§ 2. История латиноамериканских государств в XIX в.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 

Каудилизм и диктаторские режимы. История латиноамериканских республик в XIX в. после завоевания ими независимости характеризуется острой социально-политической борьбой, определившей все своеобразие их последующего конституционного и государственно-правового развития. В первых конституциях, как отмечалось выше, были воспроизведены основные принципы конституционализма передовых стран того времени. Но в XIX в. лишь немногие из них действительно соблюдались на практике.

Незавершенность демократических преобразований, сохранение крупных латифундий и полуфеодальных, а в Бразилии рабовладельческих форм эксплуатации, социальная и духовная подавленность большей части населения (особенно индейского и негритянского) способствовали застойности общества и длительной консервации политической власти в руках помещичье-клерикальных кругов.

Уже в 20-30-х гг. XIX в. в большинстве латиноамериканских республик в связи с формальным установлением конституционного строя, а соответственно и с организацией периодических выборов в органы государственной власти (президент, конгресс и т. д.) с неизбежностью стали возникать соперничающие группировки. На их базе в последующие десятилетия сложились две политические партии, получившие со временем название "исторических".

После завоевания независимости бывшие монархисты, унитаристы и приверженцы бюрократического управления получили название консерваторов и объединялись обычно в консервативную партию. Эта партия в большинстве стран стала наиболее последовательным защитником интересов крупных землевладельцев и католической церкви. Консерваторы были открытыми сторонниками сохранения особых привилегий (фуэрос) армии и церкви.

Те круги латифундистов, которые были заинтересованы в торгово-промышленном развитии своих стран, верхушка буржуазии, а также давние противники унитаризма и бюрократической централизации (федералисты) составили ядро либеральной партии. Либералы в XIX в. в Латинской Америке, как правило, не были склонны к радикализму и не стремились к коренному изменению существующего общества, в котором они были интегрированы так же, как и консерваторы. У них были разногласия с последними лишь по отдельным и относительно второстепенным вопросам общественной жизни, причем не всегда принципиальные.

В целом различия между историческими партиями были достаточно условными. Но они становились существенными, когда речь шла о борьбе за государственную власть. Консерваторы и либералы в XIX в. не шли на компромиссы, отвергали политический центризм, безжалостно расправлялись с политическими противниками. Поскольку консерваторы более откровенно выражали интересы господствующей политической элиты, они в XIX в. в целом чаще находились у кормила власти.

В XIX веке латиноамериканская двухпартийная система лишь чисто внешне напоминала свой английский прототип. И консерваторы, и либералы были в это время партиями только в условном смысле. Они не имели какой-либо стройной и прочной организации, а оставались лишь группировками, полуфеодальными кликами, ведущими между собой междоусобную войну. Их политическое кредо выражалось не в программных документах, а в откровенной ставке на определенного сильного лидера (каудильо), видящего перед собой одну-единственную цель - захват власти и создание авторитарного режима.

Нередко и сами каудильо, опираясь на собственные вооруженные отряды, делали ставку на одну из двух соперничающих партий. В том случае, если тот или иной каудильо добивался поста президента республики, он рассматривал государственный механизм как свою вотчину и без всяких стеснений назначал на государственные должности своих партийных сторонников, расплачиваясь тем самым за оказанные ему политические услуги. Но и каудильо в борьбе за президентскую власть не полагались только на партийную поддержку.

Сама по себе оппозиционная партия на выборах заведомо не имела шансов на победу. Действующий президент и правящая партия использовали любые средства для того, чтобы не уступить своим политическим противникам государственную власть во время выборов. Они использовали все правовые и неправовые средства, чтобы оказать давление на избирателей, шли на подкупы, убийства политических противников, на фальсификацию итогов выборов и т. д.

Именно поэтому каудильо делали основную ставку не на выборы и свою "карманную" партию, а на захват власти насильственным путем, прежде всего на государственные перевороты (пронунсиаменто). Трудящиеся массы, низы населения, находящиеся во власти каудильо и лишь поверхностно воспринявшие христианские заповеди, оставались равнодушными к этим государственным переворотам и к судьбе демократических институтов в целом.

Таким образом, политические партии в XIX в. в латиноамериканских государствах были не инструментом парламентаризма и демократии, а частью специфической системы - каудилизма. Последняя строилась по существу не на конституционно-правовой основе, а на грубой силе, на традициях и на харизматическом авторитете предводителя-каудильо.

Практически повсеместно каудилизм стал тем политическим фактором, который тормозил становление демократических форм общественной жизни, придавал ей застойный характер, порождал политическую нестабильность.

Парадокс состоял в том, что большинство диктаторов-каудильо, несмотря на самые жестокие меры, применяемые к политическим противникам, как правило, не могли долго сохранить в своих руках государственную (президентскую) власть. На насилие со стороны правительства его политические оппоненты также отвечали насилием. В результате лишь сравнительно небольшое число президентов в XIX в. сохраняли свой пост до истечения срока. Значительная их часть была не просто свергнута в ходе очередного переворота, но и убита.

Феномен каудилизма неразрывно связан в Латинской Америке с теми исключительными привилегиями, которые сохранила за собой армия еще с эпохи войны за независимость. Авторитарные и диктаторские режимы базировались на милитаризме, который уходил своими корнями в колониальное прошлое.

Уже вскоре после завоевания независимости ряд генералов и офицеров, опираясь на свой военный авторитет, на поддержку земельной олигархии и церкви, установили в своих странах военные диктатуры (Паэс в Венесуэле, Сан-та-Крус в Перу, Флорес в Эквадоре и т. д.). В последующие десятилетия в условиях внутренних политических раздоров и этнических конфликтов власть, как правило, захватывали каудильо, выходцы из армейской верхушки.

Политическая нестабильность ставила армию в исключительное положение, делала ее часто арбитром в политических конфликтах. Армия не считала себя связанной конституцией. После окончания войны за независимость в течение последующих десятилетий XIX в. численность армии не только не сократилась, но и увеличилась. Так, в маленьком Эквадоре вопреки ограничениям, установленным непосредственное Конституции 1859 г., количество высокооплачиваемых высших военных чинов явно превышало все национальные потребности (6 маршалов, 6 дивизионных и 22 бригадных генерала).

В XIX веке благодаря активному вмешательству армии в политическую жизнь государственные перевороты стали обычным явлением в подавляющем большинстве латиноамериканских республик. Их число превзошло все известные предшествующие и последующие в мировой истории показатели. С момента завоевания независимости и до конца XIX в. более ста переворотов в Латинской Америке закончились победой мятежников и свержением старых правительств. Пресловутые латиноамериканские пронунсиамен-тос были не "революциями", как это обычно утверждали сами их организаторы, а типично военными переворотами, сопровождавшимися простой сменой у власти различных фракций правящего блока. Новые каудильо мало что меняли в существующей социальной и политической системе. Если они в ряде случаев выступали с обещанием реформ, то это было лишь грубой демагогией, рассчитанной на завоевание популярности.

Таким образом, обратной стороной каудилизма, как и любого авторитаризма, построенного на силе государства и на умении харизматического лидера использовать в политике свои личные качества, была его неустойчивость. Президент-каудильо, как правило, быстро растрачивал свой политический авторитет, социальная база его господства неумолимо сужалась, а сам он становился жертвой нового заговора.

Характерные для Латинской Америки в XIX в. огромные социально-этнические контрасты, нищета трудящихся масс, их бессилие перед всемогущей государственной властью с неизбежностью вызывали по мере дальнейшего развития общества все возрастающий социальный и политический протест. Но он в силу низкого политического сознания низов общества не мог вылиться в организованное движение против диктаторских режимов и каудилизма как таковых. Этот протест выступал в то время преимущественно в форме личностных, чисто локальных конфликтов.

Лишь в исключительных случаях, например, в 50-х гг. в Мексике, накопившаяся ненависть к вполне конкретным угнетателям (местные помещики, торговые посредники, священники и т. д.), а также к враждебной государственной администрации толкали широкие массы народа, в том числе и индейцев, на путь действительно революционной борьбы, готовящей почву для прогрессивных преобразований и укрепления ростков демократии.

Конституционная нестабильность. Сменяющие друг друга у власти каудильо и поддерживающие их политические группировки стремились внедрить своих ставленников в государственный аппарат и усилить идеологическое воздействие на население. В связи с этим, а также в силу своего собственного честолюбия новый президент-каудильо, как правило, отменял ранее действовавшую конституцию v в спешном порядке организовывал "принятие" новой.

Зависимость конституционного развития от политических амбиций очередного диктатора и поддерживающей его военщины приводила к тому, что государственно-правовая история многих латиноамериканских стран представляла собой настоящую чехарду. Так, в Эквадоре в XIX в. сменилось 12 конституций, в Боливии - 9, в Колумбии - 11, в Доминиканской Республике - 15, в Венесуэле - 11 и т. д.

Внешне большинство латиноамериканских конституций в XIX в. сохраняли ставшие по-своему "священными" демократические формы, но в условиях авторитарного режима они были не более чем декорацией, непременным условием "политической игры". Эти конституции неизменно провозглашали принцип разделения властей, выборность государственных органов, демократические права граждан. Реальная же действительность в латиноамериканских государствах в XIX в. была далека от конституционной законности и демократии.

Для отстранения народных масс от участия в политической жизни устанавливались прямые избирательные ограничения (имущественные, образовательные и т. д. цензы), которые лишали большую часть населения возможности участия в выборах, а следовательно, и какого-либо влияния на деятельность государственных органов. Избирательные кампании превратились в сплошную цепь прямого насилия со стороны государственной власти, подтасовок итогов выборов. Практически на выборах всегда "побеждали" правительственные кандидаты, поэтому и парламенты в латиноамериканских республиках, как правило, были послушным орудием в руках президентов-диктаторов.

В качестве одного из средств укрепления "конституционного" строя и обеспечения политической стабильности во многих государствах субконтинента использовался особый правовой институт - "осадное положение" (estado de sitio), который впервые был предусмотрен в Конституции Чили 1833 г. Эта Конституция, разработанная консерваторами, установившая в Чили унитарную и жестко централизованную республику с сильным президентом во главе, примечательна в том отношении, что в отличие от других латиноамериканских конституций представляла собой документ, действовавший около ста лет.

Введение осадного (чрезвычайного) положения являлось одной из прерогатив президентской власти и означало приостановку конституционных прав и гарантий граждан. Это узаконивало открытую расправу правительства со своими политическими оппонентами.

Конституционную историю латиноамериканских республик в XIX в. нельзя рассматривать, однако, как зеркальное отражение интересов и воли лишь реакционных сил. В ней отразились и все сложности развития этнического и классового состава общества, противоречия формирования единой национальной государственности, неизбежное усиление буржуазных элементов в политической жизни, нарастающая борьба трудящихся масс против диктаторских режимов. В результате этой борьбы в некоторых конституциях нашли свое отражение новые и прогрессивные для своей эпохи идеи и положения, а сами эти правовые документы стали важными вехами в истории мирового конституционализма.

Конституционное развитие Аргентины и Мексики в XIX в. К числу наиболее значительных и действовавших продолжительное время конституций в Латинской Америке в XIX в. относятся конституции Аргентины 1853 г. и Мексики 1857 г.

Первая из них была принята в результате свержения в 1852 г. правившего в Аргентине в течение более 20 лет одного из самых одиозных и свирепых во всей Латинской Америке диктаторов - X. Росаса. Конституция, принятая в следующем году, подвела итог многолетней борьбе унита-ристов, федералистов и открытых сепаратистов, стремившихся к уничтожению единого Аргентинского государства и к закреплению власти за местными латифундистами - каудильо.

Авторы Конституции использовали целый ряд идей североамериканских федералистов конца XVIII в. (А. Гамильтон и др.), а также произведение прогрессивного аргентинского политического мыслителя X. Б. Альберди ("Основы"), доказавшего, что новая аргентинская конституция не должна быть доктринерским документом. В ней следует учитывать историю и потребности аргентинской нации.

В Конституции был подведен окончательный итог длительной борьбе по вопросам государственного устройства, которое закреплялось в виде федерации. Согласно ст. 1, Аргентина являла собой "федеративную республиканскую представительную форму правления".

Федеральное правительство складывалось из законодательной, исполнительной и судебной власти. Законодательным органом был, как и в США, двухпалатный конгресс (палата представителей и сенат). Исполнительная власть вручалась президенту, избираемому путем двухстепенных выборов на 6 лет без права немедленного переизбрания. Систему федеральных судов возглавлял Верховный

суд.

Каждая провинция получала право на создание своей конституции "республиканского представительного характера", а федеральное правительство гарантировало каждой провинции существование и функционирование ее институтов. Конституция в ст. 109 прямо запрещала военные действия между провинциями. Все конфликты между провинциями рассматривались Верховным судом. Враждебные действия провинции по Конституции "квалифицируются как восстание или мятеж, которые федеральное правительство должно подавить в соответствии с законом". В таком случае президент с согласия сената или самостоятельно (если конгресс находился на каникулах) вводил осадное положение, приостанавливал действие конституционных гарантий.

В преамбуле Конституции особо говорилось о необходимости "создать национальный союз, упрочить справедливость; укрепить мир внутри страны, обеспечить всем защиту, содействовать общему процветанию" и т. д.

Конституция устанавливала единство национальных таможен и тарифов, утверждала необходимые для промышленного развития принципы свободы предпринимательства, свободы торговли и судоходства, единство мер и весов, денежной системы (ст. 9-12). В Конституции подтверждалась неприкосновенность собственности и в связи с этим запрещались конфискация имущества как мера уголовного наказания, а также реквизиции, которыми часто злоупотребляли власти всех уровней в случаях военных конфликтов и политической анархии.

В ст. 67 говорилось, что федеральный конгресс должен "содействовать всему, что повышает благосостояние страны, ведет к прогрессу всех провинций и развивает просвещение". С этой целью он должен был поощрять развитие промышленности и создание ее новых отраслей, строительство железных дорог, каналов, заселение пустующих земель.

В Конституции Аргентины 1853 г. под влиянием "Основ" X. Альберди впервые в истории конституционализма было закреплено положение о привлечении иностранцев для быстрого развития страны. Статья 25 обязывала федерацию "содействовать европейской иммиграции" и запрещала любые ограничения для иностранцев, "которые приезжают с целью обрабатывать землю, содействовать развитию промышленности, распространять науки". В ст. 20 говорилось, что иностранцы пользуются всеми гражданскими правами, могут заниматься любым промыслом, торговлей и профессиональной деятельностью, обладать недвижимым имуществом, покупать и продавать его, делать завещания, плавать на судах по рекам и в прибрежных водах. Конституция 1853 г. дала толчок экономическому и социальному развитию Аргентины по пути капитализма. На ее основе либеральные правительства (например, правительства президента Д. Соримьенто, 1868-1874 гг.) осуществили ряд прогрессивных мероприятий (содействие быстрому росту иммиграции, создание национального банка, привлечение иностранного капитала).

Принятию мексиканской Конституции 1857 г. предшествовали длительное господство, как и в других странах Латинской Америки, консерваторов, выражавших интересы клерикалов и земельной олигархии, а также серия военных диктатур. Конституция была непосредственным результатом мексиканской революции 1854-1857 гг., которая стала первой народной революцией в Латинской Америке, привела в движение широкие индейские массы, находившиеся под влиянием радикально настроенного левого крыла либералов ("пурос") во главе с Б. Хуаресом. В учредительном конгрессе, принявшем Конституцию, преобладали, однако, представители правых и умеренных кругов либералов ("мо-дерадос"), в результате чего она имела ярко выраженный компромиссный характер.

Конституция запрещала рабство и долговую кабалу (пеонаж), широко распространенную тогда в Мексике, отменяла ряд привилегий (фуэрос) католической церкви и военщины, ограничивала церковное землевладение. В ней содержался обычный для латиноамериканского конституционализма перечень политических прав и свобод, а также гарантии неприкосновенности личности.

При всей декларативности этих конституционных положений само официальное подтверждение гражданских прав после многих лет господства консерваторов и диктатуры Санта-Анны имело прогрессивное значение, дало толчок капиталистическому развитию мексиканского общества. Так, на основе Конституции были секуляризированы церковные земли, началось возвращение захваченных латифундистами земель индейских общин и т. д.

Но последовавшее с конца 60-х годов постепенное ослабление революционных сил вновь привело к укреплению позиций консервативно-помещичьих кругов, к установлению в 1876 г. самой кровавой в истории латиноамериканских государств XIX в. диктатуры П. Диаса. Последний, имея поддержку местных латифундистов и американских нефтяных компаний, правил Мексикой более 30 лет под лозунгами: "порядок и прогресс, либерализм, конституционализм", но фактически лишил конституцию 1857 г. ее изначально демократического содержания.

Свержение монархии и Конституции 1891 г. в Бразилии. Наиболее значительные перемены в государственном строе латиноамериканских стран в XIX в. произошли в Бразилии, где в течение многих десятилетий сохранялись рабство и застойные формы политической жизни, что обусловило и длительное существование консервативной разновидности конституционной монархии.

В конце XIX в. под воздействием неуклонно развивающегося капитализма в Бразилии развернулось широкое аболиционистское движение, которое привело в 1888 г. (т. е. позже, чем во всех других государствах мира) к отмене рабства. Усилившаяся борьба за республику, получившая широкую поддержку населения, закончилась в 1889 г. падением монархического строя.

Принятие Конституции Бразилии в 1891 г. происходило в сложной политической обстановке. Плантаторы-фазендейро, имевшие сильные позиции на провинциальном уровне и тесно связанные с иностранным капиталом, стремились к расчленению страны и противились созданию сильной централизованной власти. Конституция, учитывая противостояние сепаратистов и унитаристов, закрепила федеративное устройство Бразилии.

Федеральные органы получили право вести внешние дела, содержать армию и флот, устанавливать пошлины на импорт, чеканить монету, осуществлять почтовую службу. За штатами сохранялись все полномочия, которые не были прямо отнесены к федеральной компетенции. Каждый штат имел свою конституцию, поддерживал внутренний порядок, создавал свою систему государственных органов, сохранял важные привилегии в экономической области: устанавливал налоги на экспорт, имел исключительный контроль над эксплуатацией рудников и государственных земель. За этими необычайно широкими правами штатов скрывались интересы фазендейро, местной буржуазии и связанных с ними иностранных компаний.

По Конституции федеральным властям запрещалось вмешательство в дела штатов, за исключением случаев подавления восстания, поддержания республиканской формы правления, осуществления федеральных законов, восстановления порядка (по просьбе самого штата).

Структура федеральных органов (Президент, двухпалатный Конгресс, Верховный суд), типичная для латиноамериканских государств и скопированная с Конституции США, основывалась на разделении властей, действующих "в гармонии и независимо друг от друга". Участвовать в федеральных выборах могли лишь грамотные мужчины, достигшие 21 года. Конституция провозглашала свободу слова, печати, собраний, право на подачу петиций, создавала тем самым почву для последующей демократизации политической жизни. ,

Республиканская Конституция 1891 г., несмотря на ее умеренность, явилась по сравнению с монархической Кон^ ституцией 1824 г. важной вехой в истории Бразилии, она способствовала более быстрому развитию капитализма и становлению гражданского общества в этой стране.