ольге: «Посла ны деревская земля». Здесь об­щина выступает во всем своем развитии; послы прямо говорят, что они посланы от всей деревской земли, а не от князя или старейшин; следова­тельно, деревская земля составляла что-то целое, общину, моральную личность, Общественное устройство древлян совершенно одинаково с об­щественным устройством сербов, как оно представляется из Душанова Законника и других древнейших памятников. У сербов, как и древлян, был свой князь или жупан, свои властели или лучшие люди, держащие землю, как они именно и называются в сербских памятниках, а также свои народные собрания или веча, называвшиеся соборами. А сербское общинное устройство, по последнему слову науки, признается общинным или, как сербы называют, оптика, обькина (доктор Крстичь). Следова­тельно, ясно, что и древляное устройство, описанное Нестором, было об­щинное. Еще замечание относительно лучших людей. В лучших людях нельзя видеть родоначальников или старейшин, а только поземельных собственников, как у сербов волостели. Существование частной собствен­ности служит лучшим доказательством того, что быт их был не родовой, а общинный. У народов, живущих в родовом быте, земля принадлежит целому роду, а частной собственности не может быть. Таково было вла­дение землей у германцев. Напротив, при общинном быте есть два рода

33

 

владения: общинное, когда земля принадлежит целой общине, причем член ее только пользуется доходами с участка земли, им занимаемой, без права продажи, и частное, принадлежащее одному лицу как собствен­ность (вотчина), и образовавшееся таким образом: земля в каком-нибудь месте, напр., в лесу, остается по неудобности невозделанной и не прино­сит никакого дохода; чтобы заставить ее приносить доход, нужно затра­тить капитал и нужно иметь силу защитить ее, что для человека с огра­ниченными средствами невозможно. Когда землей владеют на общинных правах, тогда одна часть защищает ее, а другая обрабатывает; но в числе людей общины могут быть сильные, лучшие люди, — они могут занять землю в лесу, возделать ее и защищать посредством богатства. Следова­тельно, поземельная частная собственность может быть только в общи­не, и притом такой, которая достаточно развита.

На восток от древлян, прямо по западному берегу Днепра жили по­ляне. Об этом племени, о его общественном устройстве Нестор оставил довольно свидетельств. По свидетельству Нестора, поляне пришли с Ду­ная еще под влиянием родового быта: они, при начальном поселении, сели у Днепра по-дунайски, врассыпную, каждый род отдельно, по горам и по лесам, и занимались звероловством, как прямо сказано у Нестора: *По-ляиом живущим особе и володеющим роды своими, и живяху каждо с своим родом и на своих местах, владеюще каждо родом своим; и бяху ловяще звер*. Но чужая земля скоро принудила полян отступиться от родового быта. Между ними скоро усилился один род, примыкавший сво­ими поселениями прямо к Днепру, и старейшие представители этого рода, братья Кий, Щек и Хорив сделались главными начальниками, князья­ми всех Полянских родов, и выстроили в этом краю первый город Киев. По смерти Кия и его братьев власть, приобретенная ими, перешла в их род: «...и по сих братьи, по словам Нестора, почаша род их держати кня­жение в Полях ►. Таким образом, еще в первых поколениях Дунайских переселенцев последовало соединение Полянских родов в одно целое, а вместе с тем и первоначальное родовое их устройство потерпело сильное изменение. А когда вымерли потомки Кия, управлявшие полянами, то общинные начала в этом племени получили полное развитие — поляне уже качали управляться вечем; так что Нестор уже сравнивает их с нов­городцами: «Новгородцы бо и смолняне, и киянс, и вся власти, якоже на думу на вече сходятся, начтоже старейший сдумают, на том же пригоро­ды станут». Таким образом, с пресечением Киева потомства, все племя полян составило союз общин, и прежнее родовое старейшинство обрати­лось в новое старейшинство — общинное, основанное сколько на старей­шинстве, столько же на могуществе и богатстве; старшим сделался не род и не его представитель — родоначальник, а город, послуживший первой основой общины, младшими же — его выселки, пригороды. Родовой быт здесь решительно потерял свое прежнее значение, общество пошло совсем иным путем, выгоды его совершенно разошлись с выгодами рода. Род

34

 

требовал разъединения и удаления от других, а общество искало обще­ния и соединения в одно целое и сыскало его в подчинении пригородов старшему городу. У полян представителем и руководителем целого пле­мени сделался не родоначальник, а старший в том краю город — Киев; о родах же, как представителях родового быта, нет и упоминания во всей последующей истории Полянского племени. Первое известие об общин­ном устройстве у поляк, засвидетельствованное историей, мы встречаем при нападении Коз&р. Нестор говорит: *Наидоша Я Козаре, седяща на горах сих.иреша Козари: „платите нам дань". Сдумавше поляне и вда-ша от дыма меч*. Вот первое известное нам киевское еече. Второе вече встречаем при нашествии Аскольда и Дира.

При общинном устройстве поляне стали усиливаться, чему много способствовали выгоды местности, занимаемой ими при торговом пути от Варяг к Грекам1. Поляне стали представителями общинного быта, на­чала которого стали проникать и в семейную их жизнь. Само устройство семьи у полян было особенное. Брак определялся по договору, которым определялось количество приданого за невестой, а договор — дитя общи­ны. Семейные отношения у полян отличались особенной строгостью, чин­ностью: «Поляне бо своих отец обычай имущ кроток и тих и стыдение к снохом своим, и сестрам, и к деверем великой стыдение имяху; брач-ныя обычаи имяху: не хожаше зять по невесту, но проводяху вечер, и заутра приношаху ей, что вдадуче*2. Сама религия полян подверглась влиянию общинного устройства. По свидетельству Прокопия, славяне на Дунае не изменяли древних обычаев и строго соблюдали их, тогда как поляне, переселившись, изменили свою религию. Первоначально рели­гия их состояла в поклонении озерам, рекам, лесам, горам, но впослед­ствии мы видим у них других богов — Перуна, Стрибога, Волоса и др., которых они заимствовали у литовцев и финских племен. Это заимство­вание чужих богов, немыслимое при родовом быте, служит неопровер­жимым доказательством, что племя славян перешло от отчуждения и зам­кнутости к общине в самых широких размерах.

На восток от полян, на противоположном берегу Днепра, жили севе­ряне. Это племя, по свидетельству Нестора, составилось из выселенцев, пришедших от кривичей; кривичей же Нестор называет выселенцами полочан, а полочан производит от ильменских славян или новгородцев. Таким образом, северяне принадлежат к одному поколению с новго­родцами, полочанами и кривичами, и были колонистами ильменских

1              Нестор говорит: « Поляной же, жившим по горам сим, бе путь из Ввраг в Греки;

и из Грек по Днепру я верх Днепра волок до Ловати, по Ловата ввити в Ильмень

озеро великое, из него же озера потечет Волхов н втечет в озеро великое Нево,

того озера внидеть устье в море варяжское, и по тону морю идти до Рима, а от

Рима притя по тому же морю ко Цареграду, а от Цареграда прити в Понт море, в

не же втечет Днепр река» (стр. 3 Лавр. ст.).

2              Лавр. сп„ стр. б.

35

 

колонистов, что, кроме свидетельства Нестора, доказывает а само назва­ние северян, т. е. пришельцев с севера. Это известие о происхождении северян указывает на их общинное устройство, ибо колонисты общинни­ков не могли быть не общинниками; к тому же мы не имеем никаких из­вестий, что у северян были в древности князья, а это еще более указыва­ет на общинное устройство в этом племени, ибо в князьях, хотя не всегда верно, можно было бы еще предполагать родоначальников. На общинное же устройство у северян укалывает ряд северянских городов от Любеча до Переяславля, ужевХ веке известных по своей торговле византийцам, о чем ясно свидетельствует Константин Порфирородный, который гово­рит, что ежегодно у Киева сходятся лодки из Любеча и Чернигова для отправления в Константинополь. Кроме Константинополя северяне вели еще обширную торговлю с Казарией и Камской Болгарией, о чем говорит Ибн-Фоцлан, посол КалифаМуктадсра, бывший в Булгаре л Итиле в 921 и 922 годах. По его словам, в Итиле хозарском была особая слобода для се­верянских купцов, где помещались их жилища и амбары с товарами; они там жили обществами и по своим торговым делам иногда довольно долго проживали в Итиле и Булгаре, и в одной роще имели свою особую кумир-ницу, куда приходили для жертвоприношений. Обширная и деятельная торговля северян с Византией, Болгарией и Козарией свидетельствует а довольной развитостисеверянского племени, ибо никак нельзя согласить­ся, что торговля эта была следствием нужд естественных и бесплодия зем­ли, потому что край, занятый северянами, очень плодороден и обилен для того, чтобы прокормить дикарей и удержать их дома, не странствуя по отдаленным землям для прокормления торговлей; явно, что торговля была следствием развития потребностей не чисто физических, но уже более нравственных, гражданских. Для северян, по свидетельству Ибн-Фоцлана, нужны были золото, серебро, греческие парчи и другие пред­меты довольства и обилия, неизвестные и ненужные бедным дикарям.

Нестор дает нам некоторые сведения о жизни и нравах северян. Так он говорит, что они имели обычай собираться на игрища, происходив­шие между их селений, на которые сходились мужчины и женщины: ъСхожахуся на игрища, на плясания и на вся бесовския игрища, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто совещашеся*1. Существование такого обычая заставляет предполагать, что быт северян был общинный: они не нуждаются друг в друге, живут незамкнуто, как живут обыкновенно в родовом быте. Утверждение брачных договоров имеет у них точно так же характер общинного быта: невеста отдавалась жениху в присутствии большого собрания народа, впрочем, не без предварительного между ними согласия. Этот обычай сохранился в общих чертах и до настоящего вре­мени в губерниях: Курской, Орловской и некоторых уездах Черниговс­кой. Свадьбы заключались на общих сходбищах по случаю какого-ни-

Лавр. ел., стр. €.

36

 

будь торжественного праздника или на ярмарке, и ежели жених объя­вил свою невесту, то она считалась настоящей его невестой и отказаться от нее жениху уже не было возможности. Кроме свидетельства о брач­ных обычаях у северян, Нестор сообщает еще о похоронных обрядах. В этих обрядах тоже заметно влияние общинного быта. Как при заклю­чении брака или вводе в семью требуется публичность, гак же точно пуб­личность требуется и при выходе из семьи, т. е. при смерти кого-либо из ее членов. Похороны состояли в том, что мертвеца сжигали, и пепел его, собранный в какой-нибудь сосуд, ставили в таких местах, где пересека­лось несколько Д0рО1\ после чего совершалась тризна: *Аще кто умря-ше, творяху тризну над ним. а по сем творяху кладу велику и взложа-хуть на кладу мертвеца, сожгаху, а по сем, собравше кости, вложаху в судину малу и ставяху на столпе, на путехрК Тризна же есть общин­ный, а не родовой обряд; на ней устраивались игры в честь покойника, и кроме родственников и друзей его могли присутствовать все желающие. На эту тризну отделялась третья часть имущества, оставшегося после покойника.

Одноплеменники и родоначальники северян — кривичи, принадле­жавшие, как мы уже видели, к одному поколению с новгородцами, по свидетельству Нестора, жили при верховьях Днепра, Западной Двины и Болги. Это племя было одним из многочисленнейших и занимало страну хотя не богатую земными произведениями, но выгоднейшую но местопо­ложению: Днепр указывал кривичам путь в Константинополь, Западная Двина и Неман открывали им дорогу к Балтийскому морю и западной Европе, а Волга отворяла ворота в Камскую Болгарию и Хозарию. Выго­дами местоположения своего кривичи не замедлили воспользоваться; о торговле кривичей с Византией свидетельствует Император Константин Порфирородный, писатель X века, по его словам, в Константинополь еже­годно приходили купеческие лодки из Смоленска в июне месяце или око­ло этого времени; на севере кривичи торговали с новгородцами в Холму и с чудью в Изборске, откуда Чудским озером и Нарвой доходили до Бал­тийского моря; на востоке, по Волге кривичи, очевидно, торговали с Кам­ской Болгарией и Казарией, ибо, по свидетельству Ибн-Фоцлана, под именем славянских купцов, приезжавших в Итиль и живших там в осо­бой слободе, называемой Хазерая, должно разуметь не иных каких сла­вян, как новгородцев и кривичей, приезжавших в Болгарию и Хозарию по Волге с северо-запада. Но, кажется, преимущественная торговая дея­тельность кривичей была направлена к литовской стране, где они не име­ли соперников для своей торговли и где через Неман могли иметь сооб­щение с Балтийским морем. На ближайшие и деятельные сношения кри­вичей с литовцами в вообще с латышскими племенами указывает сохранившаяся до сего времени привычка латышей называть всех русских

Лавр, сп., стр. 6.

37

 

кривичами, и русскую землю — кривскою землей. Об общинном устрой­стве у кривичей или смольнян, по их главному городу, свидетельствует Нестор, ои говорит, что смольняне, так же как и новгородцы, управля­лись в древности вечем и что вече старшего города Смоленска было руко­водителем всех кривских пригородов.

Полочане, одноплеменники и родоначальники кривичей, жили по рекам Полоте и Западной Двине; их старейший город Полоцк находился при впадении Полоты в Двину, потом по Двине их селения доходили по­чти до ее устьев в Балтийском море, ибо, по свидетельству ливонской ле­тописи, там были полоцкие города Кукейнос и Берсик. Далее, на юг от Двины, через землю литовскую, поселения полочан доходили до Немана и за Неманом на юго-запад, может быть до Буга и Вислы, на что намека­ют чисто полоцкие названия рек Дисаы и Народа, и города Полтовсека или Пултуска. На это же углубление полочан в земли литовские и ла­тышские указывает и свидетельство Нестора о том, что таыошние не сла­вянские племена: литва, знмгола, корсь и. дибь платили дань Руси; да и вся последующая история Литвы ясно говорит, что полочане издавна были господствующим народом в Литве и находились в близких сноше­ниях с литовскими и латышскими племенами, так что нет сомнения, что большая часть городов литовской земли, и именно древнейшие из них, были построены полочанами и кривичами, которые постепенно колони­зировали этот край славянскими поселениями, точно так же, как новго­родцы колонизировали земли чуди, мери и веси. Об общественном уст­ройстве полочан мы имеем два свидетельства у Нестора: в первом он на­зывает полоцкую землю княжением, следовательно, признает у лолочан князей, а во втором говорит, что полочане, якоже на думу на вече схо­дятся, и на чем старшие сдумают на том и пригороды станут; то же под­тверждает и Быховец в литовской летописи; по его словам: *мужи поло­чане ся справляли, как великий Новгород*. Из свидетельств Нестора и Быховца ясно, что общественное устройство у полочан было общинное, одинаковое с устройством древлян и сербов. Что касается торговли поло­чан, то, по всей вероятности, она была направлена по Западной Двине к Балтийскому морю, где полочане были хозяевами вплоть до морского берега, как можно заключить из того, что, по свидетельству ливонских летописей, немцы для первоначального поселения на этом берегу испра­шивали согласия полоцких князей. Западная же Двина была одной из торных торговых дорог, по которой русские славяне издревле торговали с западной Европой; на нее указывает Нестор, как на один из древней­ших путей сообщения с западом. О восточной и греческой торговле поло­чан мы не имеем никаких известий, ни даже намеков. По всей вероятно­сти, полочане не ходили торговать ни в Константинополь, ни в Болгарию, ни в Козарию, ибо дороги в эти страны лежали во владениях кривичей, новгородцев, полян и северян, с которыми полочане менялись товарами, получаемыми с Запада.

38

 

Новгородцы. Новгородские владения. Сильнейшим и могуществен­нейшим племенем из всех славянских племен на Руси было племя сла­вян ильменских или новгородцев. Окруженные со всех сторон инород­ческими финскими племенами, новгородцы, чтобы удержать свою наци­ональность и не затеряться между иноплеменниками, должны были начать свою жизнь на Руси построением городов и жить общинами, доз­волявшими принимать всех. Таким образом, новгородцы подавили фин­нов не физической силой, а славянизацией. Судя по преданию, ильменс­кие славяне одни из первых пришли с Дуная, ибо предание говорит, что у Ильменя их застал Андрей Первозванный в I веке от Р. X., путеше­ствуя1 по Днепру и Балтийскому морю. По свидетельству Нестора, иль­менские славяне выстроили при истоке р. Волхова город Новгород, от ко* торого и получили свое название2, и потом скоро подчинили себе племе­на инородцев. Чтобы удержать их в зависимости, новгородцы стали строить в их земле при городки. Так в земле чуди построили Псков, в Ка­релии — Ладогу, Ростов и др. Эта постройка городов результатом своим имела то, что финские племена от Финского залива до Уральских гор признали себя зависимыми от Новгорода3.

Владения новгородцев разделялись на три разряда: 1) сам Новгород со своими окрестными землями; 2) Новгородская земля, населенная хотя не одними славянскими племенами, но проникнутая духом новгородцев. Она простиралась от Финского залива до Торжка, а с юга — от Великих Лук до Ладожского озера. 3) Волости Новгородские — пространство зем­ли от Торжка до Ростова, а именно: земли веси, мери с городом Суздалем и муромы с Ростовом. Это были самые отдаленные владения новгородцев. Здесь хоть и были новгородские пригороды, но влияние Новгорода было уже не так сильно. К новгородским владениям принадлежали еще следу­ющие земли: 1) Заволочье — самая богатая часть новгородских владений, ока простиралась от Онежского озера и р. Онеги до Мезени и Уральских

*И приде(Св. Андрей) в словени, иде же ныне Новгород к виде ту люди сущая»... Лавр. сп.,стр, 4.

Лавр, сп., стр. 5.

О пространстве древних новгородских владений с достаточной определенностью говорит сага Орвар-Одда, жившего в 1-й половиве IX века. В ней сказано, что в этом столетии владение новгородцев или гардоп было так обширно, что заключа­ло земли многих государств. Так, Моро был владетелем в Мокомаре (Муроме), РодстаБ владел Ростовом (Ростовом), Эддваль в Суздале (Суздале), Гоммейр был государем Гоымигарда (Новгорода) под Квиллапном, кроме того Полтес владел Полтеском (Полоцкой), Кенмяр в Кунегардах (в стране Каннской Чуди). Все эти владельцы были подручниками одного государе — Квяллана. Наша отечествен­ная летописьрасяространиет эти владения далее; она на первых страницах (стр. 5, Лавр, сп.) насчитывает многие другие племена, жившие в русской земле, пере­считывает также иноплеменников, которые будто бы подчинялись Руси: «А се суть иные яэыои, иже дань дают Руси: Чудь, Меря, Весь, Мурома, Черемиса, Мордва, Пермь. Печера, Ямь, Литва, Зимгола, Корсь, Нарова, Либь». Нестор называет их данниками Руси, преимущественно разумея их данниками Новго­рода, ибо последний прежде всех других стран стал называться Русской землей.

39

 

гор. Весь этот край был заселен по распоряжению богатых новгородских бояр, которые, набрав ватаги вольницы, подчиняли себе туземцев, стро­или там города и села и владели ими, как частной собственностью, с ус­ловием определенной платы в новгородскую казну. Поэтому влияние новгородского правительства в этом краю было очень незначительно. Хотя Новгороду и принадлежало право назначать от себя начальников для Заволочья и распоряжаться там, но нестоящими хозяевами, особен­но с XII века, там были все-таки бояре, так что вся связь Заволочья с Нов­городом существовала только в лице Этих бояр, членов новгородской об­щины. 2) Земли финских племен — печеры, перьми, югры, простирав­шиеся от Заволочья до реки Оби. Эти волости, как видно из грамот, числились за Новгородом до XV века. Отдаленность этих земель от Нов­города не располагала новгородцев заводить там большие поселения. По­этому отношения новгородцев с этими племенами ограничивались толь­ко одним сбором с них дани и производством торговли и разных промыс­лов в их землях, а в их управление новгородцы не вмешивались и предоставляли им ведаться своими племенными начальниками.

Общественное устройство Новгорода. Об устройстве новгородцев мы имеем два совершенно разнородных свидетельства: 1) свидетельство Не­стора, 2) свидетельство скандинавских саг. Нестор говорит следующее: ^Новгородцы бо изначала и смольняне и кияне, яко же на думу, на еече сходятся, и на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут*. Из этого видно, что их устройство было чисто общинное и форма правления была вполне республиканская. В скандинавских сагах новгородская зем­ля называется «Гардарикией*; в древности эта страна, по свидетельству саг, управлялась потомками Сигурламия, сына Одина, и была в частых и близких сношениях со Скандинавией как по своим торговым связям, так и по сходству в общественном устройстве и по близкому родству цар­ствовавших домов. По сказанию саг, Один жил сначала на Дону, потом в Новгородской земле, потом в Саксонии. Удаляясь из Новгородской зем­ли, Один оставил там Сигурламия, сына своего. По сагам можно, хотя и с перерывами, отыскать от 15 до 20 князей новгородских почти до начала IX века. Таким образом, относительно устройства Новгорода в источни­ках, по-видимому, оказывается противоречие, ибо по Нестору Новгород управлялся вечем, а по сагам — государями, потомками Сигурламия, сына Одина. Но если сообразить все обстоятельства, то окажется, что эти свидетельства, по-видимому противоречивые, все-таки согласны между собой. Свидетельство Нестора, что новгородцы «изначала, яко же на думу, на вече сходятся», нимало не противоречит известиям, сообщаемым са­гами, ибо право веча не уничтожалось и при князьях, как мы знаем из истории Новгорода при Рюриковичах; следовательно, то же могло быть и до Рюрика, чему немалым подтверждением служит подобное обще­ственное устройство и в древней Скандинавии, как его изображают саги. Присутствие князей нисколько не противоречило общинному устройству.

40

 

Князь — государь и господин Великий Новгород были совершенно совме­стны по общественному новгородскому устройству; об этом свидетель­ствуют все летописи и официальные известия последующего времени ДО второй половины XV века. Да и сан Нестор в другом месте называет Нов­город княжением1, следовательно, не отрицает княжеской власти у нов-города8 и утверждает только, что они управлялись вечем при начале поселения я перед прибытием Рюрика, чего не отрицают и скандинавс­кие саги, ибо они называют Сигурламия не основателем Новгорода, а при­шельцем; следовательно, до него Новгород мог управляться и без князя; перед прибытием Рюрика, по сагам, мы также не видим князей в Новго­роде. Таким образом, и по сагам, и по нашим летописям новгородцы в иное время управлялись сами собою, в иное — князьями.

Новгородская земля составляла союз городов, подчиненных Велико­му Новгороду. Собственно общинный быт у новгородцев был устроен сле­дующим образом: Новгород составлял цепь общинных союзов, где каж­дая улица была самостоятельной и составляла общину, т. е. союз несколь­ких домов; у каждой улицы было свое уличанское еече, на котором выбирались уличанские старости и были большие и меньшие люди2. Обидеть уличанина значило обидеть целую улицу. Новгород разделялся на концы; два из них находились на правом берегу Волхова, три на ле­вом. Каждый конец состоял из нескольких улиц, и в каждом конце было свое кончанское вече, на котором избирался кончанский староста. Та­ким образом, новгородское вече состояло из кончанских и уличанских союзов и представляло собой органическое целое. Вечу принадлежала верховная власть, а так как на вече собирался весь народ, то, следова­тельно, он и был верховным правителем. На вече существовали своего рода порядки: иной богат, да не член веча, другой беден, да член его. Го­лос аа вече принадлежал лишь тому, кто состоял членом общины, а чле­нами общины были одни только домохозяева. Каждая улица шла на вече со своим старостой и староста знал, кого он ведет. Местом веча был ны­нешний Ярославов двор, а иногда оно собиралось и у храма св. Софии. За вечем следовали власти выбранные: старосты по улицам, старосты по концам, старосты целого Новгорода и, наконец, тысяцкие. Тот же поря­док был и в пригородах новгородских — Ладоге, Пскове и других. За при­городами следовали села; несколько сел составляли погост, несколько погостов — уезд. Таким образом, все новгородские владения суть ни что иное, как союз общин, в котором меньшие общины вполне зависели от больших.

1              Лавр, сп., стр. 5.

2              Новгородцы издревле разделялись на больших и меньших людей; первые были

землевладельцы, приобретшие землю в собственность. На своих землях они се­

лили более бедных — меньших людей, но не как чуждые поработители, ибо и

меньшие люди пользовались всеми политическими правами и не были безглас­

ной массой.

41

 

Обычаи новгородские можно разделить на общественные и семейные. Из общественных замечательны, как принадлежность одних новгород­цев, кулачные бои и повольничество. О кулачных боях свидетельствует Густынская летопись; в ней о новгородцах сказано: *В ксеждо лето на том (Волховском) мосту людие сбираются, и разделыиеся на двое, иг-рающее убиваются*КВ этих кулачных боях новгородцы принимали уча­стие не как попало и не врассыпную, а общинами. Например, жители одного конца или улицы выступали против жителей другого конца сте­ной на стену. Это показывает, что между самим общинами существовала тесная связь и единство, потому что только при таком единстве и при полном отсутствии разъединенности общинное начало проникает в обы­чаи. Другим характерным явлением новгородской жизни было поволь-ничество. Оно было из древнейших учреждений Новгорода, незнакомое другим славянским племенам на Руси. Повольничествомв Новгороде на­зывался обычай молодых людей ходить вольницей по рекам и морям на чужую еторону, пробовать там свое удальство и находчивость и произво­дить подчас грабежи. В Новгороде вся земля была общественная и толь­ко тот считался членом общины, кто имел землю, а у кого ее не было, тот не мог быть членом общины. Так, дети до тех пор не был» членами общи­ны, пока не получали земли. Эта-то масса людей и называлась вольными или гулящими людьми. Они пользовались правом свободы, правом тру­да и покровительством закона, но в делах управления не принимали ни­какого участия — они не несли общинных повинностей, от них требова­лось только подчинение закону. Какой-нибудь богатый и» них, как напр, известный Васька Буслаев, ходит по улицам и кричит: «Кто хочет в по­вольники». На зов его собираются богатые и бедные и составляется, та­ким образом, дружина. Члены — повольники были связаны между со­бой клятвами и договорами, поэтому назывались ротниками. Они ходи­ли по нескольку лет и возвращались на родину или богатыми, или оборванными, а иногда и совсем пропадали без вести. Свидетельства об этом обычае в наших летописях встречаются не раньше XII столетия и преимущественно относятся к походам и грабежам по Волге, Каме и За-волочью: но тем не менее они указывают на древний обычай, существо­вавший в дорюриковское время, когда походы новгородской вольницы, конечно, были обширнее. Наши повольники ездили по морю; так, напр., они были в Померании, откуда вывезли множество пленников, чему слу­жат доказательством названия — «Прусская улица», «Волотовский по­гост» в Новгороде. Скандинавские саги представляют нам прямое свиде­тельство о древности сего обычая в Новгороде. В одной из них рассказы­вается, что новгородский государь Реггвид в молодости постоянно занимался морскими разбоями и покорил многие места по Западной Дви-

Скан цинавская сага Рольфа, сына Гаутрекова, говорит о древности кулачных боев в Новгороде; по ее словам, у новгородского государя Го льде да на было двенадцать бойцов, злых и неукротимых, которых не брало железо.

42

 

не. Здесь он воевал с разными народами в продолжение семи лет, не воз­вращаясь на родину, так что в Новгороде думали, что он уже умер. Оче­видно, что этот обычай был совершенно одинаков с таким же обычаем в Скандинавии, где викинги или короли моря, сыновья королей и ярлов обыкновенно начинали свое поприще морскими разбоями и повольниче-ством. Они обыкновенно хоронились в каком-нибудь из морских зали­вов, зорко стерегли проходившие с товарами корабли и грабили их. Наши повольники в своих походах также никому не спускали. Даже и своих иногда грабили и убивали. Случалось и так, что они, прибыв в какое-ни­будь место, распродавали или променивали свои товары, а потом брались и за грабеж. Впрочем, из повольников нередко выходили и люди опыт­ные; так нам известно из истории, что некоторые из них были тысяцки­ми, воеводами и даже посадниками новгородскими. Повольники, боль­шей частью пускавшиеся на удачу, открывали новгородцам новые пути для торговли и для распространения владений. Лучшим тому доказатель­ством служит то, что ни одно из славянских племен на Руси не распрост­ранило так широко своих владений, как новгородцы со своими поволь­никами.

Теперь скажем о семейных обычаях новгородцев. Древние новгород­цы имели брачный обряд, который состоял в том, что родственники при­водили невесту к воде и отдавали ее жениху. Договорное начало при со­вершении брачного союза имело влияние на положение женщин в семей­стве и обществе. Вступая в семью по договору, женщина уже никак не могла быть рабой мужа, но делалась равноправной ему. Вследствие этого женщины пользовались уважением. Особенно завидно было положение вдовы. При жизни мужа женщина не могла брать общественной должно­сти, хотя в семье она могла вести торговлю и владеть своим имуществом независимо от мужа, но после его смерти все переходило в ее руки. Вдо­ва-мать заступала для детей место отца; в случае же вторичного замуже­ства она теряла право на имущество первого мужа, которое переходило тогда во владение детей с учреждением опеки. Дети при матери не имели права на вече, если не отказывались от отцовского дома. Что женщины принимали участие в общественных делах, это мы знаем из примера ска­зочной Амельфы Тимофеевны и исторической Марфы Борецкой, дети которых хотя и были посадниками, но главою Новгорода была сама Мар­фа. Должно заметить, что Марфа не была исключением в Новгороде, не одна она пользовалась такими правами, ибо мы знаем, что Иван III, по­корив Новгород, нашел в нем много таких вдов и посещал их официаль­но, по расписанию. По этому образчику можно судить о том, каким высо­ким значением пользовались женщины в Новгороде. Семьи в Новгороде были независимы и каждая представляла отдельного и самостоятельного члена общины, без всяких ограничений и стеснений рода; каждая семья Дробилась на несколько семей, как скоро вырастали сыновья и обзаводи­лись своим хозяйством.

43

 

Характер новгородской общины. Все дошедшие до нас памятники — русские и иностранные — говорят одно, что новгородски племя было самым деятельным и предприимчивым из всех славянских племен на Руси. Внимание новгородцев преимущественно было обращено на тор­говлю и колонизацию в соседних племенах. Живя на торговом пути, за­нимая местность, представлявшую большие удобстве поблизости к морю и по множеству озер, соединенных друг с другом реками, ояи еще в древ­нее время воспользовались своим удобным положением и завели торгов­лю с Византией. О большом торговом пути через новгородские земли очень рано упоминают Нестор, Константин Порфирородный и Адам Бре-менский. По их словам, этот путь был известен северным народам Евро­пы с давнего времени; по нему, обыкновенно, ходили из Балтийского моря в Неву, потом в Ладожское озеро, потом реками Волховом, Ловатью, от­сюда волоком до Днепра, потом по Днепру, и, наконец, а Черное море. Новгородские славяне, жившие почти при начале этого нуги и, так ска­зать, владевшие ключом этой торговли, естественно всего скорее долж­ны были принять в ней сильное участие, но имея соперниками криви­чей, новгородцы не могли сделаться здесь господствующим торговым народом и посему обратились в другую сторону, на север и восток от сво­их владений, в земли, занятые финскими племенами — коре л ой, заво-лочской чудью, весью, мерей и муромой, где на далекое пространство им не представлялось соперников, а между тем речное и озерное сообщение открывало новый, важный торговый путь в Камскую Болгарию, бывшую в близких торговых сношениях с мусульманской Азией. В странах коре-лы, веси, чуди, мери и муромы новгородцы, начав дело торговлей, окон­чили колонизацией всего этого края и подчинением тамошних финских племен, чему прямым доказательством служат как названия тамошних городов — Ладога, Ростов, Белоозеро, Суздаль, Торжок и др., — так я чи­сто новгородско-славянское население с общественным устройством Нов­города, Вообще, по свидетельству скандинавских саг, нашего летописца Нестора и арабских историков и географов, новгородцы в VIH и в начале IX века были сильным и богатым народом на Руси. Они торговали с му­сульманской Азией через Болгарию и Хозарию и с западной Европой че­рез Скандинавию; их владения занимали весь северный край нынешней России от Северного океана до Оки и, может быть, до устьев Угры, и от западной Двины и Балтийского моря до Камской Болгарии, Уральских гор и даже до р. Оби. Но, по свидетельству тех же историков, внутреннее устройство новгородского общества далеко не соответствовало богатству, торговым связям и силе, или пространству владений. Общинные начала, благодетельные для новгородцев в прежнее время и много способствовав­шие к распространению новгородского могущества, явно стали оказы­ваться недостаточными, когда Новгород усилился и когда на основании общинных начал подчинил себе и принял в состав своего народонаселе­ния элементы финских, соседних славянских племен, а частью сканди-

44

 

навских. Эта разрозненность элементов населения по общинным нача­лам, с правами более или менее одинаковыми, необходимо должна была вести к раздорам и междоусобиям, которые, усиливаясь год от года, не могли быть прекращены одними общинными средствами; ибо самое вече, этот главный судья в общине, в таких случаях распадалось на партии И, вместо суда и управы, усиливало междоусобия и беспорядки. Несогла­сие в общине достигло высшей степени в половине IX в. Нестор так опи­сывает состояние новгородской общины в то время: «И востарод народ и не бе в них правды и беша в них усобицы и начата воевати сами на ся>. Такое опасное положение сильного и богатого общества не могло быть продолжительным и должно было вызвать особые сильные меры для вод­ворения тишины и порядка. Эти меры были следующие: созвано было в 862 году вече из новгородцев, кривичей и чуди, на котором было решено искать себе князя, который бы владел ими, рядил по ряду и судил по пра­ву, т. е. был бы судьей и решителен общественных раздоров на основа­нии прав и обычаев, вытекающих из жизни народа. Это решение веча и последовавшее затем приглашение варяго-русских князей дали новое на­правление общественной жизни сперва в Новгороде, а потом и в других славянских племенах на Руси.

ВЛИЯНИЕ БАРЯГО-РУССОВ НА ДРЕВНИЙ БЫТ РУСИ

Пришапие кням'и. Княжеская власть и отношение князя к земщине.

Дружина. Отношение дружины к /емщине. Отношение дружины к князю.

Устройство дрцмины. Состав другицы. Положение земщины. Устройство

ямщины. Состав земщины, бояре, уклады, черные люди. Вольные люди. Рабы.

Поземельное владение. Княжеские лемли. Земли поместные.

Доходы кня/рп. и дру нецнников

Призвание князей. Новгородское вече, в 862 г. решив пригласить князей, имело в виду только водворение порядка и тишины, нарушен­ных внутренними раздорами, но отнюдь не изменение старинного своего устройства; именно с этой целью и обратились за князьями не в какую-либо другую сторону, а в знакомую Скандинавию к варяго-руссам. Это­му много способствовало и то еще, что часть этого племени жила уже в новгородских пределах и имела здесь город Старую Руссу. Так как эта часть участвовала на вече, то, конечно, и посоветовала обратиться к род­ному племени, у которого общественное устройство было одинаково с новгородским и власть княжеская существовала рядом с властью веча. Верховная власть у варягов была в руках веча, которое собиралось в го­роде Упсале, князья же управляли с его согласия; их дело было творить суд и расправу. Области у варягов управлялись своими выборными или местными владельцами. И варяго-руссы и новгородцы отличались удаль­ством, и те и другие занимались торговлей. Варяго-руееы ежегодно ез­дили через Новгород, а новгородцы, в свою очередь, ездили к варягам Для продажи греческих и азиатских товаров. Стало быть, новгородцы

45

 

обращались за князем к такому племени, которое было одинаково с ним по устройству, по характеру, а через это, естественно, они менее риско­вали потерять свою самостоятельность: князь по переселении находил ту же среду, какую и оставил, и народ пригласивший не изменял своим старым обычаям. Кроме того, богатые владельцы, как варяжские, так и новгородские, нередко роднились между собой, и это родство Нестор зас­видетельствовал так: « Ти суть люди новгородцы от рода варяжека, преж­де бо беша словени*'. Стало быть, новгородцы обращались к варягам, как к племени частью родственному. В нашей учено-исторической литерату­ре существует разногласие относительно вопроса — откуда пришли кня­зья? Одни признают, что варяго-руссы призваны с берегов Черного моря2, и хотя действительно там, по свидетельству греческих летописцев, и были их колонии, но Нестор не допускает принимать это предположение, он прямо говорит: «Идоша за море к варягом к Руси» (стр. 9 Лавр. сп.). Да едва ли опять эти колонии, но своему далекому расстоянию (1500 да 2000 в.), были известны новгородцам, а если и были известны, то все-таки не были знакомы им. Существует и другое мнение, первоначально выс­казанное Ломоносовым, а потом, в наше время, Костомаровым, а имен­но, что варяги-русь — литовцы. Основание, на котором строитсе это пред­положение, заключается в том, что один из рукавов Немана называется Русь, но считать посему жителей этого притока варяго-руссами не дозво­ляет следующее обстоятельство. Приток Русь назван Русью после того, как квязья были приглашены, именно в XIV столетии. Название это дано колонистами из Полоцка, которые, двигаясь по западной Двине, давали рекам, встречаемым па пути, свои славянские названия, напр. Вилия, Свя­тая Невежа, Дубисса и, наконец, Русь. Стало быть, нет никакого основа­ния искать варяго-руссов в этом краю.

Несмотря па выбор князей из страны, сходной по обычаям и обще­ственному устройству с Новгородом, новгородцы не могли удержать сво­ей старины в неприкосновенности, потому что варяжские княаья при­шли не одни в новгородскую землю, но привели с собой и все свое племя, которое и внесло новый элемент в быт новгородцев. Племя варяго-рус­сов, как родственное князю, естественно должно было стать ближе к нему, чем люди новгородские, потому-то оно и составило княжескую дружи­ну. Таким образом, вместе с княжеской властью в новгородском обще­стве появилась дружина, класс жителей, совершенно отдельный от об-

 Лавр, сп., стр. 9. А лехонисец Иоаким говорит, что Рюрик был сын Улемы, сред­ней дочери Гоетомысла, знаменитого посадника новгородского.

 Сергей Глинка {пет. Рос, т, 1, стр. 21) говорит: «Словен и русь, в сопровождении племени своего, устремились в путь от берегов Черного моря. Часто останавли­вались, но нигдев продолжении нескольких лет не находили страны по сердцу и по мыслям. Накопен, достигнув берега озера Ильменя, остановились и начали учреждать постоянные жилища». — По мнению Байера и Миллера, варяги были готфы. Ри венский географ Гыидоы считает варягов-русь за роксолан, живших, по свидетельству Орабона, на Азовском море.

46

 

щинной земли и доселе неизвестный в Новгороде, притом зависящий прямо от князя и нисколько не подчиненный общинному вечу. Правда, дружинный быт был и у повольников новгородских, но они не принадле­жали к обществу, вся их деятельность былв направлена в чужеземные края, куда они отправлялись добывать себе добычу, а Великому Новго­роду земли; в Новгороде они подчинялись во всем общинному вечу. С по­явлением зяряго-руесов, естественно должна была измениться обще­ственная жизнь; явились разные отношения земщины к дружине и к князю. С этого времени начинается новая жизнь славянских племен на Руси. Общественный быт новгородцев изменился не сталь сильно, как у других славянских племен. Рассмотрим же теперь значение княжеской власти в Новгороде, Киеве и других городах.

Княжеская власть и отношение князя к земщине. По свидетельству Нестора, новгородское посольство, приглашая князей, говорило им: *Вся земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет; да пойдите княжить и володети нала*. А перед этим новгородцы, по летописцу, говорят: «Поищем себе князя, иже бы володея нами и судил по праву и рядил па ряду*. Следовательно, князья призывались с условием судить и управ­лять в Новгороде по исконным обычаям. За это новгородцы уступили при­шедшим из Скандинавии князьям — Рюрику, Синеусу и Трувору — Ла­догу в земле Корелии, Велоозеро в земле Веси и Изборск подле Чудского озера, все же остальные владения новгородского края непосредственно зависели от самого Новгорода и управлялись новгородскими мужами, только от имени кназей и с платежом князьями определенных сборов, называвшихся то данью, то дарами, для чего в иные из этих городов вре­менно приезжали княжеские мужи. Эти условия, принятые, впрочем, князьями, были слишком тяжелы для них и не могли долго оставаться ненарушимыми. Через два года по прибытии в новгородскую землю бра­тья Рюриковы умерли (864) и он один сделался князем земли Русской; таким образом, владения, разделенные прежде на 3 части, составили одно целое и, следовательно, дали возможность Рюрику усилиться. Кроме того, он получил от самих новгородцев пригороды Ростов, Полоцк и Му­ром. Перебравшись из Ладоги по Волхову к Ильменю, где был главный город ильменских славян — Новгород, Рюрик построил на другом бере­гу реки, напротив Новгорода, город или крепость, которую также назвал Новгородом и которая впоследствии составила часть самого Новгорода, постоянно принадлежавшую князьям и известную под именем Софийс­кой стороны. В то же время он разослал по городам своих мужей, кото­рые стали строить там крепости. Этот поступок был прямым нарушени­ем условий с новгородцами; поэтому они, под предводительством своего выборного воеводы Вадима Храброго, восстали против Рюрика. Но так как в этом восстании не принимали никакого участия лучшие новгородс­кие люди, то оно и не имело успеха: Вадим был убит Рюриком, а союзники его рассеялись. Но неудовольствия новгородцев не прекратились. Через

47

 

два года опять восстала часть новгородцев на Рюрика — ъБеда нам от этого князя, сделает он нас рабами*, — кричали новгородцы, но и это восстание также не имело успеха, потому что было предпринято с теми же средствами, с какими и первое. Таким образом, Рюрик остался кня­жить, а недовольные удалились в Киев. Впрочем, власть Рюрика в Нов­городе была вовсе не так велика и опасна для общины, какой она показа­лась недовольным из новгородцев. Напротив, она была очень ограничена вечем, так что преемник Рюрика, Олег, через три года после смерти Рю­рика счел за лучшее удалиться из Новгорода и искать другого места, где бы власть его не встречала таких стеснений, как в Новгороде.

Олег, оставив Новгород, отправился вниз по Днепру и, по согласию с кривичами, занял главный город кривичей — Смоленск, потом Любеч и далее Киев, где также был принят жителями без сопротивления. Киев очень понравился Олегу и он остался там жить и назвал этот город мате­рью городов русских. С ним вместе остались и варяги и вольница из сла­вян, кривичей и чуди, ушедшая из Новгорода за воинственным князем. С тех пор Приднепровье, или Киевская сторона, стала называться Рус­ской землей, а Новгород со своими владениями — Новгородской землей. Занятие Киева и утверждение там Олега со своими дружинниками варя­гами и новгородской вольницей дали новое значение княжеской власти на Руси. Олег из скандинавского конунга, каким был в Новгороде, до примеру Рюрика теперь сделался более самостоятельным владельцем, не зависящим от новгородского веча; у него явились владения, нисколько не подчиненные Новгороду, но притом он не потерял Рюриковых прав на Новгород и удержал за собой все новгородские области, уступленные прежде Рюрику; его мужи по-прежнему сидели и в Полоцке, и в Изборс-ке, и на Белоозере, и в Ростове, и в Муроме. Кроме того, новгородцы, не желая потерять торговый путь в Грецию по Днепру, все течение которо­го, с занятием Смоленска и Киева, уже принадлежало Олегу, волей-нево­лей должны были покориться его новым распоряжениям, по которым были наложены новые дани на кривичей, ильменских славян и Мерю, и сверх того согласились платить особенную дань Олеговым варягам по 300 гривен в год, как сказано в летописи, мира деля, т. е., вероятно, за свободную торговлю по Днепру, Таким образом, на Руси образовались два сильных и независимых друг от друга владения: новгородское со своим прежним устройством и вечем, и киевское, или приднепровское, под име­нем Руси, которым Олег владел независимо от новгородского веча и на иных правах, чем Новгородом.

Власть Олега в Киеве и во всем Приднепровье хотя была обширнее его власти в Новгороде, тем не менее и эта власть была еще довольно ог­раничена, ибо ни Смоленск, ни Киев, ни Северская земля, признавшие над собой власть Олега, не были завоеваны, а приняли князя по своей доброй воле, следовательно, с условием не нарушать старого устройства и старых прав той или другой земщины. В том же положении находи-

48

 

лись и ближайшие преемники Олега до Владимира Святого. Все они, как Олег, так и преемники его, заботились только о распространении владе­ний, платящих им дань, а не о увеличении своей власти; они даже остав­ляли старых племенных князей в покоренных племенах, где оные были, обязывая их только быть своими подручниками. О таких князьях-под-ручяиках упоминает Олегова договорная грамота с греками, писанная в 912 году, в которой сказано: *...и вы. греци, да храните таку же любовь к князьям светлым нашим русским и к всем, иже суть под рукою свет­лого князя нашего». Вообще Олег и его преемники и не думали о переуст­ройстве владений, признавших их власть; устройство везде оставалось старое; где были веча до них, там они оставались и при них, где прежде младшие города подчинялись старшим городам, так они подчинялись и при князьях. Главное право княжеской власти и в Приднепровье, как и в Новгороде, состояло в суде и управе, которые производились или са­мим князем, или от его имени его мужами; но суд я управа должны были производиться по исконным обычаям и правам народным. Для суда и расправы князья сажали по городам своих мужей или посадников.

Каждый город, признавший над собой суд и управу князя, платил ему известную условленную дань; для сбора этой дани и для суда каж­дую осень князья или сами ездили по городам и волостям, или посылали своих дружинников; такой объезд no-тогдашнему назывался полюдьем. Князьям также были уступлены некоторые земли и угодья, с которых они пользовались доходами, как частные собственники, и могли по свое­му усмотрению строить там города и селения, сажать на их землях своих дружинников и других людей, и даже пленников. Но тогдашние князья и их дружинники мало заботились об уступленных им землях, а более думали о походах на соседние непокорные племена, где им было приво­лье и показать свою храбрость, и понабраться разной добычи. Воинские походы, которые тогда были так часты и многочисленны, князья произ­водили преимущественно своими дружинами, земцы же, нередко при­нимавшие в них участие, составляли только вольницу, присоединявшу­юся к княжеской дружине. Князь сзывал охотников, и по этому зову воль­ница собиралась и примыкала к княжеской дружине по своей охоте; иногда этот сбор вольницы продолжался не один год. А когда ни дружи­ны, ни вольницы для иного большого похода не было достаточно, то князь посылал за заморскими варягами в Скандинавию, где также собиралась вольница по его приглашению, иногда же приглашал соседних кочевни­ков торков или печенегов. Власть князя тогда лежала только как бы на поверхности общественной жизни и не проникала вглубь. Князья со сво­ей дружиной в этой время еще были сами по себе, а городская и сельская земщина сама по себе; ни та, ни другая сторона, по новости своего поло­жения, еще не сжились друг с другом. Тогдашним князьям Русская зем­ля была нужна для отдыха, для прокорма дружины, пока не выискался случай сделать набег на соседа. Святослав даже думал вовсе оставить

49

 

Русскую землю и переселиться в дунайскую Болгарию, в которой ему представлялось больше выгод а удовольствий, где жители 5мли посмир­нее и пораболепнее, чем на Руси, в которой были и такие места, как Нов­город, куда и княжить-то шел не всякий князь.

Самое управление князей и их посадников в то время бнло далеко не самостоятельным, потому что рядом с властью князя или посадника сто­яла власть земщины в лице веча и выборных старост, зависевших не от князя, а от народного веча. Даже в договорах с иноземцами земщина при­нимала деятельное участие; так посланники отправлялись не от одного князя, но я от всей Русской земли; например, в Олеговой договорной гра­моте с греками, о послах сказано: * ...которые посланы от Олега, вели­кого князя Русского, и от всех, иже суть под рукою его, светлых бояр*. Или в Игоревой грамоте послы говорят: *Послании от Игоря, великаго князя Русского и от всякая княжья и от всех людей Руеския земли*. Князь в тогдашнее время был самовластен и независим в стих распоря­жениях и предприятиях только в том случае, когда его распоряжения и предприятия не касались земщины. Например, походы князей на сосед­ние ближние и дальние племена не касались земщины, они производи­лись только при помощи дружины и вольницы, и земщина не вступалась в них и не удерживала князей. Передача власти княжеской от одного князя другому или назначение наместника в то время также производи­лось свободно и нисколько не стеснялось земщиной, ибо тогда один князь передавал другому власть только в тех размерах, в каких сам пользовал­ся ей, а это до земщины вовсе не касалось: в то время и даже много по­зднее для земщины было все равно кто бы ни княжил, только бы не пере­ступал границ княжеской власти. Новгородцы, например, прямо гово­рили Святославу: «Дай вам, которого либо сына, а не дашь, мы сыщем себе князя». Напротив того, как скоро дело касалось земщины, так князь мог уже действовать не иначе, как по согласию с земщиной и даже иног­да по требованию земщины должен был оставлять свое предприятие. Так, например, когда во время первого Святославов а похода в дунайскую Бол­гарию печенеги в отсутствие князя напали на Киев, то киевская земщи­на отправила гонцов к Святославу, чтобы он шел защищать Русскую зем­лю от варваров, причем земские послы прямо говорили Святославу; * Ты, княже. чужея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабие, мало бо нас не взяша печенеги, матерь твою и дети твои*. И Святослав по этому зову немедленна сел на коня, оставив свое новое завоевание на Дунае, поспе­шил в Киев защищать Русскую землю от печенегов, ибо защита земли была в числе обязанностей князя перед земщиной, от которой он не мог отказаться, когда того требовало земское вече.

Дружина. Первой составной частью русского общества, с призвани­ем варяжских князей, была дружина как орудие княжеской власти. До призвания Рюрика ни у одного из славянских племен не было и упоми­нания о дружине. Стало быть, дружина — элемент новый, выросший не

50

 

на славянской почве; она пришла на Русь вместе со скандинавскими кня­зьями, а поэтому и устройство ее было скандинавское. Стриннгольм1, скандинавский ученый позднейшего времени, так описывает скандинав­скую дружину. Конунги содержали при себе собственный отряд бойцов и воинов, готовых во всякое время к исполнению военных поручений. Они принадлежали ко дворцу конунга и составляли его домашнее войс­ко. Обязанностью дружинников было защищать владения конунга, со­провождать его в походах, приобретать добычу торговлей и войной, со­бирать дань с подчиненных племен, править посольства от имени конун­га в чужие земли и исполнять другие поручения. Одни из дружинников жили при дворе конунга и назывались Hirdmanner (по нашему — гри­ди); они получали от конунга все содержание, ездили с ним по селам для суда и расправы, из них конунг выбирал надежнейших мужей для уп­равления областями и начальствования над другими дружинниками, не жившими при дворе; последние назывались младшими, а первые стар­шими. Почти то же устройство встречаем мы и у наших князей, впро­чем, с некоторыми отличиями, согласно с тем условием, что у нас князья владели в чужеплеменной земле, где они поселились или по приглаше­нию, или по соглашению с туземцами; этого важного условия не было в Скандинавии. Конунги там были свои, и дружина была для своих; здесь же напротив — и князь чужеземный, и дружина пришлая, стало быть само положение и отношения должны измениться. Поэтому, указав об­щий характер дружин в Скандинавии, мы должны также проследить и те отличия, которые обусловились самим положением русских князей и их дружинников в Новгородском крае и в Приднепровье.

Отношение дружины к земщине. По словам Нестора, Рюрик привел со своими братьями в новгородскую землю все племя Русь, которое по самому отношению своему к соплеменным князьям естественно состави­ло княжескую дружину. Новгородцы уступили приглашенным извест­ные области, где они и утвердились; но так как князья, естественно, не могли жить во всех им уступленных городах, особенно по смерти Рюри-ковых братьев, то некоторые отдельные отряды дружины под началь­ством вождей, назначаемых князем, завяли нерезидентные города. Так, в летописи читаем: «И прия власть Рюрик и раздал мужам своим грады, овому Полотеск, овому Ростов, другому Бедоозеро, и ао тем городам суть находници варязи**. Кроме того, дружинники, пользуясь свободой не служить при князе, могли или воротиться в Скандинавию, или идти куда угодно; так и сделали Аскольд и Дир со своими товарищами. Они от­просились у Рюрика в Константинополь, но не дошедши до него утверди­лись в Киеве, как независимые владельцы. Занятие городов варягами, казалось, должно было колонизировать их, подчинить их варягам или

1 Стрвннголъм. Походы Викингов; ч, II.. стр. 70 - 73. * Лавр, сп.,стр. 9.

51

 

слить пришлый варяго-русский элемент с туземным, но этого не случи­лось, С одной стороны, этому воспрепятствовал чисто скандинавский характер дружинников, искавших войны и добычи; варяги постоянно были в походах, а остававшиеся в городах были слишком малочисленны для развития варяжского элемента. С другой стороны, устройство зем­щины было слишком прочно для того, чтобы поддаться влиянию варяж­ского элемента. Притом варяги и славяне стояли на одной степени раз­вития, а известно, что одна нация может подчиниться ьлиянию другой только тогда, когда эта последняя обладает высшей цивилизацией. Осо­бенно важным препятствием слития дружины с земщиной было движе­ние на юг Рюрикова преемника Олега. Олег, ушедши из Новгорода и ут­вердившись в Киеве, естественно должен был ваять с собой как можно более дружииы, оставив в занятом прежде краю столько, сколько нужко было для поддержания там княжеской власти. Колонизация же края варяго-русским элементам вовсе была упущена из виду, и дружинники на севере Русской земли надолго остались дружинниками, жили отдель­но от земцев, как представители или, скорее, органы княжеской власти, а не как члены одной общины с аемдами; сами жилища их, хотя были в городах, принадлежавших земской общине, но не сливались с жилища­ми земщины, а составляли особенные детинцы, кремли. По большей ча­сти кремли эти строились в середине города, но в некоторых городах они находились и на довольно большой расстоянии от городов, как, напр., в Новгороде. На протяжении 700 лет сами князья жили не в предназна­ченном для них жилище — Ярославовом дворе, — а в так называемом городище. Но всего более слиянию двух племен препятствовало то обсто­ятельство, что дружинники не имели поземельной собственности; земля принадлежала земщине и если давалась, то князю, а не дружине. Таким образом, еще при Рюрике дружина была слаба, как физически, так и нравственно по своей цивилизации. По смерти Рюрика занятие Олегом Киева, усилив значительно власть князя, не только не изменило значе­ние дружины, но даже еще более представило препятствий к соединению ее с земщиной. Олег, ослабив дружину на севере ради похода на юг, дол­жен был постоянно ослаблять ее с занятием каждого нового города, ибо для поддержания своей власти всегда принужден был оставлять отряды дружинников1. Это необходимо вело к тому, что, вероятно, еще при Оле­ге княжеская дружина уже не состояла из одной Руси, приведенной Рю­риком, но постепенно пополнялась вольными пришельцами из Сканди­навии и разных славянских и других племен. Для князя было все равно, кто бы ни служил ему; для него даже выгоднее была разноплеменность дружинников, потому что она более привязывала их к князю и его служ-

! Нестор говори! об Олеге: »И приде к Смоленску к кривичи и при я град и посади мужевои Оттуда шшде вни i и еия Л юбец и посиди.куж свой ь.(Лазр. сп.,стр. 10). А сколько дружинников нужно было Олегу для походов на древлян, тиверцев, дулебов, греков и пр.

52

 

бе. Разноплеменность делала дружинников слугами князя; она ни дозво­ляла им ни соединиться с общиной, ни жить самостоятельно, без служ­бы князю. Потеряв свою цельность и одноплеменносгь, дружина, есте­ственно, не могла оказывать сильного влияния на земщину; но кроме раз­ноплеменности дружина много потеряла тем, что не имела земли и не заботилась об этом. Военные походы, обогащая дружинников добычей, отбивали у них всякую охоту к мирным занятиям земледелием и други­ми промыслами, кроме торговли, которая и в Скандинавии, и у нас на Руси уважалась дружинниками в одинаковой степени с военным ремес­лом. Все это делало дружинников беспечными в отношении к приобрете­нию поземельной собственности1; они беззаботно жили на княжеских зем­лях, как княжеские слуги, и получали от него содержание; к тому же сво­бода дружинника переходить от одного князя к другому делала его характер подвижным и еще более отделяла от земщины. Дружинники по отношению к последней являются только или правителями областей, или судьями и сборщиками разных податей и оброков. Других отношений, прав и привилегий они в общине не имели. Они не были завоевателями, а пото­му у общинников осталось их старое внутреннее устройство; общинники имели свое начальство — старост, сотских, десятских, тысяцеких, даже в суде и управлении дружинники не могли действовать иначе, чем через посредство и при помощи самих земцев, что мы ясно увидим впоследствии2. Единственной точкой сближения друживников с земцами была торговля, особенно заграничная, которую особенно любили дружинники, потому что она, в своем роде, была военным походом. Здесь дружинники и земцы тесно сближались друг с другом; но эта связь была очень незначительна, потому что не все земцы занимались заграничной торговлей.

Слабая связь дружины с земщиной лучше всего выразилась по смерти Олега. Пока он был жив и обогащал дружину воинскими походами, дру­жинники стекались к нему со всех сторон и жили в Русской земле. Но в первый же год княжения Игоря, не ознаменовавшего себя воинскими пред­приятиями и, может быть, скупого, большая часть дружинников оставила князя и в качестве повольников, в числе 50 000 на 500 лодках поплыла

д На неимение дружинниками в это время прочной поземельной собственности луч­ше всего указывает обширная торговля невольниками, которую руссы тогда про­изводили я с Византией, и с Камской Болгарией, и с хозарани, как это засвиде­тельствовано византийцами, арабами и нашим летописцем, и в особенности до­говором Олега с греками (Лаер. ел., стр. 15). Если бы дружинники в это время имели на Руси прочную поземельную собственность, то им выгоднее было бы ос­тавлять пленников или невольников у себя для заселения земель, а не водить на продажу по дальним страна»; ибо о самих князьях нам известно, что они заселя­ли вновь построенные города пленниками.

2 Впрочем, такие отношения дружинники имели только с теми общинами, кото­рые вполне признавали власть князя и составляли собственно Русь, т. е. с кри-вичажи, полянами, северянами, у древлян же, радимичей, тиверцев и др. дру­жинники только временно силою собирали дань на себя и на князя. Здесь у них было одно только право — сильного; сюда они приходили обогащаться добычей, которую нередко должны были приобретать силой.

53

 

Днепром, Черным морем, Азовским и Доном в хозарскую землю, а оттуда Волгой спустилась в Каспийское море и, как свидетельствует тогдашний арабский историк Массуди, в продолжение нескольких месяцев опусто­шала там все приморские страны до Азербайджана и на возвратном пути погибла, разбитая хозарами после трехдневного боя. Об этом походе дру­жинников в наших летописях нет никаких известий, потому тао он был не по княжескому приказанию, а собственно по воле дружинников. В другой раз дружинники сделали то же в 944 году; когда они шли с Игорем на Царь-град, то на Дунае им встретилось посольство и предложило дань с тем, что­бы они ушли назад. Игорь, по обыкновению, созвал дружину и сообщил ей предложение императора. Старшая дружина согласилась принять это пред­ложение, и таким образом поход не состоялся; младшая же дружина не была этим довольна и, оставив князя и старшую дружину, ушла старым путем по морям Черному и Азовскому и рекам Дону и Волге и опять по­явилась на Каспийском море. По свидетельству арабских писателей — Якути, Абульфеды и др., Руссы из Каспийского моря рекой Курой проник­ли до Берды, столицы Аррана, нынешнего Карабага, заняла этот город и, оставшись там жить, делали набеги до Тебриза, но излишнее употребле­ние плодов произвело среди них заразительную болезнь, от которой мно­гие из них погибли, остальных же мусульмане успели вытеснить. В оба набега на прикаспийские земля дружинники ясно показали, что кроме службы князю их ничто не удерживало на Руси. Особенно ясно это из того, что в последнем набеге они надолго хотели остаться в Берде и удалились только по необходимости. Новое доказательство непривязанности дружин­ников к Русской земле мы встречаем при Святославе, который со своей дружиной вовсе хотел было оставить Приднепровье и думал утвердиться в Болгарии на Дунае. Все это показывает, что у дружинников Игорсвых и Святославовых не было поземельной собственности в Приднепровье, что они, как и дружинники Рюрика и Олега, жили на княжеских землях, по­лучали содержание от князя и все обеспечение свое полагали в княжеском жалованьи и военных добычах. Тот же характер имела и дружина Влади­мира, и только под конец его княжения стала в другие отношения к зем­щине1 . Рассмотрев отношение дружинников к земле и земщине, обратим­ся к отношениям их к князю.

Дружинники Владимира, приведенные им из Скандинавии, считали Приднеп­ровье своей военной добычей и требовали выкупа с самого Киева, как с неприя­тельского города, добытого боем: •*<•<? град наш и мы прилхом е, да хочем имати окуп на них по две гривне от. человека* (Лавр. сп.т стр. 42). Но Владимир, хоро­шо понимавший, что его собственная сила, как государя, состоит сколько з при­шлой дружине, столько же, или и больше, а туземной земщине — успел удалить буйных дружинников, лучших же оставил при себе и, как кажется, первым из русских князей начал давать дружинникам поземельные владения, может быть на поместном праве. По крайней мере, в саге ОлаваТрягвессоиа, писанной Оддом, мы встречаем древнейшее и первое свидетельство о наделении иных дружинни­ков поаемельными владениями на Руси. В саге сказано, что Олавов дядя Сигурд, состоя на службе у Владимира, получил от него большие земли во владение.

54

 

Отношение дружины к князю, По отношению к князю дружинники были не только воинами и слугами князя, но и советниками его. Так, в 946 г. Игорь советовался со своей дружиной — продолжать ли ему поход на греков или, взяв с них дань, предложенную императором, заключить мир. *Игоръ же дошед Дуная, сома дружину и нача думати, поееда им реч цареву* {Лавр, сп., стр. 23). Когда же дружина предпочла дань, про­должает летописец, «ц послуша их Игорь и повеле печенегом воевати бол­гарскую землю; а сам взем у греков злато и поволоки и на вся вой и езра-тися в спять, и арииде к Киеву во свояси*. По требованию дружикы хо­дил Игорь и на древлян, где и погиб. *В се же лето, говорит Нестор (Лавр, сп., стр. 28), рекошадружина Игореви: «Отроци Свенелжи изоде-лися суть оружием и, порты, а мы пази; пойди, княже, с нами вданьъ.То же значение советников имели дружинники при Святославе и Яропол-ке. Когда Цимисхнй прислал Святославу дары, прося мира, то Святос­лав обсуждал этот вопрос с дружиной1. Сын Святослава, Ярополк, по со­вету дружинника Свенельда напал на своего брата Олега, князя древлян­ского2. Как дорожил князь мнением о себе дружинников видно из того, что Святослав, несмотря на просьбы матери своей Ольги принять хрис­тианство, оставался язычником только из опасения, что принятие им чужой веры не понравится дружинникам3. Участие дружинников в де­лах князя засвидетельствовано официальными актами. Так, в договоре Олегас греками послы говорят; *Послани от Олега, великаго князя Рус-скаго, и от всех, иже суть под рукою его, светлых бояр* (Лавр, сп., стр. 16). То же повторяется в договоре Игоря, где послы называют себя: *мы... послании от Игоря, великаго князя Русского, и от всякая княжья и от. всех людей Русския земли»(Лавр, сп., стр. 24). Здесь между посоль­скими именами даже отдельно обозначены послы от Игоря, от его жены, от сына и от знаменитейших дружинников, напр., Прасьтен от Турда, Либиар от Фаста, Сфандр от жены Улеба и др. Даже Святославов договор с Цимисхием был заключен от имени Святослава и его старшего дружин­ника Свенельда4.

Все это показывает, что участие дружинников в управлении и в сове­те княжеском было официальное и составляло одно из важнейших прав дружины, так что о нем необходимо было упоминать в договорах с инос­транными государями, и имя одного князя было как бы недостаточно для обеспечения договора.

^Святослав же прия дары и поча думати с дружиною своею...* {Лавр, сп., стр. 38).

гМолвяше всегда Ярополку Свенельд: „пойди на брат свои и приими волость его", хотя отомстити сыну своему* (Лавр, сп., стр. 40).

Когда Ольга уговаривала сына принять христианство, то он отвечал ей: *Како аз хочю ин закон прията един? а дружина сему смеятиея начнут' (Лавр, сп., стр. 33).

«Ровно другого свещанья бывшаго при Святославе велицем, князи Руетем и при Свенелъде писано при Фефеле синкелеи к Ивану, нарицаемому Цемскию...*

55

 

Кроме участия в совете княжеском, старшие дружинники были пред­водителями войск, воеводами, которым князья'иногда поручали вести войны с соседями и пользоваться выгодами от этих войн. Гак, Свенельд был воеводой при Игоре, Ольге, Святославе и Ярополке; ему дано было поручение вести войну с уличами и тиверцами с тем, чтобы он набрал себе дружину и содержал ее на доходы от этой войны. При Владимире воеводой был один дружинник по прозванию Волчий Хвост, который по­корил ему радимичей1. Само воспитание малолетних князей поручалось дружинникам, которые поэтому назывались кормильцами. Так, у Свя­тослава воспитателем был Асмульд (Асмуд — Лавр, сп., сгр. 28), у Вла­димира — Добрыня. Это обычай чисто скандинавский; тая дружинники также были и воеводами, и кормильцами конунгов; например, при Га-ральде Гарфагере был воеводой дружинник Гутторм, у Голфдана Черно­го кормильцем состоял дружинник Олфер Мудрый.

Кроме военной службы и участи в советах и управлений, дружинни­ки вели от имени князя торговлю княжими товарами в чужих землях и отправляли посольства. В договоре Олега с греками упоминается, напр., о послах и гостях русского князя, приезжавших в Константинополь, и в числе условий договора говорится, чтобы греки выдавали послам посоль­ское содержание, а гостям — гостиное2; а в договоре Игоря греки гово­рят: *А великий князь Русский и бояре его да посылают в Греки к вели­ким царем Греческим корабли, елико хотят, с послы и с госчгьми, яко же им установлено есть* (Лавр. сп.,стр. 24). Этот обычай был также чисто скандинавский, где, как мы видели, к числу королевских служб, кото­рые несли дружинники, принадлежала и торговля товарами конунга и отправление посольств в чужие края. Торговля составляла важнейшую часть доходов князя и была тем более необходима для него, что большая часть дани, получаемой им, состояла из произведений земли. Торговля по своей важности приравнивалась к войне. Указание на это заходится в былинах, где говорится, что лучшне дружинники посылаются торговать. Даже в позднейшее время в московском государстве весь сибирский до­ход (соболиная казна) находился в руках бояр. Дружинникам же пору­чалось устройство колоний и городов, надзор за княжескими имения­ми, суд и расправа, одним словом, они исполняли все поручения князя. Однако так как каждый дружинник служил по доброй воле, то ему нельзя было давать поручений, для него унизительных; иначе обиженный мог всегда оставить князя и увести с собой целую толпу своих воинов3. При-

 *И победи радимиче Волчий Хвост...* (Лавр, сп., стр. 45).

 чДа приходят Русь, хлебное емлшт, елико хотят, и иже придут гостье, да ем-лют. месячину, на 6 месяц, и хлеб, и вино, и м#са, и рыбы, и овощем, и да творят им мовь, елико хотят: и пойдут же Русь долови, да емлют у царя вашего на путь брашно, и якоря, и ужа, и аре, и елико надобе» (Лавр, ел, стр. 15).

 Эти воины назывались ротниками, потому что клялись своему начальству в вер­ности. Каждый дружинник, пользующийся значением, имел таких ротннков.

56

 

мер этого мы видим в Аскольде и Дире. Они отпросились у Рюрика в Царь-град и увели с собой целую толпу воинов, с которыми и заняли Киев, встретившийся им на дороге.

Устройство дружины. Прием в дружинники сопровождался некото­рыми обрядами. Дружинник, желающий поступить на службу к князю, являлся к княжескому воеводе, который приводил его к князю и дружи­не. Князь и дружина спрашивали его, какого он происхождения и какие совершил подвиги, дабы по происхождению и подвигам назначить ему достойную степень в службе и жалованье. В былине об этом говорится так: *Ты скажи, молодец, кто твой род и плелгень? породу тебе место дати. по племени жаловати*. Объявляя о своих подвигах, дружинник должен был подтвердить их доказательством своей силы. Так, при по­ступлении Добрыни Никитича, киевский воевода сказал: «А проведать всем богатырям силу с Добрынею Никитичем*.

Дружинники имели предводителя, который назывался воеводой. Воеводы были двух родов: одни назначались князем и предводительство­вали дружиной, другие же имели свои собственные полки. Из княжес­ких воевод нам известны — Свенельд при Игоре и Святославе, Блуд при Ярополке, Волчий Хвост при Владимире. Кроме главного предводителя были еще воеводы частные, которым подчинялись известные отряды дру­жинников; таковыми были при Рюрике Аскольд и Дир. Отряды частных воевод были в полной зависимости от последних и получали от них со­держание. Свенельд сам содержал свою дружину, которая считалась бо­гаче Игоревой. Среди дружинников были и скандинавские конунги, ко­торым русские князья поручали управление городами и областями. Так, скандинавские саги говорят, что конунги Сигурд и Олав Тригвессон, на­ходясь на службе у Владимира, управляли от его имени несколькими го­родами. По нашим летописям конунг Тур княжил в Турове, Рогвольд — в Полоцке; скандинавские конунги жили в городах со своими дружин­никами, — так, Рогвольд воевал даже с Владимиром'.

Лучшие из дружинников, довереннейшие и ближайшие к князю, назывались боярами. Они, кажется, преимущественно участвовали в со­вете и управлении. В договоре Олега они называются светлыми боярами, а в летописях — мужами. Так, в летописи говорится, что Рюрик *прия власть и роздал мужем своим грады: овому Полотеск, оеому Ростов, другому Белоозеро*; а про Олега говорится: *и прия Смоленск и посади муж свой, и взя Любеч и посади муж свой», а потом в договоре Олега эти же мужи называются князьями и светлыми боярами, сущими под рукой Олега. Следовательно, название «муж* не обозначало особого класса дру­жинников, а принадлежало одинаково и князьям, и боярам, и вообще

«Бе бо Рогволод пришел из заморья, имяше власть свою в Полотск. а Тур в Туро ее, от него ж? и туровцы прозвались... Володимир же собра вой мнози, варяги и сдовени, чудь и кривичи и поиде на Рпгаплодае- (Лавр, сп,, стр. 41).

57

 

этим именем означалась старшая дружина, ближайшая к князю, в отли­чие от младшей дружины, носившей название отроков, детских. Эти пос­ледние исполняли разные низшие должности, как при кнззе, так и при старших дружинниках. Отроки, жившие при самом дворе, назывались гридями, по сходству слова «гридь», «гридень» со скандинавским Hirdmanner, которое означало воина, живущего при дворе конунга; мож­но заключить, что гриди были телохранителями князя. От грядей произош­ло название комнат-гридниц, куда собирались гриди для принятия кня­жеских приказаний. В этих же комнатах князь пировал со своей дружи­ной. Вероятно, старшая дружина и младшая по отношению к своему внутреннему устройству имела и другие подразделения с особыми наиме­нованиями, смотря по должностям. Так, в летописи упоминается о ста­рейшем конюхе Олега (Лавр, сп., стр. 19), о сторожевом воеводе при Свя­тославе, — таким воеводой был Претич (Лавр, сп., стр. 35). В исландских сагах и наших народных песнях и сказках встречаются названия стольни­ков, чашников, приворотников и постельников. Про Добрыню Никитича говорится, что он три года стольничал, три года чашничал, три года при-воротничал. Здесь заключается некоторого рода постепенность должнос­тей, но в каком отношении находились эти должности, которая из них счи­талась высшею и низшею — этого мы не можем определить за неимением определенных летописных и официальных известий об этом предмете.

Состав дружины. Первоначально состав дружины, пришедшей с Рю­риком, был варяжский, но Олег, удаляясь из Новгорода, принял в свою дружину охотников из новгородцев, кривичей и финнов, а Игорь, Свя­тослав и Владимир принимали в дружину уже без различия всякого, кто желал поступить в нее. Таким образом, состав дружины при этих князь­ях был самый разнообразный: тут были варяги, финны, славяне, печене­ги, ятвяги и др. Но, несмотря на это, преобладающий элемент дружины все еще был варяжский, потому что время от времени из Скандинавии приходили толпы варягов и поступали в дружину русских князей. Впро­чем, эти пришельцы редко оставались на жительство в русской земле; они, обыкновенно, сделавши несколько походов с князем и обогатившись добычей, уходили обратно в Скандинавию. Постоянный же элемент, ядро дружины, составляли варяги-русь, для которых Русская земля сделалась отечеством: у них уже не было другой родины, куда бы они уходили до­живать свои дни. Но и этот элемент дружины не был прочен. По своему национальному характеру варяги не были усидчивы, не были привяза­ны к Русской земле и всегда были готовы, одни или вместе с князем, ос­тавить ее, как это случилось при Игоре. Сын Игоря, Святослав, хотел даже сам со своей дружиной переселиться в Дунайскую Болгарию.

Положение земщины. Рядом с дружинниками в русском обществе жила старая земщина, к которой принадлежали города и селения Рус­ской земли с их коренными жителями, с первыми насельниками, по вы­ражению Нестора. Земщина эта имела общинное устройство, выработан-

58

 

ное предшествовавшей жизнью славянских племен на Руси. С прибыти­ем варяго-русских князей славянская земщина хотя более или менее ут­ратила свою самостоятельность и независимость, но тем не менее за ней осталось значение главного, основного элемента в новой жизни русского общества. Сами князья, постепенно подчиняя себе разные славянские племена на Руси, не уничтожали их старого общинного устройства и при* знавали земщину чем-то отдельным, отличным от княжеской дружины. Впрочем, это положение земщины не во всех племенах находилось в оди­наковой степени; так новгородцы, сами пригласившие князей, удержа­ли за собой больше самостоятельности, особенно по удалении Олега на юг, — у них даже скоро образовалось право избирать князей. Смоленск, Любеч, Киев, Чернигов, Переяслявль, как не приглашавшие князей, хотя не могли удержать своей самостоятельности настолько, насколько удер­жал ее Новгород, и, поступив в прямую зависимость от князей, стали на­зываться Русской землей; тем не менее города сии, как занятые не си­лой, не завоеванием, а по добровольному согласию, удержали за собой свою землю, свое общинное устройство, свою земскую управу и свою во­енную и мирную службу; они не слились с дружиной, дружина не подчи­нила их себе, не заняла, не поделила между собой их земель и не обложи­ла земцев податями за право владения землей. В этом отношении земцы здесь, как и в Новгороде, остались независимыми; их независимость и безобидность защищали сами князья: так, когда варяги, составлявшие дружину Владимира, потребовали от киевлян выкуп по две гривны с че­ловека, то Владимир не дал в обиду земцев киевских и выпроводил варя­гов в Грецию. Неприкосновенность прав земщины и общинное устрой­ство были оставлены русскими князьями даже и в тех городах, которые новгородцы уступили Рюрику в непосредственное управление княжес­кими мужами, т. е. в Ростове, Полоцке, Белоозере и других. Кажется, земские права не были уничтожены и в городах, приобретенных чистым завоеванием, например в земле древлянской, в стране дулебов и проч.; ибо и в этом краю земские общины везде пользовались своей землей сво­бодно, дружинники никогда не делили тамошней земли между собой и за пользование ею не облагали земцев особыми податями. Вообще в пос­ледующей истории мы не видим каких-либо особенностей в управлении, например, древлянской землей, против управления в земле киевской или северянской.

Предоставление земским общинам полного права на владение зем­лей кладет вообще на русскую историю, и в особенности на историю рус­ского законодательства, особый характер, резко отличающий ее от исто­рии западноевропейских государств. На западе Европы завоеватели объявляют всю покоренную землю своей и делят ее таким образом: одну долю берет государь, другую долю отдает дружинникам в раздел, а тре­тью оставляет за побежденным народом; за право пользования этой после­дней долей владельцы облагаются податьия. Отсюда начало притескений,

59

 

неудовольствий и вражды между составными частями западного обще­стве; вся тягость податей ложится только на третью долю земли, остав­ленную за побежденными. Сами дружинники, получив свои доли и та­ким образом сделавшись независимыми, самостоятельными владельца­ми, мало-помалу отделяют свои интересы от интересов государя или предводителя, а сей последний, чтобы поддержать свою службу и снова привязать к себе дружинников, волей неволей приступает к дележу и этой доли земли, которая при первом разделе досталась собственно ему: он отдает ее по участкам на праве феодальном, т. е. с тем чтобыдружинник, получающий от государя участок земли, владел им только до тех пор, пока несет службу государю. Отсюда начало феодальной системы и но­вое разделение земель: на феодальные или ленные, жалованные от госу­даря, на аллодиальные, полученные дружинниками при первом разделе покоренной земли, и податные, оставленные за побежденным народом. Феодалы стараются навсегда удержать за собой и своим потомством лен­ные земли, полученные от государя только на время службы. Отсюда но­вая вражда между государем и ленными владельцами; иные из феодалов или ленных владельцев мало-помалу делаются независимыми от госуда­ря и самостоятельными владельцами, вступают друг с другом в союзы и безнаказанно теснят и грабят беззащитный народ. Отсюда война городов с замками или побежденного народа с феодальными грабителями. Жи­тели городов, не находя себе защиты и управы против феодалов, сами при­нимаются за оружие и сперва только защищаются от феодальных напа­дений в своих городах, а потом, мало-помалу, сами нападают на замки феодалов, вступают в союзы друг с другом и принуждают феодальных владельцев к уступкам в свою пользу, подают помощь государям против феодалов, получают за это разные привилегии и, наконец, делаются не­зависимыми и приобретают почти одинаковые права с феодальными вла­дельцами.

Русская история не представляет ничего подобного. Государственное устройство на Руси идет совершенно иным путем: предоставление земс­ким общинам полного владения землей сохраняет единство и связь Рус­ской земли, несмотря на удельную систему, развившуюся впоследствии и, по-видимому, грозившую совершенным раздроблением государства. Предоставление земли общинам препятствует разъединению интересов государя и подданных; подданные видят в Государе не частного собствен­ника, но владыку всей земли, отца народа, и потому всю Русскую землю считают государевой землей и, бесспорно, без сопротивления предостав­ляют государю брать любую область, любое угодье на собственные надоб­ности и на содержание дружины, потому что народ знает, что такое отде­ление земли на государя не стесняет общин, не налагает на них излиш­них податей: земля, и отделенная на государя, и не отделенная, одинаково остается за частными общинами, которые на ней живут, и общины, жи­вущие на отделенной государевой земле, не исключаются от платежа об-

60

 

щих податей, которые платят общины, живущие на неотделенной зем­ле. Сами государи, не отделяя своих интересов от народа, ограничивают­ся самым умеренным отделением земель на себя и, как увидим впослед­ствии, даже избегая такого отделения, стараются приобретать себе зем­ли добровольной покупкой. Дружинники же, не имея на свою долю частей земли, им выделенных в собственность, вполне зависят от службы госу­дарю и дорожат этой службой, как единственным средством содержания; они не могут соединиться с земщиной ради общих интересов, ибо земщи­на, беспрепятственно владея землей, видит в государе отца своих поддан­ных и вовсе ве имеет нужды в союзе с дружиной. Государи, с переходом из Новгорода в Киев до самого Владимира, даже не дают дружинникам земель, а содержат их на жалованье и на праве собирать в свою пользу некоторые доходы; да и сам Владимир дает дружинникам земли только в поместное владение, т. е. не в собственность, а только на пользование в продолжении службы, так что дружинник, оставляя княжескую служ­бу, вместе с тем теряет право и иа землю, данную ему князем в поместье. Отсюда у нас нет ни феодальных замков, ни вражды между дружинни­ками и земцами, ни колонизации земских земель дружинниками, ни вой­ны городов С княжеской дружиной. Отсюда земщина на Руси имеет весь­ма важное значение — государственное, так что князья даже в договорах с иностранными дворами упоминают о ней. Так, например, в договоре Игоря с греками прямо сказано, что посольство, заключившее этот дого­вор, было отправлено и уполномочено *от Игоря, великого князя Рус­ского, и от всякая княжья, и от всех людей Русская земля*.

Устройство земщины. Общинное устройства славянских племен на Руси, выработанное еще до приглашения варяго-русских князей, оста­лось за земщиной и по прибытии князей. Главным и более полным выра­жением этого устройства были города, а за ними селения, обыкновенно тянувшие к городам.

Города славянских племен на Руси, как мы уже видели, были вызва­ны необходимостью при колонизации страны, прежде славян занятой другими племенами, страны, которую славяне должны были отнимать у туземцев силой, причем города служили точкой опоры и передовыми постами против туземцев. Этот характер городов имел своим следствием то, что город был не только крепостью, сторожевым острогом, но вместе с тем служил и точкой центрального соединения того племени, которое построило город. К нему тянула вся земля, занятая племенем, и нередко от города получала свое название, так, например, от Новгорода вся стра­на, занятая племенем ильменских славян, называлась новгородской зем­лей, от Ростова весь окрестный край получил название ростовской зем­ли, от Суздаля — суздальской. Поэтому все селения вокруг города были или городскими выселками, или принадлежали самим же гражданам и населялись их людьми и наемниками. Племя, построившее первый го­род в занятой земле, продолжая оттеснять туземцев и распространять

61

 

свои владения, строило новые города, которые, будучи колониями пер­вого города, назывались пригородами и находились в тесной связи со ста­рым городом, со своей метрополией. По летописям нам известно, что младшие города управлялись начальниками из старшего города; так, из Новгорода посылались посадники в его пригороды: Ладогу, Псков и др. Отсюда и решение веча в старшем городе было непреложный законом для пригородов: «На что старшие сдумают, на том и пригороды станут», го­ворят источники, и это первоначальное отношение между городами оста­лось неприкосновенным и при князьях, так что князь, принятый старшим городом, беспрекословно признавался и пригородами. Таким образом, мы видим, что города на Руси в первый период русского законодательства имели центральное значение, как для населения, так и в отношении уп­равления страной. Город, старший в стране, считался господствующим, и пригороды и селения, как выселки старшего города, находились в от­ношении подчинения и зависимости; старший город управлял всей стра­ной и был представителем племени, пригороды же, находясь в подчине­нии старшему городу, в то же время имели значения центров для селе­ний, которые тянули к ним.

Указав на значение городов и на отношение их друг к другу, к селе­ниям и к целой стране, нам следует рассмотреть само устройство горо­дов. Здесь прежде всего обращает на себя внимание внешний вид горо­дов, вид, какой они имели до и после призвания князей. До прибытия варяго-русских князей мы не знаем на Руси ни детинцев или кремлей, ни посадов, ни слобод — были одни только города. Так, Новгород состо­ял из одной только торговой стороны, Киев — из соединения селений Кия, Щека, Хорива и Лебеди, Коростень заключал в себе также один только город, в котором жили все коростенцк. Но с прибытием князей в славян­ских городах уже появляются крепости, кремли, детинцы, выстроенные князьями или их дружинниками. Так, Рюрик, раздавая своим мужам города Ростов, Полоцк, Белоозеро и др., приказывает там строить крепо­сти и сам строит на Волхове, против Новгорода, крепость, которая впос­ледствии получила название Софийской стороны. В Киеве также появ­ляется вне города особенная каменная крепость над названием княжес­кого двора, О нем упоминается уже при Ольге, Святославе и Владимире. В других славянских городах находим также княжеские крепости под разными названиями, причем старые славянские города, принадлежа­щие земщине, находящиеся при княжеских крепостях, впоследствии получают название уже не городов, а досадов1. В крепостях, или крем-

• Славянские города, равно как и княжеские крепости, огораживались большей частью деревянными стенами, как можно заключить из выражений летописи: •«города рубленые», а иногда укреплялись земляным» валами и рвами, которые носили название грабли. Так, при описании пора жоп ля и смерти Олега Святос­лавича, сказано: «яобегшу же Олгу с вой своими в град, рекомый Вручий, бяше же чрез граблю ноет к аратом градным ►. В 1-м периоде летописец у поминает толь­ко об одном каменном княжеском городе в Киеве.

62

 

лях жили князья или их наместники с дружиной, а в посадах — земцы1. Как посады, так и крепости разделялись на улицы; но между улицами одних и улицами других была большая разница; посадские улицы не со­ставляли одной только массы домов, а образовывали отдельные общи­ны; члены этих общин назывались уличанами и имели своих выборных уличанских старост. У них были свои уличанскиесуды, свои сходки, свои веча. Таким образом, славянский город представлял собой большую об­щину, состоявшую из союза мелких общин или улиц. До прибытия кня­зей большие общины или города управлялись выборными людьми, кото­рые по своему богатству и влиянию на общество, по выражению летопис­ца, назывались старейшими мужами, держащими землю. Над выборны­ми начальниками стояло вече, которое их выбирало; над вечем пригорода стояло вече старшего города, э котором сосредоточивалось управление всем племенем. В важных делах иногда на вече старшего города участво­вали и пригороды. У некоторых племен наряду с вечем стояла и княжес­кая власть; так было, например, у древлян. Но с прибытием князей этот порядок остался, кажется, только у новгородцев. В прочих же племенах власть веча заменилась верховной властью русского князя, и веча соби­рались только изредка — или за отсутствием князя, или в иных крайних случаях, — обыкновенные же дела городской земщины, ежели не дохо­дили до князя и его наместника, решались старостами и другими земс­кими начальниками. Впрочем, права веча полностью никогда не унич­тожались.

Состав земщины (классы русского общества). Общинная жизнь, про­глядывающая в образе городского устройства и поселения, является в полном своем развитии в земских отношениях городских жителей друг к другу и к обществу. Эти отношения и по прибытии князей остались почти неизменными. Все жителя не Руси издревле разделялись на ста­рейших (больших) и молодших (меньших). Эти два вида подразделялись на три разряда: бояр, купцов и черных людей.

Бояре составляли первый класс общества — аристократию. Они при­надлежали, по происхождению своему, к знаменитым фамилиям в об­ществе и составляли коренное, старшее население городов; они же были главными землевладельцами — собственниками. Такие землевладельцы существовали не у одних славянских племен на Руси, но и у всех славян; так, у сербов были свои бояре, называвшиеся волостелями. Богатство,

Посады и крепости разделялись на улицы; так, в Новгороде на торговой стороне, т. е. собственно в славянском городе, были улицы: Славная, Слан нова, Коржевс-кая, Рогатица и др. В княжеском городе, или на Софийской стороне — Чудинцо-ва, Добрынина, Редятина и др., преимущественно называвшиеся по прозвищам знаменитых княжеских дружинников. В Киеве, по летописям в 1-м периоде, встречаются улицы: Хозарская, Посынча. Кроме улиц а Новгороде и Киеве были торговые площади или торговища, именно в той части города, которая принад­лежала земцам, вероятна то же было и в других городах, но мы не имеем об этом никаких известий.

63

 

обширные владения, а также сосредоточение управления в руках бояр очень рано отделили их роды от массы других граждан; но, несмотря на это, они все-таки сохранили тесную связь с остальным народонаселени­ем. Бояре жили не отдельно от зеицев, атакже в посадских улицах ибыли членами уличанских общин; поэтому и интересы их были тесно связаны с интересами той городской обща бы или улицы, к которой принадлежал их род. Обидеть боярина — значило обидеть целую улицу, и она вся по­дымалась за боярина; и наоборот— обесчестить чем-либо улицу — зна­чило обидеть тот боярский род, который к ней принадлежал. С прибыти­ем варяго-русских князей во многих городах эти отношения бояр к ос­тальному народонаселению сильно изменились; однако же в городах самостоятельных все еще ясно обозначаются следы старых отношений. Так, например, в Новгороде, Пскове и др. каждый конец города, каждая улица, составлявшие отдельную общину, имели свои боярские роды, и отношения их к общине остались почти неизменившимися. Сами кня­зья в важных случаях обращались к боярам за советом; земцы же счита­ли бояр своими руководителями, тем более, что многие из них жили на земле бояр или были у них в долгу. В Новгороде бояре назывались вящи­ми, лучшими, передними людьми — названия чисто общинные, а не ро­довые. Слово «боярин», без сомнения, появилось в Новгороде одновре­менно со словом вящие, лучшие люди и происходит от прилагательных — «болий», «больший». Как и когда образовались в новгородском обществе большие люди или бояре — мы не знаем; знаем только, что новгородцы постоянно разделялись на больших и меньших людей и что еще перед призванием Рюрика в летописи упоминается о старейшине Гостомысле, который собирал владельцев новгородской земли, *сущчх под ним*, на совето приглашении князей. Следовательно, большие люди, владельцы, бояре были в новгородской земле до Рюрика. Знаем также, что в Новго­роде народ, черные люди, меньшие люди не были безгласной толпой, по­рабощенной большими людьми, а принимали деятельное участие на вече: следовательно, бояре, большие люди не были особенным племенем побе­дителей, а принадлежали к тому же племени, что и остальные граждане, происходили из того же народа. Знаем еще, что в Новгороде при чисто общинном устройстве каждый конец, каждая улица составляли свою общину; в каждой же новгородской улице были свои бояре, находивши­еся в связи со своими уличанами; следовательно, бояре происходили из уличан же, составляли с ними одно и были только лучшими людьми из уличан. Притом, по общему устройству Русской земли поземельное вла­дение разделялось на общинное и частное. Общинная земля принадле­жала всей общине, и члены общины могли только пользоваться ею, и пользовались только те члены, которые или не имели средств приобрес­ти участки земли в полную собственность, или не могли охранять ее и потому довольствовались общинной землей. Частную же поземельную собственность приобретали все, имевшие средства к приобретению и ох-

64

 

ранению своих поземельных владений. Следовательно, приобретение зем­ли в полную собственность было первым признаком, отличающим част­ных собственников от общинников. Таким образом, первыми древней­шими боярами в Новгороде были большие землевладельцы, имевшие в своей собственности большие поземельные владения. Известно, что Нов­город был первоначально славянской колонией в земле финнов и посто­янно распространял свои владения посредством торговли и колонизации среди финнов; следовательно, приобретение земли было возможно толь­ко силой, через оттеснение финнов, а посему и на охрану приобретенной земли от притязаний старых хозяев требовались также силы и средства; стало быть, если какое-нибудь частное лицо имело столько силы и средств, чтобы приобрести землю и защищать ее от нападений старых ее хозяев, то тем самым это лицо приобретало перевес над другими своими согражданами и такой человек, естественно, делался лучшим, большим, влиятельным членом той общины, к которой он принадлежал. И действи­тельно, по всем дошедшим до нас известиям, начиная с XVI в., новгород­ские бояре прямо называются огнищанами, т. е. людьми, имеющими свое собственное огнище. Огнищем же еще в настоящее время в северном крае Руси называются земли, занятые кем-либо под пашню посредством вы­жигания леса; следовательно, название бояр огнищанами прямо указы­вает на них, как на землевладельцев-собственников, т. е. таких людей, которые сделали себе собственными средствами огнище, расчистив ди­кий лес под пашню и населив занятое место земледельцами. Эти земле­дельцы получали землю при условии признания власти огнищанина и обязывались производить земледельческие работы, как на себя, так и на них.

Купцы. Первое известие о купцах мы встречаем в летописи под 907 г., в словесном договоре Олега с греками, где, между прочим, говорится толь­ко о гостях, т. е. о купцах, приезжающих в Константинополь для торгов­ли1. Далее купцы в первый раз под этим именем являются в договоре Игоря с греками в 945 году, где между послами от князя и от бояр упомя­нуты послы от купцов3. Это свидетельство Игорева договора ясно пока­зывает, что уже в то время купцы составляли особый класс общества, осо­бенное сословие, если можно так выразиться. Следовательно, и тогда не всякий, кто продавал и покупал, назывался купцом, но только тот имел это название, кто постоянно занимался торговлей; в противном случае не было бы надобности и даже возможности отправлять особое посоль­ство от купцов. Князь и бояре, как видно из самого договора, тоже тор­говали. В договоре сказано: *А великий князь Русский и боляре его да посылают в греки к великим царем Греческим корабли, елико хотят,

1              «Иже придут гости, да емлют месячину яа 6 месяц...» (Лавр, сп., стр. 25).

2              В договоре так сказано: «Купец Адунь, Адулб, Иггивлад, Олеб Фрутан, Гомол,

Куци, Емиг, Турбид, Фурстен, Игельд, Турберн, Моны, Руальд, Свей, Стир, Ал­

дан, Тилена, Пубьксар, Вузлев, Синко, Борнч, Бруны, Ровлд, Гунастр, Фрастен».

65

 

со слы и гостье, яко же им установлено есть» (Лавр, сц,, стр. 24). Отсю­да ясно, что кроме князя, бояр и его дружинников торговлей занимались и другие люди, для которых она составляла промысел и которые поэто­му назывались купцами, торговцами; а особое посольство от купцов по­казывает, что этот класс был довольно многочислен и имел свой значе­ние в государственном устройстве, составлял корпорацию, которая хо­рошо понимала свои выгоды и умела ограждать их посольством в то время, когда князь и бояре ограждали свои выгоды своими посольства­ми. Встречая же в договоре в посольских именах от купцов между скан­динавскими именами и чисто славянские1, мы должны заключить, что купцами на Руси были славяне и скандинавы, а от этого двойного соста­ва купеческое сословие было тем сильнее и многочисленнее. Союз лиц разноплеменных — скандинавов н славян — показывает, что купеческий класс уже тогда имеет свое определенное устройство, свои сословные ин­тересы, которые были настолько ясны, что соединяли в одно целое лю­дей разноплеменных. Это соединение, конечно, было общинное, ибо толь­ко община не обращает внимания на разноплеменность. Более ясное под­тверждение этому мы увидим во 2-м периоде, а теперь скажем только, что купцы составляли свои общины (сотни), которые имели своих выбор­ных старост (сотских). Общинный характер купечество сохраняло не только дома, но и во время торговых разъездов по чужим землям: для безопасности торговля велась не иначе как караванами. Члены этих тор­говых общин были соединены клятвой (ротой) и назывались ротника-ми; их караваны носили название дружины, а караванные начальники — старост. Итак, в древнем русском обществе, при самом образовании го­сударства купцы имели уже общественное значение, принимали участие в общественных делах и пользовались почетом даже от чужеземцев2.

Черные люди (молодшие люди). Так назывались земледельцы и раз­ные ремесленники, жившие в селах, или же по городам особыми слобо­дами или улицами3. Название черных людей мы взяли из последующего периода: в описываемое же нами время это название в древних памят-

1 Таковы следующие имена: Кудц, Тилена, Синко, Борич и несколько других.

г Константин Порфирородный в своей книге «О церемониях» свидетельствует, что вместе саеликой княгиней Ольгой в императорском дсорцебыли приняты 44 рус­ских купца и два раза обедали там за особым столом вместе с послами и получали подарки: в первый раз по 12 милиарезлй, а во второй по 6 милиареаня на челове­ка. А по свидетельству Игорева договора, гости или купцы подписывали даже договоры с греками, гак лее как и послы. Б договоре скалено, что один экземпляр договора был подписан греческими императорами, а другой — княжескими по­слами и гостьми. Вот слова договора: «Мы же с вещанием все написахом на двое харатью, а едина харатия есть у царства нашего, на ней же есть крест и имена наша написана, а на другой слы ваши и гости ваши» {Лавр, сп., стр. 27).

3 О том, что земледельцы жили по городам, свидетельствует описание осады Коро-стевя Ольгой, где, между прочим, Ольга говорит коростенцам: *А ecu гради ваши предашася мне, а ялися по дань, и делают, нивы своя и земли своя» (Лавр, сп., егр. 30). О ремесленниках, живших по городам, мы имеем свидетельство в про­звищах новгородских концов — Плотницкого и Гончарского.

66

 

 не встречается, и черные люди постоянно называются людинами или гражданами. Людины также, как и купцы, разделялись на общи­ны, которые в городах назывались улицами, слободами, а вне города — селами, деревнями и починками. Об общественном устройстве этого клас­са в 1-м периоде русского законодательства мы не имеем определенных указаний и можем заключить о нем только по свидетельствам памятни­ков, относящихся ко 2-му периоду; памятники же эти постоянно и ясно свидетельствуют, что слободы, села и деревни черных людей всегда име­ли общинное устройство, т. е. сеои веча и сходки и своих начальников. К черным людям в городах относились: во-первых, торговцы, не записан­ные ни в какую купеческую общину, во-вторых, ремесленники и, в-треть­их, разные чернорабочие люди. В селах же к черным людям принадлежа­ли земледельцы и сельские промышленники, жившие на землях, принад­лежавших общинам или частный владельцам. Черные люди в городах, если занимались торговлей, то причислялись к купеческой общине и ве­дались купеческими старостами. Но принадлежность их. к купеческой общине основывалась только на единстве их занятий с купцами. В уп­равлении ими к купеческим старостам присоединялся еще тысяцкий, который был один на весь город. Кроме того, они имели общинные сот­ни, управлявшиеся сотниками, избиравшимися из своей среды. Черные люди, как городские, так и сельские, непременно тянули к какой-либо городской черной сотне или сельской общине и непременно должны были иметь оседлость, т. е. дом н известную долю городской или сельской зем­ли, что в городах называлось двором, а в селах Обжею или вытью. Люди же, не имеющие определенной доли общинной земли или не причислен­ные ни к какой общине, назывались изгоями и оставались в этом поло­жении до тех лор, пока не получали определенной доли земли и не при­числялись к какой-либо общине. Черные люди считались полноправны­ми людьми в русском обществе, имели своих представителей и свой голос на вече, в селах точно также крестьянские общины имели своих старост, свое земское управление и суд. Каждый член общины имел голос на сель­ском вече, участвовал в выборе начальников, раскладке податей и дру­гих общественных делах; но черные общины, как городские, так и сель­ские, будучи *молодшими*. подчинялись почти всегда ^старейшим», т. е. боярам и купцам, и шли за ними; так, напр., в Новгороде и пригоро­дах каждая улица и каждый конец имели своих бояр и своих купцов, с которыми в общественных делах заодно действовали и черные люди. По закону черные люди были поставлены в некоторую зависимость от своих старших уличан; в уличянских общинах они не имели выборных из сво­его класса старост, а подчинялись тысяцкому, выбираемому на весь го­род. В селах же большая часть крестьянских поселений была на землях богатых землевладельцев — бояр или купцов; следовательно, тамошние черные общины были уже в большей или меньшей зависимости от своих вотчинников. Впрочем, юридические права меньших или черных людей

67

 

относительно общественных дел были почти одинаковы с правами стар­ших или вящих людей и на вече снги также имели силу и голос.

Таким образом, земские жители наших древних городов и селений разделялись на три класса или на чри сословия: бояр, купцов и черных людей или людинов. Но кроме этих трех классов были еще два — воль­ных людей и рабов. И те и другие не имели никакого участия в обществен­ных делах: вольные люди потому, что не имели никаких общественных обязанностей, а рабы потому, что не считались личностью.

Вольные люди не имели общественной организация, не несли об­щественных повинностей и потому не имели никакого участия в обще­ственных делах; они не имели даксе земли на свое имя. Вече и власти не имели прямого отношения к вольным людям, за ними признавалось только личное право. Вольный человек состоял под покровительством законов, которые защищали его от обид. Кто же принадлежал к числу этих людей? Во-первых, те, которые не выделились еще из семьи и со­стояли под властью родителей или того старшего родственника, кото­рого семья признала своим домохозяином. Они оставались на правах вольных людей до тех пор, пока не поступали в члены общины. Они могли требовать суда и защиты, когда их кто-либо обижал, а равным образом и сами отвечали, когда являлись нарушителями чужих прав. Далее этого отношения вольных людей к власти и закону не простира­лись. Им предоставлена была полная свобода заниматься чем хотят, жить как знают и там, где их примут, для них были открыты все рус­ские владения. Во-вторых, к вольным людям принадлежали также те, кто не вступал в члены ни одной из общин, — это совершенные бедняки или люди, только начинавшие разживаться. Они ходили из края в край, добывая себе пропитание ручной работой и разными мастерствами. Это были, большей частью, самые беспокойные и буйные люди; из их сре­ды вырастали отчаянные пьяницы, гуляки, кулачные бойцы, мошен­ники и т. п. Это были пролетарии в полном смысле слова. К счастью русской земли, эта бродячая и буйная масса людей далеко ие вся нахо­дилась в бесприютном положении, Наибольшая часть этой неугомон­ной вольницы, перебесившись и наскучив своей бесприютностью, с ле­тами старалась где-нибудь приютиться и осесть, следовательно, всту­пить в первый отдел вольных людей: одни из них делались работниками у зажиточных хозяев, другие поступали в подсуседники. Положение их было уже не прежнее — бесприютное и бродячее, они были уже недале­ки от вступления в члены общин, и последние, если находили их людь­ми мирными, заботящимися о хозяйстве, всегда охотно принимали в свою среду, наделяли участками земли, причем на первые годы со зна­чительными льготами в податях и повинностях.

Рабы (челядинцы) или невольники также не были членами общин, потому что не признавались за лиц и были частной собственностью свое­го владельца, который мог их продавать, закладывать, дарить и даже

68

 

убивать1. В первом периоде на Руси было очень много невольников, так как в это время особенно много велось войн и все военнопленные, как известно, делались невольниками. Из договора Олега с греками видно, что русские в его время скупали невольников для торговли, так что гре­ки в договорах с русскими должны были назначить определенную цену для выкупа своих, находившихся в рабстве у руссов2. Святослав, исчис­ляя своей матери товары, идущие в Болгарию, говорит: чИз Руси же ско­ра и воск, мед и челядь» (Лавр, си., стр. 36). Греческие и арабские писа­тели также свидетельствуют, что русские торговали невольниками в Гре­ции, в западной Европе (в Ахене, куда приходили по Рейну), Камской Болгарии и Хозарии.

Таким образом, русское общество в первом периоде законодательства делилось на три разряда: к первому принадлежали бояре и купцы — клас­сы, составлявшие общественное устройство в тесном смысле, сюда же от­носились и черные люди; ко второму — вольные люди и к третьему — невольники или рабы. Два последних разряда не имели никакого влия­ния на общественный ход дел.

Поземельное владение. Первоначальная и более распространенная форма поземельного владения у славян на Руси была чисто общинная. Эта форма никогда не прекращалась в нашем отечестве и существует еще и до сих пор по всем селам и деревням, потому что и теперь в сельских общинах земля принадлежит не отдельным лицам как собственность, а общине, и крестьяне владеют участками земли только на праве пользо­вания. В древности этот порядок землевладения соблюдался и в городах. Член городской общины не мог яи продать, ни заложить участок городс­кой земли, состоящий в его ведении, точно так же, как теперь не может этого сделать крестьянин относительно своего участка в сельской земле. Но несмотря на то что общинное владение землей постоянно оставалось и остается главным и более распространенным, тем не менее оно не было единственным на Руси, и, вероятно, еще в глубокой древности рядом с общинным поземельным владением было владение и частное, что также служит прямым доказательством общинного, а не родового быта, при котором частное владение было бы невозможно. Последнее приобрета­лось в древней Руси необыкновенно легко. Из-за малочисленности пер­воначального слааянского населения на Руси сравнительно с огромным

В случае побега или пропажи тел я дина хозяин мог искать его как вещь, себе при­надлежащую. В договоре Олега е греками сказано: «„.пагубиша челядин, и жали ют, да ищут а обретояое да имущ еп (Лавр, сп., стр. 18). То же подтверждено в договоре Игоря: *..аще ускочитъ челядин от Руси... да поймут и; аще не обря щется... две половоце ja челядин* (Лавр. сп.,стр. 26). Даже за убийство ряба взыс­кивал только хозяин, а ас община.

В договоре Игоря с греками сказано: * Елико хрестиан от власти нашея плене на проведут Русь, ту аще будет унпша, или девица добра, да вдадят jxamnuK 10 и поймут и, аще ли есть средавич, да вдаст золотник S, и поймут и; аще ли будет стар, или детещ. да вдаст златних б* (Лавр, сп., стр. 26).

69

 

пространством земель, покинутых, туземцами, за общинными поземель­ными владениями оставалось много земель, никем не занятых, извест­ных впоследствии под именем диких полей, диких лесов и пущей. По­этому каждый, кто расчищал дикий лес или возделывал дикое поле соб­ственными средствами, вместе с тем делался и полный: владельцем, собственником занятой им земли. За первым занимателен дикому не при­надлежащей земли нашим законодательством признавалось право соб­ственности и в последующее время (в XV и XVI вв.) уже на памяти исто­рии. Следовательно, тем менее мы имеем право отвергать его при первом занятии земли славянскими племенами. Наоборот, тогда считалось зас­лугой, если кто обрабатывал дикую землю, потому что главной заботой славянских общин было как можно более возделывать земли. Вообще, во всех древних славянских общинах мы находим и частную поземель­ную собственность; при этом частные собственники всегда пользовались у них большим уважением. Они назывались отчинникаяи, владетеля­ми, держателями земли, бащинниками, составляли высший класс об­щества и вмели большое влияние на дела общественные; земля сообща­ла им особый вес и уважение от сограждан.

По прибытии варяго-русских князей к этим первым двум формам поземельного владения присоединялись две новые формы, а именно вла­дение княжеское и владение поместное.

Княжескими землями назывались те волости, города, села и угодья, которыми владели князья. Что князья имели в атом периоде свои позе­мельные владения, мы убеждаемся положительными свидетельствами летописи. Так, например, Вышгород, по свидетельству летописи, принад­лежал княгине Ольге, Берестово и Предславино — Владимиру1. Княжес­кие земли разделялись на два разряда. К первому принадлежали земли, уступленные князю земщиной. Эти земли не были полной собственное-тью князя, потому что они давались не лично тому илл другому князю, а составляли принадлежность княжеской власти вообще. Поэтому князь владел ими только до тех пор, пока был князем у той области, которая дала ему земли. Второй род княжеских земель составляли земли, приоб­ретенные покупкой от частных собственников или расчищенные на кня­жеский счет из диких полей и лесов. Эти земли были полной собственно­стью князя и оставались за ним и тогда, когда он переходил на княжение из одной области в другую.

Поместными землями назывались такие земли, которые князь да­вал своим дружинникам на время службы или на целую жизнь, но без права продавать, закладывать или передавать по наследству. Следова­тельно, в поместных землях в то время еще не было права собственности,

Нестор, говоря о женах я наложницах Владимира, упоминает о городах и селах, принадлежащих ему и Рогнеде, чоже посади наЛыбеди, идеже ныне стоит сельцо Предславино, а наложниц бе у него 300 Вышгороде, а 300 Белгороде, а 200 Берес-тоее.вселе, еже зовут Берестовое* (Лавр, сп., стр. 43).

70

 

а только право пользования ими. Первое упоминание о поместной разда­че земель относится ко времена Владимира. По свидетельству саги Ола-ва Тригвеесона, Владимир дал в поместье Сигурду, дяде Олава по мате­ри, большие поземельные владения. Поместные владения раздавались, вероятно, из княжеских, а не лзобщинных земель, по крайней мере так делалось в те времена, от которых дошли до нас официальные свидетель­ства о такой раздаче.

Доходы князей и дружинников были двух родов: к первому принад­лежали доходы, получаемые князем и его дружинниками с племен, вре­менно уступавших только силе русского князя, но еще не признававших его постоянной власти; ко второму роду относились доходы с племен, которые уже составили владения русского князя, признавали его верхов­ную власть и называли его своим государем. К племенам, не признавав­шим власть князя, принадлежали при Олеге древляне, хорваты, дуле­бы, тиверцы, радимичи, и в начале его княжения — северяне. При Иго­ре продолжали быть в прежних отношениях к русскому князю древляне, радимичи, хорваты и тиверцы, и вновь поступили уличи, а при Святос­лаве и Владимире — вятичи1. 05 этом сборе дани мы имеем, кроме лето­писных известий, свидетельства греческих писателей. Константин Пор­фирородный, современник Игоря, говорит: «Князья русские обыкновен­но при наступлении ноября месяца со всей Русью выходят из Киева и отправляются или в полюдье (по гречески гира), или в славянские земли древлян, дреговичей и других славян, платящих дань Руси». Это заме­чание императора о сборе дани русскими князьями с непокоренных пле­мен вполне согласно с нашей летописью не только в отношении к назва­ниям племен, платящих дань, во даже в отношении времени года, когда она собиралась. Константин пишет, что князья выходили для сбора дани в начале ноября; у Нестора сказано: *Приспе осень, наш (Игорь) мысли-ти на древляне, хотя примыслити большую дань* (Лавр, сп., стр. 28). Такое согласное свидетельство двух совершенно разных писателей под­тверждает истинность события.

Доходы князей и их дружинников с племен совершенно покоренных состояли, кроме дани, в судных пошлинах, вирах, оброках и пользовании

1 С этих племен князья пользовались только данью, которую большей частью дол­жны были собирать силон, отправляясь туда или сами, или с дружиной, или по­сылая туда воевод. Так, в летописи об Олеге сказано: *Поча Олег ваевати древ-л.чни, и примучив и, имяше на них дань по черне куне* (Лавр, сп., стр. 11). 06 Игоре летопись также говорит: гИде на древяяны, и победив, взяожи на ня дань большее Одеговы.» (Лавр, сп., стр. 21). Или: *И примучи Свенелъд, воевода Иго-рев, уличи, и возложи ко ни л: дань, и вдаст Игорь дань Свенеяъду*. Или дружина говорит Игорю: tПойди, княже, с нами е дань, да и ты добудеши и мы» (Лавр, сп., стр. 28). О Святославе летописец говорит: "Вятичи победи Святослав, и дань на них взяожи* (Лавр, сп., стр. 34). Все эти свидетельства прямо покалывают, что дань платили племена, еще несовершенно покорные русскому князю, атолько уступающие его силе, и что за этой данью нужно было всякий раз ходить; так Олег ходил за данью к древлянам. Игорь также должен был ходить или посылать Свенельда и был убит древлянами во вреия сбора дани.

71

 

разными угодьями и промыслами. Сама дань с таких племен собиралась не силой, но были уже определена самими князьями по взаимному согла­сию с данниками. Так, о дани, платимой славянами ильме некими, кри­вичами, мерью и новгородцами, в летописи казано: *И уставы (Олег) дани славеном, кривичам и мери: и уставы варягом дань даяти от Нов­города гривен В00 на лето* (Лавр, ш., стр. 11). Или, вслед »а совершен­ным покорением древлянской земли Ольгой, летопись говорит: «И иде Волъга по Дереветей земли с сыном своим и с дружиною, уставляющи уставы и уроки*; или: *Иде Волыс Новгороду и устави по Мете погос­ты и дани, и по Луге оброки и дани: жшища ее суть по всей земли, знаме­ния и места и погосты, и по Днепру перевесища и по Десне, и есть село Ольжичи и досель*.

Теперь разберем каждый из источников княжеских доходов, полу­чаемых с покоренных племен; эти источники были:

Во-первых, дань, которая отличалась от дани с племен побежденных, но непокоренных, тем, что она была определена и иначе называлась уро­ком, как сказано об Ольге по покорении древлянской земли: *Иде поДе-ревстей земли, уставляющи уставы и уроки*. Для сбора гякой дани по­сылался не воевода с полками, а чиновники, называвшиеся даныдика-ми, а иногда эта дань доставлялась прямо от самих городов князю или его наместнику.

Во-вторых, полюдье; так назывались дары, даваемые киязю во время его объездов волости для суда и расправы; эта подать была поголовной.

В-третьих, судные пошлины. Эти пошлины взимались с каждого суд­ного дела и шли в казну князя. Для отправления суда князь или сам ез­дил по областям, или посылал дружинников, или держал по городам и волостям тиунов. Кроме этой пошлины взималась плата тнуну и его слу­жителям.

В-четвертых, виры и продажи. Вирами назывались денежные пени с преступников, убийц, разбойников и воров, за исключением той части, которая шла на удовлетворение обиженных. Этот источник доходов по­явился со времен Игоря. Убийца, по тогдашним законам, подвергался мести родственников убитого, а имение его шло князю в уплату виры, т. с. пени за убийство. В платеже виры, в известных случаях, участвова­ла та волость или вервь, к которой принадлежал убийца. Такая вира на­зывалась дикой. Воры и разбойники, кроме денежной пени, платили за всякое увечье в казну князя — продажу. О вирах еще не упоминается в договорах Олега с греками, но при Игоре и Святославе вирные доходы уже имели определенную цель; они собирались на содержание коней и оружия для войска, конечно, княжеского, т. е. дружины. *Оже вира, то на дружьи и на коних буди», говорит летопись.

В-пятых, оброки. Так назывались подати, платимые с земель, состав­лявших собственность князя или уступленных ему земщиной. Так, в ле­тописи сказано об Ольге, что она установила по реке Луге оброки.

72

 

В-шестых, разные угодья, принадлежавшие князю: рыбная ловля, ловища зверей, перевесища, бортные угодья и т. п. О всех этих угодьях упоминается в летописи при описании аохода Ольги из Новгорода в Киев (Лавр, сп., стр. 11). Князь имел складочные места по городам и селени­ям, где хранились сборы с княжеских угодий. Так, при осаде Белгоро­да упоминается о княжеской медуше, где складывался мед с княжес­ких бортей.

В-седьмых, торговля. В ней князья уже в первом периоде прини­мали деятельное участие, отправляя свои товары в Грецию, Хозарию, Камскую и Дунайскую Болгарию и, вероятно, в западную Европу через Балтийское море. Святослав сам говорил, что в Дунайскую Болгарию идут из Руси меха, медь, воск и невольники (Лавр, сп., стр. 33). Этим товаром русские князья были богаты, потому что он составлял дань, взимаемую с подвластных племен. На то, что князья торговали, мы имеем прямые указания в договорах Олега и Игоря с греками. В дого­воре Игоря сказано: * Великий князь и бояре его да посылают в Греки корабли, сколько хотят, с послами и гостьми*. Ас гостьми корабли конечно посылались для торговли, ибо гостьми в то время назывались именно купцы, отправлявшиеся с товарами в чужие земли. За последу­ющее время мы имеем свидетельства, что князья были одними из важ­нейших торговцев; для них даже была привилегия: пусть, говорилось,-сначала расторгуются княжеские торговцы, а потом могут торговать и другие.

Источниками доходов дружинников были: во-первых, управление разными городами, которые поручались им от князя. Доход от управле­ния прямо назывался впоследствии наместничьим доходом или кормле­нием и состоял из натуральных повинностей, доставляемых наместнику в известные сроки. В следующем периоде мы увидим во всех подробнос­тях как порядок сбора, так и количество доходов, получаемых намест­ником, а равно и те случаи, по которым наместнику доставлялся тот или другой сбор. В настоящем же периоде об этом доходе дружинников мы не имеем достаточных данных.

Во-вторых, судные пошлины, они получались дружинниками с суд­ных дел в тех областях, в которые они посылались князем для суда и уп­равы. Вообще всякая посылка дружинника в какую-либо область была соединена с узаконенным для него доходом. Этот доход назван в Правде Ярослава «уроком». В этом законодательном памятнике мы находим ус­тавные грамоты об уроках вирнику, мостнику и городнику.

В-третьих, военная добыча, торговля и сбор дани с побежденных народов. В торговле дружинники участвовали так же, как и князья. Это мы уже видели в договоре Игоря с греками, где сказано, что князь и бояре могли посылать в Грецию корабли с товарами (Лавр. сп.,стр. 24). Кроме того, дружинники получали от князя жалованье серебром или товарами.

73

 

В-четвертых, поместья. Этим источником дохода дру лсннники в пер­вом периоде пользовались в незначительной степени, что обусловлива­лось самим характером жизни дружинников, который был в это время полукочевым. С другой стороны, и само число поместных владений было в то время еще очень незначительво. Свидетельство о раздаче поместий при Владимире мы встречаем в исландских сагах (Олава Григвеесона).