ГЛАВА XVII ВОПРОСЫ ОСОБЕННОЙ ЧАСТИ СОВЕТСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА В УСЛОВИЯХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 

I

Война, наложившая свою печать на все стороны жизни социалистического государства, не могла не оказать влияния и на развитие Особенной части уголовного права. Во время Отечественной войны не приходилось пересматривать понятия и институты Общей части. Только на практике применения статей Особенной части могли изменяться во время войны и институты Общей части. Иначе обстояло дело с Особенной частью уголовного права. Почти все постановления Государственного Комитета Обороны и Указы Президиума Верховного Совета СССР уголовно-правового содержания, почти все материалы практики Верховного суда СССР, почти все приказы и разъяснения Прокуратуры СССР и НКЮ СССР уголовно-правового характера военного времени посвящены вопросам Особенной части. Именно введением новых составов преступлений или изменением квалификации наиболее опасных для интересов обороны действий на основе действующего законодательства отвечало советское уголовное право на новые формы преступности и на повышение во время войны опасности преступлений, предусмотренных в действующем законодательстве. Поставленная товарищем Сталиным задача — все подчинить интересам фронта — находила в области уголовного права свое конкретное выражение главным образом в изменениях и дополнениях Особенной части. Конкретное действие или бездействие, его оценка с точки зрения вреда для дела разгрома врага, установление ответственности за него, квалификация его и возможность или невозможность при этом охватить его предусмотренными в уголовном законодательстве составами преступлений, — вот та форма, в которой во время войны практически вставали перед законодателем и перед судебной практикой вопросы борьбы с преступностью.

Хотя в области уголовного права именно вопросы Особенной части приобрели во время войны преимущественное

432

значение, но это не означало Какое-либо чрезвычайное усиление законодательной деятельности или издание исключительных законов.

В СССР в этом не было надобности. Уже первые дни и часы после вероломного и предательского нападения фашистского хищника на нашу родину обнаружили беспримерную крепость тыла, исключительное морально-политическое единство всех народов СССР, беспримерный патриотизм, монолитное единство мысли и дела бойцов на фронте и трудящихся в тылу. «Наша страна, — сказал товарищ Сталин б ноября 1942 г., — никогда еще не имела такого крепкого и организованного тыла»[1]. Преобразились люди в тылу. «Люди стали более подтянутыми, менее расхлябанными, более дисциплинированными, научились работать по-военному, стали сознавать свой долг перед Родиной и перед ее защитниками на фронте — перед Красной Армией. Ротозеев и разгильдяев, лишенных чувства гражданского долга, становится в тылу все меньше и меньше. Организованных и дисциплинированных людей, исполненных чувства гражданского долга, становится все больше и больше»[2].

Подавляющая часть трудящихся точно выполняла законы социалистического государства и не давала оснований для применения к ним уголовных законов.

Благодаря этому не возникло никакой нужды хотя бы в частичном отказе от положений Особенной части действующих кодексов и в замене их специальными военными законами. Точно так же, как Отечественная война оставила в силе все основные положения, основные институты Общей части уголовного права, так оставила она в основном в силе и осе составы Особенной части.

Можно со всей определенностью сказать, что скромными, скупыми средствами удалось Особенной части уголовного права своевременно и эффективно реагировать на новые формы преступности и на повышение во. время войны опасности некоторых видов преступлений, известных и в мирное время. Потребовалось издание только немногочисленных Указов Президиума Верховного Совета СССР, установивших новые составы преступлений.

433

Для развития Особенной части в соответствии с потребностями борьбы, с преступностью в условиях военного времени достаточной оказалась в основном повседневная руководящая деятельность высших органов юстиции — Верховного суда СССР, Народного комиссариата юстиции СССР, Прокуратуры СССР.

Однако этими скромными средствами достигались подчас значительные результаты. На их основе развивались одни тенденции, намечавшиеся еще в довоенное время, и прокладывались другие — новые, наметившиеся только во время войны.

II

В условиях войны тягчайшие из всех преступлений, которые знает Особенная часть уголовного права — контрреволюционные, еще более повысили свою опасность. Если в довоенном уголовном праве из всей группы контрреволюционных преступлений выделялись как наиболее тяжкие изменнические преступления, т. е. такие, объектом которых является внешняя безопасность СССР, то в условиях Отечественной войны каждое контрреволюционное преступление по существу играло на руку врагу и тем самым приобретало характер изменнического.

Условия Отечественной войны не могли не вызвать необходимости усилить ответственность по одним контрреволюционным преступлениям, известным практике довоенного времени, и установить суровую ответственность за новые формы контрреволюционной деятельности враждебных элементов. «Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла', дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов... Нужно иметь в виду, что враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов»[3], — указал товарищ Сталин в своем историческом выступлении по радио 3 июля 1941 г. Товарищ Сталин требовал «...организовать охрану заводов, электростанций, телефонной и телеграфной связи...»[4]

434

«Провокаторы, шпионы, разведчики, диверсанты, — Писала «Правда» 19 октября 1941 г., — всегда идут по линии намеченного удара и впереди войск... Подрывная работа фашистской агентуры — это первая линия фронта».

Однако крепость тыла в СССР не требовала для борьбы со шпионами, диверсантами и другими врагами народа исключительных законов. Для борьбы с контрреволюционными преступлениями в условиях военного времени достаточными оказались в основном средства Положения о преступлениях государственных. Это не исключало изданий отдельных нормативных актов, направленных на усиление ответственности за контрреволюционные преступления. Так, например, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. установил суровую репрессию в отношении фашистских убийц и их пособников.

Статьи о контрреволюционных преступлениях Положения о преступлениях государственных с последовавшими еще до войны изменениями не подверглись во время войны никаким изменениям или дополнениям. Постановления Пленума Верховного суда СССР, определения его уголовной коллегии по судебным делам и разъяснения НКЮ СССР, относящиеся к контрреволюционным преступлениям, выполняли задачу обеспечения борьбы с контрреволюционными преступлениями в основном с помощью Положения о преступлениях государственных.

Так, например, в связи с делами о контрреволюционной агитации и пропаганде дано было толкование понятия «военная обстановка», которое упоминается в части 2 ст. 58 УК РСФСР. Судебная практика военного времени считала «военной обстановкой» обстановку, создавшуюся во время войны всюду в стране, независимо от близости или отдаленности места совершения преступления от фронта.

Контрреволюционным преступлением не является, но в связи с контрреволюционными преступлениями может быть рассмотрен состав преступления, предусмотренный Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 ноября 1943 г. «Об ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, содержащих государственную тайну». Как известно, в Особенной части уголовных кодексов союзных республик имелся существенный пробел, заключавшийся в том, что в этих кодексах не была предусмотрена ответственность за так называемый «неосторожный шпионаж», т. е. за неосторожное разглашение государственной

435

тайны гражданскими лицами (соответствующее разглашение военных тайн военнослужащими предусмотрено ст. 19325 УК РСФСР). Упомянутый Указ восполнил этот пробел, предусмотрев два состава (преступления: а) разглашение должностными лицами сведении, составляющих государственную тайну, а равно утрату документов, содержащих такие сведения (карается лишением свободы на срок до 5 лет, если эти действия по своему характеру не влекут за собой более тяжкого наказания, или лишением свободы на срок до 10 лет, если они повлекли или могли повлечь за собой тяжелые последствия), и б) разглашение частными лицами сведений, заведомо являющихся государственной тайной (карается лишением свободы на срок до 3 лет, если это действие по своему характеру не влечет за собой по закону более тяжкого наказания)[5].

III

Социалистическая собственность, составляющая вместе с социалистической системой хозяйства экономическую основу СССР, являлась во время войны одной из основ победы над врагом. Поэтому в условиях войны еще более должна была усилиться охрана социалистической собственности, еще решительнее должна была проводиться борьба со всеми посягательствами на нее. По этому именно пути и пошли во время войны органы советской юстиции.

Обобщая практику военного времени в этом вопросе, можно установить следующие специфические для этого времени тенденции:

1) усиление охраны таких видов социалистической собственности, которые имеют непосредственное значение для организации разгрома врага;

2) усиление ответственности лиц, на которых возложена охрана социалистической собственности, за хищения последней;

3) усиление ответственности должностных лиц, по вине которых другими лицами был нанесен ущерб социалистической собственности;

436

4) признание ряда новых обстоятельств основанием для квалификации хищений социалистической собственности по закону 7 августа 1932 г.;

5) усиление материальной ответственности расхитителей социалистической собственности.

Некоторые виды социалистической собственности приобрели во время войны особо важное значение. Сюда относится прежде всего всякого рода и вида военное имущество.

В условиях военного времени в связи с огромной ролью транспорта и увеличившимися перевозками военное значение получило обеспечение сохранности перевозимых грузов. Это относится не только к грузам чисто военного характера, но и к перевозимым продовольственным грузам и ко всем грузам вообще.

По делу Юрова, Вавилова и др., осужденных за похищение из вагона путем срыва пломбы мешка манной крупы весом 80 килограммов по п. «г» ст. 162 УК РСФСР, Пленум Верховного суда СССР указал, что при квалификации действий осужденных «... суд не учел ряда обстоятельств, значительно повышающих общественную опасность совершенного ими преступления. Обвиняемые совершили хищение по сговору между собой путем срыва пломбы с вагона проходившего поезда в напряженных условиях железнодорожных перевозок и в обстановке военного времени. Именно поэтому, учитывая повышенную опасность совершенного обвиняемыми преступления, следственные органы предъявили им- обвинение по закону 7 августа 1932 г. Суд же, исходя только из размера похищенного, переквалифицировал действия обвиняемых по п. «г» ст. 162 УК РСФСР и определил им наказание, которое не может обеспечить успешную борьбу с хищениями на транспорте». Пленум Верховного суда СССР отменил приговор и передал дело на новое рассмотрение со стадии предания суду[6].

Судебная практика военного времени исключительное значение придавала охране от хищений всякого имущества железных дорог, в особенности необходимого для правильности и безопасности движения и для охраны перевозимых грузов. Поэтому, как правило, суды квалифицировали по закону 7 августа 1932 г. расхищение снегозащитных ограждений (щитов, кольев, заборов и т. д.), хлебных щитов и др.

Усиленной охраной пользовались во время войны хлеб (зерно, мука, семенные фонды) и другие сельскохозяйственные продукты. Приказ НКЮ СССР от 18 января 1941 г.,

437

посвященный борьбе с хищениями, разбазариванием и порчей зерна;, овощей и других сельскохозяйственных продуктов, подчеркнул «...опасность подобных преступлений, ведущих к уменьшению ресурсов государства в условиях войны».

Такую же точку зрения проводил во время войны и Верховный суд СССР. Так, растрату семенного зерна он карал, как правило, не по части 2 ст. 116 УК РСФСР, а по закону 7 августа 1932 г.[7]

Пленум Верховного суда СССР предложил должностных лиц, виновных в разбазаривании государственного или колхозного зерна (муки) и иных продовольственных ресурсов на самогоноварение, привлекать к уголовной ответственности по соответствующим статьям Уголовного кодекса или по закону 7 августа 1932 г. в зависимости от обстоятельств дела, личности обвиняемого и размера причиненного государству материального ущерба[8].

Целый ряд мероприятий, направленных на защиту от преступных посягательств на сельскохозяйственную продукцию, предусматривает приказ Прокуратуры СССР от 25 июля 1944 г. В частности, он предлагает привлекать к уголовной ответственности расхитителей хлеба и другой сельскохозяйственной продукции колхозов и совхозов, вплоть до применения к виновным закона 7 августа 1932 г. Виновных в нарушении установленных норм отчислений продуктов для выдачи авансов и на внутренние нужды колхозов приказ предлагает привлекать к ответственности как за разбазаривание хлеба. В случаях использования урожая и семенных продуктов не по назначению лица, побуждающие к этому, должны привлекаться к ответственности по ст. 109 УК РСФСР[9].

Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об уборке урожая и зерновых сельскохозяйственных продуктов в 1944 г.» устанавливает, что расхищение зерна и другой

438

колхозной и совхозной продукции является тягчайшим преступлением и требует сурового наказания расхитителей хлеба.

В условиях войны оказалось необходимым подчеркнуть всю опасность хищения горючего. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1942 г. установил за хищение горючего в МТС и колхозах наказание в виде тюремного заключения на срок от 3 до 5 лет.[10]

Еще до войны Пленум Верховного суд а СССР в постановлении от 25 декабря 1939 г. указал, что лица, ответственные за сохранение государственного или общественного имущества, должны нести повышенную ответственность за хищение ими этого имущества. Это положение с особой последовательностью проводилось в судебной практике военного времени.

Так, например, по делу Уткина, работавшего стрелком охраны на Мясокомбинате ,и похитившего из охраняемого им склада 72 килограмма окороков, преступление его было переквалифицировано Верховным судом РСФСР с закона 7 августа 1932 г. на п. «д» ст. 162 УК РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР указала: «Уткин, на которого была возложена охрана склада. в условиях военного времени занимался систематическим хищением мясопродуктов из склада. Преступление его по закону 7 августа 1932 г. было квалифицировано правильно и к переквалификации его на п. «д» ст. 162 УК РСФСР... не было оснований»[11].

Во время войны суды сурово карали лиц, которым была вверена охрана эвакуированного государственного и общественного имущества и которые это имущество расхищали.

Еще практика довоенного времени знала квалификацию преступных действий должностных лиц, расхитивших социалистическую собственность, разбазаривших ее, нанесших государству имущественный ущерб и т. д., не по статьям о должностных или иных преступлениях, <а по закону 7 августа 1932 г. Во время войны вместе с общим усилением ответственности должностных лиц за преступные действия, связанные с их служебными обязанностями, выросла и их ответственность за преступления, наносящие ущерб социалистической собственности.

439

Так, например, приказ НКЮ СССР от 10 августа 1943 г. предлагает: «При проверке в подготовительных заседаниях полноты и правильности расследования дел уделять особое внимание вопросам, связанным с выявлением источников приобретения предметов спекуляции, и должностных лиц, виновных в этих преступлениях, в соответствии о приказом НКЮ СССР № 1 от 20 августа 1941 г. привлекать к ответственности по закону 7 августа 1932 г., или соответствующим статьям Уголовного кодекса».

В условиях военного времени некоторые новые обстоятельства были признаны основанием для квалификации хищений социалистической собственности по закону 7 августа 1932 г. Так, меньший, чем до войны, размер похищенного и совершение хищения хотя бы повторно могли являться основанием для применения закона 7 августа 1932 г. Выросла ответственность организаторов хищений социалистической собственности от расхищения ее. Они приговаривались наравне с исполнителями по закону 7 августа 1932 г. Усилилась и ответственность попустителей хищений социалистической собственности, которые стали рассматриваться как пособники хищения.

Пленум Верховного суда СССР признал возможным квалификацию по закону 7 августа 1932 г. незаконного получения продуктов, хотя бы за плату, путем сокрытия этих продуктов от того государственного органа, которому они должны были быть переданы[12].

Во время войны по-новому был поставлен вопрос о возмещении ущерба, нанесенного расхитителями социалистической собственности государственным, кооперативным и общественным учреждениям, предприятиям и организациям. Так, было установлено взыскание с виновных в расхищении социалистической собственности стоимости похищенных или недостающих продовольственных товаров по рыночным ценам, а промышленных товаров — по коммерческим ценам, в пятикратном размере. Такое же значение имели постановление СНК СССР от 9 января 1944 г. «О материальной ответственности лиц, виновных в гибели или хищении скота, принадлежащего колхозам и совхозам» и постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 12 мая 1943 г. «О мерах по увеличению поголовья лошадей, улучшения за ними ухода и содержания в колхозах и совхозах». Согласно первому постановлению

440

сумма убытков за крупный рогатый скот, свиней, овец и коз, погибших по вине отдельных лиц,, должна была определяться не по рыночным ценам, а в размере трехкратной стоимости скота по. предельно-закупочным ценам, а в отношении убытков за гибель племенного скота — в размере трехкратной стоимости скота по ценам за племенной скот. Второе постановление возлагало на лиц, виновных в гибели лошадей, помимо уголовной ответственности, обязанность возместить ущерб в размере трехкратной стоимости лошади по заготовительным ценам.

IV

Во время войны не подверглись никаким изменениям составы преступлений против личности. Это понятно, так как в основном преступления этой группы — это преступления бытовые, и война не могла внести сколько-нибудь заметных изменений в преступность этого вида и не дала оснований для изменения оценки опасности этих преступлений.

Незначительным изменениям подверглась группа составов преступлений хозяйственных. Если исходить из теоретической системы, то только три преступления этой группы потребовали изменения их трактовки: спекуляция,- самогоноварение и отчасти сбыт продуктов, относительно которых имеется специальное запрещение. Спекуляция потребовала изменения в ее трактовке, с одной стороны, потому, что она могла дезорганизовать снабжение тыла и фронта, а с другой — потому, что появились некоторые новые формы преступных действий в области торговли, которые судебная практика квалифицировала как спекуляцию: продажа продуктов в крупных размерах при определенных условиях. Самогоноварение как преступление, приводящее к нерациональному использованию столь ценных во время войны продовольственных ресурсов, стало более опасным, и потребовалось усиление репрессии за него. Нарушение запрещения продажи хлеба, табака, махорки и др. до выполнения государственного плана поставок угрожало выполнению этих планов, ставшему особо важным во время войны, и потребовало расширительного толкования ст. 99 УК РСФСР.

Отсутствие специальных указаний по таким усилившим во время войны свою опасность хозяйственным преступлениям, как выпуск недоброкачественной и некомплектной продукции или обмеривание и обвешивание покупателей, объясняется

441

тем, что редакция соответствующих статей относилась к недавнему времени, что она полностью учла опасность этих преступлений и предусмотрела достаточно широкие рамки санкций (в обоих случаях лишение свободы до 10 лет), дающие возможность проведения выдержанной карательной политики по этим преступлениям и во время войны.

Полное отсутствие каких-либо руководящих указания по такому, особенно опасному во время войны преступлению, как бесхозяйственность, может быть объяснено тем, что бесхозяйственность преследовалась во время войны по статьям УК о должностных преступлениях. Основание к этому давали и специальный, узко очерченный круг субъектов по ст. 128 УК РСФСР (лица, стоящие во главе учреждений и предприятий) и несоразмерная опасности этого преступления,— в особенности во время войны, — слабая мера репрессии по ст. 128 УК РСФСР (лишение свободы до 2 лет или исправительно-трудовые работы на срок до 1 года).

К числу глав уголовных кодексов, потребовавших наименьших изменений и дополнений законодательства, относится и глава о преступлениях контрреволюционных. Объяснение этому дано было выше. Судебная практика в основном могла проводить беспощадную борьбу с вражескими действиями средствами Положения о воинских преступлениях.

Незначительным изменениям подверглась глава о преступлениях имущественных. Не должно представляться странным, что изменений в этой группе преступлений потребовали во время войны составы кражи личного имущества. Облегченная в ряде случаев благодаря условиям военного времени возможность совершения таких краж, с одной стороны, и дезорганизующее действие таких краж на тружеников тыла — с другой, и, наконец, появление новых специфических для военного времени опасных форм кражи (например, продуктовых и промтоварных карточек) — все это вызывало необходимость усиления во время войны репрессии за кражу личного имущества граждан.

Условия военного времени требовали также усиления репрессии за некоторые формы повреждения и истребления имущества. Усиление это и имело место в отношении истребления и повреждения коллективных и индивидуальных огородов, молодняка крупного скота, преступно-небрежного отношения к лошадям.

442

Понятным является также и то, что составы остальных имущественных преступлений не подверглись 'новой трактовке. Условия военного времени не давали для этого оснований. Можно было ожидать усиления репрессии за разбой (тем более что дела о разбое Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. «О военном положении» были отнесены в местностях, объявленных на военном положении, к подсудности военных трибуналов), но следует предположить, что отсутствие руководящих указаний по этому вопросу объясняется возможностью применения к особо злостным случаям разбоя ст. 593 УК РСФСР.

Незначительным изменениям подверглась во время войны и группа преступлений против порядка управления, не относящихся к особо опасным. Усилить свою опасность могли бы составы преступлений этой группы, состоящих в нарушении правил о воинской обязанности. Но этого не случилось, так как соответствующие статьи уголовных кодексов на время войны фактически не сохранили своего действия, а соответствующие действия квалифицировались по статьям о воинских преступлениях. Из всех статей уголовных кодексов о преступлениях против порядка управления значение приобрела во время войны ст. 68 УК РСФСР, поскольку по этой статье квалифицировалось уклонение от всеобщего военного обучения. Остальные статьи главы о преступлениях против порядка управления, предусматривающие преступления, не представляющие опасности о точки зрения интересов разгрома врага, не испытали никаких изменений.

Как закономерным было отсутствие каких-либо серьезных изменений в трактовке перечисленных категорий преступлений, так вполне закономерными явились изменения о трактовке других категорий преступлений — посягательства на социалистическую собственность, преступлений, особо опасных против порядка управления, должностных преступлений и преступлений в области трудовых отношений. Все эти категории преступлений связаны с нарушением таких интересов, которые были чрезвычайно важными в деле организации разгрома врага.

Ни одна из войн, которые знало человечество, не потребовала такого расхода материальных ресурсов, такой гигантской материальной базы, как Отечественная война. Она потребовала величайшей по размерам мобилизации всех видов социалистической собственности во всех отраслях сельского хозяйства и промышленности, кредитной и финансовой системы,

443

транспорта, во всех других отраслях социалистического хозяйства. Во время войны каждый .рубль, каждый килограмм продуктов, сырья, промышленных изделий имел значение для организации победы. Росту значения социалистической собственности соответствовало усиление опасности посягательств на нее. Усилению же опасности посягательств на социалистическую собственность должно было соответствовать усиление ответственности за такие посягательства.

Преступления, особо опасные против порядка управления, колеблют основы государственного управления и хозяйственной мощи нашей страны. Как известно, по объекту и объективной стороне большинство этих преступлении ничем не отличается от соответствующих контрреволюционных преступлений. Однако не все из числа преступлений этой категории равно повысили свою опасность во время войны, а если и повысили, то нуждались в усилении уголовной ответственности за них. В огромной степени выросла опасность двух групп этих преступлений, тесно между собой связанных по их вреду для дела победы над врагом: преступлений, объектом которых является транспорт, и преступлений, объектом которых являются непосредственно интересы обороны СССР.

Обзор развития во время войны Особенной части уголовного права показывает, какое значение сыграла ст. 593в УК РСФСР и деле усиления ответственности за нарушение трудовой дисциплины на транспорте. Ряда изменений и дополнений потребовали во; время войны составы преступлений, особо опасных против порядка управления, направленных против обороны СССР.

Исключительную роль, в особенности в начале войны, в борьбе с уклонением от повинностей .военного времени сыграла ст. 596 УК РСФСР — статья, действующая только в условиях военного времени. Однако статья эта, бывшая в начале войны общей нормой, предусматривающей все случаи уклонения от повинности военного времени, стала впоследствии субсидиарной нормой, применявшейся только при отсутствии специальных норм о конкретных видах уклонения.

Еще большее, пожалуй, развитие испытало во время войны применение на практике статей уголовных кодексов о должностных преступлениях.

«Правда» 12 марта 1944 г. в передовой статье писала: «В военное время советский и хозяйственный аппарат призван

444

обеспечить точное исполнение директив Государственного Комитета Обороны, советского правительства по обслуживанию фронта. Более того, — этот аппарат становится составной, неотъемлемой частью всего военного организма страны».

Эти столь возросшая во время войны роль административного и хозяйственного аппарата в огромной мере должна была усилить ответственность должностных лиц Советского государства: за. нарушения ими своего служебного долга. Отсюда и рост уголовной ответственности должностных лиц. Этим объясняется, в частности, и более легкий переход от квалификации по ст. ст. 109 и 116 УК РСФСР к квалификации по закону 7 августа 1932 г., и более легкий переход от ответственности по части 1 ст. 116 к ответственности по части 2 той же статьи, и учащение применения к должностным преступлениям ст. 109 УК РСФСР.

Во время войны сравнительно наибольшее количество Указов) Президиума Верховного Совета СССР, постановлений СНК СССР, постановлений Пленума Верховного Суда СССР, разъяснений Прокуратуры СССР и НКЮ СССР касалось преступлений в области трудовых отношений. От степени трудовой дисциплины в1 тылу зависело снабжение фронта всем, без чего не могла быть достигнута победа: вооружением, боеприпасами, сырьем для промышленности, продовольствием для тыл» и фронта, транспортными средствами, обмундированием, снаряжением, бесчисленным количеством других предметов самой разнообразной номенклатуры. Это: обусловило необходимость еще большего повышения трудовой дисциплины во время войны. Если преобладающая масса трудящихся СССР, движимая чувством долга перед родиной, побуждаемая высоким чувством патриотизма, без всякого принуждения поднимала- на новый, еще более высокий уровень трудовую дисциплину, то на Особенную часть уголовного права выпала задача содействовать' воспитанию дисциплины среди отдельных, недостаточно сознательных, а также среди молодых кадров рабочих и служащих, в большом количестве во время войны пришедших на производство. Этим объясняются изменения и дополнения законов о трудовой, дисциплине, а также изменения в судебной практике по делам о нарушении трудовой дисциплины.

Нетрудно, такими образом, убедиться, что изменения и дополнения, происходившие во время войны в области

445

Особенной части уголовного права, имели место по отношению к тем категориям преступлений и к тем отдельным составам преступлений, которые во время войны приобрели повышенную опасность и могли бы тормозить достижение задачи скорейшего' разгрома- врата, если бы борьба с ним не была усилена.

Указы Президиума Верховного Совета СССР, изданные во время войны, создали некоторые новые составы, объектом которых шляется оборона СССР. Достаточно отметить Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1941 г. «Об ответственности за распространение во время войны ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения», Указ от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности за самовольный уход с предприятий военной промышленности», Временные правила об учете и передвижении военнообязанных и призывников от 16 января 1942 г., Указ от 13 февраля 1943 г. «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве» и др.

Великая Отечественная война усилила тенденцию к созданию новых дробных составов на основе уже имеющихся широко очерченных составов. Тенденция эта развивается во время войны как в Указах Президиума Верховного Совета, так и в директивных указаниях руководящих органов юстиции.

Ряд указов создал новые: составы преступлений на основе уже имевшихся широко! .очерченных составов преступлений.

Наиболее отчетливо происходит процесс выделения дробных составов преступления из ст. 59е УК РСФСР. Из диспозиции этой статьи — «отказ или уклонение от выполнения повинностей» — выделяется Указами Президиума Верховного Совета СССР ряд частных случаев невыполнения повинностей.

Так, Указ от 13 февраля 1943 г. из всех случаев уклонения от выполнения повинностей выбрал один случай — уклонение от мобилизации на период военного времени трудоспособного населения для работы на производстве и строительстве и образовал из этого случая уклонения

446

самостоятельный дробный состав преступления, караемого исправительно-трудовыми работами на срок до 1 года.

В постановлений СЩ СССР и ЦК ВКП(б) от 13 апреля 1942 г. берется еще одна повинность: военного времени, неисполнение ее выделяется да общей нормы ст. 59 и создается самостоятельный дробный состав преступления с санкцией, также .резко отличающейся от санкции ст. 59 УК РСФСР, а именно — уклонение от мобилизации трудоспособного населения городов и сельских местностей на работу в колхозы, совхозы и МТС с санкцией — исправительно-трудовые работы на срок до 6 месяцев.

Но ст. 59е УК РСФСР не была исключением. Во время войны понадобилось выделение дробных составов преступлений и на основе других статей уголовных кодексов и Указов Президиума Верховного Совета СССР.

Так, часть 1 ст. 5 Указа от 26 июня 1940 г. в общей форме говорит о самовольном уходе служащих и рабочих из государственных, кооперативных и общественных предприятий или учреждений. Характер предприятия не играет. здесь никакой роли. Но в противоположность широкой санкции ст. 596 санкция в данном случае оказалась недостаточной и не соответствующей опасности, представляемой во время войны. самовольным уходом' служащих и рабочих с предприятий военной промышленности. Как указывает введение к Указу, потребовалось усиление ответственности рабочих и служащих, работающих на военных заводах. С этой целью Указ от 26 декабря 1941 г. выделил из общего состава — самовольного ухода — один конкретный его вид — самовольный уход рабочих и служащих с предприятий военной промышленности — и образовал из него новый дробный состав преступления с санкцией, соответствующей тяжести преступления: тюремное заключение на срок от 5 до 8 лет[13].

Хищение имущества МТС и совхозов подпадало или под признаки п. «г» ст. 162 УК РСФСР или, в зависимости

447

от обстоятельств Дела, под действие закона 7 августа 1932 г. Законодатель, учитывая особый характер хищения горючего в МТС и совхозах, Указом от 23 июня 1942 г. выделил такое хищение в самостоятельный состав преступления с санкцией — тюремное заключение на срок от 3 до 5 лет.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 мая 1943 г.[14] «Об ответственности за незаконное награждение орденами и медалями СССР и нагрудными знаками, за присвоение орденов, медалей и нагрудных знаков и передачу их награжденными лицами другим лицам» создал ряд дробных составов преступлений.

Так, незаконное награждение соответствующими командующими Красной Армии орденами, медалями СССР и нагрудными знаками лиц, не имеющих прямого отношения к армии или флоту, представляет собой не что иное, как частный вид злоупотребления властью. Превращая этот частный вид злоупотребления властью в самостоятельный состав преступления, законодатель не преследовал цели усиления репрессии—наоборот, репрессия здесь значительно слабее, чем по ст. 109 УК РСФСР (лишение свободы на срок от 6 месяцев до 2 лет). Созданием дробного состава законодатель фиксировал в данном случае внимание соответствующих командующих на незаконности и наказуемости указанных действий и таким способом осуществлял задачу общего предупреждения.

Присвоение себе ордена, медали или нагрудного знака близко примыкает к предусмотренному ст. 77 УК РСФСР «присвоению себе звания» и могло бы, в сущности, преследоваться по аналогии с этой статьей. Законодатель, однако1, считает этот вид присвоения более опасным и, выделяя его в самостоятельный состав преступления, усиливает репрессию (лишение свободы сроком от 2 до 3 лет вместо лишения свободы на срок до 2 лет по ст. 77 УК РСФСР).

Наконец, предусмотренная п. 5 Указа от 2 мая 1943 г. халатность должностного лица, допустившего хищение ордена, медали или нагрудного знака, является видом должностной халатности, предусмотренной ст. 111 УК РСФСР. В данном случае выделение дробного состава

448

также не преследует усиления репрессии — репрессия здесь слабее, чем по ст. 111 (тюремное заключение от 1 года до 2 лет вместо лишения свободы на срок до 3 лет по ст. 111). Задача, и в данном случае — выделением дробного состава укрепить у соответствующих должностных лиц сознание преступности халатного отношения к хранению орденов, медалей и нагрудных знаков и таким именно образом осуществить задачу общего предупреждения.

На этих примерах можно, отклоняясь несколько в сторону, отметить: практика военного времени показала, что задача усиления общего предупреждения достигается отнюдь не одним только усилением репрессии за то или иное преступление. Методом усиления общего предупреждения может служить и фиксирование внимания определенного круга субъектов на преступности и наказуемости тех или иных действий. Этот метод усиления общепредупредительного действия уголовного закона является, несомненно, одной из особенностей советского уголовного права.

Таковы дробные составы преступлений, 'введенные Указами Президиума Верховного Совета СССР на основе имеющихся в действующем законодательстве в общей форме средактированных составов преступлений.

Президиум Верховного Совета СССР не мог, естественно, столь же быстро, как это могла делать судебная практика, реагировать на выявлявшиеся на практике случаи необходимости конкретизировать те или иные действия на основе общих норм закона.

И действительно, нетрудно проследить, как в ряде случаев в процессе применения какой-либо общей нормы Особенной части типизировались специфические для военного времени частные случаи того или иного состава преступления, требовавшие в силу своих особенностей выделения из среды других частных случаев того же состава преступления.

Приведем несколько примеров.

Кража личного имущества граждан, совершенная во время воздушного налета врага или при оставлении населенного пункта в связи с появлением или приближением врага, а также кража личного имущества эвакуированных формально прямо охватывается пп. «а», «б» или «в» ст. 162 УК РСФСР. Фактически же в силу своих специфических особенностей этот вид кражи представлял опасность, требовавшую иной санкции, чем санкция в указанных пунктах

449

ст. 162. Пленум Верховного Суда СССР, обрисовав в постановлении 8 января 1942 г. специфические признаки этого нового вида кражи, четко отличающие его по своему характеру от иных видов кражи, я признав, что он подлежит квалификации по п. «г» ст. 162, фактически санкционировал потребность практики в наличии такого именно дробного состава кражи. Правда, Верховный суд СССР мотивирует квалификацию этого вида кражи по п. «г» ст. 162 тем, что он подпадает под признаки кражи, совершенной во время пожара, наводнения или иного общественного бедствия. Однако если даже считать, что рассматриваемый вид кражи действительно является одним из видов кражи, совершенной во время общественных бедствий (с этим спорить не приходится), то из возможных других видов кражи частного имущества во время общественного бедствия этот вид кражи выделяется особым характером, глубоко отличным от таких общественных бедствий, как пожар или наводнение, которые имел в виду законодатель, формулируя п. «г» ст. 162 УК РСФСР.

Другой пример. Государственный Комитет Обороны ввел постановлением от 19 сентября 1941 г. обязательное военное обучение граждан СССР мужского пола в возрасте от 16 до 50 лет. Этим была введена одна из повинностей военного времени. Формально уклонение от выполнения этой повинности в случае злостности прямо охватывалось ст. 596 УК РСФСР. При отсутствии злостности мог встать вопрос о квалификации по ст. 61 УК РСФСР, если только исходить из того, что ст. 61 сохраняет свое действие во время войны, или же о признании такого уклонения административным проступком, если считать ст. 61 УК потерявшей на время войны свою силу.

Между тем уклонение от всеобщего обязательного обучения военному делу по своему характеру и по степени опасности выделяется из тех случаев уклонения от выполнения повинности, которые имеет в виду ст. 596 УК, устанавливая за них столь суровую санкцию, как лишение свободы на срок до 10 лет.

С другой стороны, уклонение от всеобщего обязательного обучения военному делу выделяется и по особому характеру и по своей опасности от тех случаев уклонений, которые имеет в виду ст. 61 УК и которые, в случае совершения их в первый раз, рассматриваются как административный проступок, а в случае повторности караются лишением

450

свободы или исправительно-трудовыми работами на срок до 1 года.

Это и учел Пленум Верховного суда СССР в своем постановлении 11 октября 1941 г., указав, что уклонение от всеобщего обязательного обучения должно квалифицироваться по ст. 68 УК РСФСР, предусматривающей уклонение от обязательной военной службы призывников или не состоящих в рядах Красной Армии военнослужащих и 'военнообязанных запаса.

Третий пример. Условия военного времени создали новый вид хищения, а именно хищения продовольственных и промтоварных карточек. Подпадая, в зависимости от обстоятельств, под признаки одного из пп. «а», «б» или «в» ст. 162 (речь идет о хищении у частных лиц) или под признаки ст.ст. 165 и 167 УК РСФСР, этот вид хищения по своим специфическим особенностям, характерным для условий военного времени, по своей повышенной опасности и по особо тяжелым последствиям, конечно, только формально мог считаться одним из видов кражи, предусмотренных в пп. «а», «б» или «в» ст. 162 УК. Специфические особенности этого вида кражи давали все основания для иной его квалификации. Пленум Верховного суда СССР 8 января 1942 г. постановил квалифицировать хищение карточек по совокупности по соответствующей статье УК, предусматривающей хищение {т. е. кражу, грабеж или разбой) и по ст. 19 и части 2 ст. 169 УК РСФСР (т. е. покушение на мошенничество). Здесь налицо фактическое выделение одного из видов кражи частного имущества.

Четвертый пример. Особый вид нарушения трудовой дисциплины на транспорте был выделен постановлением Пленума Верховного суда СССР (теперь утратившим свое значение) от 13 ноября 1941 г., указавшим, что прогул без уважительных причин или самовольный уход, а также появление на работе в нетрезвом виде со стороны работников транспорта, если это нарушение трудовой дисциплины повлекло или могло повлечь последствия, указанные в ст. 598в УК РСФСР, должны квалифицироваться по этой именно статье, а не по Указу от 26 июня 1940 г.

Приведем, наконец, случаи выделения в порядке практики новых форм преступлений в разъяснениях НКЮ СССР.

а) Злостное уклонение от сдачи трофейного оружия и боеприпасов, а также другого чужого имущества гражданами, проживавшими в районах, временно захваченных фашистскими

451

оккупантами. Лица, не сдавшие в установленный срок указанного оружия, боеприпасов и чужого имущества, подлежали ответственности по ст. 182 УК РСФСР, а в случае злостного уклонения от сдачи — по ст. 5814 УК РСФСР.

Ст. 182 УК РСФСР, предусматривающая хранение огнестрельного оружия без надлежащего разрешения, конечно, была рассчитана на совершенно иного рода обстоятельства и, естественно, не могла предвидеть возможность несдачи трофейного оружия и боеприпасов жителями районов, временно занятых оккупантами. Хотя диспозиция статьи в данном случае формально охватывает и этот вид незаконного хранения оружия, но по всем признакам, по степени своей опасности этот вид незаконного хранения оружия резко отличается от тех его видов, которые имел в виду в 1926 г. законодатель.

Является ли указанное действие видом контрреволюционного саботажа, предусмотренного ст. 5814 УК РСФСР? Нет, так как здесь отсутствует та «.. .специальная цель ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата», которая является существенным признаком состава преступления ст. 5814 УК. По существу здесь иной состав преступления, для наличия которого не требуется прямого контрреволюционного умысла, с санкцией по ст. 5814.

б) Аналогично обстоит дело и с порчей в тех же условиях трофейного оружия, боеприпасов и иного чужого имущества, а также с уклонением от сдачи брошенного противником и подобранного иного имущества (обмундирования, обуви, людского и конского снаряжения и т. п.). Лица, виновные в такой порче, подлежали штрафу до 3000 рублей, а в случаях злостной порчи или злостного уклонения от сдачи имущества привлекались к уголовной ответственности по ст. 5814 УК РСФСР.

В отношении порчи указанного имущества мы имеем налицо частный случай преступления, предусмотренного ст. 79 УК РСФСР (умышленное истребление или повреждение государственного имущества), поскольку трофейное имущество принадлежит государству. И здесь в силу специфики преступных действий целесообразным оказалось выделить этот случай в самостоятельный вид преступления с санкцией по ст. 5814.

Судебная практика квалифицировала по ст. 5814 действия лиц, захвативших при временном отступлении Красной

452

Армии те или другие вещи, являющиеся социалистической собственностью, и после изгнания фашистских оккупантов злостно не выполнивших распоряжений власти о сдаче населением государственного имущества. Судебная коллегия по уголовным делам указала по одному конкретному делу, что «...если растаскивание имущества имело место в условиях, когда населенный пункт был оставлен советской властью, то такого рода действия не содержат в себе состава преступления»[15]. Несдача такого имущества является, по существу, присвоением (т. е. хищением) социалистической собственности. Если суды квалифицируют случаи несдачи по ст. 5814, то мы имеем здесь выделение в состав наиболее опасного вида присвоения социалистической собственности с санкцией по ст. 5814 УК РСФСР.

Все приведенные выше примеры подтверждают четко выраженную тенденцию развития Особенной части советского уголовного права периода Отечественной войны, состоящую в выделении из различных составов преступлений новых форм этих преступлений.

VI

То обстоятельство, что преступление совершено в условиях военного времени, может иметь в действующем законодательстве двоякое юридическое значение. Военное время может служить обстоятельством, отягчающим ответственность. Но оно может перерастать и в существенный признак преступления.

УК РСФСР в ряде статей считает совершение преступления во время войны обстоятельством, отягчающим ответственность (например, часть 2 ст.ст. 5810, 597, ст.ст. 128, 131 в сочетании со ст. 132 УК РСФСР). Если считать, что ст. '596 является статьей, корреспондирующей ст.ст. 60 и 61, то и в ст. 59е условия военного времени также являются квалифицирующим обстоятельством по отношению к преступлениям, предусмотренным ст.ст. 60 и 61, т. е. ст. 596 занимает по отношению к ст.ст. 60 и 61 такое же положение, что и ст. 132 по отношению к ст.ст. 128, 130 и 131.

453

Единственная статья УК (если не говорить о воинских преступлениях), в которой военное время является существенным признаком преступления, — это ст. 583 УК РСФСР.

Между тем опасность некоторых действий во время войны настолько повысилась, что признание военного времени отягчающим обстоятельством не давало возможности успешной борьбы с этими преступлениями. Возникла необходимость квалифицировать такие действия не по статьям, прямо их предусматривающим, а по другим статьям, предусматривающим однородные, но более тяжкие преступления.

В условиях военного времени в ряде случаев повышенная ответственность создавалась одним только фактом совершения преступления во время войны. А это давало основание для изменения квалификации преступлений на другие статьи УК.

Можно привести целый ряд примеров такого изменения во время войны квалификации преступлений.

В этом отношении прежде всего надо отметить переход от квалификации хищений социалистической собственности с пп. «г» и «д» ст. 162, ст. 109 и части 2 ст. 116 УК к квалификации по закону 7 августа 1932 г. по иным признакам, чем это делалось до войны.

Так, судебная практика квалифицировала по закону 7 августа 1932 г. хищение снегозащитных щитов, заборов и т. п. Здесь основанием для перехода с квалификации по п. «г» ст. 162 УК РСФСР на закон 7 августа 1932 г. является повысившееся во время войны значение транспорта и повысившаяся вместе с тем опасность всяких хищений, наносящих ущерб четкой и бесперебойной работе транспорта, а значит, и повышение ответственности за такие хищения. Применение судебной практикой закона 7 августа 1932 г. к хищениям на транспорте так называемых хлебных щитов отражает повысившуюся во время войны опасность хищения железнодорожных грузов, которые, поскольку речь идет о зерновых грузах, сохраняются от порчи и хищений с помощью хлебных щитов.

Необходимость повысить ответственность за кражу имущества частных лиц в связи с условиями военного времени (при воздушных налетах, эвакуации и т. п.) дала основание квалифицировать этот вид кражи не по пп. «а», «б» или «в» ст. 162 УК РСФСР, которыми такая кража прямо предусматривается,

454

а по п. «г» той же статьи (постановление Пленума Верховного суда СССР 8 января 1942 г.).

В ряде случаев повышенная опасность некоторых должностных преступлений дала судебной практике основание Для перехода к квалификации этих преступлений на закон 7 августа 1932 г. Достаточно указать хотя бы на квалификацию по закону 7 августа 1932 г. в некоторых случаях действий должностных лиц, направленных на снабжение спекулянтов товарами.

Повышенная ответственность должностных лиц возникла, когда преступно небрежное обращение с лошадьми влекло гибель или потерю работоспособности лошади. Это преступление, прямо предусмотренное ст. 794 УК РСФСР, квалифицировалось в отношении должностных лиц, виновных в подобных действиях, не по этой статье и не по ст.ст. 109 и 111, а в случае массового истребления по закону 7 августа 1932 г.

Те же основания, т. е. повышенная во время войны ответственность должностных лиц колхозов, обосновывала квалификацию во время войны по закону 7 августа действий должностных лиц виновных в массовом убое и продаже молодняка крупного рогатого скота.

Повышенная ответственность председателей колхозов и других должностных лиц побудила во время войны квалифицировать по ст.ст. 109 и 111 действия должностных лиц, виновных в незаконной торговле хлебом до выполнения плана заготовок хлеба, в то время когда остальные лица несли за такие же действия ответственность в административном порядке, а при повторности отвечали по ст. 105 УК РСФСР. Так же обстояло дело с ответственностью. должностных лиц колхозов, виновных в продаже колхозами махорки и табака до выполнения плана поставок. В то время как ответственность за такую продажу предусмотрена ст. 99, должностные лица колхозов стали во время войны отвечать за такую продажу по ст. 109 УК РСФСР.

Можно было бы продолжить примеры такого изменения квалификации по признаку повышенной ответственности, но следует ограничиться только несколькими примерами особого характера. Мы имеем в виду переход квалификации по статьям об общеуголовных преступлениях к квалификации по статьям о воинских преступлениях — переход, обусловленный тем же повышением ответственности некоторых лиц и за некоторые преступления.

455

Принципиального различия между общеуголовными и соответствующими им воинскими преступлениями в праве нет. Однако ответственность по воинским преступлениям является более строгой, чем по статьям об общеуголовных преступлениях. Поэтому повышение во время войны ответственности за общеуголовные преступления, непосредственно направленные против интересов обороны СССР, нашло свое выражение и в переходе в некоторых случаях к ответственности по статьям об общеуголовных преступлениях.

Основанием для такого изменения ответственности в одних случаях являлся характер преступлений, в других случаях — субъект.

Так, 23 августа 1941 г. НКЮ СССР разъяснил, что военнообязанные, отказывающиеся в военное время под предлогом религиозных убеждений подвергаться медицинскому освидетельствованию призывной комиссией, привлекаются к уголовной ответственности по ст. 19310 К РСФСР[16]. Здесь ответственность по ст. 19310а стала на место ответственности .по части 2 ст. 594 УК РСФСР.

Новые правила учета и передвижения военнообязанных и призывников[17], изданные во время войны, установлю ответственность за нарушение военнообязанными и признаками правил воинского учета и передвижения и за содействие этому (пособничество уклонению) по ст. 19310а, хотя такие нарушения предусмотрены ст. 64 УК РСФСР[18].

Пленум Верховного Суда СССР 1"8 февраля 1943 г. постановил, что преступления против установленного порядка несения службы, совершенные лицами, находящимися в силу призыва через военные комиссариаты в составе формирований местной противовоздушной обороны (МПО), подлежат квалификации по соответствующим статьям Положения о воинских преступлениях[19]. В этом случае целый ряд преступлений, предусмотренных статьями Уголовного

456

Кодекса об общеуголовных преступлениях, должны квалифицироваться по статьям о воинских преступлениях,

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 апреля 1943 г. «О введении военного положения на всех железных дорогах», установивший ответственность всех работников железнодорожного транспорта за преступления по службе наравне с военнослужащими Красной Армии, содержит подробную мотивировку перевода всех железных дорог на военное положение и повышения ответственности работников транспорта за преступления по службе.

«...На всех железных дорогах, — говорится в Указе, — необходимо ввести воинскую дисциплину, требующую от каждого железнодорожника добросовестного и точного выполнения своего долга перед родиной, чтобы расхлябанной и недисциплинированной части железнодорожников неповадно было подрывать транспорт и порочить честь железнодорожников»[20].

Установленная Указом от 15 апреля 1943 г.[21] повышенная ответственность железнодорожников означала общий переход от квалификации преступлений по службе по ст. 109 и след. УК РСФСР к квалификации по статьям о воинских преступлениях.

Указ от 15 апреля 1943 г. был распространен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 мая 1943 г. на Наркомморфлот, Наркомречфлот и Главное управление Северного морского пути при СНК СССР.

К числу других категорий работников, на которых во время войны была распространена ответственность за преступления по службе по статьям о воинских преступлениях, относятся лица начальствующего и рядового состава военизированной охраны исправительно-трудовых лагерей, колоний и тюрем НКВД и лица начальствующего и рядового состава военизированной охраны предприятий и военизированной пожарной охраны НКВД СССР (Указ

457

Президиума Верховного Совета СССР от 27 января 1944 г.)[22].

Во всех этих случаях имеет место все то же положение: признание повышенной ответственности, но признаку поенного времени, определенных действий и квалификация их не по тем статьям Уголовного кодекса, которыми эти действия прямо предусмотрены, а по другим статьям, — в данном случае по статьям о воинских преступлениях, предусматривающих более тяжкие преступления.