Олигархи и элита
Внимательный читатель российской прессы не может не заметить следующее обстоятельство: как только страна встала на путь демократии, сразу же приобрело огромную популярность слово элита. Всех сразу начали рейтинговать, появился прямо-таки патологический интерес к тому, кто самый богатый, самый влиятельный, самый самый. Стали говорить об экономической элите, театральной элите, элитных авто, региональных элитах и т. д. Такие речи пристали бы аристократической эпохе. Но наше демократическое ухо воспринимает их спокойно.
Итак, что же такое элита, и принадлежат ли к ней олигархи?
В традиционном смысле элита это аристократия. В современном политологическом смысле элита это совокупность индивидов, высоко стоящих в рейтингах власти или престижа, которые благодаря своим социально значимым качествам (происхождение, богатство, какого-либо рода достижения), занимают высшие позиции в разных сферах или секторах общественной жизни. Иногда к этому определению добавляют еще одну крайне важную характеристику: влияние этих людей столь велико, что они воздействуют не только на процессы внутри сферы или сектора, к которым принадлежат, но и на жизнь общества в целом. Отсюда можно заключить, что российские олигархи не относятся к элите в традиционном смысле, ибо не принадлежат к древним дворянским родам. Однако они определенно относятся к элите, в том смысле, как ее понимают политологи.
Существует огромное количество классификаций элитных групп. Если взять их в самом общем виде, можно выделить три основные класса элит: властные, ценностные и функциональные.
Властные элиты представляют из себя более или менее закрытые группы со специфическими качествами, имеющие властные привилегии. Это господствующие классы политические, военные или бюрократические. Хорошим примером здесь может служить советская номенклатура, точно описанная М. Восленским известным западным политологом, а ранее советским номенклатурным работником в одноименной книге. Поскольку, как мы выяснили, российские олигархи не имеют властных привилегий и не являются господствующим классом, их нельзя причислить к властной элите.
Точно так же олигархов нельзя отнести к ценностной элите. К последней традиционно относятся творческие группы, демонстрирующие особое влияние на установки и взгляды широких народных масс. Это мудрые философы, научно-экспертное сообщество, интеллигенция в самом широком смысле слова.
Еще принято вычленять функциональные элиты влиятельные группы, которые в ходе конкуренции выделяются в разных сферах или секторах общества и берут на себя важные функции в обществе. Это сравнительно открытые группы, вступление в которые требует определенных достижений. Примером могут служить менеджеры техноструктура, по Дж. Гэлбрейту.
Пожалуй, именно к функциональным элитам и должны быть причислены олигархи. Это элитная группа в рамках делового сообщества, влияние которой сказывается в масштабах общества в целом. Именно эта позиция объясняет их двусмысленные отношения с властью. Обладая в качестве представителей функциональной элиты реальными возможностями добиваться своих целей (осуществлять власть), они в то же время лишены властных привилегий, т. е. не представляют собой института власти. Поэтому власть олигархов ситуационна, нестабильна, основана во многом на их персональных качествах и амбициях. Эта внутренняя противоречивость их положения по отношению к власти неизбежно должна вылиться в стремление занять какую-то более определенную позицию, обрести более определенный статус, иначе говоря, определить свое место в обществе. Это зависит не только от самих олигархов, но и от специфики социально-политической организации общества от того, каковы механизмы выражения и достижения различных индивидуальных и групповых интересов. Здесь налицо две главные разновидности представительства интересов: плюралистическая и корпоратистская.
Олигархи в плюралистической и корпоратистской системах
В основании плюралистической системы заложена идея о том, что соперничество групповых интересов надо рассматривать не как нечто, порождающее хаотическую путаницу, но как процесс выработки некоего баланса политических сил. В результате формируется социальная гармония, которая рассматривается как результирующая некоего параллелограмма сил, действующих в рамках демократически регулируемой конкуренции.
Если попытаться подытожить взгляды теоретиков плюралистической демократии американцев Р. Даля и А. Роуза, то плюралистическая система будет выглядеть следующим образом. Люди и группы имеют различные интересы и предпочтения, неодинаковую степень влияния в разных отношениях, и ни один человек и ни одна группа не обладает абсолютным властным потенциалом. Они конкурируют друг с другом. В каждой из групп есть своя элита, но власть сосредоточена в руках всех членов группы, ибо они могут переизбрать руководство, принудить его собственной активностью к иному типу поведения, могут выйти из группы или создать собственную, конкурирующую.
Правительство находится под влиянием групп, или наиболее многочисленных, или выражающих интересы большого числа людей. Причина этого желание максимизировать симпатии избирателей. Более мелкие группы борются за то, чтобы перехватить это влияние.
Между группами могут существовать конфликты по поводу конкретных политических целей, но не по поводу системы в целом. То есть, говоря профессиональным языком, налицо высокий уровень социальной интеграции, основанной на ценностном консенсусе. Это означает, что все группы конкурируют по единым правилам, нарушать которые никому не разрешается, а кто их нарушает, тот ставит себя вне демократической системы. Политика государства при этом рассматривается как результат демократического воздействия со стороны всех этих групп, выражающих каждая свои особенные интересы; государственные институты (бюрократия, судебная система и др.) держат нейтралитет. Государство, таким образом, своего рода арена для реализации групповых конфликтов, или арбитр, обеспечивающий примирение, взаимное приспособление и, в конечном счете, гармонизацию интересов всех соперничающих групп.
Эта стройная система выражает идеал демократически организованного представительства интересов. Возникает вопрос: насколько отвечает этому идеалу борьба интересов в российской политике? Не вдаваясь в детали, отметим две принципиально важные вещи. Во-первых, российские олигархи, стремясь к достижению своих целей, чаще всего не только не следуют строгим правилам политической конкуренции, но нигилистически попирают эти правила, используя не только политически, но, как считают многие, и морально сомнительные средства и приемы. Во-вторых, нелепо вообще говорить о нейтральности государства по отношению к олигархам. Многие олигархи имеют целые команды своих сторонников в государственных организациях, не говоря уже о том, что некоторые из них умудрялись занимать очень высокие государственные посты, сохраняя свое место в бизнесе. Собственно говоря, именно тогда они и становились олигархами в полном смысле слова, уже без кавычек.
Итак, между американской теорией и российской действительностью соответствия не обнаруживается, но, впрочем, теория на это и не претендовала. Поведение российских олигархов должно описываться какой-то другой теорией. С моей точки зрения, к нашим реалиям ближе так называемая теория корпоративной демократии. Здесь вырисовывается несколько иная картина. Предполагается, что существуют организованные группы интересов, которые имеют тенденцию к монопольному представлению интересов. Следовательно, свободная и равная конкуренция в этом отношении отсутствует. Эти монопольные группы поощряются государством, они им признаны, поддерживаются или даже просто им самим созданы и имеют привилегию доступа к государственным органам. Взамен они обязуются соблюдать определенные предписываемые государством нормы.
Членство в этих организациях часто не свободное, даже наоборот обязательное; для членов нет возможности покинуть организацию, соответственно, нельзя заниматься, скажем, определенным видом хозяйственной деятельности без участия в этой группе. Не важно, введено это правило законодательно или осуществляется, так сказать, явочным порядком.
Эти организации служат не только для представления интересов их участников, но и для управления этими интересами. Функционеры здесь имеют сильные позиции и участвуют в формировании интересов членов своих групп. Кроме того, эти организации формируют иерархическую бюрократическую структуру, похожую на государственное управление. Персонал имеет высокую управленческую квалификацию и хорошо информирован. Это не лобби, не столько группа давления на государственные органы, сколько техническая посредующая инстанция, приводной ремень между государством и частными интересами.
Существует тесная связь между группами интересов и государственными органами. Постоянно ведутся переговоры и согласования (часто неформальные) по всем важнейшим политическим темам, особенно в социальной и экономической сферах. При этом обе стороны учитывают общие цели системы. Часто даже на группы интересов возлагаются государственные задачи.
Теория корпоратизма описывает отнюдь не мрачную реальность тоталитарного государства. Если плюралистическая демократия считается характерной для англосаксонских стран, ведущих монетаристскую экономическую политику, то корпоратистскую демократию соотносят с государствами, практикующими политику социального партнерства (Швеция, Голландия, Швейцария и др.).
И конечно, корпоратистский вариант гораздо более пригоден для описания форм политики, присущей российским олигархам, постоянно пытающимся максимально сблизиться с государством, вступить с ним в торг, обменяв свое влияние в соответствующих функциональных сферах жизни общества, на привилегии власти, т. е. место в функциональной элите на место во властной элите.