III. Влияние военно-государственного быта*(19)

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 

 

8. Скотоводство и земледелие составляли основу хозяйственного быта племен, заселивших Италию. Война скоро вошла в ряд правильных средств, которым они поддерживали свое существование. Очень рано, вслед за окончательным расселением племен и народцев, должна была обнаружиться трудность в добывании ими средств для своего существования. Отсюда возникло полное разъединение отдельных общин: каждая берегла свое для себя. Чужак, который сначала был нужен для пополнения наличных сил молодой общины и потому мог встретить в ней миролюбивый прием, теперь превратился постепенно в исконного врага. В бытность свою в чужом городе он стоял вне каких-либо общественных или политических связей. Таково - начало политической исключительности. Далее разъединение вело к постоянной вражде самих общин и, переходя в хищничество, вызывало постоянную военную борьбу. Военной деятельности принадлежит, несомненно, первенствующее место среди факторов, которые управляли древнейшей историей римлян. Римские мифы переполнены сказаниями о военных событиях и подвигах. От основания первых-поселений на Палатинском и Квиринальском холмах военная борьба с соседями поглощала главные силы вечного города. Приобретение добычи - основная цель войны в глазах римского гражданина, этот источник приобретения долгое время заслонял, по своему значению, всякий иной источник.*(20)

До некоторой степени беспрерывное военное состояние лишь укрепило чувства и отношения, которые успели сложиться еще в общинно-родовом быту. Оно окончательно научило дорожить жизнью отдельных граждан и возвысило то значение, которое римляне, наравне с другими народами, придавали обладанию многочисленным потомством. Иметь потомство составляло я долг, и гордость римского гражданина. Военный быт содействовал скорейшему укоренению зависимого положения женщины; женщина не пользовалась полноправностью и свободою наравне с мужчиною, потому что не участвовала в тягостях войны. Но вместе с тем военное состояние породило чувства и отношения, которые постепенно разрушили старый был и старое устройство общества. Личная доблесть стала цениться выше происхождения и старшинства. Деревенский быт уступил место городскому быту; город из крепости, куда сбегались деревенские жители в случае опасности, сделался постоянным местом поселения и главным средоточием жизни. Рядом с общинно- родовыми отношениями сложилось военное устройство общества. В этом устройстве территориальная связь подучила решительный перевес над связью, обусловленною происхождением. Возникло правильное, военное разделение общества по территориальным границам. Положением гражданина, как воина, определялись его политические права и обязанности. Военное общество и политическое близились к совпадению. Это отразилось уже в древнейшем государственном устройстве Рима. В основе его лежал однако элемент общинно-родовой (роды, geutes); военное начало выражалось только в союзном соединении родов в курии. Народному собранию по куриям (comitia curiata) еще были близки интересы общинно-родовые; например, в этих собраниях совершались усыновления и завещания. Ярче высказалось военное начало в государственной реформе, связанной с именем полумифического царя Сервия Туллия. Кто богаче - тот способен носить наилучшее оружие; поэтому он зачисляется в высший класс, - на войне защищает место в передних рядах войска, в мире пользуется наибольшими политическими преимуществами и почетом. Соответственно уменьшению имущественных средств гражданина уменьшаются его военные обязанности и политические преимущества. Самое заседание нового народного собрания (comitia centuriata) составляло некоторое переложение боевого порядка.*(21)

Из этого военного устройства выработалось позднейшее римское государство; военная власть послужила источником других государственных властей. С этой стороны, история государственного развития Рима есть история его организации в видах наиуспешнейшей борьбы с внешними врагами.

 

9. В тесной связи с беспрерывным военным состоянием находилось также прогрессивное развитие рабства.*(22) Представление о древнем мире связано неразрывно с этим, отвратительным на взгляд современного человека, учреждением; тем не менее, в свое время рабство было произведением исторической необходимости.

Возникновение рабства отмечает время относительно высшего хозяйственного и нравственного развития, когда человек счел возможным обойтись в своем столе без мяса пленника и нашел дело, на которое с пользою могли быть употреблены силы этого пленника. Рабство предполагает некоторое развитие военной деятельности (ибо первоначальный контингент рабов составлялся из военнопленных) и, в свою очередь, способствует ее дальнейшему процветанию, потому что, отправляясь на войну, граждане имеют в рабах работников, которые пекутся о домашних делах. Рабство вообще усиливает контингент промышленников в данном обществе. Благодаря рабству облегчалось положение женщин и детей, которых война обрекала на тяжесть домашних работ. Благодаря рабству промышленная жизнь не отставала от военной, пока эта последняя создавала сплочение мелких союзов в крупные и прочные общественные единицы, разрушая начало национальной замкнутости и исключительности. В обществе поддерживалась и развивалась привычка к продолжительным, сосредоточенным, напряженным и спокойным занятиям, вовсе чуждая первобытному человеку. Постоянно происходил перелив населения из рабов в свободные классы и вместе с тем в свободное общество вносилась эта привычка. Уже в самом древнем мире, в эпоху расцвета нравственных и умственных сил, сказалось ее значение; оно сказалось особенно в новом мире, где положение подневольных вообще стало улучшаться и постепенно сравнялось с положением свободных. Воспитанная неволей привычка к мирному труду отдала в руки промышленного и рабочего слоя населения, как во всей массе его, так и в лице отдельных представителей, главные отправления общественной жизни.

 

10. Раб был вовсе исключен из состава гражданского общества и положение его определялось не правом, но обычаями и нравами.

В царском периоде и в первые века республики ряд обстоятельств содействовал сносному положению рабов. Рабы того времени, по большей части военнопленные, принадлежали к народам, близким к римлянам по крови, языку, верованиям и образу жизни. Так как главным источником рабства служил плен, то рабское состояние каждого лица в отдельности было кратковременно. Оно было кроме того взаимно, в том смысле, что каждый гражданин сам рисковал, чуть не ежечасно, попасть в плен и, может быть, в тот самый город, из которого происходили его собственные рабы. В интересе общественном римские власти надзирали за тем, чтобы не было жестокого обращения с рабами, опасаясь, что пленные римляне могли потерпеть в отплату то же самое. Рабов было немного. Из одного указания Дионисия Галикарнасского может следовать, что в конце III в. а. u. c на общую массу населения 440 000 приходилось никак не более 50 тысяч рабов вместе с вольноотпущенниками и иностранцами, проживавшими в Риме.*(23) Каждый хозяин знал своих рабов лично, откуда проистекало некоторое сближение, - раб представлялся хозяину во всяком случае не безличною вещью, которую считают гуртом, как это было позднее, но личностью. В иных домах было лишь по одному рабу, который назывался по имени хозяина; в иных - обходились совсем без рабов, Сближению содействовала общность занятий хозяина и рабов в мирное время, происходившая от простоты жизни. Свободный вместе с рабами обрабатывал свое поле, занимался домашними делами. До известной степени раб почитался членом семьи (familiaris), допускался к близкому участию в делах хозяина, являясь нередко в качестве его советника или товарища детства, ел с хозяином за одним столом и отправлял вместе с ним религиозные торжества. Рабы заводили свою собственную семь и их семейные отношения пользовались уважением. Им дозволялось также сберегать для себя некоторое имущество (peculiurn), которое служило между прочим, для выкупа на свободу, нередко же оставлялось у раба вполне или отчасти по отпуске его на волю. Рабы вступали с своими господами в правильные обязательственные отношения (хотя и не защищенные юридически). Вообще жизнь выработала определенный порядок отношений господ к рабам, в котором личность этих последних пользовалась известным уважением. Но рабы не могли обращаться к органам правовой защиты для охранения своего положения*(24); поэтому с юридической точки зрения положение раба представлялось совершенно бесправным.*(25) Юридически раб не состоит ни в каком отношении ни к обществу, ни к государству. Он не субъект, но объект, равный обыкновенной вещи; рабы суть вещи, отнесенные вместе с важнейшими животными к классу вещей mancipi.*(26) Отношения раба к господину и к равным себе не имеют решительно никакой юридической цены; личность раба вполне поглощается личностью его господина, который считается полным хозяином его жизни, тела и чести. Характерно выразились Петроний и Сенека: рабу нет стыда при исполнении повелений господина; в свободнорожденном бесстыдство - преступление вольноотпущенник совершает его по долгу, для раба же оно - необходимость.*(27)

 

11. Характерные черты древнейшего рабства - его взаимность и кратковременность - выразились в учении римских юристов о ius postlimimi.*(28) Это учение излагается подробно юристами императорского времени*(29), но корни его надо искать в глубокой древности. Римлянин, который попал в плен к неприятелю, признается рабом и на своей родине. Равную с ним участь терпит и тот, кто, хотя бы в мирное время, попал к народу, с которым у римлян нет никакой дружественной связи: ни amicitia, ни hospitiuln, ни foedus, a также тот, кто в момент объявления войны находился в неприятельских пределах. Но, с другой стороны, не подходит под это правило взятый в плен изменнически во время перемирия, также пленник во внутренней междоусобице, или захваченный разбойниками. Став рабом, пленный теряет все свои права на родине; он терпит величайшее умаление личности (capitis deminutio maxima). Однако, в виду временности его отлучки, его имущество не переходит к наследникам и лица, ему подчиненные, не приобретают свободы: жена остается не свободною, не свободны и дети, которые по-прежнему не могут совершать самостоятельно гражданские акты. Над малолетними детьми не учреждается опека, но над всем имуществом пленника назначается попечительство (cura). Впоследствии то же самое имело место относительно имущества отсутствующего по государственным делам (abseutia reipublicae causa). Если пленный состоял сам опекуном кого-либо, то опекаемый малолетний не получает нового опекуна. По закону Гостилиеву (lex Hostilia), неизвестно когда изданному, каждый гражданин имеет иск (а. popularis) для защиты прав пленного против нарушителей. Если пленник умрет в плену, то по закону Корнелиеву (1. Cornelia Сципиона или Суллы) он считается, в отношении наследования после него, умершим как бы в свободном состоянии. Позднейшие интерпретаторы закона выражали это так, что умерший пленник считается умершим как бы в последний момент перед пленом. Эта фикция (ficlio legis Corneliae) была необходима для справедливого определения наследственных отношений после умершего. Если же пленный римский гражданин возвратится живым на родину (или только вступит в пределы одного из дружественных с Римом государств), то в силу ius postliminii он вступает вновь в обладание утраченною правоспособностью и утраченными правами.*(30) По выражению позднейших римских юристов (Помп., Ульп.), плен рассматривается тогда так, как будто бы его не было.*(31) Может быть, вначале самый факт возвращения пленного в Рим влек за собою восстановление его в прежних правах; но со временем для получения ius postliminii надо было кроме того иметь желание остаться в Риме (animus Romae remanendi seu revertendi).*(32) Кроме того, одежда и оружие, потерянные в битве, не возвращаются ни в каком случае, так как терять их считается постыдным. Вследствие особого взгляда на существо владения, римские юристы не возвращают пленному также утраченного владения. Не получают postljminium перебежчик (transfuga), - понятие, которое толкуется довольно широко, - и лицо, постыдно сдавшееся неприятелю с оружием в руках. - С расширением границ римского государства пребывание в плену сделалось продолжительным. Тогда ius postliminii изменило несколько свой первоначальный характер. Сыновья получили право жениться без согласия отца, если он находился в плену в течение трех лет. Все приобретенное сыном, во время плена отца, оставалось у сына и точно так же владение, начатое им в это время, не прерывалось в пользу отца. Жена пленного становилась sui juris и, если плен продолжался пять лет, то ей дозволялось вступить в новое замужество. Император Лев признал действительность завещательных распоряжений, составленных в плену, что классические юристы решались допускать лишь в самых ограниченных пределах.*(33)

 

12. По разным причинам свободный мог обратиться в раба, и это обращение называлось capitis deminutio maxima. Лицо теряло в таком случае свою свободу и вместе с тем гражданство и семейное положение. Утрачивая всякую правоспособность на будущее время, оно теряло вместе с тем и все отдельные права, которые оно приобрело до сего времени. Такое последствие было, конечно, невыгодно для кредиторов того, кто подвергнулся с. d., так как вместе с правами уничтожались и все его обязательства; потому позднее претор допустил иск, который кредиторы вчиняли против господина (или казны), которому вместе с рабом досталось его имущество. Ответчик платил по долгам в размере этого имущества. - Лишению свободы подвергаются:

а) не явившиеся во время ценза для внесения своего в списки; они продаются государством и становятся рабами покупателя. Этот случай потерял свое значение с падением республиканского строя. В империи свободу теряли лица, которые уклонялись от исполнения обязанностей воина, но римские юристы почему-то не отнесли этого случая к с. d.;

b) неоплатные должники в силу законов ХII таблиц. Уже в конце республиканского периода этот случай исчез в жизни и позднейшие римские юристы не называют его, когда говорят о с. d.:

c) оказавшие неблагодарность и непочтительность по отношению к своему патрону. Странным образом этот случай упоминается с полною ясностью только Юстинианом, хотя, по всей вероятности, он обладает очень древним происхождением;

d) допустившие в возрасте свыше 20 лет, заведомо продать себя в рабство с тем, чтобы потом, по объявлении себя свободным, получить часть вырученных при продаже денег. Такие лица становятся рабами покупателя, которого они рассчитывали обмануть. Ульпиан замечает, что продавший себя карается рабством и тогда, когда, учинив продажу до 20 лет, получает деньги по ней по достижении этого возраста. Но, во всяком случае, уплата денег покупателем продавцу (при незнании первого о том, что продано свободное лицо) составляет необходимое предположение кары;

e) осужденные к смертной казни или в рудники (ad, inetalla);

f) свободная женщина, вышедшая замуж за чужого раба без соизволения на то со стороны его господина (sc. Claudianura, 32 г. по Р. X.); обыкновенно она становилась рабыней этого господина. Юстиниан отменил этот случай лишения свободы;

g) римлянин, попавший в плен к неприятелю. Этот случай рассмотрен выше ( 11); впрочем, в виду его особенностей, римские юристы не относили его к числу с. d.

 

13. Тяжело и беззащитно было положение свободного человека, который, находясь на римской территории, не принадлежал к числу римских граждан. Чтобы оградить свою неприкосновенность, если он задумывал поселиться в Риме, он должен был поспешить отдать себя под покровительство какого-либо гражданина и его рода. Так возникли отношения патронов и клиентов. Клиенты*(34) образовали третий разряд населения, который занимал среднее место между свободными гражданами и рабами. Положение клиента приобретал иностранец (напр., изгнанник из своего отечества), которого судьба так или иначе занесла в Рим и заставила искать в нем постоянное местопребывание. Этот род клиентов имеет много общего с древнейшими плебеями. Положение клиента было обязательно и для вольноотпущенников; впоследствии вольноотпущенники составляли главнейший контингент клиентов. Отпущение создавало патронат бывшего господина над его бывшим рабом. - Точно неизвестно, каково было первоначальное политическое, гражданское положение клиентов. Может быть, наравне с плебеями, они были устранены от всякого участия в государственной жизни и наравне с перегринами (что на первых порах могло относиться и к плебеям) не допускались к непосредственному участию в гражданском обороте. Род, при котором они состояли, связывал их с государством, патрон совершал за них меновые и судебные акты. Очень рано клиенты могли получить гражданскую правоспобность и одновременно с плебеями, по реформе Сервия Туллия, вступить в состав государственного народа. - Для обеих сторон патронат был совокупностью прав и обязанностей, с перевесом прав для патрона и обязанностей для клиента. Патрон - покровитель своего бывшего слуги во всех затруднительных случаях его жизни, защитник его пред лицом властей, опекун его малолетних сирот. В случае нужды патрон доставляет своему клиенту средства существования, в случае смерти открывает для него двери фамильного склепа. В свою очередь, клиент обязан пред патроном почтением (obsequium et reverentia) и связан рядом обязанностей (officia) и обязательств (operae officiales). Из почтения он был стеснен в предъявлении судебных исков против патрона. Впоследствии, по преторскому эдикту, он мог призвать своего патрона к суду не иначе, как с особого разрешения претора*(35), вероятно, на претора перешел в этом случае контроль, который принадлежал в старину всему роду. Клиент был обязан помогать своему патрону имущественно, когда этот последний выдавал свою дочь замуж, был постигнут бедностью или нуждался в деньгах для выкупа своего из плена, для уплаты долгов или покрытия издержек по отправлению общественной должности. Патрон призывался к наследованию после клиента, в случае если этот последний не оставлял после себя прямых наследников.*(36) Самое отношение патрона и клиента переходило на их потомков, сначала - без ограничения числа поколений.

 

14. Лишая свободы или ставя в зависимое положение одних, военный быт в то же время способствовал эмансипации других лиц, зависимое положение которых имело свои корни в семейно-родовых условиях жизни.

Военно-государственную власть интересовало положение сыновей в семье, ибо взрослый сын был воин, а в малолетнем видели будущего воина. Входя в ряды войска, взрослые сыновья обладали политическими правами. Они участвовал в народных собраниях и могли избираться в магистрат. Сын - магистрат, на все время своего нахождения в должности, был свободен от отеческой власти.*(37) Ромулу - этому магическому устроителю военного быта - приписывается древнейшее ограничение отеческой власти. Предание повествует про него, что он предоставил отцу полную власть над сыном. Отец, не взирая на возраст своего сына, мог запереть его в тюрьму, наказать телесно или приставить, связанного, к сельским работам, или даже убить. Ромул, продолжает предание, дозволил отцу также "продавать" сына, т. е. отдавать в чужие руки в заработки или в кабалу (mancipium). Однако отцу было дозволено извлекать подобным образом выгоду из своей родительской власти не более трех раз; после третьей продажи сын освобождался из под отеческой власти.*(38) Нуме приписывается другое постановление; отец, дозволивший сыну жениться, лишался права продажи.*(39) Закон XII таблиц повторил постановление Ромула.*(40)

Ограничение права продажи возникло, по-видимому, ранее ограничения права жизни и смерти, по крайней мере - относительно взрослых сыновей. Убивался взрослый сын обыкновенно за какое-либо преступление, преступный сын не был нужен и в войске; напротив проданным мог быть сын достойный и годный к военной службе. Для государства существовал прямой интерес предохранить себя от потери подобного воина. Военным влиянием объясняется также срочность кабального состояния; по-видимому, оно не могло тянуться долее пяти лет. С наступлением ценза прекращалась кабальная зависимость и кабальные возвращались под власть своего первоначального домовладыки.*(41) - Жизнь малолетнего поколения нуждалась в государственной защите более, нежели жизнь взрослого поколения. Ромул, гласит предание, предписал обывателям воспитывать мужское поколение и первородных дочерей и запретил убивать детей моложе трехлетнего возраста. Исключение было сделано лишь для родившихся уродами. Родители могли предать их смерти, однако не иначе, как предварительно засвидетельствовав уродство пред пятью соседями.*(42) Позднее, в республике, злоупотребление правом жизни и смерти подлежало ведению цензора или, как известно из одного случая в конце республиканского периода, могло привести виновного под уголовный суд.