Гражданский истец не может быть в то же время частным обвинителем по делу; в этом отрицательный и весьма существенный признак того, что следует понимать по нашему законодательству под гражданским иском в уголовном суде. Лицо, потерпевшее от преступления или проступка, есть понятие родовое, обнимающее собою, как видовые, понятия частного обвинителя и гражданского истца; всякий частный обвинитель и всякий гражданский истец есть в то же время лицо, потерпевшее от преступления или проступка*(197). Имея общим источником своих требований на суде - событие преступления, частный обвинитель и гражданский истец признаются участвующими в деле лицами, оба являются сторонами и, в качестве процессуальных субъектов, пользуются почти равными правами в производстве уголовного дела. Но этим ограничиваются общие черты, свойственные частному обвинению и гражданскому иску; во всем прочем частное обвинение и гражданский иск, частный обвинитель и гражданский истец - различные понятия. Частное обвинение есть уголовный иск, имеющий целью наказание виновного; требование вознаграждения за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком, составляет гражданский иск; различие между первым и вторым то же, какое вообще существует между уголовным и гражданским исками, вытекающими из одного и того же преступления; имея много общего между собой, иски эти резко различаются по цели и юридической своей природе. Гражданским истцом признается лицо, потерпевшее от преступления, которое ищет только имущественного вознаграждения за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком; частным обвинителем-лицо, требующее наказания и обличающее на суде. Гражданский истец не может домогаться на суде наказания виновного (ст. 631, 742, 859 и 909); требуя наказания, потерпевший от преступления признается или частным обвинителем по делам, прекращаемым примирением сторон (ст. 5, 6, 20; 121 - 122, 273, 475, 511, 540, 542, п. 2, 543, п. 3, 546, п. 8, 570, 630, 741, 748 и 857), или является простым объявителем или жалобщиком (ст. 42. п. 1, 46, 297, п. 1, 302 - 308) по делам о всех публичных и публично-частных преступлениях, так как по всем этим делам заявление потерпевшего о наказании виновного составляет лишь один из поводов к возбуждению уголовного преследования и обличение на суде виновных в общих судебных местах составляет исключительную обязанность лиц прокурорского надзора (ст. 4 и 5), а в мировых- полицейских и других административных властей (ст. 3). Таким образом, требование на суде наказания виновного совершенно исключается понятием гражданского иска, между тем как подобное требование составляет главное основание частного обвинения. Но если гражданский истец строго ограничен пределами его имущественной претензии, то частный обвинитель, наоборот, может одновременно, в одном производстве, требовать не только наказания виновного, но и вознаграждения за вред и убытки (ст. 122); понятие частного обвинителя с этой стороны шире понятия гражданского истца; первое, так сказать, поглощает второе и представляет собою, в случаях соединения требования наказания и вознаграждения за вред и убытки, особое соединение исков, основанное на тождестве факта, истца и ответчика*(198). Подобного рода соединение уголовного и гражданского исков представляется органическим, материальным - в отличие от чисто формального соединения, допускаемого законом по делам, производящимся в порядке публичного обвинения.

В нашей литературе возбужден вопрос о том, может ли быть допущен гражданский иск по делам, которые могут прекращаться примирением сторон; по нашему мнению, вопрос этот должен быть разрешен в отрицательном смысле по нижеследующим соображениям. Содержание ст. 6 и мотивы Государственной канцелярии к ней не оставляют никакого сомнения в том, что гражданский иск допускается законом только в публичных и публично-частных преступлениях; "преступление, заключающее в себе посягательство на общественную безопасность и подлежащее наказанию по иску официального обвинителя, читаем в мотивах к ст. 6 Уст. Уг. Суд., может с тем вместе наносить вред и убытки отдельному, частному лицу, и это лицо, если оно заявило в установленном порядке свое требование о вознаграждении, предполагается именовать гражданским истцом." (Судебн. Уставы, изд. Госуд. канц., стр. 28 - 29). Обращаясь к определению в законе понятия гражданского истца, мы видим, что таковым признается лицо, потерпевшее от преступления или проступка, "но не пользующееся правами частного обвинителя". Это выражение следует понимать в том смысле, что гражданский иск допускается только по делам, подлежащим преследованию в порядке публичного обвинения, так как лицо, потерпевшее в делах этого рода, не пользуется правами частного обвинителя; отсюда, пользование этими правами исключает понятие гражданского иска. Правило это основано на том, что в делах, допускающих частное обвинение и подлежащих прекращению за примирением сторон, частный обвинитель совмещает в себе права гражданского истца, и этим устраняется необходимость отдельного от уголовного преследования гражданского иска. Возможны, конечно, случаи, когда один из многих потерпевших от чисто частного преступления, не требуя наказания, ограничивается присоединением иска своего о вознаграждении за вред и убытки к уголовному делу, начатому другим потерпевшим, но в таких случаях не может быть допущен гражданский иск, так как с отказом потерпевшего от уголовного преследования нет уголовного дела по отношению к нему, а следовательно, и нет основания для иска о вознаграждении, который только присоединяется, как добавочный, к уголовному иску; потерпевший, не желающий выступить по делу частным обвинителем, может принять участие в деле лишь в качестве свидетеля ввиду того, что предмет судебного разбирательства по делам, прекращаемым примирением сторон, напр., личная обида, имеет преступный характер только по отношению к тому, кто является частным обвинителем, а по отношению к потерпевшему, который отказывается от уголовного иска, это деяние имеет значение гражданского правонарушения, могущего дать основание иску о вознаграждении исключительно в порядке гражданского суда. (У. У. С., ст. 7; Уст. Гр. Суд., ст. 5, 6, 29, п. 3)*(199).

§ 54. Всякий гражданский иск является средством охранения известного права, принадлежащего лицу или учреждению; право, которое охраняется иском, служит, таким образом, непосредственным, ближайшим основанием иска *(200). В силу общего правила, по которому "никто не может быть без суда лишен прав, ему принадлежащих", "всякий ущерб в имуществе и причиненные кому-либо вред и убытки", по нашему закону, с одной стороны-налагает обязанность вознаградить, с другой-производит право требовать вознаграждения за "вред и убытки"*(201); отсюда, основанием гражданского иска в уголовном суде служит право потерпевшего от преступления или проступка на вознаграждение за "вред и убытки", причиненные ему преступным деянием. Для правильного уяснения сущности этого права необходимо определить, что понимает наш закон под выражением "вред и убытки", следует ли понимать под этим выражением имущественный или моральный ущерб? Понятие "вреда и убытков", по нашему мнению, обнимает собой вообще всякий вред, произошедший от преступного деяния, как имущественный, вещественный, так и личный, или моральный*(202); но в большинстве случаев выражение это встречается в нашем законодательстве в смысле имущественного вреда*(203). В этом последнем смысле несомненно следует понимать слово "убытки", которое очень часто встречается в законе или отдельно*(204), или заменяется такими выражениями, как "ущерб", "ущерб и убытки", "ущерб или убытки", "убыток или урон", "ущерб и издержки", "убытки и издержки", "потери и убытки" и "вред"*(205). Более сложным представляется понятие "вреда", так как далеко не всякий вред, причиненный преступлением или проступком, может быть основанием гражданского иска; для этого необходимы известные свойства вреда.

§ 55. Во-первых, вред, причиненный преступным деянием, должен быть материальным, имущественным ущербом, так как только подобный вред может быть оценим и вознаградим *(206). Гражданский иск о вознаграждении за вред имеет источником своим нарушение частного имущественного интереса, который, по выражению французских юристов, служит мерилом иска (l'intйrкt est la mesure d'action)*(207); отсюда, всякое требование потерпевшего, не вытекающее из этих частных интересов, все, что не подлежит оценке, не может быть переложено на деньги или иной эквивалент, исключается понятием гражданского иска*(208). Моральный вред сам по себе не может служить основанием иска о вознаграждении; как бы ни было сильно нарушение личных прав лица, как бы ни было велико душевное потрясение, чувство обиды или испуг, испытанный потерпевшим, моральный вред не может быть физически, материально оценен, не может быть по свойству своему вознагражден или уменьшен уплатою известной суммы денег, так как только одно наказание, имеющее общественный характер, обладает до известной степени свойством умерять чувство личной обиды или тяжесть душевного потрясения, произведенного преступлением или проступком. Впрочем, в литературе существует противоположное воззрение. Вред, причиняемый преступлениями против личности, напр., лишение глаза, носа, уха, вред от убийства, изнасилования и т. д., замечает проф. Кистяковский, не может быть оценен на деньги, "так как эти виды вреда составляют достояние человека не отчуждаемое, не входящее в область имущественного оборота. Но из того, что они бесценны, не следует, что они ничего не стоят или мало стоят". "Если они дороги до невознаградимости, то само собой разумеется (?), что они подлежат вознаграждению, насколько возможно их вознаградить"*(209). С этим мнением, которое разделяет также французский криминалист Гарро*(210), нельзя согласиться. Сущность гражданского иска в уголовном суде заключается в требовании имущественного вознаграждения, и с этой стороны гражданский иск противопоставляется уголовному иску, который имеет целью - наказание виновного; насколько наказание должно быть соразмерно с виновностью обвиняемого, настолько, вознаграждение за вред предполагает оценку причиненного вреда судом на основании известного расчета. Какой расчет, спрашивается, может быть там, где потерпевший понес один моральный или чисто личный вред от преступления? Очевидно, здесь невозможно определить размеры убытков, так как моральный вред, причиненный в убийстве, увечьях, изнасиловании, лишении свободы, личной обиды и т. д., слишком субъективен, не допускает по свойству своему какой-либо объективной мерки*(211); при отсутствии последней требование потерпевшего о вознаграждении всегда будет бездоказательным и самое вознаграждение произвольно, что не отрицают и сторонники этого мнения. Все же, что носит характер произвола, что не может быть на суде доказано, противоречит интересам правосудия. Помимо указанного, приведенное мнение заключает в себе и логическое противоречие; невознаградимое и бесценное, по существу, не может быть вознаградимым и оцененным на суде. Суд обязан определить вознаграждение за вред, как бы ни были велики затруднения в оценке размеров этого вреда, но нельзя вменять в обязанность суду производить оценку там, где нет и не может быть доказан имущественный вред; это значило бы требовать от судей невозможного*(212).

В некоторых случаях, впрочем, закон, вопреки общему правилу, допускает оценку морального вреда, так, "виновный в нанесении кому-либо личной обиды или оскорбления может по требованию обиженного быть присужден к платежу в пользу его бесчестия ... от одного до пятидесяти рублей" (X т. 1 ч., ст. 667); но гражданский иск о бесчестии не имеет ничего общего с требованием вознаграждения за вред и убытки, и включение постановлений об этом иске в отдел X т. 1 ч., Свода Зак., озаглавленный "О вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком", следует признать редакционным недосмотром. В самом деле, иск о платеже бесчестия и требование вознаграждения за вред и убытки - два различные понятия. Первый иск по цели совпадает с уголовным иском о наказании, второй - напротив, резко отличается с этой стороны от уголовного иска; цена первого заранее определена, оценка второго, в виде общего правила, зависит от обстоятельств данного дела. "Бесчестие, замечает проф. Чебышев-Дмитриев, не есть дополнение, а альтернатива наказания, а потому в делах об обидах не может быть соединенного процесса"*(214); по 668 и 669 X т. 1 ч Свода Зак., иск о платеже бесчестия не может быть соединен с требованием о наказании виновного в нанесении личной обиды или оскорбления, и потерпевший, вчинивший этот иск, лишается чрез то права уголовного иска в той же обиде и оскорблении. Таким образом, моральный вред, сам по себе, дает основание только иску о бесчестии, но если, кроме морального вреда, потерпевший понес "ущерб в кредите, или в имуществе", то это обстоятельство рождает уже право требовать вознаграждение за "потери и убытки", т. е. - присоединить к уголовному делу иск о вознаграждении (ст. 670).

§ 57. Во-вторых, имущественный вред или ущерб, служащий основанием гражданского иска в уголовном суде, должен быть последствием деяния, признанного преступлением или проступком; отсюда вытекает то правило, по которому там, где нет преступления - нет основания для уголовной ответственности, а следовательно, и для иска о вознаграждении. Наш закон различает вознаграждение за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком (X т. 1 ч., ст. 644-683), и вознаграждение за вред и убытки, последовавшие от деяний, "не признаваемых преступлениями или проступками" (ст. 684-689); в уголовном суде, очевидно, могут иметь силу только правила о вознаграждении за деяния, признаваемые преступлением или проступком, т. е. запрещенные под страхом наказания (Улож., ст. 1), так как всякое деяние, не запрещенное под страхом наказания, не составляющее ни преступление, ни проступок, исключает вообще подсудность уголовному суду. Ввиду изложенного суд, признав известное деяние непреступным в смысле ненаказуемости его по действующему закону, не вправе входить в рассмотрение иска о вознаграждении за вред и убытки, причиненные этим деянием, и этот иск может быть рассмотрен исключительно в порядке гражданского суда (К. р., 1869/577, 1871/877, 1873/353, 1875/64 1875/495 1876/237).

Для наличности гражданского иска недостаточно, чтобы имущественный вред или убытки вытекали из преступления или проступка; необходимо, кроме того, чтобы вред или убытки составляли логическое последствие, прямой и непосредственный результат преступного деяния, чтобы преступление и имущественный вред относились одно к другому, как причина к следствию (К. р. 1875/267, по д. Гинце). Общее положение в настоящем случае то, что только непосредственно причиненные преступным деянием вред и убытки могут служить основанием гражданского иска в уголовном суде (X т. 1 ч., ст. 644); в виде исключения основанием иска могут быть не только непосредственно происшедшие от преступного деяния вред и убытки, но и все более отдаленные имущественные последствия, когда "будет доказано, что преступление или проступок совершены именно с намерением нанести какие-либо более или менее важные потерпевшему от оного убытки и потери". (ст. 645) Таким образом, закон ясно различает непосредственные и отдаленные убытки, ближайшее и отдаленное имущественное последствие преступного деяния*(215).

Вознаграждение вреда, непосредственно причиненного преступлением или проступком, составляет общее правило, а вознаграждение отдаленных убытков допускается законом только в исключительных случаях; будет ли совершено преступное деяние "с предумышлением или без оного", т.е. неосторожно, виновный, по ст. 644 X т. 1 ч., во всяком случае, обязан вознаградить непосредственно причиненные этим деянием вред и убытки, но для вознаграждения за более отдаленные убытки и потери недостаточно одного умысла или предвидения, необходимо доказать наличность специального намерения причинить потерпевшему более или менее важные убытки и потери, напр., в случаях умышленного повреждения или истребления чужого имущества, распространения вредных для потерпевшего слухов с целью повредить его кредиту и т. д. Мотивы этого постановления закона понятны: раз преступление совершено с специальною целью нанести имущественный ущерб потерпевшему, виновный обязан возместить все возможные последствия его деяния, насколько oни касаются имущественных интересов известного лица. Затем, непосредственный вред составляет прямой, ближайший и до известной степени необходимый результат преступления или проступка, между тем как отдаленными убытками будет все то, что имеет не прямое, а косвенное, побочное отношение к факту преступления, что имеет более или менее случайный характер, все то, что случилось, но легко могло и не случиться; напр., не будет непосредственно причиненным преступным деянием вредом - убытки, причиненные покупкой похищенного имущества, так как обстоятельство это совершено случайное и не вытекает непосредственно, логически из факта преступления*(216); равным образом, не будет имущественным вредом ущерб, причиненный доктору врачебною практикою лица не имеющего на то права, или убытки, причиненные лицу, проезжавшему случайно по улице во время убийства из огнестрельного оружия и разбитого испугавшимися лошадьми, или ущерб, причиненный больному нарушением тишины и спокойствия на улице, возле его жилища, или расход на покупку надгробной надписи над могилой потерпевшего (по делу Назарьева) и т. д.

Ближайшее определение того, что считать непосредственный вредом и убытками, а что - более или менее отдаленным, может быть установлено только путем судебной практики; к сожалению, последняя не выработала до сих пор каких-либо определенных правил и представляет обычную неустойчивость*(217).

§ 58. В-третьих, имущественный вред, причиняемый преступлением или проступком, и служащий основанием гражданского иска в уголовном суде, должен быть действительным; необходимо, чтобы потерпевший имущественный вред имел то, что технически во французском праве называется "droit actuel"*(218). Только действительное, а не мнимое или воображаемое, настоящее, а не возможное в будущем нарушение имущественных интересов лица может дать основание гражданскому иску, рождает право потерпевшего обратиться в суд с требованием вознаграждения; всякие гадательные предположения потерпевшего относительно возможных в будущем последствий преступления исключаются понятием гражданского иска. Трудно, конечно, установить а priori, что следует считать действительным вредом или убытком, а что - мнимым или воображаемым; это - дело суда в каждом конкретном случае. Допуская рассмотрение иска о вознаграждении за вред и убытки в уголовно-процессуальном порядке, суд не должен упускать из виду, что вступление гражданского истца в дело нарушает, до известной степени, равновесие сторон, вносит некоторое усложнение в судебно-уголовное разбирательство, а потому иск о вознаграждении может быть допущен при наличности более или менее серьезных, вытекающих из природы иска оснований.

IV. § 59. Предметом гражданского иска в гражданском суде служит содержание искового требования, которое может иметь положительный или отрицательный характер, смотря по тому, чего ищет истец - признания и защиты права или уничтожения фактического состояния, противоречащего праву. Потерпевший от преступления, предъявляя иск, требует вознаграждения за вред и убытки, которое, будучи осуществлением принадлежащего ему права, и составляет предмет гражданского иска в уголовном суде. Вознаграждение за вред и убытки, как предмет гражданского иска, понятие сложное и со стороны своего содержания требует подробного юридического анализа.

В понятие вознаграждения за вред и убытки прежде всего входит восстановление вещи в состояние, предшествовавшее преступлению, как естественное и логическое его последствие. Наше законодательство, подобно французскому, австрийскому и немецким процессуальным уставам*(219), различает восстановление вещи в состояние, предшествовавшее преступлению, или реституцию (У. У. С. ст. 126, 375 и 777), и вознаграждение за вред и убытки в тесном смысле этого слова (ст. 6, 7, 121-122, 779 и др.*(220). Устанавливая общее правило, по которому "все похищенное имущество, по открытии оного, немедленно возвращается тем, у коих оно было похищено"*(221), закон вменяет в обязанность полиции и суду возвращать вещи, добытые чрез преступление, их хозяину, без особого искового требования со стороны потерпевшего от преступления. Полиция обязана переписать все вещи, пожитки и деньги, отобранные у воров и разбойников, и "ежели, по подлинному розыску или по сознанию самих преступников, откроется, кому они принадлежат и хозяева сыщутся, то возвращать хозяевам с расписками" (Уст. о пред. и пресеч. прест., ст. 323); равным образом, лица судебного ведомства обязаны возвращать вещи, добытые преступлением, их "хозяину", причем вещи эти могут быть возвращены не только по судебному приговору (У. У. С., ст. 126, 776 и 777), но и по постановлению судебного следователя, на предварительном следствии (ст. 375)*(222).

Под "хозяином" вещей, добытых чрез преступление, следует понимать не только собственника вещи, но и фактического ее обладателя на том общем основании, что движимые вещи почитаются собственностью того, кто ими владеет, доколе противное не будет доказано (X т. 1 ч., ст. 534); хозяином вещи закон признает ее "законного владельца" (X т. 1 ч., ст. 671 и 672) или того, у кого вещь похищена, безотносительно к праву собственности на нее (У. У. С. ст. 375; Уложение, ст. 1664)*(223). Ввиду такого значения слова "хозяин" вещи, для наличности реституции достаточно, если на предварительном следствии или на суде вполне установлен факт владения известною вещью в момент совершения преступления; но это фактическое владение может быть предметом спора или между участвующими в деле лицами, или со стороны третьих лиц. В первом случае, когда обвиняемый на предварительном следствии доказывает, что известная вещь принадлежит ему, а не потерпевшему от преступления, и вопрос, по обстоятельствам дела, представляется сомнительным, спорная вещь не может подлежать, по ст. 375 У. У. С., возвращению и "должна быть оставлена при деле, так как только суд, при рассмотрении дела по существу, по справедливому замечанию г. Макалинского. может решить вопрос о праве на них того или другого лица*(224). Иначе разрешается вопрос в том случае, когда право на вещи, добытые преступлением, оспаривается третьим, не участвующим в деле, лицом; это обстоятельство не может служить препятствием к возвращению вещей тому лицу, из владения которого они изъяты преступным путем, так как суд уголовный не вправе входить в рассмотрение прав собственности, и, по ст. 778 У. У. С., в случае предъявления к вещам, добытым чрез преступление, притязания со стороны какого-либо третьего лица, суд обязан предоставить спорящимся разобраться в их правах гражданским судом. Возможны, конечно, случаи, в которых интересы третьих лиц могут вследствие этого пострадать, напр., когда фактический владелец спорной вещи оказывается несостоятельным; но эти частные интересы третьего лица не имеют никакого отношения к факту преступления, составляют случайное, побочное обстоятельство в уголовном деле, а потому, само собою разумеется, не могут быть предметом охраны в порядке уголовно-судебного разбирательства, тем более что третье лицо, считающее себя собственником вещи, всегда может обратиться в гражданский суд и просить обеспечить его иск арестом находящейся при уголовном деле вещи, по ст. 125, 590-615 Уст. Гр. Суд.*(225)

Вещи, добытые преступлением, большей частью служат вещественными доказательствами по делу, а потому закон допускает возвращение этих вещей на предварительном следствии только в том случае, если в приложении их к делу не представляется особенной надобности (У. У. С., ст. 375), а вещественные доказательства, имеющие существенное значение в деле, возвращаются судом не иначе, как по вступлении приговора в законную силу (ст. 777). В мировом производстве нет последнего ограничения, но хозяин вещи, возвращенной по приговору мирового судьи, обязывается законом представить эти вещи ко времени рассмотрения дела на Съезде Мировых Судей (ст. 126). Возвращение вещей, добытых преступлением, имеет место как относительно предметов, находящихся при деле и составляющих то, что называется поличным, так равно и относительно предметов, которые находятся у обвиняемого или у третьего, не участвующего в деле, лица, напр., у покупателя похищенной вещи. Похищенные вещи, "по отыскании и оценке их" (ст. 375), подлежат возвращению тому, у кого они похищены, в чьих бы руках эти вещи ни находились; по закону гражданскому, в случаях покупки без поручительства движимого имущества, оказавшегося впоследствии краденным, покупщик лишается этого имущества и подвергается отобранию его в пользу настоящего хозяина, а ему предоставляется право искать заплаченные деньги на продавце, но не прежде, по разъяснению Сената, как после признания судом факта похищения (X т. 1 ч., ст. 1511 и 1512; К. р. 1875/209, по д. Гордина; К. р. по гражд. департ. 1874/566). То же правило существует и относительно заклада чужого движимого имущества, которое возвращается его хозяину, а заимодавцу предоставляется взыскивать деньги по акту заклада, с закладчика (X т. 1 ч., ст. 1664)*(226). Возвращение вещей, находящихся у обвиняемого или у третьих лиц, реституционным путем, очевидно, может быть не только по судебному приговору, но и по постановлению судебного следователя; было бы несогласно с задачей уголовного правосудия и с прямыми на этот счет указаниями в законе устанавливать в настоящем случае исключение, в смысле более строгого охранения права владения третьих лиц, нередко в ущерб интересам потерпевших от преступления*(227).

§ 60. Ввиду существующего в нашем законодательстве различия между восстановлением вещи в состояние, предшествовавшее преступлению, и вознаграждением за вред и убытки в тесном смысле этого слова, представляется особенно важным определить область применения реституции. Восстановление нарушенных преступлением прав допускается нашим законом относительно "вещей, добытых чрез преступление"; из содержания относящихся к реституции постановлений нашего законодательства, видно, что вещи, добытые преступлением, составляют: во-первых, все предметы, изъятые из владения другого лица одним из указанных в законе способов похищения чужого имущества, и во-вторых, предметы, служащие вещественными доказательствами по делу, т. е., по ст. 371, поличное, орудие, которым совершено преступление, подложные документы и вообще все, найденное при обыске или выемке и могущее служить к обнаружению преступления и к улике преступника *(228). Таким образом, реституция в нашем законодательстве имеет определенную и весьма ограниченную область применения; все, что не составляет вещественное доказательство по делу или предмет, добытый путем разбоя, грабежа, кражи и мошенничества, исключает понятие реституции, а потому возвращение вещей, добытых чрез преступление, по ст. 126, 375 и 777 У. У. С., не может быть допущено во всех прочих имущественных преступлениях, как-то: в случаях присвоения, растраты, повреждения и истребления имущества, злоупотребления доверием и т. д. Равным образом, не подлежат возвращению в рассматриваемом порядке деньги, выигранные в азартную игру, на том основании, что игра и самый проигрыш является делом свободного, непринужденного соглашения между лицами, участвовавшими в игре, и вовсе не заключает в себе признаков похищения имущества (К. р. 1875/302, по д. Колемина). Затем, не всякое вещественное доказательство, составляя вещь, добытую чрез преступление, может быть возвращено, по ст. 126 и 777; очевидно, правило о возвращении вещественных доказательств по принадлежности не относится к тем из них, которые, представляя собою результат преступной деятельности, плод преступления или будучи запрещены сами по себе, подлежат конфискации или уничтожению, напр., фальшивые монеты, подложные документы, взрывчатые вещества, соблазнительные изделия и т. д. (Уложение, ст. 562, 563, 587, 1401, 1689 и др.). Всего чаще применяется это правило в случаях подложного составления актов, принуждения к даче обязательств и т. д., где признание известного документа, обязательства или векселя недействительным, подлежащим уничтожению, составляет безусловно необходимое последствие всякого обвинительного приговора.

Возвращение вещей, добытых преступлением, предполагает очевидность факта нарушенного владения, полную ясность тех имущественных последствий, которые вытекают из преступления, а потому там, где требуется известный расчет убытков, понесенных потерпевшим, где, напр., вещественным доказательством является не самая вещь, добытая преступным путем, а деньги, вырученные за похищенные вещи или предметы, приобретенные на краденные деньги, - во всех подобных случаях права потерпевшего на вещи могут быть восстановлены только по иску о том. С этой точки зрения представляется совершенно правильным мнение Сената, по которому "на основании ст. 777 возвращаются хозяину самые вещи, добытые чрез преступное деяние, хотя бы он и не предъявлял никакого иска, а не присуждается ему вознаграждение за эти вещи деньгами или другими ценностями" без иска, по ст. 6 и 779 У. У. С. (К. р. 1875/345, по д. Капустина, 1881/36, по д. Алексеева). В заключение вопроса о реституции заметим, что реституция, как это видно из содержания ст. 126, 777 и 778, может быть последствием как обвинительного, так равно и оправдательного приговора; оправдание обвиняемого не доказывает еще право его на вещи, добытые преступлением, в особенности там, где фактическая сторона дела вполне установлена на суде и сам обвиняемый не отрицает принадлежности вещи потерпевшему. Насколько нам известно, судебная практика строго придерживается этого вполне разумного и справедливого правила*(229).

§ 61. Допуская возвращение вещей, добытых преступлением, по обязанности службы, ex officio, закон тем самым нисколько не устраняет иск о том со стороны потерпевшего от преступления, как это видно из целого ряда постановлений нашего законодательства *(230); так, в ст. 777 У. У. С. содержится прямое указание на то, что вещи, добытые чрез преступление, возвращаются их хозяину, хотя бы он и не предъявлял никакого иска. Закон, по возможности, стремится к тому, чтобы воспрепятствовать виновному воспользоваться плодами преступления, а потому не может не отнестись благоприятно к иску потерпевшего о возврате вещей, добытых преступлением, или об уничтожении тех документов, которые составлены преступным путем и во вред его имущественным интересам; помимо этого, предоставление потерпевшему права иска о возврате добытых чрез преступление вещей вызывается тем соображением, что реституция в нашем законодательстве имеет весьма ограниченную область применения.

§ 62. Кроме возврата похищенного или незаконно взятого, в понятие вознаграждения за вред и убытки, причиненные преступлением, по нашему законодательству входят: а) уплата стоимости похищенной или присвоенной вещи в том случае, когда эта вещь не может быть возвращена натурой, причем возмещение вреда в настоящем случае, по разъяснению Сената, может быть не только деньгами, но путем всякого иного эквивалента (X т. 1 ч., ст. 671 и 673 *(231); б) возвращение законному владельцу в случаях похищения, присвоения, истребления и повреждения имущества, а также в преступлениях по договорам и обязательствам всех полученных от его имущества доходов и выгод или уплата ему за все понесенные вследствие преступления потери и убытки со времени совершения преступления по день полной уплаты вознаграждения (ст. 671 и 673; Уложение, ст. 1636, 1643, 1664, 1675, 1699, 1709-1710); в) исправление поврежденного имущества с приведением его в прежнее состояние или, буде хозяин этого имущества согласится, возмещение расходов по исправлению последнего (X т. 1 ч., ст. 673; Уложение, ст. 235, 1087 и 1664); г) возмещение всех расходов, употребленных владельцем на отыскание его похищенного имущества (X т. 1 ч., ст. 672); д) обеспечение существования лиц потерпевших или их семейств в преступлениях против личности, прав семейственных и по должности (ст. 657, 660, 662-664, 666, 678, 681-683; Уложение, ст. 1528), в виде ежегодного или в определенные сроки уплачиваемого пособия (X т. 1 ч., ст. 676); е) возмещение издержек на лечение и попечение о больном (ст. 658, 660, 662, 663, 678; Уложение, ст. 1496) и ж), возмещение расходов на похороны (X т. 1 ч., ст. 658).

Таково содержание иска о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением, по нашему законодательству; но существующие в законе указания относительно того, что может служить предметом гражданского иска, вытекающего из преступления, далеко не исчерпывают содержание этого иска и не исключают право суда допускать последний в других не указанных в законе случаях на основании того общего правила, по которому виновный обязан вознаградить всякий имущественный вред, причиненный каким-либо преступлением или проступком (X т. 1 ч., ст. 644; Уложение, ст. 59; Устав о нак., ст. 24). Руководствуясь этим правилом, судебная практика допускает гражданский иск в тех случаях, где предметом его служат: обеспечение незаконнорожденного ребенка по делам о незаконном сожительстве*(232); возмещение убытков, последовавших от укушения чужой собакой по обвинению в нарушении ст. 121 Устава о нак. (К. р. 1875/15, по д. Уткиной); возмещение убытков от поджога (К. р. 1876/97, по д. Овсянникова); возмещение убытков вследствие неправосудия по ст. 366 Уложения (К. р. 1874/72, по д. Шамина) и др. С другой стороны, исходя из общего смысла относящихся к вознаграждению за вред и убытки постановлений нашего законодательства, Сенат признал, что предметом гражданского иска не может быть возвращение утраченного вследствие лжесвидетельства по бракоразводному делу права вступления в брак, на том основании, что "возвращение утраченного права на вступление в брак ни в каком случае не может быть предметом иска в суде гражданском, а следовательно, не могло служить основанием иска в суде уголовном; подобное требование не могло быть предъявлено к подсудимым, так как удовлетворение его от них не зависело" (К. р. 1874/331, по д. Радзиевского и Ковалева; contra-К. р. 1876/14, по д. Гусева*(233); равным образом, по мнению Сената, предметом иска о вознаграждении за вред и убытки не может быть взятие билета на право охоты по обвинению в самовольной охоте по ст. 57 и 146 Устава о нак., так как "сумма убытков всегда зависит от обстоятельств данного дела и не может быть, подобно денежному взысканию, заранее определена" (К. р. 1875/267, по д. Гинце), а также возмещение судебных издержек по ведению дела (К. р. 1875/400, по д. Шулипы; 1876/2, по д. Филькельштейна; 1876/149, по д Давидовича; 1876/252, по д. Кербеля и др.).

Последнее мнение довольно последовательно проводится в Сенатской практике, но с ним нельзя согласиться. Возмещение судебных издержек не может быть основанием иска о вознаграждении за вред и убытки, как это совершенно правильно признал Сенат по делу, в котором гражданский иск основан был исключительно на тех убытках, которые понес истец "при раскрытии дела и розыскании подсудимых и свидетелей по делу" (К. p. 1874/331, по д. Радзиевского и Ковалева); но в тех случаях, где расходы по ведению дела составляют одно из имущественных последствий преступного деяния, нет решительно никаких оснований исключать из состава гражданского иска в уголовном суде возмещение этих расходов (см. § 5). Правда, по уголовным делам все расходы производятся на казенный счет, причем лишь некоторый судебные издержки взыскиваются с виновных (ст. 194, 976 и 977) или с обвинителя, если обвинение признано будет недобросовестным (ст. 194), но правила эти, как это видно из содержания относящихся сюда статей, относятся исключительно к уголовным делам и никакого отношения не имеют к вознаграждению за вред и убытки, которые составляют, по ст. 776 У. У. С., совершенно отдельную самостоятельную часть судебного приговора. Правила о судебных издержках, установленные по уголовным делам, где государство, преследуя общественные задачи, принимает в значительной части на свой счет отправление правосудия, очевидно, не могут иметь силу относительно гражданского иска, который всецело основывается на частном интересе и подчиняется до известной степени правилам гражданского судопроизводства, как это будет указано несколько ниже. Гражданский истец несет в уголовном деле известные расходы по ведению дела; так, он получает копии с протоколов и постановлений судебного следователя за установленную плату (ст. 475), уплачивает за копии с обвинительного акта канцелярские пошлины на общем для гражданских дел основании (Уст. Гр. Суд., ст. 854, 855), затем, в известных случаях вызывает на свой счет свидетелей и сведущих людей или экспертов (Уст. Уг. Суд., ст. 560, 575, 576 и 578; Уст. Гр. Суд., ст. 860-862), наконец, он несет расходы по защите своих интересов на суде (Уст. Уг. Суд., ст. 570; Уст. Гр. Суд., ст. 867); все эти расходы несомненно составляют, имущественное последствие преступления, и если потерпевший от преступного деяния вправе требовать возмещения их в гражданском суде, предъявив иск отдельно от уголовного дела, то, очевидно, он не может быть лишен этого права в соединенном процессе. В Уставе Уголовного Судопроизводства нет прямого указания относительно рассматриваемого вопроса, но, по ст. 64 Уложения и ст. 779 У. У. С., суд определяет вознаграждение за причиненные преступлением или проступком вред и убытки на основании существующих о том в Уложении о наказании и в гражданских законах постановлений; в законах же гражданских существует постановление, по которому виновный в похищении чужого имущества обязан заплатить за все употребленные владельцем оного на отыскание сего имущества расходы (X т. 1 ч., ст. 672), т. е. такие расходы, которые неизбежно связаны с восстановлением нарушенного преступлением права. Хотя постановление это относится специально к случаям похищения имущества, но оно несомненно указывает, что с точки зрения нашего законодательства возмещение судебных издержек не исключается понятием иска о вознаграждении за вред и убытки, проистекающие из преступления. Независимо от этого, по логике вещей, трудно допустить, чтобы законодатель, допуская соединенное производство уголовного и гражданского исков, желал вместе с тем возложить на потерпевшего те расходы по ведению дела, от которых последний освобождается в гражданском суде; к тому же, освобождение обвиняемого от обязанности возместить судебные издержки по гражданскому иску, предъявленному к нему в уголовном суде, есть своего рода особая привилегия, так как тот же обвиняемый, будучи ответчиком по иску о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением, в гражданском суде, обязан, по ст. 868 Уст. Гр. Судопр., возвратить потерпевшему все понесенные им судебные издержки и сверх того вознаградить за ведение дела. Ввиду изложенного мы не можем согласиться с приведенным выше мнением Сената и думаем, что возмещение судебных издержек может быть предметом гражданского иска в уголовном суде.

§ 64. Иск о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступным деянием, будучи всецело основан на частном праве, сохраняет в уголовном суде многие свойства гражданского иска и подчиняется правилам гражданского судопроизводства в случаях, не предусмотренных Уставом уголовного судопроизводства *(235); само собою разумеется, что соблюдение правил гражданского процесса в настоящем случае может быть допущено только под условием отсутствия чрез то какого-либо замедления в производстве уголовного дела, так как гражданский иск имеет, как это указано выше (§ 7), второстепенное значение в уголовно-судебном разбирательстве.

Требование о вознаграждении за причиненные преступлением или проступком вред и убытки, по словам редакторов Судебных Уставов, есть собственно иск гражданств, и следовательно, по существу своему, должен подлежать рассмотрению суда гражданского"*(236); допустив, в виде изъятия из общего правила, рассмотрение иска о вознаграждении за вред и убытки в уголовном суде, закон стремится по возможности сохранить за этим иском особую его природу, присущие ему свойства гражданского иска; так-в основание производства по иску о вознаграждении положено исковое начало обвинительного или состязательного процесса (У. У. С., ст. 6, 7, 121, 122, 821 и т. д.), причины, которые прекращают уголовное преследование, остаются без всякого влияния на частные, вытекающие из преступного деяния иски (ст. 16-20; Уложение, ст. 156, 164 и 167), подсудность гражданского иска мировому судье определяется на общем для гражданских дел основании (У. У. С., ст. 34, п. 2, Уст. Гр. Суд., ст. 29, п. 2)*(237), мировой судья постановляет заочное решение по этим искам по правилам гражданского судопроизводства (У. У. С., ст. 134), суд определяет вознаграждение за причиненные преступлением или проступком вред и убытки на основании существующих в гражданских законах постановлений (ст. 779; Уложение, ст. 64), гражданский истец несет судебные издержки на общем для гражданских дел основании (У. У. С., ст. 475 и 559; Уст. Гр. Суд., ст. 842). Эти немногие указания в законе несомненно подтверждают указанную выше мысль законодателя. Исходя из общего смысла закона, наша судебная практика в большинстве случаев держится того совершенно правильного взгляда, что постановления гражданского судопроизводства могут служить руководством суду при разрешении гражданского иска в тех случаях, относительно которых не заключается прямых указаний в Уставе уголовного судопроизводства. Присоединение иска о вознаграждении за вред и убытки, составляет "изъятие из общего правила, но из этого вовсе не следует, по мнению Сената, чтобы основания такого иска в чем-либо отличались от тех, на основании коих может быть предъявлен иск в гражданском суде" (К. р. 1874/331, по д. Радзиевского и Ковалева). В частности, Сенат признал обязательными для уголовного суда при рассмотрении гражданского иска постановления Устава гражданского судопроизводства относительно допущения к участию в деле частных обществ в качестве гражданских истцов (Уст. Гр. Суд., Ст. 2, 17 и 27), относительно обязанности суда выслушать обе стороны, желающие представить свои объяснения (Уст. Гр. Суд., ст. 4), относительно указания в исковом прошении обстоятельств дела, из коих иск проистекает (ст. 257), относительно определения цены иска (ст. 266 и 273) и обязанности истца доказать свой иск (ст. 366), а также соблюдение того правила гражданского судопроизводства, по которому "суд не имеет права ни постановлять решения о таких предметах, о коих не предъявлено требования, ни присуждать более того, что требовалось тяжущимся" (ст. 706)*(238). В силу того же общего начала, по которому требование о вознаграждении за вред и убытки есть иск гражданский и подчиняется до известной степени правилам гражданского судопроизводства, несовершеннолетние не могут быть гражданскими истцами (X т. 1 ч., ст. 217-222, 282, 1382 и др.), на предварительном следствии может быть допущено участие поверенного гражданского истца на общем для гражданских дел основании, обеспечение иска о вознаграждении, по ст. 268 Уст. Гр. Суд., может иметь место не иначе, как по просьбе о том истца (Уст. Гр. Суд., ст. 131, 706), и определяется по правилам гражданского судопроизводства (ст. 125 - 128, 593)*(239) и т. д.

Всего менее, конечно, могут иметь применение в соединенном процессе доказательства гражданского судопроизводства, по следующим соображениям: во-первых, пользование доказательствами гражданского судопроизводства обставлено такими формальностями, что допущение их в соединенном процессе имело бы следствием крайнее усложнение уголовно-судебного разбирательства, во-вторых, вся система этих доказательств основана на начале законной оценки их доказательной силы и имеет своею задачей установить так называемую формальную правду на суде, между тем в основе уголовного правосудия лежит достижение материальной правды, и уголовный суд по существу его задачи не может быть стеснен в выборе и оценке доказательств. Предмет доказательств в уголовном и гражданском исках общий, представитель публичного обвинения и гражданский истец стремятся к одной и той же цели - доказать факт совершения преступления и участия в нем обвиняемого, а потому, естественно, и самые доказательства должны быть общие, т. е. те, которые допускаются в уголовных делах, так, напр., признание обвиняемого, имеющее, по правилам гражданского процесса, безусловную силу и достоверность, не может иметь этого значения в уголовном суде относительно гражданского иска, так как последний тесно связан с уголовным иском и признание обвиняемым гражданского иска равносильно сознанию его в совершении преступлении, относительно коего в Уставе Уголовного Судопроизводства установлены особые правила, по которым признание имеет значение для судьи только в тех случаях, когда оно подтверждается обстоятельствами дела или не возбуждает никакого сомнения (ст. 310, 681, 682 и 685)*(240).

§ 66. Требование о вознаграждении за вред и убытки, будучи по существу гражданскими иском, пользуется вследствие этого самостоятельностью и независимостью в соединенном процессе, в особенности относительно порядка прекращения иска и обжалования состоявшегося по уголовному делу решения, как это будет указано ниже; но, само собою разумеется, указанные свойства гражданского иска не отменяют действие того общего правила, по которому гражданский иск, в качестве второстепенного вопроса в уголовном деле, подчиняется уголовному иску, как имеющему в соединенном процессе первенствующее и главное значение (ст. 594, 785).

II. Лица, имеющие право гражданского иска в уголовном суде

67. Общее понятие о лицах, имеющих право гражданского иска в

уголовном суде

68. Вопрос о праве участия третьих лиц в уголовном суде

69. Кто может быть гражданским истцом - в частности

70. Ограничения способности к процессу

71-72. Права наследников на иск о вознаграждении

73. Уступка или передача прав по иску

§ 67. Из указанных выше свойств вреда, служащего основанием гражданского иска (§§55-58), видно, что гражданским истцом в уголовном суде может быть всякое лицо, потерпевшее непосредственно вытекающий из преступного деяния действительный, имущественный вред. Гражданский истец прежде всего есть потерпевшее от преступления или проступка лицо, имеющее право жалобы (ст. 6, 42, п. 1, 43, 46, 48, 297, п. 1, 301); отсюда, правом гражданского иска могут пользоваться только те, кто потерпел от известного направленного против него посягательства, т. е. кто является жертвою преступления или проступка, так, напр., в случаях похищения имущества гражданским истцом будет тот, у кого это имущество похищено; в случаях подлога, то лицо, от имени которого подложный акт составлен или имущественные интересы коего этот акт нарушает; в случаях поджога застрахованного имущества - страховое общество, принявшее на страх это имущество, и т. д. Исключение из этого общего правила, определяющего круг лиц, имеющих право гражданского иска в уголовном суде, составляют те указанные в законе случаи, где правом иска пользуются другие лица, не потерпевшие лично, непосредственно от преступления, а именно: а) родители, жена и дети убитого относительно выдачи содержания и возмещения расходов на лечение от причиненных виновным смертельных повреждений, на попечение о больном и похороны лишившегося жизни (X т. 1 ч., ст. 658); б) податные общества по взысканию следующих с убитого казенных податей и повинностей (ст. 659); в) дети, рожденные вследствие изнасилования или от брака, совершенного по принуждению или обману, по иску о выдаче содержания, пока они "по возрасте не будут в состоянии избрать род жизни" (ст. 663, 666). Кроме того, правом иска могут пользоваться наследники, а также лица и учреждения, действующие по праву законного представительства, как это будет указано несколько ниже. Все указанные лица, не будучи объектом посягательства, не всегда имеют право жалобы и не могут быть признаны лицами, потерпевшими от преступления или проступка, в строгом смысле этого слова, но пользуются правом гражданского иска в виде исключения из общего правила.

§ 68. Понятие вреда, причиняемого преступным деянием, весьма широкое; преступление нередко влечет за собой целый ряд имущественных последствий для других лиц, затрагивает не только имущественные интересы тех, против кого оно прямо, непосредственно направлено, но также интересы третьих, непричастных к делу, лиц; имеют ли право иска подобные лица, и вообще, может ли быть допущено в уголовном суде известное в гражданском процессе участие третьих лиц? Вопрос этот затронут в нашей литературе и судебной практике, и ввиду крайне неправильного, по нашему мнению, его разрешения заслуживает того, чтобы на нем остановиться.

"Гражданский иск, говорит г. Макалинский, предъявляется к обвиняемому, то есть ведется против него и основан на самом преступлении. Но иногда не преступление, а самое производство уголовного дела затрагивает интересы не только лиц, потерпевших от преступления, но еще и других лиц, гражданские права которых зависят от решения уголовного дела в том или другом смысле. Возьмем следующий случай: А. обвиняется в составлении подложного завещания от имени Б. в пользу его жены, без участия последней. Вдова Б., воспользовавшаяся имуществом покойного по завещанию, к уголовному делу не привлечена, но очевидно, что интересы ее сильно зависят от решения этого дела; между тем она нисколько не потерпела от приписываемого обвиняемому преступления, но, напротив, выиграла; спрашивается, имеет ли она право принимать участие в уголовном деле в качестве стороны? В процессах гражданских всякое лицо, интерес которого зависит от решения дела в пользу той или другой стороны, имеет право вступить в дело в качестве третьего лица, приняв в нем участие совокупно с истцом или ответчиком (ст. 663 Уст. Гр. Суд.). Устав Уг. Суд. вовсе не знает третьих лиц, и ни одним словом не намекает даже на возможность их существования". "Тем не менее, продолжает названный автор, повторяя дословно аргументацию г. Неклюдова, если принять на вид: что 6 ст. допускает участие в уголовном деле третьих лиц (по отношению к обвиняемому и обвинителю) - гражданских истцов; что иск гражданского истца есть чисто гражданский, а не уголовный, а посему и должен подчиняться правилам гражданского судопроизводства; что уголовные решения не могут быть обжалованы лицами, не участвующими в деле в качестве обвинителя, обвиняемого или гражданского истца и что решениями суда уголовного могут быть разрешаемы права третьих лиц, то нельзя не прийти к тому заключению, что не должны быть устраняемы от участия на суде, в качестве гражданских истцов, все те лица, имущественные права которых могут быть нарушаемы или будут подвергнуты обсуждению в суде уголовном"*(241). "В Уставе Уголовного Судопроизводства, замечает Сенат в одном из своих решений, как определяющем главным образом порядок личной ответственности, нет особых указаний насчет права вступления третьего лица в дело, хотя и не подлежит сомнению (?), что такое лицо не может быть лишено этого права"*(242).

Учение об отождествлении присоединения гражданского истца к уголовному делу с участием третьих лиц в гражданском процессе не ново, выдвинуто было, как указано выше (§ 11), немецкими криминалистами еще в начале текущего столетия (Клейшрод, Штюбель, Мартин и др.) и в настоящее время совершенно оставлено. Гражданский истец в уголовном суде, действительно, является третьей стороною в деле, но этим чисто внешним признаком и ограничивается некоторое сходство присоединения гражданского истца к уголовному делу с участием третьих лиц в гражданском процессе. По существу, это присоединение не может быть отождествляемо ни с вступлением третьих лиц в качестве самостоятельной стороны (principalis intervenue, Hauptintervention), когда третье лицо отыскивает свои особые права, независимые от прав истца или ответчика (Уст. Гр. Суд., ст. 665, 1092, 1197), ни с вступлением третьего лица в качестве пособника одной из сторон (accessorische или Nebenintervention), так как гражданский истец формально присоединяется к публичному обвинителю и, являясь как бы пособником его, преследует особую цель в качестве самостоятельно действующей стороны в процессе, иначе сказать - гражданский истец соединяет в себе обе типические и взаимно исключающие формы вступления третьих лиц в дело, которые довольно резко различаются в теории гражданского процесса*(243). Ввиду изложенного отождествление присоединения гражданского истца с участием третьих лиц в гражданском процессе не выдерживает критики; но, помимо этого чисто теоретического свойства возражения, приведенное выше мнение вызывает нижеследующие замечания с точки зрения нашего законодательства.

Во-первых, иск о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком, допускается в уголовном суде только по связи его с преступлением, а потому те случаи, где "не преступление, а самое производство уголовного дела затрагивают интересы" известных лиц, совершенно исключаются понятием гражданского иска. Во-вторых, ввиду ясного и категорического указания закона, что гражданский истец есть потерпевшее от преступления или проступка лицо (ст. 6), нельзя признавать, без указания в законе, гражданскими истцами других лиц, которые не потерпели от преступления. В-третьих, основанием гражданского иска в уголовном суде, по нашему закону, может служить, в виде общего правила, только непосредственно вытекающие из преступного деяния вред и убытки, вследствие чего все те, кто понес косвенный, не имеющий прямого отношения к факту преступления или проступка вред, не могут быть гражданскими истцами. В-четвертых, наконец, при обсуждении рассматриваемого вопроса нельзя упускать из внимания то обстоятельство, что присоединение гражданского иска к уголовному делу, будучи изъятием из общего правила о подсудности, не допускает расширительного толкования; между тем признание гражданскими истцами третьих лиц, имущественные интересы которых зависят от исхода уголовного дела, или права которых могут быть разрешаемы уголовным судом, крайне расширяет понятие гражданского иска, до невозможности установить какую-либо границу между иском, вытекающим из преступного деяния, и всяким другим гражданским иском, находящимся в самой отдаленной связи с этим деянием или с производством по поводу его уголовного дела. Что касается того положения, что гражданским истцом может быть лицо, интересы которого тождественны с интересами обвиняемого, то это положение настолько ошибочно, что едва ли заслуживало бы опровержения, если бы оно не было высказано такими известными юристами, как гг. Неклюдов и Макалинский. Оспариваемое положение допускает, вопреки всем правилам соединенного процесса в теории и по действующему законодательству, возможность присоединения гражданского истца не к обвинителю, а к обвиняемому для совместного с ним доказательства того, что преступление не было совершено и обвиняемый не принимал в нем участия; но гражданский истец, будучи потерпевшим от преступления или проступка (ст. 6), не может логически отрицать на суде факт того преступления, от которого он потерпел вред и убытки. Здесь очевидное contradictio in objecto.

§ 69. Гражданским истцом может быть не только собственник известного имущества, послужившего объектом преступного посягательства, но и всякий фактический владелец (К. р. 1870/172, по д. Высокого; 1873/165, по д. Беляева); в силу этого к участию в уголовном деле в качестве гражданского истца могут быть допущены управляющие похищенным имуществом и, следовательно, отвечающие за всякую его утрату (К. р. 1870/1150, по д. Макаровой; 1871/1179, по д. Галкина), хранители вещей (1869/867, по д. Макарова), лица, принявшие чужие вещи в заклад, стража, приставленная для охраны известного имущества, и т. д. Затем, право гражданского иска принадлежит не только физическим, но и юридическим лицам, обладающим известными гражданскими правами; "по точному смыслу законов, изображенных в ст. 2, 17 и 27 Уст. Гр. Суд., замечает Сенат, каждое частное общество законным порядком учрежденное, имеет одинаковое с отдельными частными лицами право предъявлять суду, чрез их поверенных иски, возникающие из нарушения прав общества, на законе основанных" (К. р. 1873/189, по д. Скворцова, 1871/1924, по д. Хаима Содмана).

§ 70. Всякое лицо, обладающее известными гражданскими правами, имеет право лично или чрез уполномоченных вести процесс, за исключением указанных в законе ограничений; правило это, установленное собственно для гражданских дел, сохраняет силу свою в уголовном суде относительно гражданского иска, вытекающего из преступления или проступка. Согласно тем ограничениям способности к процессу, которые установлены для дел гражданских, гражданскими истцами в уголовном суде не могут быть: во-первых, все так называемые недееспособные липа, состоящие под опекою или попечительством по несовершеннолетию до 21 г. или по душевным или физическим недугам (Уст. Гр. Суд., ст. 19) во-вторых, объявленные несостоятельными должниками (ст. 21). В первом случае право иска переходит к родителям, опекунам или попечителям, во втором - к конкурсному управлению. Если в суде гражданском, на основании существующих узаконений (X т. 1 ч., ст. 217-222, 282, 1382 и др.), несовершеннолетние не имеют права вчинять иск о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением, то, ввиду указанного выше характера гражданского иска в уголовном суде (§ 65), нет никаких оснований признавать это право за ними в уголовном процессе *(244), тем более, что закон допускает возбуждение уголовного преследования по делам о проступках против чести и прав частных лиц и подачу апелляционных отзывов за несовершеннолетних со стороны тех, которые должны иметь о них попечение. (Устав, ст. 18; У. У. С., ст. 861).

Относительно второго из указанных ограничений способности к процессу заметим, что лица, объявленные несостоятельными должниками, не могут быть на общем основании лишены права лично искать вознаграждения за вред и убытки в преступлениях, направленных против их личности, ввиду особого характера удовлетворения потерпевших в этих случаях; к составу конкурсного имущества, очевидно, не могут быть причислены деньги, полученные по возмещению, напр., расходов на лечение несостоятельного должника в случаях нанесения ран, увечий и т. д.

§ 71. Предметом гражданского права и связанных с этим правом исков служит имущество, обнимающее собою права на вещи и права по обязательствам. Имущество, как известно, подразделяется на наличное и долговое, причем наличным имуществом лица признаются вещи и все, что им самим произведено и за ним состоит, а долговым - все, что принадлежит нам по обязательствам и что в долгу на других лицах, т. е. иски, требования или "чужие действия, подлежащие праву лица" (X т. 1 ч., ст. 416-419)*(245); право на вознаграждение за вред и убытки, по системе нашего законодательства, относится к правам по обязательствам (ст. 568-689), а иски, имеющие основанием своим это право, составляют долговое имущество, подлежащее на общем основании переходу по наследству в случае смерти лица (ст. 1258). Применяя эти общие соображения к рассматриваемому вопросу, мы должны прийти к заключению, что иски о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком, составляя часть имущества лица, могут переходить к его наследникам, которые, по учению гражданского права, продолжают юридическую личность наследодателя и вступают во все права его по имуществу вообще. По мнению Сената, "не может быть сомнения в том, что право предъявления уголовного иска, принадлежащего, в виде исключения из общего правила, потерпевшим частным лицам по некоторым родам уголовных дел (2-5 ст. Уст. Уг Суд.), не переходит по наследству, и что в состав наследства могут входить права лишь на гражданские иски, так как наследование есть только один из законных способов приобретения прав на имущества (примеч. к ст. 699, 416-419 закон. гражд. 1 ч. X т. Св. Зак. К. р. 1880/16, по д. Финка; 1872/655, по д. Иждолбиных. Таким образом, наследники потерпевшего от преступления или проступка пользуются правом гражданского иска в уголовном суде на общем основании гражданского права*(246).

§ 72. В нашей литературе вопрос о наследственном переходе права на вознаграждение за вред и убытки - спорный. По мнению одних исследователей, право на вознаграждение есть личное, а потому на наследников и посторонних лиц не переходит, за исключением случаев, положительно в самом законе указанных; "сюда относятся, замечает г. Таганцев, напр., такого рода случаи, когда лицо, потерпевшее от преступления, умрет, вчинив уже иск о вознаграждении, но не дождавшись его окончания. Подобный иск, как и все вообще денежные претензии, переходит на наследников, на основании ст. 1258 X т. 1 ч., если только они не отказались от наследства вообще". "Но если лицо потерпевшее жило некоторое время после совершения преступления и умерло, не вчинив иска, то наследники ни в каком случае не имеют права вчинения, так как это иск личный"*(247).

Мнение это, не имея никакой опоры в теории и законодательстве, представляется крайне несостоятельным с точки зрения тех практических последствий, которые вызывает консеквентное его проведение во всех случаях, когда потерпевший умер, не успев вчинить иск о вознаграждении, до окончания уголовного дела; недопущение наследственного перехода права на вознаграждение в этих случаях, с одной стороны, нарушает нередко весьма существенные интересы наследников, с другой - обеспечивает за виновным бесспорное пользование плодами его преступления. Если при этом принять во внимание, что имущественный ущерб, причиненный преступлением, может быть весьма значительный, что потерпевший имеет право в течение срока общей земской давности предъявить иск о вознаграждении отдельно, в порядке гражданского суда (ст. 7), то несостоятельность оспариваемого мнения обнаруживается еще с большей рельефностью. По мнению других отечественных процессуалистов, наследственный переход права на вознаграждение за вред и убытки может быть допущен только в преступлениях, нарушающих права имущественные; из постановления закона, по которому: "к составу долговых имуществ принадлежат и иски наши к другим по сим имуществам (X т. 1 ч., ст. 419), замечает г. Неклюдов, можно вывести то заключение, что закон считает имуществом только такие иски, которые вытекают из деяний, нарушающих права имущественные, а отнюдь не те, которые вытекают из деяний, нарушающих права личные". "Так как предметом наследства и отчуждения могут быть только имущества, то понятно, что и переходить от одного лица к другому могут только такие иски, которые вытекают из нарушения имущественных прав". "Очевидно, продолжает названный автор, что иски, проистекающие от нарушения личных прав (обиды, побоев), не могут быть предметом наследства, потому что они не составляют имущества наличного или долгового"*(248).

Из приведенной выдержки видно, что в основании этого мнения лежит совершенно произвольное положение, что закон наш признает имуществом только иски, вытекающие из деяний, нарушающих имущественные права; ни законы гражданские, ни законы уголовные не устанавливают какого-либо различия между исками; вытекающими из деяний, нарушающих права имущественные, и деяний, нарушающих личные права. Иск о вознаграждении во всех случаях правонарушения сохраняет свойства гражданского иска, вытекающего из известных юридических отношений, из права, с одной стороны - требовать вознаграждения, с другой - обязанности вознаградить за ущерб в имуществе (X т. 1 ч., ст. 574). Независимо от этого, с точки зрения закона нет никаких оснований лишать наследников права искать, напр., возмещения расходов, употребленных на лечение потерпевшего от причиненных ран, увечий, смертельных повреждений, изнасилования, расходов на похороны, ущерба в кредите или в имуществе в случаях личной обиды и т. д. (ст. 658, 660-663, 670), так как эти расходы составляют такой же ущерб в имуществе, как и похищение принадлежащей нам вещи, растрата, повреждение имущества и т. д.*(249) Ввиду изложенного мы остаемся при том мнении, что наследники потерпевшего пользуются на общем основании правом гражданского иска; исключение из этого общего правила составляют те немногие положительно указанные в законе случаи, в которых право на вознаграждение за вред выражается в требовании содержания; в этих случаях вознаграждение имеет строго личный характер, а потому не подлежит переходу по наследству (ст. 657 и 663).

§ 73. Уступка или передача права на иск о вознаграждении за вред и убытки, допускаемая гражданскими законами, не может иметь места в уголовном суде, так как лица, приобретшие право на иск путем дарения или иной сделки, не имеют никакого отношения к факту преступления и не могут быть признаны потерпевшими от преступления (ст. 6), а следовательно, и гражданскими истцами в уголовном деле *(250). Независимо от этого, присоединение гражданского истца вносит известное усложнение в уголовно-судебное разбирательство и едва ли в интересах уголовного правосудия допускать участие в уголовном суде посторонних лиц, не имеющих никакого отношения к факту преступления. Французские юристы, допуская в принципе передачу или уступку прав на гражданский иск, устанавливают в то же время правило, по которому цессионер, т. е. лицо, приобретшее это право, может действовать на суде не от своего имени, а не иначе, как по уполномочию со стороны потерпевшего от преступная деяния, так как право иска принадлежит лично потерпевшему; кроме того, удовлетворение за вред и убытки не может превышать цену передачи иска*(251).

III. Лица, несущие ответственность по иску о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком

74. Вопрос об ответственности за вред и убытки в теории права

75-76. Гражданская ответственность по действующему законодательству

77. Ответственность виновных в случае соучастия в

преступлении

78. Случаи имущественной ответственности "других лиц" по

ст. 15 Уст. уголов. суд.

79. Порядок ответственности других лиц в уголовном суде

§ 74. Всякое действие, составляющее нарушение права, обязывает лицо, учинившее это действие, вознаградить за причиненный им вред и убытки или ущерб в имуществе *(252). Но ответственность за причиненный кому-либо ущерб предполагает в деятеле волю, направленную к достижению известного результата, и далеко не всякое вредное действие может быть признано нарушением права, а только то, которое является произведением сознательной деятельности человека; вред и убытки, причиненные действием лица без участия воли и сознания, будут только простым фактом, происшествием. "Право, говорит г. Мейер, нарушается только действием другого лица, умышленно к тому направленным или совершенным по неосторожности; действие же, которое не есть произведение воли, действие случайное, не составляет нарушения права, а поэтому не влечет за собой и тех последствий, которые сопряжены с противозаконными действиями".*(253). Отсюда, основанием имущественной ответственности за вред и убытки служит вина лица, причинившего известный ущерб в имуществе, и там, где нет вообще вины или где преступное деяние не вменяется в вину, очевидно, не может быть имущественной ответственности за вред и убытки, причиненные этим деянием*(254). Это общее правило сохраняет свою силу во всех случаях правонарушения, будут ли вред и убытки последствием наказуемых или ненаказуемых деяний. В нашей судебной практике и литературе существует воззрение, что в гражданском праве нет, собственно говоря, деяний случайных, что лицо, причинившее другому ущерб, во всех случаях обязано отвечать за причиненный им ущерб, как за нарушение известного права*(255). "Очевидно, замечает А. Ф. Кистяковский, что положение о необязательности вознаграждать за вред и убытки, причиненные случайным деянием, создано перенесением начал уголовного права в гражданские отношения". "Эта теория в настоящее время оказывается далеко несостоятельною по следующим соображениям. Во-первых, уголовная ответственность несравненно уже, ограниченнее ответственности гражданской: там, где нет вины уголовной, нельзя еще без дальнейших рассуждений сказать, что нет и вины гражданской. Древнейшее право так на этот предмет и смотрело. Во-вторых, между известными категориями вины неосторожной и вины случайной нет и не может быть демаркационной линии. При такой неопределенности, при наклонности и теории и практики уголовного права к смягчениям, к постановлению приговоров более благоприятных для оправдания, чем для обвинения, можно наверное сказать, что всякое сомнение будет истолковано в пользу подсудимого, который бывает оправдываем. Но если такое направление и исход могут быть признаны одобрительными в области уголовного права, то они никаким образом не могут считаться выражением справедливости в системе гражданского права, в которой милосердие и снисхождение для одной стороны может быть жестокостью и нарушением прав для другой".

Изложенное мнение представляется нам неубедительным. Если уголовная ответственность вообще уже ответственности гражданской, то из этого еще не следует, чтобы всякий, причинивший совершенно случайно вред и убытки другому лицу, отвечал за этот ущерб своим имуществом. Пример древнего права не может служить доказательством в настоящем случае. Что касается указываемых трудностей квалификации преступных деяний и склонности судебной практики в смягчению, то явления эти, терпимые в уголовном праве, где государство преследует общественные интересы, тем более должны быть терпимы в сфере чисто частных интересов, которые всегда играют подчиненную роль при столкновении с интересами не отдельных лиц, а целого общества. "В вещном праве, говорит г. Мейер, все нарушения в имуществе, происшедшие от несчастного случая, падают на субъекта прав, что и выражается классически формулою: casum sentit dominus". То же "непреложно справедливое правило" имеет силу и в обязательственном праве; "всякий ущерб, причиненный в имуществе, и здесь также падает на счет субъекта права - становится действительным для него ущербом лишь тогда, когда он произошел от несчастного случая: если ущерб произошел от действия другого лица, такого действия, которое составляет собою нарушение права, то он падает на лицо, нарушившее право, ибо нарушение рождает для виновного обязательство вознаградить лицо, чье право нарушено, за все убытки, нанесенные этим лицом вследствие правонарушения"*(256). Мнение это вполне подтверждается в действующем нашем законодательстве (X т. 1 ч., ст. 644, 645, 647, 653 - 654, 683 - 684, 686 - 688, 2235 и др).

§ 75. Относительно имущественной ответственности за вред и убытки римское право держалось того правила, по которому вознаграждение за ущерб, причиненный преступным деянием, должно быть полное (in lege Aquilia et levissima culpa venit). В науке права и в законодательстве различают имущественную ответственность по степеням вины, причем неосторожная вина (culpa) нередко подразделяется на грубую или тяжкую (culpa lata) и легкую (culpa levis). Особое развитие это учение получило в прусском законодательстве, которое отличается в этом отношении крайней подробностью *(257). Что касается действующего у нас законодательства, то в нем нет этого деления, а существует общее правило, по которому в основании ответственности за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком, лежит виновность лица, как умышленная, так и неосторожная (X т. 1 ч., ст. 644, 645, 647). Деяния случайные, "учиненные не только без намерения, но и без всякой со стороны учинившего оное неосторожности" (ст. 647) или когда будет доказано, что причинивший вред и убытки "был принужден к тому стечением таких обстоятельств, которых он не мог предотвратить" (ст. 684), исключают в виде общего правила всякую имущественную ответственность лица за ущерб, причиненный его действием*(258).

Затем, имущественная ответственность устраняется, по ст. 653 и 654, в случаях отсутствия сознания в субъекте преступления; так, малолетние, действовавшие без разумения, а также безумные и сумасшедшие не отвечают своим имуществом за вред и убытки, причиненные их деянием, если только не будет доказано, что родители или те, которые по закону обязаны иметь за названными лицами надзор, "имея все средства предупредить преступление или проступок", "не приняли надлежащих к тому мер, а допустили совершение оного по явной в том неосторожности" (ст. 653 и 654; ср. ст. 686). Таким образом, отсутствие сознания в субъекте преступления не абсолютно устраняет по нашему законодательству имущественную ответственность, и малолетние и безумные или сумасшедшие, при известных условиях, подлежат на общем основании этой ответственности. В этом постановлении мы склонны видеть большую непоследовательность закона; с точки зрения уголовного права случайность деяния и отсутствие сознания в субъекте преступления имеют тождественное значение, в одинаковой степени устраняют уголовную ответственность, а потому закон 21 марта 1851 г., целиком вошедший в X т. 1 ч. Св. Зак., исключая имущественную ответственность в случайных деяниях, логически должен был признать безответственность малолетних и безумных или сумасшедших за вред и убытки, причиненные их бессознательными поступками.

§ 76. Но кроме случая и отсутствия сознания, уголовный закон знает другие причины, устраняющие способность ко вменению или уничтожающие противозаконность деяний, а именно: ошибку или фактическое заблуждение, исполнение приказа, необходимую оборону, состояние крайней необходимости (Уложение, ст. 92-103, 393, 403, 1471) и т. д. Ввиду этого естественно является вопрос - устраняют ли эти причины ответственность за вред и убытки? Вопрос этот может быть разрешен только путем толкования. Дело в том, что закон, как это указано выше, устанавливает отдельно правила о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком (ст. 644-683), и правила о вознаграждении за вред и убытки, проистекающие из деяний ненаказуемых (ст. 684-688); постановления эти, составляя содержание одного и того же закона, имеют несомненно связь между собою, которая между прочим выражается в том, что ст. 644, 645 и 647 соответствуют по содержанию своему статье 684, ст. 653 и 654 об ответственности малолетних или безумных - статье 686, почти тождественной редакции *(259), а по ст. 687 вознаграждение за вред и убытки, причиненные непреступным деянием, определяется по правилам, установленным законом для случаев имущественных преступлений. Все это указывает на то, что уголовный суд может руководствоваться в известных случаях правилами, изложенными в ст. 684-688, относительно вознаграждения за вред и убытки, проистекающие из деяний, не признаваемых ни преступлением, ни проступком. Согласно этим правилам, ответственность за вред и убытки устраняется не только в случаях отсутствия сознания в субъекте деяния (ст. 686) или "стечения таких обстоятельств, которых он не мог предвидеть", т, е. когда вред и убытки являются последствием случайного события, но также в тех случаях, когда будет доказано, что причинивший вред и убытки "принужден был к тому требованием закона или правительства или необходимою обороною" (ст. 684, 687, 2235). Если необходимая оборона и исполнение закона или требования правительства устраняют ответственность за вред и убытки в деяниях непреступных, то тем более правило это должно получить применение в случаях совершения преступления или проступка, так как уголовная ответственность несравненно уже гражданской ответственности, и там, где закон не видит оснований для последней, нельзя, очевидно, признавать ее только потому, что вред и убытки имеют своим источником преступное деяние.

Таким образом, подводя итоги изложенному выше, мы приходим к тому заключению, что имущественная ответственность за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком, устраняется: во-первых, когда вред и убытки являются последствием случая (ст. 647 и 683); во-вторых, в случаях отсутствия сознания в субъекте преступного деяния по малолетству или душевной болезни, если не будет доказано, что родители или опекуны нарушили при сем обязанности свои по надзору (ст. 653 и 654; срав. 686); в-третьих, в случае исполнения требования закона или правительства (ст. 684, 687) и в-четвертых, в случаях необходимой обороны (ст. 684)*(260). Что касается состояния крайней необходимости, то вопрос о влиянии этой причины невменения на гражданскую ответственность лица представляется в теория крайне спорным*(261); в нашем законодательстве нет никаких оснований для разрешения этого вопроса в том или другом смысле, а потому не считаем уместным здесь его касаться.

§ 77. С отменой в законе 25 ноября 1885г.*(262) статьи 60 Уложения устранено в нашем законодательстве противоречие, существовавшее между этою статьей и постановлениями X т. 1 ч. (ст. 648-652) относительно вознаграждения за вред и убытки в случаях соучастия в преступлении*(263). В основании действующих в настоящее время постановлений лежит принятое Уложением различие между преступлениями, совершенными несколькими лицами "по предварительному между ними согласию" и "без предварительного их на то согласия". (Уложение, ст. 11, 117 и 118; X т. 1 ч., 649, 650-651). В первом случае - все согласившиеся на участие в преступлении или проступке отвечают поровну, с круговою порукою; если кто-либо из соучастников, по ст. 648, "окажется несостоятельным, то следующая с него часть разлагается на прочих участвовавших в совершении сего преступления или проступка", т. е. один отвечает за всех и все за одного*(264). По ст. 1664 Уложения, виновные и участвующие в преступлении "ответствуют все и каждый один за другого". Затем, те, которые заплатят более того, что с них по соразмерности следовало, могут требовать излишне заплаченное с тех, за которых они уплатили (X т. 1 ч., ст. 648). Во втором случае, когда преступление или проступок совершены несколькими лицами без предварительного их на то согласия, каждый виновный отвечает только за вред и убытки, причиненные его действиями, и только в случае невозможности разграничить вред и убытки, причиненные каждым из виновных, они отвечают поровну (ст. 648, 649 и 650). При этом на меру вознаграждения, очевидно, никакого влияния не имеет известное Уложению (ст. 112 и 113) различие в степени участия*(265); с этой точки зрения, как главные виновники и участники, так равно и зачинщики, сообщники, подговорщики или подстрекатели и пособники в одинаковой степени несут имущественную ответственность за вред и убытки, причиненные их преступным деянием.

Недоносители, попустители и укрыватели отвечают во второй степени, т. е. в случае несостоятельности главных виновников, участвовавших в совершении преступления (ст. 651, 652). В законе нет указаний, в каком порядке эти лица обязаны отвечать своим имуществом за вред и убытки, должны ли они отвечать совместно или в постепенности; нельзя не согласиться с тем мнением, что всего правильнее призывать недоносителей, попустителей и укрывателей к совместной ответственности*(266). Ответственность этих лиц находится в тесной зависимости от исхода дела о главном виновнике, а потому лица, обвиняемые в укрывательстве похищенного, не подлежат имущественной ответственности, если дело по обвинению главного виновника прекращено за примирением, напр., в семейной краже (К. р. 1879/50, по д. Андерсона и Волпянской).

§ 78. Основное положение уголовного права и процесса, по которому всякий несет ответственность только сам за себя, сохраняет в виде общего правила свою силу и в гражданском праве, но здесь положение это несколько видоизменяется, так как обязанность вознаградить за вред и убытки вытекает из имущественных отношений, которые не ограничиваются пределами одной личности; в силу этого, по ст. 15, "в вознаграждение вреда, причиненного преступлением или проступком, за подсудимого могут отвечать и другие лица, но лишь в указанных законом случаях". Таким образом, ответственность других лиц, будучи исключением из общего правила о личной ответственности, ни в каком случае не допускает расширительного толкования. К числу "других лиц", несущих имущественную ответственность за виновного, относятся:*(267) a) наследники лиц, виновных в преступлении или проступке, причинивших кому-либо ущерб, если только они не отказываются от наследства, причем вознаграждение делается только из той части, которая досталась им по наследству (Уложение, ст. 61; X т. 1 ч., ст. 658, 659, 1255, 1259 и 1263); б) родители, опекуны и вообще имеющие надзор в случаях совершения преступления малолетними детьми, не имеющими надлежащего понятия о своих действиях, или безумными и сумасшедшими (X т. 1 ч., ст. 653 и 654, 686), но ответственность этого рода предполагает обнаруженную родителями или опекунами небрежность по надзору за находящимися под их попечением лицами; в) господа и верители за вред и убытки, причиненные их слугами и поверенными при исполнении поручений, которые даны их господами или верителями, если будет доказано, что действия последних согласны с поручением господ и верителей (ст. 687) или совершены по их приказу (2235); г) начальство, имеющее надзор за виновными, в присвоении, употреблении на свои надобности или иной растрате вверенных им по должности денежных сумм или другого имущества, или избравшее их общество, если виновные не в состоянии заплатить падающее на них за сие взыскание (Уложение, ст. 360); д) присутствующие и канцелярские чиновники, избравшие, где это допускается, в должность приходо-расходчиков, виновных в растрате и небрежном хранении денег, в случаях несостоятельности этих лиц (ст. 483); е) казна в лице почтового ведомства за утраченные, по вине почтовых чиновников, ценности (ст. 1103); ж) хозяин за вред и убытки, причиненные ездой неспособного или пьяного кучера (Устав, ст. 123); з) заводчики, когда нарушение правил о питейном сборе на заводах учинено арендатором, об отдаче которому завода в аренду не было заявлено установленным порядком акцизному управлению или прежде воспоследования самого заявления, а также содержатели заведения для торговли крепкими напитками, когда нарушение учинено приказчиком, не имеющим установленных торговых документов;*(268) и) заводчики, арендаторы, управляющие и ответственные винокуры, когда нарушение акцизных правил совершено подчиненными им лицами с их согласия или ведома (там же, ст. 37, 38, п. 1-3); к) фабриканты и управляющие фабриками или приказчики за нарушение постановлений о табачном сборе, когда нарушение это учинено подчиненными им лицами с их согласия или ведома*(269); л) владельцы железнодорожных и пароходных предприятий (казна, общества и частные лица) за вред и убытки, причиненные при эксплуатации железных дорог и пароходных сообщений, служебными действиями лиц, служащих на железной дороге и на пароходах; но эта ответственность имеет место только в том случае, когда будет доказано на суде, что несчастье произошло "не по вине управления предприятием и его агентов, или же вследствие воздействия непреодолимой силы"*(270).

Правило об имущественной ответственности владельцев железных дорог и пароходов в настоящем случае имеет своим основанием особые отношения подчиненности и солидарности между предпринимателем и агентами его предприятия, вследствие коих управления, пользуясь самостоятельностью в определении, увольнении и надзоре за своими агентами, имеют возможность принять все меры к предотвращению несчастий на железных дорогах и на пароходных сообщениях*(271); "причинение вреда эксплуатацией, замечает г. Деларов, не есть единичное явление, вырванное из общей связи моментов предприятия и произведенное исключительно злым умыслом или неосторожностью непосредственно виновного агента. Напротив - оно есть результат целого ряда условий, лежащих в самом предприятии, их необходимое последствие, а вина агента - лишь один из многих факторов, по времени последний, вызвавших его существование. Ущерб причинен эксплуатацией предприятием, в буквальном смысле этого слова, а не агентом. Вследствие этого и убыток, вытекающий из причинения вреда эксплуатацией, должен падать на все предприятие, т. е. на предпринимателя, а не на агента". В силу того правила, по которому убытки должны падать на того, кто получает барыши (ubi commoda, ibi et incommoda esse debent), очевидно, все убытки, вытекающие из железнодорожного предприятия, должны падать на предпринимателя, а не на виновного агента, так как, в противном случае, потерпевшие от эксплуатации поставлены были бы в полную невозможность вознаграждения за вред и убытки, причиненные им эксплуатацией железнодорожного или пароходного предприятия*(272). С этой стороны правило об имущественной ответственности владельцев железных дороги пароходов за действия их агентов представляется вполне разумным и справедливым*(273).

По буквальному смыслу ст. 683 X т. 1 ч. Св. Зак. для имущественной ответственности владельцев железных дорог и пароходов нет необходимости доказывать, что в данном случае допущены были небрежность или непредусмотрительность со стороны агентов этих предприятий; достаточно, если будет доказан самый факт причинения вреда и убытков при эксплуатации железных дорог и пароходных сообщений и обвиняемые не представят доказательств того, что несчастье произошло "не по вине управления предприятия и его агентов, или же вследствие непреодолимой силы", т. е. действия стихийных сил природы - бури, урагана, пожара от молнии и т. д. Бремя доказательства (onus probandi) в настоящем случае всецело лежит на обвиняемом или ответчике, так как лицу, понесшему ущерб, на практике несравненно труднее доказать, что ущерб произошел по вине агента известного предприятия, нежели агенту, т. е. лицу, причинившему вред и убытки, доказать противное; потерпевший, за весьма редкими исключениями, не знает и не может знать ни технической стороны дела, ни местных условий железной дороги или пароходства, и при этих условиях ему крайне трудно и даже невозможно доказать виновность агента. Таковы основания общепринятого в теории и законодательной практике положения, по которому, вопреки общему правилу, тяжесть доказательства по делам об ответственности владельцев железнодорожных и пароходных предприятий лежит не на истце, а на ответчике*(274).

К изложенному заметим, что, в интересах потерпевших, всякого рода предварительные соглашения, на случай могущего последовать вреда и убытка с пассажирами, клонящиеся к изменению ответственности железных дорог, признаются по ст. 6 нового железнодорожного устава недействительными.

§ 79. Определяя имущественную ответственность других лиц за вред и убытки, причиненные подсудимым, закон вовсе не касается порядка этой ответственности. В нашей литературе существует мнение, что третьи лица, будучи ответчиками, пользуются всеми правами, предоставленными в судебном следствии гражданскому истцу; так, по словам г. Макалинского, главное затруднение в разрешении настоящего вопроса состоит "в способе привлечения подобных лиц к ответственности пред уголовными судами, при отсутствии каких бы то ни было по этому предмету постановлений закона. Но эти затруднения, согласно 12 и 13 ст. Уст. Угол, Суд., не должны останавливать уголовные судебные установления в принятии подобных исков к своему рассмотрению; они обязаны разрешить их на основании общего смысла законов, который в применении к занимающему нас вопросу, конечно, заключается в том, что гражданские по уголовным делам ответчики за подсудимых должны пользоваться в отношении опровержения правильности предъявленного к ним иска теми же способами, как и сами подсудимые, за которых они отвечают. Поэтому одновременно с приступом к предварительному следствию должен извещаться об этом гражданский ответчик, которому следует затем, в видах равноправности сторон, предоставить все те права, какие имеет при следствии и на суде гражданский истец"*(275). Мнение это крайне ошибочно. Допущение, наряду с обвиняемым, "других лиц" в качестве ответчиков в уголовном суде прежде всего противоречит сущности соединенного процесса, которая выражается, как указано выше, в присоединении гражданского истца к уголовному делу под условием тождества факта, из которого уголовный и гражданский иски вытекают, и единства лица, к которому они обращены (§§ 3 и 7). Там, где ответчиком по иску о вознаграждении за вред и убытки является не обвиняемый, а другое лицо, - там, очевидно, нет и не может быть соединенного процесса в том смысле, как его понимает теория процесса, основанная на положительном законодательстве. Это - возражение чисто принципиального свойства. Что касается действующего у нас законодательства, то Устав Уголовного Судопроизводства, упомянув в ст. 15 об имущественной ответственности "других лиц", вовсе не определяет положения их на судебном следствии как процессуальных субъектов и вновь возвращается к этим лицам в главе "Об отзывах и протестах на приговоры неокончательные" (ст. 856-892); по ст. 860, "одинаковое с гражданским истцом право отзыва принадлежит и тем, на кого обращено взыскание вознаграждения за причиненные преступлением или проступком вред и убытки". Законодатель, очевидно, не мог упустить определение прав "других лиц" на судебном следствии, если бы только имелось в виду предоставить им известные права, так как это было бы слишком крупным недосмотром, который ни в каком случае не может быть пополнен толкованием на основании общего смысла закона. Оставляя без определения права "других лиц" на судебном следствии и предоставляя им право апелляционного отзыва, закон тем самым указывает, что ответственность "других лиц" составляет последствие обвинительного приговора по отношению к обвиняемому и что участие гражданских ответственных лиц в уголовном суде ограничивается исключительно апелляционным производством*(276). Не подлежит, конечно, сомнению, что подобный порядок представляет существенное ограничение защиты со стороны "других лиц", которые, будучи лишены права участия на судебном следствии, не имеют возможности оградить надлежащим образом свои интересы; но изменение этого порядка может последовать только законодательным путем, а не путем судебной практики. Всего правильнее было бы совершенно изъять из компетенции уголовного суда дела об ответственности "других лиц" (ст. 15), предоставив потерпевшим от преступления или проступка предъявлять, по окончании уголовного дела, иск в гражданском суде*(277).

IV. Условия предъявления и прекращения гражданского иска в уголовном суде

80. Условия допущения гражданского иска

81-82. Иск о вознаграждении в случаях прекращения уголовного

преследования

83.

84. Причины прекращения гражданского иска

§ 80. Гражданский иск, имея второстепенное значение в уголовном деле, допускается при наличности нижеследующих условий. Во-первых, для предъявления гражданского иска в уголовном суде необходимо, чтобы преследование было уже возбуждено или чтобы предъявление уголовного и гражданского исков по крайней мере совпадали по времени, напр., когда уголовное дело начинается по жалобе потерпевшего от преступления или проступка (ст. 6, 42, п. 1, ст. 297, п. 1). Условие это вытекает из сущности соединенного процесса; где нет уголовного дела, там, очевидно, не может быть и присоединения к нему вытекающего из преступления гражданского иска. "Гражданский иск, по словам г. Чебышева-Дмитриева, может подлежать рассмотрению уголовного суда только совместно с уголовным преследованием и теми же судами, которые рассматривают уголовное дело ("en mкme temps et devant les mкmes juges que l'action publique", по выражению французского закона); уголовный суд только тогда компетентен для гражданского иска, когда он рассматривает уголовное дело, породившее этот иск"*(278). Во-вторых, необходимо "заявление" потерпевшего от преступного деяния о вознаграждении его за вред и убытки; без этого условия гражданский иск не может быть допущен в уголовном суде, так как лицо, потерпевшее от преступления или проступка, признается "участвующим в деле гражданским истцом" только "в случае заявления иска" и гражданский истец не заявивший иска, "теряет право начинать иск порядком уголовным" (ст. 6 и 7; К. р. 1875/29, по д. Ильина, 1877/95, по д. о злоупотреблениях в бывшем Московском коммерч. ссудном банке). Исключение составляют те случаи по нарушению Уставов казенных управлений, в которых денежное взыскание заключает в себе и вознаграждение казны за вред и убытки; в подобных случаях не требуется особого заявления гражданского иска. (К. р. 1871/120, по д. о порубке, 1876/,03, по д. Дмитрука, 1880/2 по д. Мееровича). Наиболее общей формою заявления иска о вознаграждении за вред и убытки служит так называемая жалоба или объявление лиц, потерпевших от преступления или проступка (ст. 42 п. 1 301); если жалоба потерпевшего содержит в себе требование вознаграждения за вред и убытки, то она начинает собою гражданский иск и потерпевший тем самым становится в положение гражданского истца в уголовном суде*(279). Жалоба может быть словесная или письменная (ст. 46, 306). Кроме жалобы, заявление гражданского истца может быть выражено во всякой иной форме, если только эта форма удовлетворяет требованиям со стороны содержания*(280). В последнем отношении заявление истца должно заключать в себе ясно и определенно выраженное желание потерпевшего получить возмещение причиненного ему имущественного ущерба; потерпевший от преступления, желающий воспользоваться правами гражданского истца в уголовном суде, необходимо должен указать в заявлении, в чем состоят вред и убытки, причиненные ему известным преступным деянием, без чего уголовный суд не вправе принять гражданский иск к своему рассмотрению, так как вступление гражданского истца в уголовное дело должно быть на чем-либо основано и не может быть допущено по одному лишь желанию потерпевшего принять участие в уголовно-судебном разбирательстве. Цена иска не всегда может быть даже приблизительно определена, особенно - в начале дела, а потому едва ли основательно требовать от гражданского истца определения цены иска, за исключением случаев, когда обстоятельство это определяет подсудность уголовного дела (ст. 34, п. 2).

Сенатская практика по вопросу о форме и содержании заявления иска представляет большую неустойчивость и в общем не может быть, по нашему мнению, признана правильною. С одной стороны, Сенат признает необходимым, чтобы иск содержал "в себе известные определенные требования, которые могли бы быть заявлены и в суде гражданском, если бы иск был предъявлен в последнем, после окончания суда уголовного" (К. р. 1874/331, по д. Радзиевского и Ковалева), с другой - Сенат признает достаточным для допущения гражданского иска одного указания в жалобе цены или количества похищенного (К. р. 69/63, по д. Цветкова; 1870/1365, по д. Фастовцева; 1874/161, по д. Ашировых) или просьбу о поступлении с виновным "по закону" (К. p. 1870/728, по д. Тульчинского; contra: К. p. 1870/1011, по д. Суворова и Соловьева) в мировом производстве и просьбу потерпевшего об обеспечении иска во время предварительного следствия (К. p. 1875/122, по д. Шейкова). В первом случае устанавливается без всякого основания слишком строгое гражданско-процессуальное правило, консеквентное проведение которого не всегда возможно в уголовном суде, во втором случае - основанием допущения гражданского иска служит догадка или предположение о желании потерпевшего воспользоваться правами гражданского истца в деле. И то и другое, в силу изложенных выше соображений, неправильно. В одном из позднейших решений Сенат совершенно основательно, по нашему мнению, признает недостаточным для заявления гражданского иска прошение о выдаче копии с обвинительного акта (К. р. 1876/185, по д. Паскаля и Бичевского).

В-третьих, гражданский иск может быть допущен в уголовном суде под условием своевременности его предъявления; по нашему законодательству иск о вознаграждении должен быть заявлен "во время производства уголовного дела", "до открытия судебного заседания" (ст. 6 и 7; К. р. 68/389, по д. Азанчевских; 1877/95, по д. о злоупотреблении в Московском комерч. ссуд. банке*(281). Мы думаем, что срок этот слишком поздний, так как, с одной стороны, потерпевший, предъявляя иск пред самым началом заседания, весьма часто является на суд неподготовленным к роли гражданского истца, с другой - обвиняемый лишен вследствие этого возможности подготовиться к опровержению неожиданно заявленного иска. Ввиду этого необходимо изменить законодательным путем существующий порядок, который противоречит основному началу уголовного процесса - равенству сторон.

Под открытием заседания в общих судебных местах следует понимать тот момент судебного разбирательства, когда председатель объявляет заседание открытым (ст. 636); в мировых учреждениях судья, приглашая обвиняемого, по ст. 91, к ответу на вопрос о виновности, тем самым открывает заседание*(282). Всякое требование потерпевшего о вознаграждении, заявленное после открытия судебного заседания в указанном смысле, согласно ст. 6 и 7 Устава, должно быть оставлено без последствия; с этой единственно возможной точки зрения мнение, что мировой судья может, смотря по обстоятельствам, принять к рассмотрению иск и во время разбора дела, т. е. после открытия судебного заседания, противоречит закону, а потому неправильно*(283).

§ 81. Причины, прекращающие уголовный иск, не погашают гражданский иск, вытекающий из преступного деяния; в этом всего более выражается взаимная независимость и самостоятельность уголовного и гражданского исков в соединенном процессе. Судебное преследование прекращается, по ст. 16, за смертью обвиняемого, за истечением давности, за примирением сторон в известных указанных в законе случаях и за Высочайшим указом или общим Всемилостивейшим Манифестом; но в случае смерти частные иски, вытекающие из преступления или проступка, обращаются к наследникам обвиняемого (ст. 18; Уложение, ст. 156; X т. 1. ч., ст. 658, 1259) и право на вознаграждение не прекращается вследствие помилования, действие коего ограничивается исключительно сферою публичных интересов и не касается вовсе имущественных последствий преступления, связанных с нарушением частного права лица (Уложение, ст. 167); правило это, как указано выше (§ 49), установлено в нашем законодательстве еще в первой четверти текущего столетия и вошло в Свод Законов (XV т. 2 ч., примеч. к ст. 22). Затем, право на вознаграждение за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком, "подчиняется правилам о давности в законах гражданских определенным" (Уложение, ст. 164; X т. 1 ч., ст. 692, 694); сроки уголовной и гражданской давности могут совпадать, напр., в том случае, когда вред и убытки проистекают из преступления, влекущего за собой лишение всех прав и каторжные работы (Уложение, ст. 158, п. 1), но подобное совпадение сроков давности - случайное обстоятельство, и в большинстве случаев прекращение уголовного преследования за истечением срока давности не прекращает гражданского иска, связанного с уголовным делом. Наконец, примирение, допускаемое в чисто частных преступлениях, не освобождает обвиняемого от гражданской ответственности, если только обиженный оставляет за собою право на иск гражданский (У. У. С., ст. 20). Таким образом, причины, по которым прекращается уголовное преследование, не прекращают, по общему правилу, исков о вознаграждении за вред и убытки.

§ 82. Гражданский иск, вытекающий из преступного деяния, подлежит рассмотрению уголовного суда только по связи его с уголовным делом, а потому в тех случаях, когда судебное преследование прекращается по одной из указанных в ст. 16 причин, до предъявления иска о вознаграждении в уголовном суде, этот иск, по ст. 18, "может быть обращен к обвиняемому, а за смертью его - к его наследникам не иначе, как в порядке гражданского суда"; с прекращением уголовного преследования и самого дела, очевидно, не может быть присоединения к нему, теряется всякое основание для рассмотрения этого иска в уголовном суде. Но в тех случаях, когда иск начат в уголовном порядке и судебное преследование впоследствии прекращается, положение вопроса изменяется; подобные иски разрешаются, по ст. 17, "теми же уголовными судами", в которых первоначально производилось уголовное дело. Вопрос этот вызвал разделение мнений в законодательной комиссии при обсуждении Устава Уголовного Судопроизводства; по мнению большинства (17 против 14 членов), "для безошибочного определения права на вознаграждение необходимо разрешить вопросы: действительно ли это преступление совершилось, признан ли в оном виновным тот, с кого убытки взыскиваются, и если признан виновным, то в какой мере участвовал он в совершении преступления". "Все это такие вопросы, которые могут быть правильно разрешены только судом уголовным; возлагать же разрешение их на обязанность судов гражданских, в круг деятельности коих не входит суждение о вине или невиновности обвиняемого, значит поставить сии суды в положение, им несвойственное и во всяком случае сопряженное с большими затруднениями (Объяснит. зап., стр. 27-28)". Независимо от указанных соображений в пользу правильности установленного ст. 17 правила говорит то обстоятельство, что уголовный суд, будучи знаком с делом до его прекращения, более компетентен для разрешения связанного с этим делом иска, чем гражданский суд, и что интересы потерпевшего, ввиду неудобств, связанных с переходом к другой юрисдикции, требуют, чтобы иск, начатый им в уголовном суде, решен был тем же судом *(284).

Под "начатием в уголовном порядке иска о вознагpaждeнии" в смысле ст. 17 и 18 Устава, очевидно, следует понимать просьбу о вознаграждении, предъявленную тому cуду, который решает дело по существу, после предания суду или по вступлении в суд обвинительного акта прокурора (ст. 543)*(285). "По точному смыслу ст. 17, замечает Сенат, в случае прекращения дела по одной из причин, исчисленных в ст. 16 У. У. С., суд разрешает сопряженный с оным гражданский иск о вознаграждении за вред и убытки тогда, когда повод к прекращению дела обнаруживается во время рассмотрения дела судом, решающим дело по существу, а не тогда, когда он рассматривается в Судебной Палате, как в обвинительной камере, единственно по вопросу о предании суду или прекращению следствия, или когда оно находится у судебного следователя", так как "судебное преследование может быть прекращено только тогда, когда оно уже действительно возникло, т. е. когда уголовное дело уже было обращено к судебному рассмотрению в порядке уголовного судопроизводства" (К. р. 1868/57, по д. Зенковича; 1876/237, по д. Семенихиных; 1875/60, по д. о порубке в Куземкиной даче). Подобное толкование закона имеет своим основанием мотивы в ст. 17, из коих видно, что законодатель имел в виду тот случай, когда "подсудимый по уголовному делу умер до судебного о нем приговора" и "когда при производстве предварительного следствия преступление раскрыто и вина обнаружена с достаточною ясностью" (Объяснит. зап., стр. 24, 28); независимо от этого, противно здравому смыслу было бы допустить производство в уголовном порядке иска о вознаграждении в случаях прекращения уголовного преследования во время предварительного следствия или до предания суду, когда дело не получило еще окончательного направления и находится в положении, не исключающем прекращения его по ст. 510, 523, 528 и 534 Устава Уголовного Судопроизводства.

В мировом производстве, ввиду совмещения в одном лице уголовной и гражданской юрисдикции и относительной упрощенности судебного разбирательства, под "начатием в уголовном порядке иска о вознаграждении" следует признавать самое предъявление иска мировому судье.

§ 83. Закон не определяет порядка рассмотрения в уголовном суде гражданского иска, начатого прежде прекращения судебного преследования, предоставляя, очевидно, судебной практике выработать этот порядок. Сенат держится того взгляда, что гражданский иск в настоящем случае подлежит рассмотрению уголовного суда на общем основании, с соблюдением правил уголовного судопроизводства, насколько это необходимо для разрешения вопроса о вознаграждении за вред и убытки *(286); этот взгляд находит полное подтверждение в мотивах к ст. 17 Устава. Законодатель, признавая важное неудобство в том, что "умерший подсудимый не воспользовался предоставленным каждому подсудимому правом защиты", замечает, что могут быть случаи, когда подсудимый до судебного о нем приговора воспользовался этим правом и "что при производстве предварительного следствия преступление его может быть раскрыто и вина обнаружена с достаточною ясностью" (Объяснит. зап., стр. 28); из этих слов видно, что законодатель предполагал рассмотрение иска о вознаграждении в уголовном суде на общем основании. Неудобство, вытекающее вследствие отсутствия подсудимого, в случае смерти его, устраняется до известной степени тем, что имущественные интересы наследников умершего могут быть ограждены путем защиты по назначению от суда, по ст. 566 У. У. С. (К. р. 1886/6, по д. Жуковой и д.), а в случае прекращения судебного преследования за давностью подсудимый может лично или чрез поверенного отвечать по иску.

В мировом производстве судья, разобрав дело по существу и признав возможным прекратить дело по одной из причин, указанных в ст. 16, обязан войти в обсуждение предъявленного к подсудимому иска о вознаграждении за вред и убытки (К. p. 1876/334, по д. Круга).

§ 84. Потерпевший от преступления вред и убытки, в силу частного характера принадлежащего ему права на вознаграждение, может прекратить начатый им иск тем или другим способом, а потому гражданский иск в уголовном суде прекращается по особым свойственным вообще всякому частному иску причинам, а именно - за отречением от вознаграждения (ст. 19 и 20) и за неявкой к судебному разбирательству (ст. 135 и 594), что следует признавать равносильным отказу от вознаграждения. По терминологии Устава уголовного судопроизводства, отречение различается от примирения, имеющего место только в делах, производящихся в порядке частного примирения, где примирение, освобождая обвиняемого от личной ответственности, признается вместе с тем за отречение от вознаграждения, если потерпевший не оставил за собой этого права (ст. 20). Отречение, допускаемое исключительно по делам, производящимся в порядке публичного обвинения, естественно, не может прекратить уголовной ответственности обвиняемого (ст. 19) и означает собою окончательный отказ потерпевшего от права на вознаграждение, исключающий всякую возможность для него предъявления иска о сем впоследствии *(287).

V. Правила производства и решения гражданского иска в уголовном суде

85. Свобода предъявления иска в гражданском или уголовном суде и

значение правила: electa una via, non datur recursus ad alteram

86. Права гражданского истца в мировом производстве и на

предварительном следствии

87. Вопрос о праве представительства гражданских истцов на

предварительном следствии

88. Права гражданского истца во время приготовительных к суду

распоряжений

89. Права его на судебном следствии

90. Участие истца в заключительных прениях

91. Права его по участию в постановке вопросов

92. Обязательность для уголовного суда разрешения иска о

вознаграждении за вред и убытки

93. Влияние обвинительного по уголовному делу приговора на

вытекающий из преступления иск

94. Вопрос об удовлетворении потерпевшего в случаях оправдательного

приговора

95. Постановление приговора о возвращении вещей, добытых

преступлением

96. Порядок определения убытков, причиненных преступным деянием

97. Права гражданского истца по обжалованию действий и решений

уголовного суда

98. Исполнение приговора о взыскании по иску о вознаграждении за

вред и убытки

§ 85. Потерпевший от преступного деяния имеет право предъявить иск о вознаграждении в порядке уголовного или гражданского суда (Уст. Гр. Суд., ст. 5; Уст. Уг. Суд., ст. 6); с этой стороны, он пользуется полною свободою и вопреки древнеримскому изречению: electa unа via, non datur recursus ad alteram, может всегда изменить по произволу свой выбор, т. е., предъявив иск в уголовном суде, отказаться от него до судебного решения и вновь предъявить иск в гражданском суде *(288). В теории и французской судебной практике подобный переход не допускается на том основании, что противно справедливости позволить истцу таскать обвиняемого из одной юрисдикции в другую и что обращение к известному суду есть своего рода юридический договор, который не может быть нарушен односторонней волей истца; "если последний может изменять юрисдикцию в том предположении, что вновь избранный им путь более обеспечивает успех его дела, замечает Гаус, то и обвиняемый имеет интерес желать одновременного, в том же суде, рассмотрения обоих предъявленных к нему исков"*(289) Правило это вполне справедливое, но оно не имеет никакой опоры в действующем у нас законодательстве, а потому не может быть обязательным для судов. В некоторых случаях право перехода гражданского истца из уголовного суда в гражданский даже прямо разрешается законом; так, истец может заявить о прекращении производства по его иску и обратиться в гражданский суд в случаях, когда уголовное дело не может получить окончания вследствие душевной болезни обвиняемого или нерозыскания последнего*(290). Выше указаны были условия, при наличности коих может быть допущен гражданский иск в уголовном суде; при соблюдении этих и других, основанных на законе, условий соединенного производства суд, очевидно, не может отказать в принятии гражданского иска, вытекающего из преступного деяния, так как лицо потерпевшее пользуется правом иска в силу самого закона, а именно - признается, по ст. 6 Устава, в случае заявления иска, гражданским истцом (Contra: К. р. 1879/10, по д. Андерсона и Волпянского). Но существующее в нашем законодательстве положение вопроса противоречит основному правилу соединенного процесса, по которому гражданский иск в уголовном суде может быть допущен только под условием отсутствия чрез то какого-либо замедления или затруднения в производстве собственно уголовного дела (§ 6), а потому суду необходимо, по нашему мнению, предоставить дискреционную власть обращать иск о вознаграждении в гражданский суд во всех тех случаях, где участие гражданского истца может препятствовать правильному ходу правосудия*(291).

§ 86. В мировом производстве гражданский истец пользуется правами частного обвинителя по всем делам, производящимся в порядке публичного обвинения, по сообщениям полицейских или других административных властей (ст. 6, 7, 42, п. 2, 122, 134 и 145); участие гражданского истца в производстве мировых судей имеет много общего с участием его на судебном следствии в общих судебных местах, а потому мы не будем останавливаться здесь на этом вопросе.

На предварительном следствии потерпевший, в качестве гражданского истца, имеет право выставлять своих свидетелей, присутствовать при всех следственных действиях и предлагать, с разрешения судебного следователя, вопросы обвиняемому и свидетелю, представлять, в подкрепление своего иска, доказательства (ст. 304) и требовать на свой счет выдачи копий со всех протоколов и постановлений (ст. 304, 475 и 508). Закон наш вообще стремится к возможному ограждению интересов потерпевшего, а потому вменяет в обязанность следователю принимать безотлагательно меры к обеспечении могущего пасть на обвиняемого денежного взыскания по иску о вознаграждении за вред и убытки и входить в случае надобности с представлением в Окружной суд о наложении запрещения или ареста на имущество обвиняемого (ст. 268, 1159); в частности, гражданский истец может просить о принятии мер к обеспечению отыскиваемого им вознаграждения, но судебный следователь входит с представлением об этом в суд "лишь в том случае, когда признает" эту просьбу "основательною" (ст. 305), т. е. когда истцом будут представлены достаточные доказательства действительности причиненных ему вреда и убытков и следователь убедится из обстоятельств дела в необходимости принятия мер к обеспечению иска имуществом обвиняемого*(292). Относительно порядка наложения и разрешения запрещений уголовный суд должен, очевидно, руководствоваться правилами, установленными в Уст. Гр. Судопр. (ст. 595, 602, 604, 616-623), так как в уголовно-процессуальном законе порядок этот вовсе не определен (К. р. 1884/3, по д. Квартирович). Затем, гражданский истец пользуется правом отвода следователя (ст. 273) и свидетелей обвиняемого (ст. 444, 707), может приносить жалобу на всякое следственное действие, нарушающее или стесняющее его права (ст. 491 и след.), давать объяснение на суде при рассмотрении жалобы (ст. 504) и выслушивать определение, постановленное судом по содержанию жалобы (ст. 508).

§ 87. Вопрос о праве представительства гражданских истцов на предварительном следствии в видах установления необходимого единообразия в судебной практике подвергся обсуждению Сената по предложению министра юстиции *(293). По определению Сената 21 февраля 1884 года, "на основании действующих постановлений Устава Уголовного Судопроизводства лица, являющиеся в качестве гражданских истцов по уголовным делам, не могут принимать участия на предварительном следствии чрез поверенных"; мнение это основано на следующих соображениях: "совокупность постановлений Устава Уголовного Судопроизводства о предварительном следствии не оставляет сомнения, замечает Сенат, что законодательство наше, не допуская представительства на предварительном следствии обвиняемых, не допускает в то же время и представительства на нем потерпевших от преступления или проступка, заявивших иск о вознаграждении, или лиц, заступающих их по закону. "Требующим вознаграждения", сказано в рассуждениях, принятых в основание 308 ст. Уст. Угол., Суд., дается право находиться при следствии и на суде и представлять притом свои объяснения; они допускаются к присутствию при следственных действиях и даже при решении дела защищают свои права сами или чрез поверенных." Сообразно сему во всех статьях II раздела Устава Угол, Судопр. "О предварительном следствии", касающихся гражданских истцов, говорится постоянно о личном участии их в следственных действиях, и только в разделе IV, относящемся ко времени поступления дела в суд, закон, предоставляя подсудимому право избрать себе защитника (ст. 565), предоставил в то же время и гражданскому истцу действовать на суде или лично, или чрез поверенного (ст. 570). Независимо от сего, нельзя не принять во внимание, что допущение представительства гражданских истцов на предварительном следствии не только нарушило бы начало равноправности сторон во вред обвиняемому, лишенному права защиты на предварительном следствии, но и лишило бы обвиняемого возможности стать лицом к лицу с своим обвинителем и тем выяснить все неясное или сомнительное или даже уличить его в недобросовестности обвинения".

Изложенное мнение, заключая в себе попытку дать принципиальное разрешение возбужденного министром юстиции вопроса, имеет весьма важное практическое значение, а потому заслуживает особого внимания. Мнение это противоречит тому, что неоднократно раньше высказано было в нашей литературе*(294), и это обстоятельство в значительной степени облегчает нам его опровержение. Прежде всего следует установить тот факт, что в нашем Уставе Уголовного Судопроизводства не заключается определенных указаний относительно рассматриваемого вопроса, который вследствие этого должен быть разрешен путем общих соображений, основанных на духе нашего процессуального законодательства и логике вещей. Обращаясь к этим источникам познания закона, нельзя не прийти к заключению, что представительство гражданских истцов на предварительном следствии должно быть допущено. Требование о вознаграждении за вред и убытки, как указано выше, есть иск гражданский и подчиняется правилам гражданского процесса, насколько это не противоречит Уставу Уголовного Судопроизводства; представительство гражданских истцов на предварительном следствии нисколько не противоречит этому Уставу и прямо вызывается интересами уголовного правосудия. По словам составителей Судебных Уставов, "участие лиц, потерпевших от преступления или проступка вред, убытки или оскорбления, в производстве уголовных по сему дел, может быть полезно и для самого хода оных"; "принимая участие в деле, они более или менее способствуют обнаружению истины" (Суд. Уст., изд. Госуд. канцелярии, мотивы к ст. 308); придавая такое значение участию потерпевших от преступного деяния в предварительном следствии, законодатель, очевидно, не мог иначе смотреть на это участие в том случае, когда потерпевший участвует в следствии не лично, а чрез поверенного, так как при этих условиях содействие следственной власти может только выиграть в степени энергии, знания и опытности. Из того, что законодатель не допускает на предварительном следствии защиту обвиняемого, вовсе не следует, что и представительство гражданских истцов не должно быть допущено, так как те соображения, которые послужили препятствием к допущению защиты, вовсе неприменимы относительно представительства; в последнем случае нельзя опасаться, что поверенный потерпевшего, интересы которого состоят в раскрытии преступления, "сочтет своей обязанностью", подобно обвиняемому, "противодействовать собранию обличительных доказательств и способствовать обвиняемому в сокрытии следов преступления"*(295). Приведенная в Сенатском определении выдержка из рассуждений, принятых в основание ст. 303, ничего не говорит против допущения представительства гражданских истцов на предварительном следствии. Замечание составителей Судебных Уставов, что потерпевшие "допускаются к присутствию при следственных действиях и даже при решении дела защищают свои права сами или чрез поверенных", следует понимать в том смысле, что защита прав, как личная, так и чрез поверенного, имеет место только на судебном следствии, имеющем состязательная формы; само собою разумеется, что на предварительном следствии, которое основано почти исключительно на следственном начале, стороны только присутствуют при следственных действиях, и защиты прав в этой подготовительной стадии процесса нет и, по общему характеру следствия, не может быть. Последний довод в Сенатском определении всего менее выдерживает критики; странно говорить о начале равноправности сторон на предварительном следствии, когда все это производство есть сплошное отрицание этого начала. Задача предварительного следствия есть собрание доказательств по делу; если содействие гражданского истца следственной власти в достижении этой задачи может фактически нарушать интересы обвиняемого, то, с другой стороны, нельзя упускать из внимания, что эти интересы не всегда тождественны с интересами правосудия, что они находятся под охраною судебного следователя (ст. 265) и подлежат защите на судебном следствии, где равноправность сторон составляет действительно основное начало судопроизводства. Что касается заботы Сената о том, что при допущении представительства гражданских истцов обвиняемый лишен будет возможности стать лицом к лицу с своим обвинителем и тем выяснить все неясное и сомнительное, то закон, как известно, не воспрещает судебному следователю вызывать потерпевших в качестве свидетелей и прибегать, в случае необходимости, к очным ставкам. Независимо от изложенного, в некоторых случаях представительство гражданских истцов на предварительном следствии составляет неизбежную необходимость, так, напр., юридические лица, малолетние, сумасшедшие и т. д. могут принимать участие на предварительном следствии в качестве гражданских истцов только чрез поверенных. "Требование личного участия в деле, замечает по этому поводу г. Таганцев, было бы равносильно полному их устранению"; "если же допустить это участие, то нет причин находить несоединимым с текстом этой статьи (304) право замены пострадавших лиц поверенными, тем более что и в последующих отделах, где подобное право совершенно несомненно, в некоторых статьях говорится только о самих пострадавших лицах и, следовательно, дается повод для подобного же сомнения".

§ 88. Во время приготовительных к суду распоряжений гражданский истец извещается о вступлении в суд обвинительного акта с предоставлением ему самому озаботиться о получении на свой счет копии с этого акта (ст. 559 и 560)*(296), пользуется правом просить суд, в течении семидневного срока от получения извещения, о дополнении списка свидетелей, предназначенных к вызову (ст. 561, 574-578), а также лично или чрез поверенного рассматривать во всякое время в канцелярии суда подлинное дело и выписывать все необходимые для него сведения, в присутствии и под наблюдением секретаря или его помощника (ст. 570, 585). Гражданский истец, на общем основании, вызывается в суд повесткой по установленной в законе форме (ст. 581, 377-386), причем он может явиться в суд лично или прислать вместо себя поверенного (ст. 585); неприбытие в суд истца или его поверенного не препятствует открытию судебного заседания и влечет за собой устранение иска от рассмотрения в уголовном суде (ст. 594), но неявка истца к одному судебному заседанию, по разъяснению Сената, не лишает его права явиться в другое заседание (К. р. 1875/300, по д. Спеваковского). Относительно состава судебного присутствия участие гражданского истца в деле выражается в праве отвода судей и обжалования по этому поводу определения суда (ст. 600, 602, 605), но право отвода присяжных не принадлежит гражданскому истцу на основании ст. 656 (К. р. 1873/449, по д. Васильева; 1873/971, по д. Баранова; 1875/58, по д. Васильева). Последнее ограничение едва ли правильно, так как признание иска зависит от решения присяжных в той же мере, как и от решения правительственных судей; если гражданский истец пользуется правом отвода судей, свидетелей и экспертов, то нет никакого основания лишать его этого права относительно присяжных, решение коих вполне определяет исход гражданского иска.

§ 89. Дальнейшее и более полное развитие права гражданского истца получают на судебном следствии, закон признает здесь гражданского истца действующей стороною в процессе, имеющей равные права с публичным или частным обвинителем. Гражданский истец имеет право присутствовать при всех действиях, совершаемых на судебном следствии (ст. 630 и 631), и не подлежит вследствие этого удалению по ст. 645 в свидетельскую комнату (К. р. 1869/20, по д. Григорьева; 1875/,72, по д. Иванова; 1866/41, по д. Шморгонфа); затем, в качестве процессуальной стороны, гражданский истец, наравне с обвинителем или обвиняемым, может требовать судебного следствия, несмотря на сделанное подсудимым признание (ст. 682), пользуется правом иметь в закрытом судебном заседании своих родственников и знакомых (ст. 622), представлять в подтверждение своих показаний доказательства, опровергать доводы и соображения противной стороны (ст. 530 и 631, 733-734), делать замечания по каждому действию, происходящему на суде, отводить на законном основании свидетелей и сведущих людей, предлагать с разрешения председателя суда вопросы, возражать против свидетельских показаний и просить о передопросе свидетелей (ст. 630 и 631), требовать поверки осмотра и освидетельствования (ст. 688 и 692), осматривать вещественные доказательства (ст. 697) и прочитывать на суде письма и документы (ст. 629) По нашему законодательству, потерпевший от преступления, будучи гражданским истцом, не устраняется от свидетельства; в этом отношении составители Судебных Уставов не последовали примеру Code d'instr. crim., который, как указано выше, не допускает свидетельских показаний гражданских истцов. Гражданский истец, по нашему закону, не только не устраняется от свидетельства, но может быть даже допрошен под присягою, если никто из сторон не предъявит отвода (ст. 97, п. 2; 707, п. 2 *(297).

§ 90. Участие гражданского истца на предварительном и судебном следствиях не ограничивается законом какими-либо определенными рамками, так как вообще трудно установить какие-либо границы деятельности сторон по собранию и поверке доказательств по делу. Иное положение сторон по участию в заключительных прениях, которые по содержанию своему представляют те или другие выводы из материала, собранного на предварительном следствии, дополненного и проверенного на судебном следствии; подобного рода выводы или обобщения необходимо должны быть поставлены в известные границы, соответственно той задаче, которую преследует сторона в процессе.

Гражданский истец пользуется правом участия в заключительных прениях после обвинительной речи прокурора или частного обвинителя (ст. 736)*(298); вопреки высказанному в нашей литературе мнению, право это принадлежит гражданскому истцу во всех случаях уголовно-судебного разбирательства в общих судебных местах*(299). Гражданский истец, согласно разъяснению Сената, может представлять объяснения и участвовать в заключительных прениях по делам, производящимся как без участия присяжных заседателей, так и с их участием, причем объяснения гражданского истца, имеющие предметом доказательства совершения преступления, следуют после обвинительной речи, а объяснения, касающиеся гражданских последствий преступления, предъявляются после решения присяжных (К. р. 1867/64, по д. Крашенникова; 1868/956, по д. Лукьянова и др.; 1874/331, по д. Радзиевского и Ковалева; 1875/220, по д. Рязановых).

В объяснениях своих гражданский истец, по ст. 742, "может объяснять и доказывать все те действия и обстоятельства, от признания и определения которых зависят его требования", а именно: он может доказывать, что событие преступления действительно совершилось, что оно было деянием виновного и что виновный подлежит ответственности, насколько это необходимо для признания гражданского иска*(300). Но гражданский истец, стремясь к возмещению имущественного ущерба, причиненного ему преступным деянием, "не должен касаться уголовной ответственности" (ст. 742), т. е. вопросов о свойстве и степени вины обвиняемого с точки зрения уголовного закона и применения наказания, так как эти вопросы составляют исключительно содержание обвинительной речи прокурора (ст. 737 и 738); так, напр., гражданский истец не может касаться вопроса о степени умысла, о мере ответственности соучастников по правилам, установленным в Уложении о наказании, обстоятельств, увеличивающих вину обвиняемого, и т. д. В делах, рассматриваемых с участием присяжных заседателей, гражданский истец объясняет законные права свои на получение требуемого вознаграждения после вердикта присяжных, причем он пользуется этим правом во всех случаях судебного разбирательства, будет ли последствием его обвинительный или оправдательный приговор; правило это имеет основанием своим то высказанное в мотивах к Уставу соображение, что гражданский иск не подлежит разрешению присяжных заседателей, а потому нет необходимости допускать потерпевшее от преступления лицо к объяснению прав его на вознаграждение за вред и убытки пред присяжными (ст. 743, 821-823*(301).

§ 91. Постановка вопросов, подлежащих разрешению суда или присяжных заседателей, имеет большое значение в соединенном процессе, как это будет указано ниже; исход частного иска нередко зависит от той или иной постановки вопроса. Ввиду этого закон предоставляет гражданскому истцу право участия в постановке вопроса; по буквальному смыслу ст. 754 Устава, истец в уголовном суде может требовать выделения фактических вопросов о событии преступления и участии в нем обвиняемого, причем суд не вправе отказать ему в этом требовании *(302). В сенатской практике установился за последнее время совершенно неправильный, по нашему мнению, взгляд, что вопрос об учинении подсудимым преступного деяния может быть выделен по требованию гражданского истца только в случае сомнения о невменении деяния в вину по одной из указанных в законе причин*(303). Мнение это, имея в основании своем ложное представление, что вопросы о совершении подсудимым известного наказуемого деяния и о вменении в вину содеянного находятся всегда и во всех случаях в тесной, неразрывной связи, противоречит закону и существенно нарушает права гражданского истца, который может иметь особые основания для выделения вопроса: было ли преступление деянием подсудимого, независимо от наличности той или другой причины невменения, напр., в тех случаях, где на суде оспаривается самый факт участия обвиняемого в совершении преступления безотносительно к вопросу о вменении; независимо от изложенного, гражданский истец, по существу дела, не может быть лишен права принимать участие и в постановке вопроса о вменении, так как нередко от правильной постановки этого вопроса зависит признание его исковых требований, напр., когда на суде возникает вопрос о случайности действий или об отсутствии сознания в субъекте преступления и т. д. (см. выше §§ 75 и 76).

§ 92. Постановив приговор по уголовному делу, суд, по ст. 776, делает постановление о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступным деянием, но это постановление не может быть признаваемо отдельным, независимым от приговора решением и составляет лишь дополнение приговора о виновности и наказании (К. р. 1881/36, по д. Алексеева). В Уставе Уголовн. Судопр. не содержится никаких почти указаний относительно влияния решения по уголовному делу на гражданский иск в соединенном процессе, а потому выяснение этого существенно важного вопроса всецело составляет задачу судебной практики и теории процесса.

Удовлетворение потерпевшего за вред и убытки составляет одно из последствий судебного приговора по уголовному делу, а потому для признания исковых требований потерпевшего от преступления необходимо, чтобы между судебным решением по вопросу об уголовной ответственности обвиняемого и постановлением суда о вознаграждении существовала известная причинная связь, чтобы одно из другого вытекало, как следствие из причины. При наличности такого соотношения между приговором и постановлением относительно гражданского иска уголовный суд, очевидно, не вправе отклонить от себя разрешения этого иска, так как соединенный процесс имеет конечною своей целью одновременное решение уголовного и гражданского исков, и закон, допустив присоединение гражданского истца к уголовному делу, тем самым обязывает суд дать определенное решение по вопросу о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением или проступком. "Присоединение гражданского истца к уголовному производству, замечает г. Макалинский, допущено нашим законодательством в видах упрощения производства, для избежания двойного производства по предметам, которые могут быть рассмотрены совокупно. Беря за основу эту цель законодательства, нельзя не признать, что разрешение гражданского, возбужденного по уголовному делу, иска составляет обязанность суда, рассматривающего уголовное дело, во всех тех случаях, когда, во-первых, гражданский иск своевременно заявлен, и во-вторых, рассмотрением его не нарушаются интересы подсудимого"*(304).

§ 93. Признание иска о вознаграждении за вред и убытки может быть последствием как обвинительного, так и оправдательного приговора, так как далеко не всякий оправдательный приговор освобождает оправданного по уголовному делу от гражданской ответственности *(305). Неудачная редакция ст. 122 Устава, по которой "признанного виновным мировой судья приговаривает к наказанию и вознаграждению за причиненные им вред и убытки", дает основание понимать закон в том смысле, что удовлетворение потерпевшего от преступления может быть только последствием обвинительного приговора*(306). Мнение это противоречит общему духу действующего у нас процессуального законодательства, а потому не может быть принято; законодатель, допуская присоединение гражданского иска к уголовному делу, очевидно, не мог иметь в виду ограничить применение соединенного процесса лишь случаями обвинительных приговоров. Ст. 122 Устава соответствует по содержанию своему ст. 820 и 821, и подобно тому, как последние не содержат в себе запрещения допускать гражданского истца к объяснению его прав на вознаграждение после оправдательного вердикта присяжных, ст. 122, "обязывая мировых судей приговаривать к уплате вознаграждения лиц, признанных ими виновными, не заключает в себе воспрещения приговаривать к такому же вознаграждению и лиц, признанных совершившими судимое деяние, но оправданных" по той или другой причине*(307).

Обвинительный приговор, в виде общего правила, влечет за собою признание иска, вытекающего из преступления (ст. 122 и 820); правило это можно считать общепринятым в теории и законодательстве. Обвинение кого-либо в преступлении или проступке, заключая в себе признание известных фактических вопросов, необходимых для разрешения гражданского иска, представляет полное основание для удовлетворения потерпевшего, если только самый вред и убытки доказаны истцом; если по ст. 31 Устава решение в уголовном порядке вопросов о факте преступления и участии в нем обвиняемого признается обязательным для суда гражданского, в случаях отдельного производства уголовного и гражданского исков, то тем более это должно быть признано обязательным для суда, постановившего обвинительный приговор в соединенном процессе. Допустить противное - значит допустить, к ущербу правосудия, возможность противоречия в одном и том же судебном решении, так как обвинение по уголовному делу и отказ в иске в соединенном процессе в большинстве случаев не могут быть согласованы, составляют два взаимно исключающие друг друга последствия судебного производства по делу.

§ 94. Более сложным представляется вопрос об удовлетворении потерпевшего в случаях оправдательного приговора; здесь необходимо иметь в виду различные основания и условия подобных приговоров.

Во-первых, обвиняемый может быть оправдан вследствие не преступности того деяния, в котором он обвиняется. Иск о вознаграждении подлежит рассмотрению в уголовном порядке только в тех случаях, когда он вытекает из преступного деяния, а потому, если суд не признает в деянии, послужившем предметом судебного разбирательства, признаков наказуемого правонарушения, то этим устраняется всякое основание для разрешения гражданского иска в уголовном суде*(308). Иск о вознаграждении в настоящем случае, по недостатку компетенции, должен быть оставлен без рассмотрения, что не исключает, по ст. 31 Устава, предъявления его в гражданском суде на основании правил "о вознаграждении за вред и убытки, последовавшие от деяний, не признаваемых преступлениями и проступками" (X т. 1 ч., ст. 684-689)*(309). Согласно разъяснению Сената, "если суд отвергает признаки уголовного правонарушения в деянии, совершение коего подсудимым признали присяжные заседатели, то при таком воззрении на дело, он не может принять на себя удовлетворение гражданского иска, который подлежит в сем случае единственно гражданскому суду"*(310). Равным образом, по мнению Сената, если Мировой съезд признает за уголовным делом лишь свойства гражданского иска, то он не может разрешить требования о вознаграждении в уголовном порядке*(311). Таким образом, в случаях оправдания кого-либо по непризнанию судимого деяния преступным, гражданский иск должен быть оставлен без рассмотрения.

Во-вторых, обвиняемый может быть оправдан по коллективному вопросу о виновности; при неизвестности в подобных случаях оснований оправдательного приговора уголовный суд, очевидно, не может признать иск подлежащим удовлетворению, но, с другой стороны - он не может и отказать в иске, так как оправдательный приговор сам по себе не служит еще доказательством того, что событие преступления не совершилось и что оно не было деянием оправданного. "Разрешение уголовным судом гражданского иска, замечает Сенат, уместно лишь тогда, когда уже признано, что событие преступления действительно совершилось и что оно было деянием того лица, к которому иск предъявлен. Если уголовный суд разрешил отдельно элементарные вопросы, из коих слагается понятие виновности или невиновности подсудимого, а именно - совершилось ли событие преступления, было ли оно деянием подсудимого и должно ли быть вменено в вину (У. У. С., ст. 754), то все это не может возбудить сомнения. Но если подсудимый оправдан по коллективному вопросу и такое оправдание последовало по решению присяжных (ст. 837), то при неизвестности, на каком основании подсудимый оправдан, сомнение должно быть истолковано в пользу общего правила о подсудности гражданского иска гражданскому суду "*(312), т. е. иск должен быть оставлен без рассмотрения и обращен, по ст. 31, в гражданский суд*(313).

В-третьих, обвиняемый может быть оправдан на том основании, что событие преступления не совершилось и не было деянием подсудимого. Подобный приговор безусловно влечет за собою отказ в иске, так как там, где нет самого факта, очевидно, не может быть и последствий, вытекающих из него*(314). Уголовный суд, в силу высказанных выше соображений, не вправе в настоящем случае отклонить от себя рассмотрение исковых требований потерпевшего, тем более что признание судом, что событие преступления не совершилось и не было деянием подсудимого, фактически устраняет возможность предъявления иска в гражданском суде, для которого обязательно окончательное решение этих вопросов в уголовном порядке; при этих условиях обращение потерпевшего с иском в гражданский суд представляется, по замечанию Сената, "делом совершенно бесплодным"*(315).

В-четвертых, обвиняемый может быть оправдан по одной из указанных в законе причин невменения. "Невменение подсудимому в вину его деяния, по ст. 31, не устраняет гражданского иска"; это общее правило вполне сохраняет свою силу в соединенном процессе, при одновременном рассмотрении обоих вытекающих из преступления исков. Обвиняемый, признанный судом невиновным за отсутствием способности ко вменению, не освобождается тем самым от гражданской ответственности, которая не всегда совпадает с уголовною и подчиняется особым правилам, установленным в гражданских законах. Оправдательный приговор по невменению в вину содеянного предполагает признание судом действительности события преступления и участия в нем обвиняемого, т. е. таких фактических обстоятельств, которые обыкновенно имеют решающее значение в удовлетворении потерпевшего за вред и убытки. При этих условиях "иск о вознаграждении не может быть устранен без рассмотрения его в существе"*(316); уголовный суд, освободив оправданного от уголовной ответственности, обязан сделать постановление о вознаграждении за вред и убытки на основании существующих о том правил в Уложении и X т. 1 ч. Свода Законов (У. У. С., ст. 776 и 778*(317).

Таким образом, суд, постановив решение по уголовному делу, обязан в виде общего правила войти в рассмотрение гражданского иска, за исключением тех случаев, когда обвиняемый оправдан по коллективному вопросу о виновности или вследствие непризнания деяния преступным; в последних двух случаях гражданский иск должен быть оставлен без рассмотрения и может быть обращен, ad separatum, в гражданский суд.

§ 95. Возвращение вещей, добытых преступлением, как одно из последствий приговора по уголовному делу, определяется ex officio и может быть даже предметом частного определения, до судебного решения (ст. 375), а потому постановление суда по этому предмету не находится в такой тесной зависимости от того или другого приговора по делу, как вознаграждение потерпевшего за вред и убытки, причиненные преступным деянием. Возвращение вещей, в большинстве случаев, есть дело усмотрения суда. Если обвиняемый оправдан по коллективному вопросу о виновности и по обстоятельствам дела нет основания сомневаться в действительности самого события, то суд не может быть связан оправдательным приговором присяжных и не обязан возвращать вещи подсудимому (К. р. 1870/233, по д. Туркина, 1873/840, по д. Жедона); в противном случае суд весьма часто, к явному ущербу правосудия, поставлен был бы в печальную необходимость возвращать вещи, находящаяся при деле в качестве вещественных доказательств, лицу, которому они вовсе не принадлежат. Закон воспрещает суду входить в рассмотрение притязаний на вещи, добытые чрез преступление, со стороны третьих лиц (ст. 778), но вовсе не препятствует ему возвращать эти вещи по принадлежности (К. р. 1879/136ч, по д. Козыревой).

§ 96. Уголовный суд, как указано выше, не вправе устранить себя от разрешения своевременно предъявленного иска о вознаграждении, но может, в случае необходимости, собрать дополнительные сведения или произвести подробный расчет, отложить разрешение иска, возложив производство по этому предмету, в присутствии сторон, на одного из своих членов (ст. 785)*(318). Сумма убытков, согласно разъяснению Сената, при отсутствии письменных актов, может быть доказана в уголовном суде и на основании свидетельских показаний (К. р. 1871/1249, по д. Лейтеса, 1873/220, по д. Чернышева); что касается оценки имущества, добытого или поврежденного преступным деянием, то она производится на предварительном следствии чрез присяжных ценовщиков или сведущих людей (У. У. С., ст. 335, X т. 1 ч. 675), но соблюдение этого правила не может быть признано обязательным для суда, решающего дело по существу, который не связан какими-либо правилами при оценке количества вреда и убытков и обязан руководствоваться в настоящем случае лишь обстоятельствами дела*(319). Пользуясь полною свободою в определении размера причиненного преступлением имущественного ущерба, суд обязан тем не менее указать в постановлении своем основания, по которым определено вознаграждение за вред и убытки в том или другом размере (К. р. 1874/145, по д. Кармелюка).

§ 97. В порядке обжалования действий и решений суда гражданский истец пользуется равными с обвинителем и обвиняемым правами, а именно - он имеет право частной жалобы по принятию мер к обеспечению его иска (ст. 893, п. 4), право апелляционного отзыва на неокончательный приговор (ст. 853 и 859) и жалобы на окончательный приговор в кассационном порядке (ст. 906 и 910). Право апелляционного отзыва и кассационной жалобы принадлежит только "гражданскому истцу", а потому потерпевшее от преступления лицо, не заявившее иск установленным в ст. 6 и 7 порядком, не может пользоваться этим правом (К. p. 1870/610, по д. Корякина). По содержанию жалобы в апелляционном и кассационном порядке, гражданский истец может касаться только тех частей состоявшегося судебного приговора, в которых нарушается право его на вознаграждение за вред и убытки, причиненные преступным деянием (ст. 145, 859 и 909). Так, напр., гражданский истец может касаться вопроса о событии преступления и участии в нем обвиняемого (К. р. 1868/955, по д. Федорова, 1878/67, по д. Ладошина), вопроса о невменении в вину содеянного, если только это обстоятельство лишает его права требовать вознаграждение за вред и убытки (К. р. 1874/727, по д. Шубинского), и т. д. С правом апелляционного протеста и кассационной жалобы соединяется право гражданского истца рассматривать дело, переносимое в судебную палату по апелляции (ст. 869), получать на свой счет копии с отзывов и протестов (ст. 871), возражать против отзыва противной стороны (ст. 872), присутствовать в заседании судебной палаты (ст. 879) и при докладе жалобы в кассационном департаменте Сената (ст. 917), участвовать в прениях и представлять объяснения (ст. 888 и 921) и обращать внимание Сената на относящиеся к его жалобе вопросы (ст. 923).

§ 98. Исполнение приговоров о взысканиях по иску о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступным деянием, поручается судебным приставам (ст. 189 и 954), но в мировых учреждениях взыскания эти, по исполнительным листам, могут быть, кроме того, возложены на чинов местной полиции (ст. 189). Удовлетворение потерпевшего от преступления, по приговору уголовного суда, будучи основано на гражданском праве, имеет свойства чисто гражданского взыскания, а потому производится не иначе, как по просьбе потерпевшего (Уст. Гр. Суд., ст. 925) и по правилам гражданского судопроизводства (Уст. Уг. Суд., ст. 974); правило, по которому судебные приставы при исполнении приговоров о вознаграждении за вред и убытки "поступают порядком, установленным для исполнения судебных решений по делам гражданским", согласно разъяснению Сената, вполне сохраняет свою силу в мировом производстве. (Решение Общ. Собр. Кассац. Департ. Сената 6 ноября 1878, N 34; Цирк. ук. 29 февраля 1880 г.). В случае несостоятельности виновные, приговоренные к работам в исправительных арестантских отделениях, должны уплачивать по приговору о вознаграждении из следующей им за работу платы (Уложение, ст. 1643 и 1664).

Главная

Книги

Статьи

Топ

Отзывы

Обратная связь

Лучшие книги

Разделы

Глава четвертая. Действующее законодательство

Главная Книги Статьи Топ Отзывы Обратная связь

Лучшие книги

Разделы

Глава четвертая. Действующее законодательство

Главная

Книги

Статьи

Топ

Отзывы

Обратная связь