ГЛАВА XVI ВОПРОСЫ ОБЩЕЙ ЧАСТИ СОВЕТСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА В УСЛОВИЯХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

I

Немногочисленность норм Общей части, предусматривающих условия военного времени, и немногочисленность таковых же норм, изданных во время войны (можно отметить только два Указа Президиума Верховного Совета СССР: от 27 февраля 1942 г.[1] «Об отсрочке исполнения приговоров в отношении работников железнодорожного и водного транспорта» и от 26 февраля 1943 г. «О признании неимеющими судимости военнослужащих, проявивших себя стойкими защитниками родины и освобожденных судом от наказания»), объясняется тем, что основные положения советского уголовного права продолжали сохранять свою силу и в условиях военного времени. Так, в полной мере сохранил свою силу принцип индивидуальной вины и ответственности, растоптанный германскими фашистами. Вина предполагает вменяемость, и наличие последней являлось непреложным требованием для наших судов, в том числе и для военных трибуналов, и в условиях военного времени.

403

Нe изменялись в условиях войны такие основные понятия как соучастие — умышленное совместное участие нескольких лиц в совершении умышленного преступления. Сохранился принцип ответственности соучастников в зависимости от степени виновности каждого из них. Не изменились понятия приготовления и покушения и правила ответственности за них. Теми же остались понятия необходимой обороны, крайней необходимости и т. п.

Одинаковыми оставались в условиях войны и общие цели наказания — борьба с посягательствами на Советское государство и установленный в нем правопорядок.

Вместе с тем состояние войны являлось обстоятельством чрезвычайной важности, влиявшим на применение ряда положений Общей части в условиях военного времени.

II

Гитлеровцы надеялись в борьбе с социалистическим государством найти поддержку со стороны внутренней контрреволюции. Но «пятая колонна» у нас была разгромлена задолго до вероломного нападения гитлеровской Германии на нашу родину. Указывая 6 ноября 1941 г. на причины провала молниеносной войны, товарищ Сталин сказал, что немцы рассчитывали «.. .на непрочность советского строя, непрочность советского тыла, полагая, что .. .пойдут восстания и страна распадется на составные части... Но немцы и здесь жестоко просчитались... Никогда еще советский тыл не был так прочен, как теперь. Вполне вероятно, что любое другое государство, имея такие потери территории, какие мы имеем теперь, не выдержало бы испытания и пришло бы в упадок. Если советский строй так легко выдержал испытание и еще больше укрепил свой тыл, то это значит, что советский строй является теперь наиболее прочным строем»[2].

Прочность советского строя, прочность советского тыла явились фактором чрезвычайной важности и в области уголовного права. В нашей стране значительно облегчена борьба с дезорганизаторами тыла, она может вестись с помощью значительно меньших карательных средств, чем это возможно в иных условиях. Это сказалось на первом же

404

указе, изданном в день нападения на нас Германии, — ни Указе о военном положении 22 июня 1941 г.

Возможность введения военного положения предусматривается самой Конституцией 1936 г. Введение военного положения предоставляется по Конституции Президиуму Верховного Совета СССР в отдельных местностях СССР и по всему СССР в интересах обороны или обеспечения общественного порядка и государственной безопасности.

Указ Президиума Верховного Совета СССР 22 июня 1941 г.[3], в отличие от прежних положений, подробно регламентирует правовой режим в местностях, объявленных на военном положении. Анализ прав и полномочий, предоставляемых военным властям, показывает, что Указ от 22 июня 1941 г. в первую очередь служил задачам обороны, задачам усиления обороноспособности нашей родины.

Указ о военном положении расширял сферу подсудности военных трибуналов, действующих на основании Положения о военных трибуналах в местностях, объявленных на военном положении, от 22 июня 1941 г. На рассмотрение этих трибуналов передавались все дела о преступлениях, направленных против обороны, общественного порядка и государственной безопасности.

Далеко не вся территория СССР была объявлена на военном положении 22 июня 1941 г. Оно было объявлено в прифронтовой полосе, но в условиях современной войны (воздушные налеты) фронт значительно приблизился к тылу.

В дни, когда немецко-фашистские орды надвигались на Москву, постановлением Государственного Комитета Обороны 19 октября 1941 г. в Москве и прилегающих к городу районах было введено осадное положение «...в целях тылового, — как говорилось в постановлении, — обеспечения обороны Москвы и укрепления; тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма»[4]. Постановление, в частности, предписывало немедленно привлекать нарушителей порядка к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.

405

III

Влияние военного времени должно быть прежде всего учтено в общем учении о преступлении. Советское право определяет преступление как действие или бездействие, направленное против советского строя или установленного в нем правопорядка (ст. 6 УК РСФСР). Это определение сохранило свою силу и в условиях военного времени. Но для целого ряда преступлений совершение их во время Отечественной войны составляет действие или бездействие, в той или иной мере вредное или опасное для дела обороны, мешающее организации разгрома врага. И это не может не влечь особого морального осуждения.

Одним из важных признаков наказания является присущий ему момент осуждения от имени государства преступления и преступника. При отсутствии у нас классов, интересы которых были бы противоречивы, осуждение со стороны государства является и осуждением со стороны всего народа. Народное, общественное осуждение усиливает эффективность государственного осуждения. Вполне справедливо поэтому законодательство установило для фашистских мерзавцев и для их пособников смертную казнь через повешение.

Преступления другого рода встречали во время Отечественной войны также глубокое моральное осуждение. Общественное негодование вызывали кражи с использованием условий военного времени.

Полное сочувствие советской общественности вызвало поэтому постановление Пленума Верховного суда СССР от 8 января 1942 г., в котором указывалось, что такого рода кражи должны квалифицироваться как кражи, совершенные во время общественного бедствия, по п. «г» ст. 162 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. Более же тяжкие кражи такого рода, а именно: совершенные неоднократно, или группой лиц, или рецидивистами, или при иных особо отягчающих обстоятельствах, должны квалифицироваться по аналогии с бандитизмом по ст. 593 УК РСФСР и соответствующим статьям УК Других союзных республик.

Как известно, в условиях военного времени огромное народнохозяйственное значение получила организация коллективных

406

и индивидуальных огородов на специально отведенных для этой цели землях. Пленум Верховного суда СССР разъяснил в своем постановлении от 26 июня 1942 г., что умышленное повреждение посевов и урожая на землях, отведенных под коллективные огороды рабочих и служащих, должно квалифицироваться по ст. 79 УК РСФСР и по соответствующим статьям УК Других союзных республик, т. е. как умышленное повреждение имущества, принадлежащего государственным или общественным организациям или учреждениям. По тем же соображениям кража с таких индивидуальных и общественных огородов не может рассматриваться, хотя бы и совершенная в первый раз и без иных отягчающих признаков, как простая кража. Она заслуживает сурового осуждения согласно п. «г» ст. 162 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. В случае осуждения за такого рода кражу и кражу с использованием условий военного времени вполне уместно применялось и поражение в правах.

Если в условиях Отечественной войны посягательство на личное имущество граждан в ряде случаев перерастало в посягательство на народное хозяйство я влекло за собой резкое осуждение со стороны государства и общества, то тем большего осуждения и наказания заслуживают посягательства на социалистическое имущество. Не случайной является передача дел о преступлениях, предусмотренных законом 7 августа 1932 г., в местностях, объявленных на военном положении, на рассмотрение военных трибуналов. Изменились в военное время и критерии для применения этого закона. Хищения хотя и в малых размерах, но носившие массовый характер, могли причинять огромный вред как фронту, так и тылу. В условиях войны расхитители социалистического имущества предпочитали красть и присваивать не деньги, а предметы продовольствия, промышленные товары, которые потом большей частью и сбывались ими по спекулятивным ценам.

Кражу или присвоение 100—200 килограммов хлеба, нескольких пудов муки, 10—20 килограммов масла., 10—20 метров мануфактуры при наличии таких дополнительных признаков, как сговор, систематичность, практика карала, как правило, по закону 7 августа 1932 г. Расхищение семенного фонда, даже в незначительных размерах, наносит огромный ущерб народному хозяйству. Хищение грузов на транспорте приобретало особо опасный характер во время

407

войны, когда в огромных количествах перевозились грузы военного и народнохозяйственного значения.

«Вор — это тот же враг народа, что шпион и диверсант», — писала «Правда» 20 февраля 1942 г. Вот почему осуждение по закону 7 августа 1932 г. обязательно влекло за собой не только суровое основное наказание, но и дополнительное — в виде поражения прав и конфискации имущества.

IV

Советское право определяет преступление как действие или бездействие. Под действием понимается совершение того, что запрещено уголовным законом под страхом наказания, под бездействием —несовершение того, что закон требует совершить под страхам уголовного наказания.

При изучении Особенной части не может не броситься в глаза, что большинство диспозиций предусматривает «преступление — действие». «Преступление — бездействие» предусматривается в редких случаях. Среди контрреволюционных преступлений мы имеем только саботаж (ст. 5814 УК РСФСР), недонесение о контрреволюционных преступлениях (ст. 5812 УК РСФСР), среди преступлений особо опасных против порядка управления уклонение от призыва на действительную военную службу (ст. 59* УК РСФСР), уклонение в условиях военного времени от внесения налогов или of выполнения повинностей (ст. 596 УК РСФСР), недонесение о некоторых особо массовых беспорядках, бандитизме и фальшивомонетчестве (ст. 59 13 УК РСФСР), а также несколько составов среди прочих преступлений против порядка управления и преступлений другого рода.

Немногочисленны также составы и смешанного характера, т. е. предусматривающие как действие, так и бездействие[5].

Отечественная война, естественно, возложила на граждан многочисленные обязанности, вызванные необходимостью дать отпор фашистским агрессорам. Перестройка

408

всей нашей работы на военный лад, о которой говорил товарищ Сталин 3 июля 1941 г., требовала от всех граждан СССР величайшего напряжения своих сил, она требовала самого честного, самоотверженного выполнения каждым своих гражданских обязанностей.

Перестройка совершалась благодаря патриотическому подъему миллионных масс СССР. Говоря 6 ноября 1943 г. о всенародной помощи франту, товарищ Сталин указывал, что «успехи Красной Армии были бы невозможны без поддержки народа, без самоотверженной работы советских людей на фабриках и заводах, в шахтах и рудниках, на транспорте и ;в сельском хозяйстве... Можно с полным основанием сказать, что самоотверженный труд советских людей в тылу войдет в историю, наряду с героической борьбой Красной Армии, как беспримерный подвиг народа в защите Родины»[6].

Ряд важных обязанностей не мог быть лишен охраны со стороны уголовного закона. Выше было указано на ст. 59е УК РСФСР, которая ставила под угрозу наказанием неплатеж налогов и неисполнение государственных повинностей в военное время. В интересах обороны был установлен ряд таких повинностей. Так, в первый же день войны в местностях, объявленных на военном положении, военными властями были изданы правила о противовоздушной обороне, несоблюдение которых являлось нарушением важной государственной обязанности. Постановлением СНК СССР от 26 июня 1941 г. население было обязано сдать в пятидневный срок радиоприемники органам Наркомата связи, а постановлением СНК СССР от 22 августа 1941 г. граждане, проживавшие и городах, должны были сдать в декадный срок районным военкоматам имевшиеся у них призматические бинокли.

По одному конкретному делу Судебная коллегия Верховного суда СССР 8 июля 1942 г. разъяснила понятие повинности, о которой говорит ст. 596 УК РСФСР. Повинность может быть определена как обязанность гражданина выполнить личным трудом или личными средствами обязательство, возложенное государством не только на данное конкретное лицо, но и на всех или на определенные группы

409

граждан (трудовая повинность, воинская обязанность и т. п.). С этой точки зрения повинность предполагает обязательство общегосударственного характера, не связанное с обычной производственной деятельностью данного лица.

Пленум Верховного суда СССР в своем первом руководящем постановлении военного времени 26 июня 1941 г. «О квалификации нарушений правил и распоряжений по местной противовоздушной обороне» указал, что за злостное нарушение этих правил следует привлекать по ст. 59е УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. Равным образом в своих постановлениях от 14 июля и от 22 сентября 1941 г. Пленум Верховного суда СССР указал, что уклонение от сдачи радиоприемников и призматических биноклей должно караться по той же статье.

Согласно ст. 13 постановления СНК СССР от 10 августа 1942 г. «О порядке привлечения граждан к прудовой повинности в военное время», виновные в уклонении от трудовой повинности подлежали, как уже указывалось, ответственности «по законам военного времени». В соответствии с приказом НКЮ СССР от 5 декабря 1942 г. и постановлением Пленума Верховного суда СССР от 24 декабря 1942 г. уклонение, или отказ, или самовольный уход о работы лиц, мобилизованных в порядке постановления СНК СССР от 10 августа 1942 г., должны были квалифицироваться по ст. 596 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик.

Уклонение от работ, предусмотренных Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 февраля 1942 г.[7] «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве», каралось (исправительно-трудовыми работами по месту жительства сроком до 1 года. Уклонение от работ, .предусмотренных постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О порядке мобилизации на сельскохозяйственные работы в колхозы, совхозы и МТС трудоспособного населения городских и сельских местностей» от 17 апреля 1942 г., влекло за собой исправительно-трудовые работы сроком до б месяцев.

410

Уголовной ответственности подлежали трудоспособные члены колхозов, не вырабатывавшие обязательного минимума трудодней.

Обязанность военнообязанных соблюдать правила: военного учета существовала и в мирное время, но наш закон не предусматривал нарушения правил учета в военное время. Между тем нарушение правил военного учета в военное время создавало серьезные затруднения при мобилизации соответствующих категорий и призывников. Нарушение правил учета могло явиться даже средством уклонения от мобилизации.

Поэтому 28 января 1942 г. и были опубликованы в «Известиях» новые правила учета и передвижения военнообязанных и призывников в военное время. Нарушение этих правил могло выразиться в выезде из постоянного местожительства без разрешения своего военного комиссара, когда это разрешение требовалось, в нарушении обязанности встать на учет при переезде на новое местожительство, в неявке на учет в ближайший военный комиссариат при неизбрании постоянного местожительства в течение месяца для проверки отношения IK воинской обязанности и отметки в военном билете. Нарушение этих правил наказывалось санкцией, предусмотренной ст. 19310а УК РСФСР (т. е. как за уклонение от мобилизации -в военное время), лишением свободы на срок не менее 1 года, а для начальствующего состава — не менее 2 лет, с конфискацией всего или части имущества, с повышением при особо отягчающих обстоятельствах до высшей меры наказания — расстрела, с конфискацией имущества.

На примере установления новых правил военного учета на время войны особенно наглядно выявляется значение бездействия, неисполнения государственной обязанности. Несоблюдение правил учета в мирное время считалось мелким проступком. В военное время нарушение этой обязанности рассматривалось как одно5 из тягчайших преступлений.

Постановлением Государственного Комитета Обороны от 19 сентября 1941 г. введено обязательное обучение военному делу. Постановление не содержало санкции за нарушение этой обязанности. Пленум Верховного суда СССР 11 октября 1941 г. указал, что лица, уклоняющиеся от обязательного обучения военному делу, подлежат ответственности по части 1 ст. 68 УК РСФСР и соответствующим

411

статьям УК Других союзных республик. За уклонение при отягчающих обстоятельствах применяется часть 2 ст. 68 УК РСФСР.

В заключение остановимся еще на одной обязанности, которая возникла в условиях, характерных опять-таки для военного времени.

При эвакуации в ряде случаев на месте оставалось государственное и общественное имущество. Часть этого имущества граждане брали себе. По одному конкретному делу Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР (определение от 21 марта 1942 г.) указала, что если растаскивание имущества имело место в условиях, когда населенный пункт был оставлен советской властью, то такого рода действия не содержат преступления. Важно, чтобы советское имущество не досталось фашистским захватчикам. Но при восстановлении советской власти на данной территории долг каждого гражданина, спрятавшего оставленное имущество, немедленно сдать его органам власти, во всяком случае после официального объявления о том властей. То же самое должно быть выполнено и в отношении подобранного оружия и другого имущества, брошенного противником, а также орудий Советской Армии.

Несдача имущества является преступным действием. Его нельзя квалифицировать как похищение имущества, потому что самое завладение имуществом не являлось преступным. Это действие является присвоением, но. не вверенного, а доставшегося виновному случайно. При несдаче оружия действие, до того непреступное (и даже похвальное, поскольку оружие пряталось от захватчиков — фашистов), становится преступным хранением оружия.

Приказ НКЮ СССР от 26 января 1942 г. дал указание о квалификации несдачи трофейного имущества. Согласно этому приказу, в соответствии с постановлением Государственного Комитета Обороны от 16 января 1942 г. «О сдаче трофейного имущества», все граждане, проживающие в освобожденных Советской Армией населенных пунктах, обязаны сдать в 24 часа воинским частям, органам НКВД или местным органам власти по принадлежности все брошенное противником и подобранное огнестрельное оружие, боеприпасы, противогазы, обмундирование, обувь, людское и конское снаряжение, автотранспорт, повозки, продовольствие, фураж и прочее военное имущество, а также имущество, принадлежавшее частям Советской Армии или советским

412

учреждениям и предприятиям, присвоенное гражданами во время оккупации. Приказ указывает, что лица, не сдавшие в срок огнестрельного оружия и боеприпасов, отвечают по ст. 182 УК РСФСР, а в случае злостного уклонения от сдачи — по ст. 5814 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. Лица, виновные в порче оружия, боеприпасов, военного имущества, а также в уклонении от сдачи прочего, указанного выше имущества, подлежат штрафу до 3000 рублей или лишению свободы сроком до 6 месяцев, а в случаях злостной порчи или злостного уклонения от сдачи имущества — по ст. 5814 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик.

По существу были образованы новые составы преступлений — злостная несдача или порча трофейного оружия или имущества государственного или общественного, для наличия которых не требуется контрреволюционного умысла, с санкцией по ст. 5814 УК РСФСР.

Вопрос о заранее необещанном попустительстве и недоносительстве в условиях военного времени является частью общего вопроса о значении в этих условиях бездействия.

Под попустительством следует понимать невоспрепятствование совершению преступления со стороны лица, которое могло этому совершению воспрепятствовать.

Действующее советское уголовное право не содержит в Общей части никаких постановлений о попустительстве. Что касается недоносительства, то в Особенной части недоносительство предусматривается как самостоятельное преступление при всех контрреволюционных преступлениях, а также при массовых беспорядках, бандитизме и фальшивомонетчестве. Судебная практика (постановление Верховного суда РСФСР от 27 июня 1933 г.) признала наказуемым и недоносительство о хищениях, подпадающих под действие закона 7 августа 1932 г. Такое расширение общегражданских обязанностей, неисполнение которых является наказуемым, вполне подтверждается и Конституцией СССР 1936 г., обязывающей каждого советского гражданина беречь и укреплять общественную, социалистическую собственность (ст. 131)

413

В условиях военного времени повысились требований к должностным лицам. По таким преступлениям, как расхищение социалистической собственности, караемое по закону 7 августа 1932г., или разбазаривание государственного имущества, судебная практика стала карать должностных лиц, виновных в попустительстве, не за бездействие власти, а как пособников. Притом круг лиц, на которых ложится обязанность препятствовать совершению преступления, был очерчен довольно широко. Так, Верховный суд СССР еще в начале 1942 г. усмотрел пособничество в действиях старшего, видевшего, что в вагон таскают мешками краденую муку, и тем не менее не принявшего никаких мер к пресечению преступления (определение Железнодорожной коллегии от 6 января 1942 г.).

VI

В учении об умысле в условиях военного времени в советской теории уголовного права был поставлен вопрос о пересмотре некоторых положений, бывших до того господствующими. Отсутствие сознания противоправности (общественной опасности) того или другого действия по господствующему взгляду не устраняет виновности лица и не влияет на форму его виновности.

Конечно, нельзя допустить, чтобы виновный не знал о том, что измена родине, расхищение социалистического имущества, убийство, изнасилование, кража личного имущества являются действиями преступными. Ссылки На неведение закона в таких случаях мы и не встретим на практике. Но когда действия, до того не запрещенные специальными законами, объявляются преступными, ссылка обвиняемого в первое время действия такого закона, что он не знал и по условиям места своего пребывания не мог быть осведомлен об издании закона, должна быть всесторонне рассмотрена. Уголовная ответственность за самовольный проезд в товарных поездах была установлена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 апреля 1941т.[8] Верховный суд СССР (Железнодорожная коллегия) и в роенное время прекращал дела за отсутствием состава преступления, если нарушение новой нормы имело место в первое

414

время действия закона, если виновный проживал на глухом полустанке и т. п.

Более общее значение получает ссылка на незнание закона в местах, освобожденных от оккупации. Во время Отечественной войны советской властью был издан ряд законов, о которых население оккупированных районов не Могло, конечно, значь (например, Указ Президиума1 Верховного Совета СССР от 13 февраля 1942 г.[9] об ответственности за уклонение от мобилизации на производство и др.). Было бы нарушением основ социалистической законности, если бы судебные органы стали привлекать за нарушение указов до того, как с ними были бы ознакомлены широкие массы населения. За время Отечественной войны руководящими органами советской юстиции — Верховным судом СССР, НКЮ и Прокуратурой СССР — были изданы руководящие постановления и приказы. Необходимо было, чтобы сами местные судебные органы и другие органы власти были ознакомлены с ними и затем могли ознакомить с ними и население.

VII

По общему правилу, в условиях и мирного и военного времени умышленная вина карается строже, чем вина неосторожная. Достаточно сопоставить ответственность за умышленное убийство и умышленное телесное повреждение с таковыми же посягательствами против личности, учиненными по неосторожности, или же умышленное повреждение социалистического имущества с неосторожным повреждением такого же имущества. Но в условиях войны неосторожная вина сама по себе стала чрезвычайно опасной по тем последствиям, которые наступили или могли бы наступить.

В своем первом выступлении во время войны, 3 июля 1941 г., товарищ Сталин подчеркнул, что с благодушием, беспечностью, — а в этом и заключается суть неосторожной вины, — должно быть покончено. «Прежде всего, — сказал товарищ Сталин, — необходимо, чтобы наши люди, советские люди поняли всю глубину той опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности,

415

от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время (когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим»[10].

Наряду с расчетами на «пятую колонну» такой враг, как фашистская Германия, рассчитывал использовать и благодушие советского человека.

Разглашение военных тайн, хотя бы и по неосторожности, является чрезвычайно опасным преступлением и в мирное время. Наш закон (Положение о воинских преступлениях, ст. 25) разглашение военных тайн, если оно повлекло или заведомо могло повлечь особо тяжелые последствия, карал высшей мерой наказания. Для состава преступления Достаточно неосторожной вины. Закон не выдвигал в качестве квалифицирующего признака разглашение военной тайны в военное время, но вполне очевидно, что в таких условиях опасные последствия могут наступить скорее, чем в мирное время.

В статье, опубликованной 30 августа 1944 г. в «Красной Звезде», генерал-полковник юстиции Ульрих подчеркивал, что в условиях нашего победоносного наступления врагу легче организовать разведывательную работу, поскольку ему уже не приходится перебрасывать шпионов и диверсантов через фронт, а можно просто оставлять их при отступлении и что поэтому военнослужащие всегда должны помнить, что всякого рода разговоры служебного характера, которые ведутся при посторонних, и т. п., легко могут быть использованы фашистской разведкой. Свои положения автор подтверждал данными, взятыми из судебной практики.

До Указа .15 ноября 1943 г. разглашение государственной тайны, не составлявшее контрреволюционного преступления, совершенное невоеннослужащим, непосредственно нашим уголовным законодательством не предусматривалось. Указ Президиума Верховного Совета от 15 ноября 1943 г.[11] устанавливал ответственность за разглашение государственной тайны и за утрату документов. Виновные в этих действиях должностные лица карались лишением свободы до 5 лет, а если их действия повлекли или могли

416

повлечь за собой особо тяжелые последствия, — лишением свободы до 10 лет. Разглашение частными лицами сведений, заведомо являющихся государственной тайной, каралось лишением свободы до 3 лет.

Закон не характеризовал субъективной стороны преступления. Вина могла быть" как умышленной (но без контрреволюционного умысла), так и неосторожной. По существу разглашение тайн имеет место, по общему правилу, при неосторожной вине. Утрата же документов предполагает, конечно, только неосторожную вину.

Усиление ответственности за неосторожную вину преследовал и упоминавшийся выше Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 сентября 1942 г.[12] «О переводе на положение мобилизованных рабочих, служащих и инженерно-технических работников в близких к фронту районах». Согласно ст. 8 Указа, руководители предприятий (учреждений), не обеспечившие организованной и полной эвакуации рабочих, служащих и инженерно-технических работников, подвергались тюремному заключению на срок от 5 до 10 лет. Законодатель предусмотрел здесь должностное преступление, составляющее специальный вид бездействия или халатного отношения к служебным обязанностям, которое по УК РСФСР (ст. 111) каралось лишением свободы до 3 лет. Вскоре, впрочем, с переходом Советской Армии в наступление, этот Указ потерял свое практическое значение, но в нем чрезвычайно ярко отразился принцип усиления ответственности за неосторожную вину в условиях военного времени.

Сознательное или по халатности нарушение трудовой дисциплины на транспорте на практике обычно встречается и соединении с неосторожностью в отношении последствий. Виновный по небрежности, по халатности отправляет, например, воинский или народнохозяйственный груз не по назначению, задерживает воинский эшелон на станции, принимает поезд на занятый путь и т. п. Учитывая особенности работы на транспорте во время войны, Пленум Верховного суда СССР в руководящем постановлении от 13 ноября 1941 г. «О квалификации нарушений трудовой дисциплины на транспорте» указал, что «.. .в условиях Отечественной войны, которую весь советский народ ведет с наглыми фашистскими

417

захватчиками. Четкая и бесперебойная работа транспорта имеет первостепенное значение». «В этих условиях, — говорится в постановлении, — судебные органы обязаны вести суровую борьбу" с лодырями, разгильдяями и иными нарушителями трудовой дисциплины на транспорте, препятствующими своим преступным отношением к возложенным на них обязанностям осуществлению важнейших задач, поставленных перед транспортом».

Практика линейных судов, реорганизованных потом в железнодорожные и водные военные трибуналы, в первые же месяцы войны показала, что по сравнению с мирным временем значительно усилилась репрессия в тех случаях, когда виновный действовал по неосторожности, в особенности при наступлении тяжелых последствий, которых виновный хотя и не предвидел, но которые мог и должен был предвидеть. В этом отношении заслуживает внимания практика применения части 2 ст. 593в УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик. Она предусматривает квалифицированный случай нарушения дисциплины, когда, как говорит закон, преступные действия, предусмотренные частью 1 ст. 1, носят «явно злостный Характер». Признак злостности может относиться только к субъективной стороне преступления. В довоенное время Верховный суд СССР явную злостность видел лишь в умышленном, сознательном нарушении трудовой дисциплины. Вторая часть применялась, далее, в тех случаях, когда крушение поезда сопровождалось человеческими жертвами.

Судебная практика военного времени показывает, что суды в понятие «явная злостность» вкладывают более широкое понимание, подводя под часть 2 ст. 593в УК РСФСР и слуг чаи халатного, небрежного отношения виновного к своим обязанностям при условии, что наступили тяжелые последствия, которых виновный хотя и не предвидел, но которые мог и должен был предвидеть. Так, часть 2 ст. 593в УК применялась к случаям, когда машинист, нарушив по небрежности должные меры предосторожности, врезался в другой состав, в результате чего были убитые и раненые; применялась часть 2 ст. 59В УК к дорожным мастерам и бригадирам, по халатности доведшим вверенный им участок пути до такого аварийного состояния, что произошло крушение поезда с большим количеством человеческих жертв, и т. п.

В ряде случаев советский закон наступление последствий приравнивает в диспозиции к возможности наступления по-

418

следствий. Все же при выборе наказания судебная практика не может не учитывать, наступили ли последствия или не наступили. И там, где они отсутствовали, суды и в условиях военного времени, по общему правилу, выносили менее суровую кару.

VIII

Общая цель наказания в советском уголовном праве — борьба с посягательствами на Советское государство и установленный в нем правопорядок — оставалась той же и в условиях военного времени. Но эти условия наполняют общую формулу конкретным содержанием. В период Отечественной войны наказание должно было быть так организовано, чтобы оно усиливало обороноспособность страны.

Задача общего предупреждения — моральное воздействие на все общество, на весь народ (поскольку нормы не имеют своим адресатом определенные группы населения, например, военнослужащих, работников транспорта) — достигается прежде всего изданием соответствующих карательных законов. Конечно, огромным большинством советского населения законы выполняются не за страх, а за совесть, и угроза наказанием призвана в первую очередь воздействовать на неустойчивые элементы нашего общества. Нельзя все же отрицать воспитательное значение советских уголовных законов и на все население в целом, в частности таких законов, как об ответственности за хищение социалистической собственности, об ответственности за измену родине, об ответственности за прогул и самовольный уход с предприятия и т. п. В условиях Отечественной войны общее предупреждение достигалось либо объявлением тех или иных действий отныне преступными и наказуемыми, либо усилением уже существующих санкций за действия), и до того признававшиеся преступными. Так, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1941 г.[13] было признано преступным распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения, и в качестве 'наказания установлено тюремное заключение на срок от 2

419

до 5 лет; так же законодателем была введена уголовная ответственность за невыполнение минимума трудодней[14].

Прибегало законодательство и к усилению санкций-Санкций, предусмотренная довоенным законодательством за самовольный уход с предприятия военного значения, в военное время была явно недостаточна. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 г.[15] объявил такой уход трудовым дезертирством, караемым тюремным заключением от 5 до 8 лет. Указ - издавался в первые месяцы войны, он был необходим «.. .в целях полной ликвидации все еще имеющих место самовольных уходов рабочих и служащих с предприятий военной промышленности».

Усиление ответственности преследовал и Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1942 г.[16]. «Об ответственности за хищение горючего в МТС и совхозах» и некоторые другие.

Необходимо отметить, что усиление задач общего предупреждения за время Отечественной войны достигалось не только усилением санкций. В ряде случаев общепредупредительное действие достигалось выделением специального состава, причем устанавливалась даже более мягкая санкция, чем за общий состав.

Так, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 февраля 1942 г.[17] «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве» и Указ 15 апреля 1942 г. «Об ответственности за уклонение от мобилизации на сельскохозяйственные работы» предусматривали специальные случаи нарушения государственных обязанностей в военное время, караемого по ст. 59е УК РСФСР. Выделением специального состава, хотя бы и со значительно более мягкой санкцией достигались задачи общего предупреждения, поскольку гражданам указывалась определенная обязанность и установление ее мотивировалось соображениями, понятными для каждого гражданина.

Задачи общего предупреждения преследовались и руководящими постановлениями Пленума Верховного суда СССР

420

о возможности применения лишения свободы на сроки менее 1 года по тем УК, в которых установлен минимум лишения свободы в 1 год,

В условиях военного времени тенденция к применению краткосрочного лишения свободы усилилась. Так, в постановлении от 11 октября 1941 г. «Об уголовной ответственности граждан, уклоняющихся от всеобщего обязательного обучения военному делу» Пленум Верховного суда СССР указал, что предусмотренное в ст. 68 УК РСФСР и соответствующих статьях УК других союзных республик лишение свободы на срок до б месяцев может применяться без замены исправительно-трудовыми работами. В постановлении Пленума Верховного суда СССР от 24 декабря 1942 г. «О судебной практике по делам о самогоне» указывается, что определяя наказание за действия, предусмотренные частью 1 ст. 102 УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик, суды, как правило, должны применять лишение свободы, руководствуясь при этом ст. 18 «Основных начал».

В целях усиления уголовно-правовой охраны личного имущества граждан Пленум Верховного суда СССР 13 апреля 1944 г. указал, что по делам о хищении имущества граждан суд, исходя из конкретных обстоятельств, вправе определять наказание в виде1 лишения свободы независимо от срока наказания, если этот вид наказания (лишение свободы) предусмотрен соответствующей статьей Уголовного кодекса.

Задачи общего предупреждения преследовались и такой мерой, как введение военного положения на железнодорожном транспорте Указом Президиума Верховного Совета' СССР от 15 апреля 1943 г.[18] Указ устанавливал ответственность работников транспорта за преступления по службе наравне с военнослужащими Советской Армии, что, конечно, усиливало репрессию. В вводной части Указа отмечалось, что подавляющее большинство рабочих и служащих честно и добросовестно выполняет свой долг перед родиной, но что «... незначительное меньшинство работников транспорта проявляет недисциплинированность». И для того, чтобы «... расхлябанной и недисциплинированной части железнодорожников неповадно было подрывать транспорт и порочить

421

честь железнодорожников», Указ и считает необходимым ввести на железных дорогах воинскую дисциплину.

Вполне понятно, что в самом начале войны руководящие, органы советской юстиции сделали ударение на задачах общего предупреждения. В приказе от 29 июня 1941 г. Народный комиссар юстиции СССР подчеркивал, что в условиях Отечественной войны всякое нарушение законов есть противонародное, преступное дело, что малейшее нарушение законов будет использовано врагом. Этим и должны определяться задачи органов юстиции и суда. «Истребляя врагов народа, диверсантов, шпионов, засылаемых на нашу землю, — говорил приказ, — суды должны беспощадно карать играющих наруку врага расхитителей, покушающихся на общественную, социалистическую собственность, спекулянтов, нарушающих государственную, кооперативную и колхозную торговлю, срывающих снабжение населения. Суровые наказания должны применяться в отношении врагов порядка — убийц, грабителей, воров и хулиганов и иных злостных преступников».

Необходимость самой суровой репрессии в отношении таких преступлений, как измена родине, контрреволюционная агитация и пропаганда, шпионаж, диверсия, бандитизм, на всем протяжении войны полностью сознавалась судами. В этом отношении не требовалось издания дополнительных директив. В вопросе же об охране социалистического имущества от расхищения и разбазаривания как НКЮ СССР, так и Верховному суду СССР (по конкретным делам) не раз приходилось обращать внимание судов на необходимость применять усиленную репрессию к злостным расхитителям социалистического имущества и к тем, кто злостно разбазаривал это имущество.

IX

В первые же месяцы войны оказалось, что в ряде случаев немедленная реализация приговора противоречила бы интересам обороны страны.

Обобщив свой опыт по этому вопросу, Пленум Верховного суда СССР в руководящем постановлении от 22 апреля 1942 г. указал, что в тех случаях, когда суд, исходя из конкретных данных дела, при наличии смягчающих обстоятельств (как, например, в делах о дезертирстве, раскаяние подсудимого, явка с повинной, самовольная отлучка хотя и

422

свыше суток, но в течение сравнительно небольшого периода времени и т. п.) признает более целесообразным направить подсудимого на фронт, то он вправе путем применения ст. 51 УК РСФСР и соответствующих статей УК Других союзных республик назначить в виде наказания длительный срок тюремного заключения без поражения в правах с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий и с направлением осужденного в действующую армию.

Не применяя высшей меры наказания и реального лишения свободы, суд учитывал интересы обороны, но одновременно имел в виду и задачи специального предупреждения: не всякий дезертир мог рассчитывать на применение к нему примечания 2 к ст. 28 УК РСФСР.

Постановление от 22 апреля 1942 г. имело принципиальное значение и для других воинских преступлений, совершавшихся в военное время, по которым закон устанавливал абсолютно определенную санкцию, например, по делам о членовредительстве (ст. 12 Положения о воинских преступлениях) и др. По этим преступлениям в ряде случаев можно было при наличии смягчающих обстоятельств применять то же примечание 2 к ст. 28 УК РСФСР.

Примечание 2 к ст. 28 УК РСФСР предназначалось для применения к военнослужащим. Но перед советской юстицией, естественно, встал вопрос, насколько целесообразно в ряде случаев приводить в исполнение приговоры, присуждавшие лиц призывного возраста или военнообязанных к лишению свободы. Отбывание этого наказания являлось препятствием к отбыванию воинской обязанности. Между тем осуждение лиц призывного возраста или военнообязанного за бытовое или служебное преступление к лишению свободы в ряде случаев не свидетельствовало о том, что данное лицо недостойно с оружием в руках защищать социалистическое отечество, если исполнение приговора будет приостановлено. Поэтому Верховный суд СССР 22 января 1942 г. дал руководящее указание, согласно которому осуждение лиц, совершивших уголовное преступление, к лишению свободы на: срок не свыше 2 лет без поражения в правах не является препятствием к призыву или мобилизации этих лиц в Красную Армию или Военно-Морской Флот.

В этих случаях судам предоставлялось право применительно к ст. 192 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г. (примечание 2 к ст. 28 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других

423

союзных республик) приостанавливать исполнение приговора до возвращения осужденного из Красной Армии или Военно-Морского Флота.

Практика доказала целесообразность постановления Пленума от 22 января 1942 г., и постановлением Пленума Верховного суда СССР от 25 июля 1943 г. было указано, что, отсрочка может иметь место вообще при осуждении к лишению свободы без поражения в правах, независимо от срока лишения свободы.

Пленум Верховного суда не давал указаний, при каких преступлениях можно, а при каких нельзя прибегать к применению примечания 2 к ст. 28 УК РСФСР. Практика не применяла его к контрреволюционным преступлениям, к бандитизму, к осужденным на основании закона 7 августа 1932 г.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1942 г.[19] «Об отсрочке исполнения приговоров в отношении работников железнодорожного и водного транспорта» расширил применение принципа, выраженного в примечании 2 к ст. 28 УК РСФСР. Указ предоставил суду следующее право: если суд находил возможным применить к этим работникам, осужденным к лишению свободы без поражения в правах, примечание 2 к ст. 28 УК, то лиц призывного возраста он мог направить в действующую армию, а остальных послать на предприятия с использованием по усмотрению руководителей последних.

Указ говорил о направлении на предприятия, не указывая характера последних. Но, поскольку часть 3 Указа, предусматривала возможность освобождения по ходатайству соответствующего руководителя предприятия от назначенного по суду наказания или смягчения наказания лиц, осужденных с применением примечания 2 к ст. 28 УК РСФСР и «показавших себя хорошо на транспорте», следует заключить, что данные лица должны были в военное время направляться на работу, связанную с транспортом. Смысл этого Указа в отношении лиц, вышедших из призывного возраста, и заключается в использовании их как специалистов именно в этой столь важной в условиях военного времени отрасли народного хозяйства. Что касается лиц призывного возраста, то по смыслу Указа к ним должно быть применено примечание

424

2 к ст. 28 УК РСФСР полностью, т. е. освобождение от наказания или смягчение его может последовать только в том случае, если они проявят себя стойкими защитниками родины.

Война сказалась на применении условного осуждения. В неоднократных постановлениях, как руководящих, так и по отдельным делам, Пленум Верховного суда подчеркивал необходимость при назначении наказания исходить из оценки всех обстоятельств дела, а также личности виновного. И в условиях военного времени это требование должно было строго соблюдаться судами.

На необходимость всемерного учета обстоятельств дела и личности обвиняемого указывалось и в директивах НКЮ и Прокуратуры СССР. Так в приказе этих руководящих органов юстиции от 6 июня 1943 г. военным прокурорам и военным трибуналам на транспорте предлагалось не допускать применения лишения свободы в тех СЛУНЯЯХ. когда, имеются все основания для применения ст. 51 УК РСФСР или Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1942 г. (предусматривающего специальный вид условного осуждения). Суды, подчеркивалось в приказе, должны с особой серьезностью подходить к рассмотрению дел о преступлениях по службе, совершаемых женщинами, имеющими малолетних детей, подростками и инвалидами.

Но и общим судам давались такого же рода директивы о применении условного осуждения по делам о мелких бытовых или служебных преступлениях. Вполне понятно поэтому становится более широкое применение условного осуждения (ст. 53 УК РСФСР) в военное, чем в мирное время. Норма, содержащаяся в ст. 8 УК РСФСР (и соответствующих статьях УК и УПК других союзных республик), преследует цель специального предупреждения. Она дает суду право освободить виновного от наказания, если лицо, совершившее преступление, к моменту расследования или рассмотрения дела в суде перестало быть общественно опасным. Эта норма применялась Верховным судом при рассмотрении дела в порядке надзора и в тех случаях, когда виновный уже отбывал наказание, но Верховный суд СССР считал, что ст. 8 вполне справедливо и целесообразно было бы применить. В начале войны Верховный суд применял эту статью, когда жалобы в порядке надзора поступали от лиц, отбывавших наказание в виде лишения свободы за бытовые и должностные преступления и изъявлявших желание

425

быть отправленными на фронт. Учитывая в каждом случае характер преступления (большей частью должностные преступления, лишенные корысти), отсутствие правопоражения и личность осужденных, Верховный суд и применял ст. 8 УК РСФСР, освобождая их от дальнейшего отбывания наказания.

В дальнейшем, обобщая практику, Верховный суд СССР стал прибегать к даче директив общего характера, расширивших применение ст. 8 УК в соответствии с смыслом этой статьи.

Так, в постановлении от 29 июля 1943 г. Пленум Верховного суда СССР дал важное указание в отношении дел о преступлениях общеуголовного характера, не представляющих особой злостности, производство о которых было приостановлено ввиду призыва обвиняемых в Красную Армию или Военно-Морской Флот. Пленум указал, что рассмотрение этих дел по возвращении обвиняемых с военной службы было бы явно нецелесообразным, тем более, как подчеркнул Пленум, что обвиняемые уже по одному факту беспорочной службы в Красной Армии или Военно-Морском Флоте дают основание рассматривать их как лиц, не представляющих опасности. Поэтому все такого рода деля на основании ст. 8 УК и соответствующих статей УК и УПК других союзных республик подлежат прекращению *.

Война выдвинула и такой ВОПРОС, как досрочное освобождение от поражения в правах. По существующим законам поражение в правах препятствует призыву в Красную Армию или Военно-Морской Флот, хотя бы осужденный полностью отбыл назначенное ему главное наказание. В постановлении от 7 января 1943 г. Пленум Верховного суда СССР вполне справедливо отметил, что в условиях военного времени было бы нецелесообразно лишать возможности выполнить свой воинский долг тех осужденных и пораженных в правах.

В постановлении Пленума Верховного суда СССР от 8 января 1942 г. было указано, что незаконченные производством дела по контрреволюционным преступлениям, по преступлениям, особо опасным против порядка управления, и наиболее тяжким преступлениям общеуголовного характера (убийство, разбой, крупные хищения и растраты) в отношении лиц, призванных после совершения преступления в Красную Армию или Военно-Морской Флот, подлежали направлению в военный трибунал по месту службы обвиняемого. Прочие дела в отношении указанных лиц ввиду отсутствия указаний Пленума судами были приостановлены производством. Постановление от 29 июля 1943 г. и внесло ясность в этот вопрос.

426

которые отбыли наказание за преступления, не представляющие исключительной общественной опасности, тем более, что, как правило, эти .лица сами выражают желание пойти на фронт и тем загладить свою вину перед родиной. Поэтому, руководствуясь ст. 8 УК РСФСР и соответствующими статьями УК и УПК других союзных республик, Пленум указал, что суды вправе вынести (в порядке ст. 461 УПК РСФСР и соответствующих статей УПК других союзных республик) определение о досрочном снятии поражения в правах с лиц, отбывших наказание и подлежащих по своему возрасту призыву или мобилизации в Красную Армию или Военно-Морской Флот. Указывалось (вместе с тем, что постановление не распространяется на лиц, отбывших наказание за контрреволюционные преступления (кроме недоносительства) и бандитизм.

В постановлении от 23 сентября 1943 г. Пленум Верховного суда СССР указал, что если осужденные заочно по делам о самовольном уходе с предприятий и учреждений (по Указам от 26 июня 1940 г. и 26 декабря 1941 г.) призваны в Красную Армию или Военно-Морской Флот, то приговоры по таким делам в порядке надзора подлежат отмене с прекращением дела применительно к ст. 8 УК РСФСР и соответствующим статьям УК и УПК других союзных республик.

Наконец, в постановлении 23 сентября 1943 г. «О порядке применения примечания 2 к ст. 28 УК РСФСР и соответствующим статьям УК Других союзных республик к лицам, уволенным из действующей армии вследствие полученной ими инвалидности», Пленум хотя и не ссылается на ст. 8 УК РСФСР, но по существу руководствуется нормой этой статьи. Он указал, что в отношении лиц, осужденных с применением примечания 2 к ст. 28 УК и уволенных из действующей армии вследствие инвалидности, суд, учитывая нецелесообразность применения к инвалидам Отечественной войны определенного им наказания, может и при отсутствии ходатайства военного командования по заявлению самого осужденного или по представлению прокурора вынести определение о полном освобождении от наказания или о замене лишения свободы условным осуждением на тот же срок.

Задачи специального предупреждения преследовали и меры в отношении несовершеннолетних, принятые во время войны. Хотя Указ Президиума Верховного Совета СССР

427

от 31 мая 1941 г. и установил возраст, с которого несовершеннолетний нес уголовную ответственность по всем преступлениям, в 14 лет, но война, вызвавшая усиление безнадзорности вследствие (мобилизации отцов и поступления на работу матерей, потребовала усиления мер воспитательного воздействия на подростков до 16 лет. В этом отношении принципиальное значение получает постановление СНК СССР от 15 июня 1943 г. «Об усилении мер борьбы с детской беспризорностью, безнадзорностью и хулиганством». Этим постановлением, в дополнение к существующим трудовым колониям для содержания подростков, осужденных судами, предусматривалась организация трудовых воспитательных колоний НКВД СССР. В эти колонии направлялись и несовершеннолетние, в возрасте от 12 до 16 лет, задержанные за мелкое хулиганство, мелкие кражи и другие незначительные преступления, уголовное преследование которых будет признано нецелесообразным. Постановление усиливало воспитательный момент в деле борьбы с преступностью несовершеннолетних. Отказ от уголовного преследования и прекращение дела судом предусматриваются Не только по указанным делам, но и по иным «незначительным преступлениям». Незначительность не следует понимать в смысле незначительности последствий преступного действия преступления. Незначительным преступление может быть и в силу субъективных свойств несовершеннолетнего, степени его развития и вины и т. п. Приказ НКЮ СССР от 19 апреля 1943 г. разъяснял, что, прекращая дело, суд должен обсудить вопрос о том, какую меру целесообразно избрать в отношении несовершеннолетнего: передать на попечение родителей или опекуна (при наличии их) или направить в трудовую воспитательную колонию. Инструкция от 21 июня 1943 г. «О порядке направления и сроках содержания несовершеннолетних в трудовых воспитательных колониях НКВД СССР», изданная на основании постановления от 15 июня 1943 г., предусматривала продолжительность содержания в колонии до 16-летнего возраста, а достигших этого возраста, но еще нуждающихся в получении определенной трудовой квалификации, — и до 17-летнего возраста.

Началами воспитательного воздействия на несовершеннолетних проникнуты и руководящие постановления Пленума. Верховного суда СССР 1 августа 1942 г. и 30 августа 1943 г.

В судебной практике возник вопрос, как следует квалифицировать самовольный уход с предприятия военной промышленности

428

учеников-подростков в возрасте моложе 16 лет. По Указу от 26 декабря 1941 г. самовольный уход карается тюремным заключением от 5 до 8 лет. Поскольку Указом от 31 мая 1941 г. общее уголовное совершеннолетие установлено с 14 лет, казалось, несовершеннолетний ученик-подросток моложе 16 лет мог рассматриваться в качестве субъекта преступления, предусмотренного Указом от 26 декабря 1941 г. Однако Верховный суд СССР правильно усмотрел сходство в положении ученика-подростка на предприятиях с положением такого же ученика в ремесленных и железнодорожных училищах и школах ФЗО. В постановлении от 1 августа 1942 г. Пленум Верховного суда СССР указал, что в отношении ответственности за самовольный уход с предприятий военной промышленности ученики-подростки моложе 16 лет приравниваются к учащимся ремесленных училищ и ФЗО и что к ним, по аналогии, должен применяться Указ Президиума Верховного Совета СССР от 28 декабря 1940 г. Этим Указом ответственность для учащихся за самовольный уход из училищ и школ устанавливалась в виде заключения в трудовые колонии сроком до 1 года. Такое же указание на необходимость применения по аналогии Указа 28 декабря 1940 г. дано Пленумом Верховного суда СССР в постановлении от 30 августа 1943 г. в отношении случаев самовольного ухода с предприятия, совершенного работниками транспорта, не достигшими 16 лет.

Наряду с целью исправления и перевоспитания преступника ставится и цель покарать его. Эта цель может сочетаться с целью исправления и перевоспитания, но может явиться и единственной целью, как это имеет место при высшей мере наказания, при длительных сроках лишения свободы. При лишении свободы на 15—20 лет можно говорить, что наряду с целью наказания преследуется и цель изоляции преступника от общества, но вряд ли здесь преследуется цель исправления преступника.

Закон о судоустройстве ничего не говорит о возмездии. Но если под возмездием понимать воздаяние, назначение наказания в соответствии с виной, то от такого возмездия советское уголовное право никогда не отказывалось.

429

Вопрос о возмездии как цели наказания привлек к себе внимание во время Отечественной войны. Неслыханные злодеяния немецких фашистов и их сателлитов, чинившиеся над населением в оккупированных странах Западной Европы и на территории СССР, зверское обращение с пленными красноармейцами вызвали у всех свободолюбивых народов ненависть к фашистским бандитам и единодушное желание покарать их, воздать им должное за все содеянное ими.

«Гитлеровские мерзавцы взяли за правило, — говорил товарищ Сталин в своем докладе 6 ноября 1942г., — истязать советских военнопленных, убивать их сотнями, обрекать на голодную смерть тысячи из них. Они насилуют и убивают гражданское население оккупированных территорий нашей страны, мужчин и женщин, детей и стариков, наших братьев и сестер... Только низкие люди и подлецы, лишенные чести и павшие до состояния животных, могут позволить себе такие безобразия в отношении невинных безоружных людей. Но это не все. Они покрыли Европу виселицами и концентрационными лагерями. Они ввели подлую «систему заложников». Они расстреливают и вешают ни в чем неповинных граждан, взятых «под залог», из-за того, что какому-нибудь немецкому животному помешали насиловать женщин или ограбить обывателей. Они превратили Европу в тюрьму народов... Пусть знают эти палачи, что им не уйти от ответственности за свои преступления и не миновать карающей руки замученных народов»[20].

Свою ноту от 27 апреля 1942 г. «О чудовищных злодеяниях, зверствах и насилиях немецко-фашистских захватчиков в оккупированных советских районах и об ответственности германского правительства и командования за эти преступления» Народный комиссар иностранных дел товарищ Молотов заканчивал следующими словами: «Правительство Советского Союза от имени народов Советского Союза заявляет: гитлеровское правительство и его пособники не уйдут от суровой ответственности и от заслуженного наказания за все их неслыханные злодеяния, совершенные против народов СССР и против всех свободолюбивых народов»[21].

430

В докладе о XXVI годовщине Великой Октябрьской социалистической революции товарищ Сталин указал, что «... вместе с нашими союзниками мы должны... принять меры к тому, чтобы все фашистские преступники, виновники нынешней войны и страданий народов, в какой бы стране они ни скрывались, понесли суровое наказание и возмездие за совершенные ими злодеяния»[22].

В московской декларации «Об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства», опубликованной 2 ноября 1943 г., подписанной руководителями трех великих держав, было торжественно провозглашено, что «... в момент предоставления любого перемирия любому правительству, которое может быть создано в Германии, те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии, которые были ответственны за... зверства, убийства и казни или добровольно принимали в них участие, будут отосланы в страны, в которых были совершены их отвратительные действия, для того, чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран и свободных правительств, которые будут там созданы».

Еще во время войны советское законодательство установило порядок суда над фашистскими преступниками и их наказания, издав Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. Этот Указ устанавливал прежде всего, что -к немецко-фашистским злодеям, виновным в совершении кровавых расправ над мирным советским населением и пленными красноармейцами, и к их пособникам из местного населения до сих пор применялась мера возмездия, явно не соответствующая содеянным ими злодеяниям. До Указа 19 апреля 1943 г. „в качестве наказания ко всем этим преступникам могли применяться высшая мера наказания в виде расстрела и лишение свободы в виде тюремного заключения. Указ устанавливал смертную казнь через повешение и ссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет. Введением повешения как способа исполнения смертной казни советский закон подчеркивал позорящий характер наказания, которое немецко-фашистские злодеи и их приспешники по справедливости заслужили. Лица, организовавшие душегубки, лагери смерти, заслуживали того, чтобы о ними обращались как с лишенными человеческого достоинства.

 

 

[1] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945. стр. 232.

[2] Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, 1946, стр. 20—21.

[3] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945 г. стр. 129.

[4] «Известия», 21 октября 1941 г.

[5] Нарушение трудовой дисциплины на транспорте (ст. 59* «в», «г» «д»), нарушение правил о монополии внешней торговли, правил о валютных операциях (ст. 59*, ст. 5912), правил торговли (ст. 105) и др.

[6] Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, 1946, стр. 102—103.

[7] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР {1938—1944 гг.), М., 1945. стр. 148.

[8] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 246.

[9] Сборник законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 148.

[10] Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, 1946, стр. 12.

[11] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 249.

[12] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945. стр. 126.

[13] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 247.

[14] СП СССР 1942 г. № 4.

[15] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 247.

[16] Там же, стр. 248.

[17] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 148.

[18] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 132.

[19] Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР (1938—1944 гг.), М., 1945, стр. 232.

[20] Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, 1946, стр. 68—69.

[21] Ноты Народного Комиссара Иностранных Дел товарища В. М. Молотова, ОГИЗ, 1942, стр. 79.

[22] Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза, М., 1946, стр. 111.