ГЛАВА VI. РАЗВИТИЕ ОБЩЕЙ ЧАСТИ СОВЕТСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА ДО ИЗДАНИЯ ПЕРВЫХ УГОЛОВНЫХ КОДЕКСОВ
I
С первых же дней Великой Октябрьской социалистической революции нашему уголовному законодательству было известно понятие преступления в смысле преступного действия и бездействия.
Одним из первых составов преступлений, которые появились в нашем законодательстве, был контрреволюционный саботаж. (Обращения к населению: «О победе Октябрьской революции»[1], «О борьбе с саботажем высших почтово-телеграфных чиновников»[2], «О саботаже чиновников министерства продовольствия»[3].
Понятие преступления как преступного бездействия содержалось в ряде декретов, предусматривающих воинские преступления, как, например, неявка по призыву в тыловое ополчение[4], уклонение от призыва на военную службу[5].
В законодательстве 1917—1918 гг. уже твердо наметилось деление преступлений на 1) контрреволюционные и особо опасные и 2) все остальные. Такое деление преступлений проведено в декрете о суде № 1, относящем к ведению революционных трибуналов как контрреволюционные
148
преступления, так и такие особо опасные преступления, как мародерство, хищничество, саботаж и другие преступления (п. 8 декрета). Такое же деление имело место и в инструкции «О революционном трибунале» от 19 декабря 1917 г.:
В ряде уголовных законов — в декрете «О революцией-, ном трибунале печати», в декрете «Об организации гласных товарищеских судов во всех воинских частях Петроградского военного округа», в декрете о суде № 3, в инструкции «Об организации и действии местных народных судов» — наряду с термином «преступление» фигурирует и термин «проступок».
Какими соображениями вызвано внесение в законодательство указания на проступки, сказать трудно, но, тем не менее, можно констатировать, что законы, включившие это деление преступных деяний с термином «проступки», не связывали никаких отличных от преступления последствий. Наконец, в законодательстве рассматриваемого периода, правда, только в одном декрете (декрет II Всероссийского съезда рабочих, солдатских и крестьянских депутатов «О земле»)[6], мы встречаем термин «тяжкое преступление».
14 января 1918 г. был опубликован декрет СНК «О комиссиях для несовершеннолетних».
Пункт 2 этого декрета указывал, что дела несовершеннолетних обоего пола до 17 лет, замеченных в общественно-опасных деяниях, подлежат ведению комиссии, несовершеннолетних. Тем самым декрет дал вполне определенные указания о том, что субъектами преступления являются только лица в возрасте от 17 лет.
Уголовное законодательство периода проведения Великой Октябрьской социалистической революции содержало также нормы, позволяющие сделать вывод о том, что субъектом преступления могли быть только вменяемые лица.
В начале июня 1918 г. народным комиссаром юстиции была издана специальная инструкция «Об освидетельствовании душевнобольных». Инструкция указывала, что определения врачебной комиссии о признании лица душевнобольным могли быть в течение месячного срока обжалованы
149
в народный суд и что от суда зависело оставить жалобу или без последствий или распорядиться через врачебный отдел о переосвидетельствовании лица в новом составе врачебной комиссии в присутствии местного судьи. Инструкция заканчивалась указанием на то, что «постановления местного народного суда, по жалобе на действия врачебной комиссии, дальнейшему обжалованию не подлежат». Хотя ни в одном из законодательных актов, относящихся к 1917 и 1918 гг., уголовная ответственность не ставилась в прямую и непосредственную связь с вменяемостью, как обязательной ее предпосылкой, сам факт издания Наркомюстом специальной инструкции об «Освидетельствовании душевнобольных», регулирующей взаимоотношения врачебной комиссии с народным судом, участие в качестве представителя во врачебной комиссии народного судьи, — все это говорит о том, что законодатель фиксировал внимание суда на вопросах психического состояния обвиняемого.
Из крупных процессов, прошедших в 1917 и 1918 гг., в которых судом обсуждался вопрос и вменяемости подсудимых, можно отметить процесс монархической организации Пуришкевича (январь 1918 г.), в котором вменяемость подсудимых Зелинского и Де-Боде была предметом тщательного обсуждения одного из судебных заседаний революционного трибунала.
Если по вопросу о вменяемости наше законодательство 1917—1918 гг. ограничивалось одной лишь инструкцией «Об освидетельствовании душевнобольных», то значительно шире и определеннее оно говорило о вине и ее формах. Почти во всех декретах этого периода говорилось о том, что ответственности подлежат лица, «виновные в совершении тех или иных преступлений». Понятие умысла и неосторожности- как формы виновности появляется в 1917 г. Уже в одном из самых ранних декретов, изданных после Октябрьской революции, в обращении Народного комиссариата почт и телеграфа «О борьбе с саботажем высших почтово-телеграфных чиновников» говорится о наказуемости за «легкомысленное или злостно-преступное отношение к интересам народа выс1ших чиновников или части рядовых служащих». Тот же декрет говорит о «злостном саботаже»[7].
150
Декрет «О борьбе с спекуляцией», подписанный Лениным и опубликованный 15 ноября 1917 г., перечисляя различные виды преступной деятельности, нарушающие нормальное снабжение потребителя, среди этих действий указывает и на злостную задержку грузов.
Постановление НКЮ «О революционном трибунале печати» дает такое определение составов преступлений, что» они сами по себе говорят об умышленности предусмотренных в них деяний. Подобным преступлением, например; являлось «сообщение ложных или извращенных сведений; о явлениях общественной жизни...»
Декрет СНК «О роспуске Петроградской городской думы»[8] говорит об умышленной: порче или уничтожении городского имущества.
Инструкция «Об освидетельствовании душевнобольных» указывала на умысел при совершении преступных действий. «Виновные в сообщении заведомо ложных сведений с целью добиться признания лица душевнобольным отвечают как за лжесвидетельство» (п. 14 инструкции).
Постановление НКЮ «О порядке введения в действие декрета об отмене наследования»[9] говорит о лицах, виновных в умышленном непредставлении сведений о наследственном имуществе или умышленно или по грубой небрежности препятствующих поступлению наследственного имущества в ведение Совета депутатов.
Декрет СНК от 13 июля 1918 г. «О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего императорского дома»[10] указывает, что «За умышленное несоблюдение указанных в настоящей статье сведений виновные подлежат ответственности как за присвоение государственного достояния».
Декрет СНК от 27 июля 1918 г. «О торговых книгах» предусматривает такой состав, как «заведомо ложное заявление об утрате книг тем или иным образом...»
Декрет СНК от того же числа «О порядке перехода по частным сделкам торговых и промышленных предприятий»[11] говорит о злонамеренном неисполнении требований декрета.
151
Декрет СНК от 28 августа 1918 г. «Об обложении 5% налогом торговых предприятий, снабжающих население предметами личного потребления и домашнего обихода»[12] Требует наказуемости «за сообщение заведомо неверных сведений».
Постановление НКЮ «О порядке проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви»[13] указывает, что «за всякое незакономерное пользование имуществом, принадлежащим республике, или за умышленную порчу его виновные в том лица подлежат уголовной ответственности».
Таким образом, предусматривая уголовную ответственность за совершение тех или иных преступлений, сам закон в ряде случаев связывает их наказуемость с той или иной формой виновности. Имея четкие указания ряда декретов по отдельным видам преступлений и опираясь на социалистическое правосознание, народные суды и революционные трибуналы одним из основных принципов при определении наказания сделали принцип учета вины, ее степени и характера виновности.
Для иллюстрации приведем некоторые примеры.
На процессе по делу «Об открытии в городе Твери явочным порядком «Юридического бюро»[14], начав свою обвинительную речь, обвинитель заявил: «Граждане судьи! Я полагаю, что судить всех подсудимых огульно нельзя, ибо вина их неодинакова... Я выделяю отсюда, главным образом, бывших следователей, ибо вина их является сугубой, ввиду предложения ими своих услуг на условиях, явно противоречащих декретам рабоче-крестьянского правительства... Я совершенно отказываюсь от обвинения Троицкого и Шаврова, как совершенно случайно, как то показало следствие, примкнувших к этой организации».
В постановлении следственной комиссии революционного трибунала при ВЦИК по делу о злоупотреблении должностных лиц Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по охране железных дорог, указывается, что «следственная комиссия находит необходимым прежде всего выяснить как степень сложности и важности всего дела, так
152
и наличность в деяниях каждого из обвиняемых состава преступления, вменяемого ему в вину».
Обвинитель на упомянутом выше процессе Пуришкевича говорил о том, что «после Пуришкевича, главного вдохновителя, главную вину несут Де-Боде, Винберг, Браудерер, Муффель»[15]
В обвинительном заключении по делу Щастното указывается, что «бывший начальник морских сил Щастный, по заключению следственной комиссии, вступив 30 марта в исполнение обязанностей начальника морских сил Балтийского флота, поставил себе заведомой целью использовать тяжелое международное и политическое положение Советской республики»[16].
Наличие в действиях Щастного контрреволюционного умысла еще более четко подчеркнуто JB самом приговоре, указывающем, что «Щастный сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота...»
Указания о личной ответственности и вине, как обязательной ее предпосылке, встречаются в ряде высказываний Ленина, относящихся к этому периоду.
Так, например, в записке к Ф. Э. Дзержинскому о мерах борьбы с саботажниками и контрреволюционерами Ленин требовал наказания виновных сообразно степени их виновности. «Лица, виновные в неисполнении настоящего закона (в непредставлении заявлений или в подаче ложных сведений и т. п.), а равно члены домовых комитетов, виновные в несоблюдении правил о хранении этих заявлений, сборе их и представлении в указанные выше учреждения, наказываются денежным штрафом до 5000 рублей за каждое уклонение; тюрьмой до 1 года или отправкой на фронт, смотря по степени вины»[17].
Подписанное Лениным постановление СНК от 14 июня 1918 г. «Об оздоровлении железнодорожного транспорта» требовало в числе других мероприятий в ближайшее время внести в СНК проект «О мерах установления точной ответственности каждого должностного лица за исполнение им своих обязанностей...»[18]
153
II
Начиная с 1918 г. в советском законодательстве впервые появляется целый ряд декретов и постановлений, объявляющих наказуемым не только оконченное преступление, но и более раннюю его стадию —- покушение. Число этих декретов чрезвычайно ограничено, но все они предусматривают особо опасные преступления, борьбу с которыми Советское государство считало целесообразным усилить путем объявления наказуемым не только оконченного преступления, но и покушения. Такие составы преступлений предусмотрены следующими декретами: постановлением ВЦИК от 5 января 1918 г. «О признании контрреволюционным действием всех попыток присвоить себе функции государственной власти»[19], декретом СНК от 8 мая 1918 г. «О взяточничестве», декретом «О спекуляции» от 22 июля 1918 г. и постановлением СНК от 30 июля 1918 г. «О набатном звоне»[20].
Наказуемость покушения как оконченного преступления означала, что советский законодатель отказывается от обязательного смягчения наказания при покушении и дает возможность суду, при определении наказания, принять во внимание и стадию развития преступной деятельности и отсутствие наступления преступного результата.
С первых же дней Октябрьской революции было установлено, что сопротивление со стороны классовых врагов исходило не только от отдельных лиц, но и очень часто принимало и наиболее опасные формы участия нескольких или многих лиц в совершении одного или ряда преступлений. Таким видом преступной деятельности, совершенной в соучастии с первых же дней Октября, явилась контрреволюционная организация в разных своих формах— контрреволюционного восстания, заговора, мятежа и др.
Среди ряди мероприятий по упрочению советской власти, намеченных в 1917 г. партией, одной из основных задач являлась и задача ликвидации контрреволюционных организаций.
154
«Чтобы упрочить Советскую власть, нужно -было разрушить, сломать старый, буржуазный государственный аппарат и на его месте создать новый аппарат Советского государства. Нужно было, далее, разрушить остатки сословного строя и режим национального гнета, отменить привилегии церкви, ликвидировать контрреволюционную печать и контрреволюционные организации всякогo рода, легальные и нелегальные»[21].
Эта борьба за ликвидацию контрреволюционных организаций нашла свое отражение в законодательстве периода проведения Великой Октябрьской социалистической революции.
В самых ранних законодательных актах этого периода мы встречаем указания не только на различные формы контрреволюционных организаций, но и на различные виды соучастников.
Обращение к населению «О победе Октябрьской революции и о задачах борьбы на местах» — один из первых законодательных документов 1917 г. — требует самой беспощадной борьбы с преступными сообществами — с юнкерами и корниловцами, поднявшими с первых дней прихода советской власти знамя контрреволюционного восстания.
Обращение СНК ко всему населению «О борьбе с контрреволюционным восстанием Каледина, Корнилова, Дутова, поддерживаемых Центральной Радой», указывая на то, что революция в опасности, призывает рабочих, солдат и крестьян «смести прочь преступников — врагов народа». «Нужно, чтобы контрреволюционные заговорщики, казачьи генералы и их вдохновители, — говорит обращение, — почувствовали железную руку народа». Всякое содействие контрреволюционерам обращение объявляет наказуемым —«какое бы то ни было содействие контрреволюционерам ... будет караться по всей тяжести революционных законов» (п. 4). Обращение особо выделяет ответственность организаторов: «вожди заговора объявляются вне закона».
Обращение СНК «О подавлении контрреволюционного восстания буржуазии, руководимого кадетской партией».
155
указывав, что «политические вожди контрреволюционной гражданской войны будут арестованы», специально подчеркивает ответственность организаторов преступления.
Инструкция НКЮ «О революционном трибунале, .его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях я о порядке ведения заседаний» специально говорит об ответственности организаторов и подстрекателей в совершении контрреволюционных преступлений. Пункт 1 инструкции указывает на то, что революционному трибуналу подлежат дела о лицах, которые организуют восстание против власти, рабоче-крестьянского» правительства, активно противодействуют последнему или не подчиняются ему, ил» призывают других лиц к противодействию или неподчинению ему.
Обращение «О борьбе с спекуляцией» впервые упоминает об одном из видов соучастников — пособниках: «продовольственная разруха, порожденная войной, бесхозяйственностью, обостряется до последней степени спекулянтами, мародерами и их пособниками на железных дорогах, в пароходствах, транспортных конторах и прочее».
Декрет «О взяточничестве» вводит в круг соучастников, кроме исполнителей и пособников, также подстрекателей. Кроме того, декрет впервые вводит понятие прикосновенности. Приведем его в части, касающейся вопросов соучастия:
Пункт 1. «Лица, состоящие на государственной или общественной службе в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике (как-то: должностные лица Советского правительства, члены фабрично-заводских комитетов, домовых комитетов, правлений кооперативов и профессиональных союзов и т. п. учреждений и, организаций или служащие в таковых), виновные в принятии взяток за выполнение действия, входящего в круг их обязанностей, или за содействие в выполнении действия, составляющего обязанность должностного лица другого ведомства, наказываются лишением свободы на срок не менее 5 лет, соединенным с принудработами на тот же срок».
Пункт 2. «Тому же наказанию подвергаются лица: а) виновные в даче взятки и б) подстрекатели, пособники и все прикосновенное к даче взятки служащим»,
156
Принцип определения уголовной ответственности соучастников в ранних декретах еще не был четко сформулирован. '
Так, декрет «О спекуляции» от 22 июля 1918 г. и постановление СНК «О набатном звоне» от 30 июля 1918 г. содержали указание, что соучастники отвечают наравне с исполнителями, то есть несут ответственность так же, как и исполнители.
Характерным для декретов «О спекуляции» и «О набатном .звоне» является отнесение различных категорий прикосновенных к преступлению лиц к соучастникам. Оба эти декрета говорят о прикосновенности в общей форме, не различая отдельных видов прикосновенности.
Об укрывательстве или «покрывательстве» впервые упоминает постановление Наркомфина «О запрещении купли, продажи или передачи хлопковых предприятий всех видов и о1 регистрации акций и паев этих предприятий»[22].
Пункт 8 постановления гласит: «за неисполнение сего постановления, сообщение ложных сведений, сокрытие сведений, несоблюдение сроков и за содействие и покрывательство по нарушению сего постановления виновные предаются революционному трибуналу».
Наиболее полно охватывает круг различных участников преступления декрет СНК «О тыловом ополчении» от 20 июля 1918 г.
«К лицам, уклоняющимся от призыва, и к лицам, способствующим таковому уклонению, применяются наказания, изложенные в нижеследующих статьях...» (п. 7 декрета).
«... Такому же наказанию подлежит виновный в содействии к склонению к невыполнению ополченских обязанностей, в содействии к побегу, к укрывательству уклоняющегося, а равно в несообщении властям об уклонении виновного» (п. 9 декрета).
Отметим, что п. 9 декрета наряду с укрывателями впервые называет и недоносителей.
Последним указанным декретом исчерпывается весь, перечень законодательных документов периода проведения
157
Великой Октябрьской социалистической революций, содержащих положения о соучастии.
Все приведенные нами выше декреты и постановления позволяют выделить некоторые общие, положения, показывающие формирование в уголовном праве в период 1917—1918 гг. института соучастия.
Уголовное законодательство 1917—1918 гг. установило целый ряд форм соучастия в совершении преступлений. То, что в большинстве случаев формы эти были установлены применительно к контрреволюционным преступлениям, являлось непосредственным отражением всего характера уголовного законодательства этого периода, предусматривающего борьбу с наиболее опасными видами преступлений.
Один за другим законодательные акты включают в круг соучастников: исполнителей, пособников, подстрекателей, организаторов, укрывателей и недоносителей.
В некоторых из них, предусматривающих наиболее тяжкие виды преступления, особо выделяется ответственность организаторов.
В круг соучастников отдельные декреты включают лиц, прикосновенных к совершению преступления, — укрывателей, недоносителей.
III
По основным, принципиальным вопросам советского уголовного права в программе РКП(б), принятой в 1919 г., имелись непосредственные указания.
Программа партии сформулировала задачи социалистического уголовного права; указала на пути его развития.
Программа- прежде всего подчеркнула задачи беспощадного подавления сопротивления врагов социализма.
«В области общеполитической» программа партии, в частности, указывает на то, что «Советское государство, по самой своей сущности, направлено к подавлению сопротивления эксплуататоров».
В разделе, посвященном сельскому хозяйству, программа говорит о решительной борьбе с эксплуататорскими поползновениями кулачества, деревенской буржуазии, о подавлении их сопротивления.
158
Программа Говорит также о решительной борьбе с бюрократизмом, со всем наследием капитализма, оказывающим свое влияние на широкие массы трудящихся.
Особое внимание программа партии уделяет борьбе со стихией мелкобуржуазной анархичности.
Отмечая, что «только благодаря советской организации государства революция пролетариата могла сразу разбить и разрушить, до основания старый, буржуазный, чиновничий и судейский государственный аппарат», программа партии в разделе о суде формулирует основные принципы советского уголовного права.
Программа партии указывает, что «отменив законы свергнутых правительств, советская власть поручила выбираемым Советами судьям осуществлять волю пролетариата, применяя его декреты, а в случае отсутствия таковых или неполноты их, руководствоваться социалистическим правосознанием».
Указав на принципиальные основы советской судебной системы, программа партии констатирует, что в области наказания произошло коренное изменение его характера, что, суды широко применяют осуждение, вводят новую меру наказания в виде общественного порицания, заменяют лишение свободы обязательным трудом с сохранением свободы, заменяют тюрьмы воспитательными учреждениями и дают возможность развертывать деятельность товарищеских судов.
Программа партии, «отстаивая дальнейшее развитие суда по тому же пути», указывает эти дальнейшие пути развития советского уголовного права.
IV
Изданные 12 декабря 1919 г. «Руководящие начала» являлись своего рода опытом обобщения судебно-трибунальской практики за первые два года существования диктатуры пролетариата и вместе с тем инструкцией судам для дальнейшего развития их работы.
«Руководящие начала» были важным историческим этапом развития социалистического уголовного права — от декрета № 1 о суде с его революционной ломкой и уничтожением старого, буржуазного права к Уголовному кодексу РСФСР редакции 1922 г. — первому в мире социалистическому Уголовному кодексу.
159
«Руководящие начала» в большей части своих положений явились прообразом будущего уголовного кодекса; и действующее уголовное законодательство поныне содержит в себе ряд положений и определений, впервые данных в «Руководящих началах».
Наконец, «Руководящие начала» являются документом, в котором впервые были сформулированы исходные юридические нормы общей части уголовного права.
«Руководящие начала» были изданы тогда, когда ломка и уничтожение старого, буржуазного права, старого судебного аппарата и всей судебной системы царизма были уже завершены.
К моменту издания «Руководящих начал» советское уголовное законодательство представляло собою совокупность несистематизированных норм Общей и Особенной частей уголовного права с явным и значительным преобладанием норм Особенной части.
Таким образом, «Руководящие начала» явились попыткой Народного комиссариата юстиции систематизировать нормы Общей части социалистического уголовного права. «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» содержат в себе «Введение», за которым следуют VIII разделов:
I. Об уголовном праве.
II. Об уголовном правосудии.
III. О преступлении и наказании.
IV. О стадиях осуществления преступления.
V. О соучастии.
VI. Виды наказания.
VII. Об условном осуждении.
VIII. О пространстве действия уголовного права.
«Введение» дает общие принципиальные положения об отношении пролетариата к буржуазному праву, о содержании и форме пролетарского права и об общих задачах пролетарского уголовного права; в заключительной части «Введения» указываются цели издания «Руководящих начал».
Первый раздел «Введения» указывает:
«Пролетариат, завоевавший в Октябрьскую революцию власть, сломал буржуазный государственный аппарат, служивший целям угнетения рабочих масс, со всеми его
160
органами: армией, полицией, су Дом и церковью. Само собой разумеется, что та же участь постигла и все кодексы буржуазных законов, все буржуазное право, как систему норм (правил, формул), организованной силой поддерживавших равновесие интересов общественных классов в угоду господствующим классам (буржуазии и помещиков). Как пролетариат не мог просто приспособить готовую буржуазную государственную машину для своих целей, а должен был, превратив ее в обломки, создать свой государственный аппарат, так не мог он приспособить для своих целей и буржуазные кодексы пережитой эпохи и должен был сдать их в архив истории».
Вышеприведенная часть «Введения» представляет интерес, как обобщение опыта социалистической революции, как показ исторического процесса слома буржуазного государства со всеми его атрибутами, уничтожения (буржуазного права. «Руководящие начала» совершенно ясно и последовательно проводят мысль о невозможности «приспособить» буржуазное право к интересам, нуждам социалистического государства. Тем самым «Руководящие начала» отвергли имевшую хождение «теорию», что старое уголовное право легко может быть приспособлено к нуждам пролетарской революции.
Вторая часть «Введения» излагает исторический путь рождения и развития социалистического права:
«Без особых правил, без кодексов, вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями. В процессе борьбы со своими классовыми врагами пролетариат применяет те или другие методы насилия, но применяет их на первых порах б«-з особой системы, от случая к случаю, неорганизованно. Опыт борьбы, однако, приучает его к мерам общим, приводит к системе, рождает новое право. Почти два года этой борьбы дают уже возможность подвести итог конкретному проявлению пролетарского права, сделать из него выводы и необходимые обобщения».
«Введение», как видно из приведенного отрывка, подчеркивает, что на определенном этапе развития социалистического уголовного права (разработка кодекса объективно невозможна, что в нем в этот период нет необходимости. Однако самый факт издания «Руководящих начал», несомненно, являлся шагом к созданию Уголовного кодекса.
161
Последняя часть «Введения» излагает общие задачи уголовного права и устанавливает значение «Руководящих начал».
«В интересах экономии сил, согласования и централизации разрозненных действий пролетариат должен выработать правила обуздания своих классовых врагов, создать метод борьбы со своими врагами и научиться им владеть. И прежде всего это должно относиться к уголовному праву, которое имеет своей задачей борьбу с нарушителями складывающихся новых условий общежития в переходный период диктатуры пролетариата. Только окончательно сломив сопротивление повергнутых буржуазных и промежуточных классов и осуществив коммунистический строй, пролетариат уничтожит и государство как организацию насилия и право как функцию государства. Этой задаче, задаче помочь органам советской юстиции выполнить свою историческую миссию в области борьбы с классовыми противниками пролетариата, идет навстречу Народный комиссариат юстиции, издавая настоящие «Руководящие начала» но уголовному праву РСФСР».
Проводя, мысль о необходимости централизации и объединения методов борьбы с преступностью, авторы «Руководящих начал» видели их основное значение именно в обобщении мероприятий по борьбе с преступностью. Однако, желая дать систему мероприятий социалистического государства в борьбе с преступностью, авторы «Руководящих начал» сосредоточили свое внимание лишь на задаче подавления сопротивления врагов социализма («обуздание своих классовых врагов», слом «сопротивления повергнутых буржуазных и промежуточных классов»). Тем самым изложение задач советского уголовного права оказалось однобоким, неполным. Денинская формулировка двуединой задачи наказания оказалась обойденной авторами «Руководящих начал», и вопрос о принудительном воспитании к дисциплине, вопрос о борьбе со стихией мелкобуржуазной анархичности полностью выпал из «Руководящих начал». В результате извращались задачи советского уголовного права, которые по «Руководящим началам» сводились лишь к подавлению классового врага. Более того, в этой, несомненно, крайне неудачной части «Руководящих начал» имеется политически неверная формулировка о сломе не только повергнутых буржуазных, но и промежуточных классов, противоречащая взглядам марксизма-ленинизма
162
об отношении к крестьянству. Это тем более является нетерпимым, если учесть, что на VIII съезде партии 23 марта 1919 г., т, е. за 9 месяцев до издания «Руководящих начал», Ленин специально останавливался на этом вопросе. Он говорил: «... нужно было употребить самые отчаянные усилия, чтобы раздавить буржуазию и те силы, которые грозили раздавить нас. Все это было необходимо, без этого мы не могли бы победить. Но если подобным же образом действовать по отношению к среднему крестьянству, — это будет таким идиотизмом, таким тупоумием и такой гибелью дела, что сознательно так работать могут только провокаторы. Задача должна быть здесь поставлена совсем иначе. Тут речь идет не о том, чтобы сломить сопротивление заведомых эксплуататоров, победить их и низвергнуть, — задача, которую мы ставили раньше. Нет, по мере того, как мы эту главную задачу решили, на очередь становятся задачи более сложные. Тут- насилием ничего не создашь. Насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из .себя величайший вред»[23].
Авторы «Руководящих начал» обошли это важнейшее указание Ленина и партии точно так же, как обошли указание Ленина и программы партии, что «суд есть орудие воспитания к дисциплине»[24], что на суд, помимо задачи подавления сопротивления эксплуататоров «...ложится другая еще более важная задача... обеспечить строжайшее проведение дисциплины и самодисциплины трудящихся»[25].
В нашей литературе распространено мнение, что «Руководящие начала» потому сделали упор на задачи подавления, что они по существу обобщали не судебную, а трибунальскую практику. Вряд ли это объяснение можно признать исчерпывающим. «Руководящие начала» были изданы Народным комиссариатом юстиции, располагавшим достаточно обширными материалами о судебной практике, а не только о трибунальской практике. Свидетельством этого является ряд статей и обзоров, помещенных в изданиях НКЮ того времени. В частности, в «Материалах НКЮ» помещены отчеты и обзоры по народным (местным)
163
судам. Все это позволяло прийти к выводу, что авторы «Руководящих начал» имели возможность всесторонне обобщить опыт судебной и трибунальской практики, но основное свое внимание обратили лишь на задачи подавления сопротивления классовых врагов. С другой стороны, является неправильным утверждение, что революционные трибуналы осуществляли исключительно методы подавления сопротивления классовых врагов. Имеющиеся материалы с полной убедительностью говорят о том, что революционные трибуналы очень широко (даже в разгаре гражданской войны) осуществляли меры принудительно-воспитательного характера: принудительные работы, общественное порицание, условное осуждение и т. д.
Приступая к анализу норм «Руководящих начал», следует дать предварительно общую схему разделов «Руководящих начал», изучение которой позволяет выявить особенности построения этого документа.
I. Об у головном праве.
1. Определение права.
2. Определение содержания уголовного права.
3. Определение содержания советского уголовного права.
II. Об уголовном правосудии.
4. Органы, применяющие советское уголовное право.
III. О преступлении и наказании.
5. Общее определение преступления.
6. Обоснование наказания.
7. Определение содержания наказания.
8. Задачи наказания.
9. Методы осуществления задачи наказания.
10. Дополнительная характеристика наказания.
11. Предпосылки определения наказания.
12. Отягчающие и смягчающие наказание обстоятельства.
13. Ответственность несовершеннолетних.
14. Невменяемость.
15. Необходимая оборона.
16. Условия неприменения наказания.
IV. О стадиях осуществления преступления.
17. Оконченное преступление.'
18. Покушение.
19. Приготовление.
164
20. Влияние стадии осуществления преступления на определение наказания.
V. О соучастии.
21. Понятие соучастия и определение наказания соучастникам.
22. Определение исполнителя.
23. Определение подстрекателя.
24. Определение пособника.
VI. Виды наказания.
25. Принцип применения наказания и примерный перечень наказаний.
VII. Об условном осуждении.
26. Принципы применения условного осуждения.
VIII. О пространстве действий уголовного права
27. Действие уголовного права в пространстве.
Такова схема «Руководящих начал», во многом напоминающая схему Уголовного кодекса, но отличающаяся от него большой краткостью, отсутствием некоторых разделов и даже целых институтов.
Первый раздел «Руководящих начал» содержит .определение права, уголовного права и специальное определение советского уголовного права. «Руководящие начала» содержат определение права как системы общественных отношений. Не останавливаясь подробнее на этом, имеющем самостоятельное значение, вопросе, укажем, что уголовное право рассматривается «Руководящими началами» как «правовые нормы и другие правовые меры, которыми система общественных отношений данного классового общества охраняется от нарушения (преступления) посредством репрессий наказания».
Это определение содержания уголовного права представляет собой попытку преодолеть традиционное нормативное определение содержания-уголовного права. Рассматривая уголовное право как систему норм и других правовых мер, охраняющих систему классовых общественных отношений, «Руководящие начала» действительно делают шаг вперед по сравнению с обычным нормативным определением уголовного права.
165
Неправы поэтому те авторы, которые видели в определении уголовного права, данного «Руководящими началами», какую-то отрыжку нормативизма. Неправильность !этого утверждения делается особенно ясной при чтении третьей статьи: «Советское уголовное право имеет задачей посредством репрессий охранять систему общественных отношений, соответствующую интересам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата».
«Руководящие начала» раскрывают классовую природу уголовного права несколько сложно и абстрактно — охрана системы общественных отношений, соответствующей 'интересам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период.
Второй раздел «Руководящих начал», озаглавленный «Об уголовном правосудии», состоит из одной статьи «Советское уголовное право в РСФСР осуществляется органами советского правосудия (народным судом и революционным трибуналом)». Вряд ли можно согласиться с этой формулировкой. Сужая сферу действия советского уголовного права рамками судебно-трибунальской репрессии, «Руководящие начала» тем самым искусственно выключали репрессию органов ВЧК из области уголовного права. Между тем деятельность органов ВЧК, несмотря на ее отличие от деятельности судов и трибуналов, не могла изолироваться из системы социалистического уголовного права, хотя и обладала своими специфическими чертами.
VI
Третий раздел «Руководящих начал» озаглавлен «О преступлениях и наказаниях».
Статьи 5 и 6 «Руководящих начал» дают определение преступления и обоснование необходимости борьбы с преступлениями. Преступление определяется, как «нарушение порядка общественных отношений, охраняемого уголовным законом». Вопреки мнению ряда авторов, рассматривающих это определение как выражение влияния нормативизма, мы полагаем, что оно удачно схватывало существенные элементы понятия преступления — его опасность и его противоправность. Статья шестая «Руководящих начал» эту
166
мысль развивает еще более отчетливо: «Преступление, — говорится в этой статье, — есть действие или бездействие, опасное для данной системы общественных отношений». Правда, «Руководящие начала» не раскрывают достаточно отчетливо классового содержания преступления, что, (кстати сказать, не делает и последующее законодательство, но основным отличием этого определения является стремление дать материальное определение преступления, сочетающееся с формальной противоправностью. В известной мере является парадоксальным, что «Руководящие начала», не знавшие Особенной части, все же в понятие преступления вносят элемент противоправности. В известной мере можно допустить, что, говоря о противоправности составители «Руководящих начал» имели в виду развернутую в 1919—1920 гг. значительно разросшуюся систему законодательных -актов, устанавливавших наказуемость разного рода общественно-опасных деяний. Однако более отвечающим действительности следует признать предположение, что составители «Руководящих начал», давая определения преступления, вообще не имели в виду специально подчеркнуть элемент противоправности, а стремились «раскрыть скобки» формального определения преступления как нарушения нормы закона, устанавливающей наказуемость деяния, для чего указали на общественную опасность и на .противоправность как основные элементы преступления. Последующие законодательные акты, отбросив понятие противоправности, углубили формулировку содержания преступления, обратили внимание на существенные стороны состава преступления. «Руководящие начала», опуская в ст. ст. 5—6 развернутое определение общего объекта преступления, рассматривают таковой как «систему общественных отношений». Как видно из сопоставления статей «Руководящих начал», объект преступления в конечном счете может быть определен как система общественных отношений, соответствующая интересам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходной от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата. В определение преступления «Руководящие начала» включили и некоторые элементы объективной стороны: преступление есть опасное для данной системы общественных от ношений действие или бездействие.
Развивая материальное определение преступления, «Руководящие начала» в статье 16 указывают: «С исчезновением
167
условий, в которых определенное деяние или лицо, его совершившее, представлялось опасным для данного строя, совершивший его не подвергается наказанию».
Перечисленными нормами исчерпываются положения «Руководящих начал», определяющие понятие преступления. В «Руководящих началах», естественно, не могло быть места ни принципу аналогии, ни принципу «нет преступления и наказания без указания о том в законе» — в связи с отсутствием Особенной части. Особенностью «Руководящих начал» является то, что, характеризуя принципы состава преступления, они останавливаются на объекте преступления; далее, говоря о деянии, характеризуют его лишь с объективной стороны и почти обходят молчанием характеристику деяния с его внутренней стороны; напрасно было бы искать в «Руководящих началах» нормы, специально посвященные .субъективным признакам состава преступления, — этот вопрос из «Руководящих начал» выпал. Но, отказавшись от учета субъективных признаков состава преступления как условия ответственности, «Руководящие начала» уделяют внимание вопросу о вменяемости так же, как рассматривают и вопрос о субъекте преступления.
Отбросив нормы уголовного права, относящиеся к вине и субъективной стороне преступления, «Руководящие начала», как это будет показано ниже, основание наказания видят не столько в совершенном деянии, сколько в опасности личности преступника.
Статья 10 «Руководящих начал», давая характеристику методов осуществления задач наказания, указывает: «При выборе наказания следует иметь в виду, что преступление в классовом обществе вызывается укладом общественных отношений, в котором живет преступник. Поэтому наказание не есть возмездие за «вину», не есть искупление вины. Являясь мерой оборонительной, наказание должно быть целесообразно и в то же время совершенно лишено признаков мучительства и не должно причинять преступнику бесполезных и лишних страданий».
Стремясь отбросить буржуазное идеалистическое учение о вине, авторы «Руководящих начал», несомненно, незаметно для себя становились на позиции буржуазного детерминизма. Отбрасывая вообще вину как выражение формы уголовной ответственности, как выражение определенного
168
общественного отношения, авторы «Руководящих начал» .давали обоснование ответственности не с позиций, указанных и четко сформулированных Лениным: «Идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий»[26]. В другом месте Ленин указывает: «Детерминизм не только не предполагает фатализма, а, напротив, именно и дает почву для разумного действования»[27]. Эти указания Ленина с полной очевидностью говорят о неправильности позиций авторов «Руководящих начал» в вопросе о вине и уголовной ответственности.
Интересно отметить тот факт, что, хотя «Руководящие начала» отбросили учение о вине и исключили нормы, определяющие -умысел и неосторожность, эти понятия все же оказались • занесенными в число обстоятельств, влияющих на определение судом наказания; так, п. 3 ст. 12 имеет в виду (выяснение фактов совершения преступления «с заранее обдуманным намерением», «по легкомыслию и небрежности». Декларировав об отказе от учения о вине, авторы «Руководящих начал» все же не смогли практически от него избавиться.
Таким образом, нельзя не прийти к выводу, что в вопросе о вине и уголовной ответственности «Руководящие начала» стояли на позициях, отличавшихся от ленинского учения об ответственности и от социалистического уголовного законодательства периода гражданской войны.
По «Руководящим началам», субъектом преступления является физическое лицо, достигшее 14-летнего возраста и действующее «с разумением». Лицо, не достигшее 14-летнего возраста, а также лица 14—18 лет, «действующие без разумения», в случае совершения ими преступления, по «Руководящим началам», могли быть подвергнуты воспитательным мерам (приспособлению). '
В измененной редакции «Руководящих начал» изложенная ст. 13 сформулирована следующим образом: «Несовершеннолетние до 14 лет не подлежат суду и наказанию. К ним применяются лишь воспитательные меры (приспособления). Такие же меры применяются к лицам переходного
169
возраста, если в отношении последних возможны медико-педагогические воздействия»[28].
Вопросу о невменяемости посвящена ст. 14 «Руководящих начал», гласящая: «Суду и наказанию не подлежат лица, совершившие деяние в состоянии душевной болезни или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не отдавали себе отчета в своих действиях, а равно и те, кто хотя и действовал в состоянии душевного равновесия, но к моменту приведения приговора в исполнение страдает душевной болезнью. К таковым лицам применяются лишь лечебные меры и меры предосторожности».
Анализ этой статьи приводит к выводу, что «Руководящие начала» давали развернутое определение понятия невменяемости, легшее в основу последующих законодательных актов. Основные отличия «Руководящих начал» от этих постановлений в вопросе определения невменяемости сводятся к следующему: «Руководящие начала» в противоположность уголовному законодательству последующих лет указывают, что невменяемое лицо, совершившее общественно-опасное деяние, не подлежит наказанию и вообще не подлежит суду. Применение «лечебных мер» и «мер предосторожности» мыслилось в данном случае уже в порядке медико-административном. Далее, «Руководящие начала»,, говоря о невменяемости, точно не указывают на хроническую душевную болезнь и временное расстройство душевной деятельности, а говорят о «состоянии душевной болезни» и вообще о таком состоянии, когда лицо не отдавало себе отчета в своих действиях. Наконец, «Руководящие начала» обходят вопрос о значении опьянения как обстоятельстве, влияющем на уголовную ответственность.
«Руководящие начала» учению о стадиях осуществления преступления посвящают IV раздел, состоящий из 4 статей. «Руководящие начала» проводят различие между оконченным преступлением, покушением и приготовлением. Следует отметить, что, проводя грань между стадиями развития преступной деятельности, «Руководящие начала» становятся на непоследовательную точку зрения. Ст. 20 указывает: «Стадия осуществления намерения совершенного преступления сама по себе не влияет на меру репрессии, которая определяется опасностью преступления». Наличие
170
этого положения по существу делает излишним статьи, разграничивающие приготовление, покушение и оконченное преступление. Сохраняя, однако, это деление, авторы «Руководящих начал» лишают свою Систему известной стройности: разграничение оконченного и неоконченного преступления теоретически и практически имеет смысл тогда, когда наказание определяется в соответствии с деянием или с деянием и опасностью преступления.
Статья 17 «Руководящих начал» определяет, что «преступление считается оконченным, когда намерение совершающего преступление осуществилось до конца». В соответствии с этим (положением покушение определяется как действие, направленное на совершение преступления, когда «совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего умысла в исполнение, но преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим». Формулировка «Руководящих начал» не охватывала важных видов покушения: ст. 17 предусматривала случаи ненаступления результата тогда, когда виновный выполнил все, что :считал необходимым для наступления этого результата, опуская случаи неоконченного покушения, добровольно оставленного покушения и негодного . покушения.
Статья 19 «Руководящих начал» определяет приготовление, .как приискание, приобретение или приспособление лицом, подготавливающим преступление, средств, оружия и тому подобного для совершения преступления.
Учение о соучастии изложено в «Руководящих началах» в разделе V, состоящем из четырех сжато Сформулированных статей.
Статья 21 излагает общую точку зрения «Руководящих начал» на соучастие: «За деяния, совершенные сообща группой лиц (шайкой, бандой, толпой), наказываются как исполнители, так и подстрекатели и пособники. Меры наказания определяются не степенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им деяния».
Как видно из содержания ст. 21, «Руководящие начала» различают преступления, совершенные шайкой, бандой и толпой, не давая, впрочем, определения этих понятий. Среди соучастников различаются подстрекатели, исполнители и пособники. «Руководящие начала» считают исполнителями тех, «кто принимает участие в выполнении преступного действия, в чем бы оно ни заключалось» (ст. 22).
171
Определения иных видов соучастников «Руководящие начала» дают следующим образом: «Подстрекателями считаются лица, склоняющие к совершению преступления» (ст. 23). Наконец, «пособниками считаются те, кто, не принимая непосредственного участия в выполнении преступного деяния, содействует выполнению его словом или делом, советами, указаниями, устранением препятствий, сокрытием преступника или следов преступления или попустительством, т. е. непрепятствованием совершению преступления» (ст. 24).
«Руководящие начала» ничего не говорят о недоносительстве, хотя и указывают на попустительство как форму пособничества.
Установленный в ст. 21 «Руководящих начал» общий принцип определения соучастникам наказания по сути дела противоречит самой идее ответственности соучастников. Указывая, что «мера наказания определяется не степенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им деяния», «Руководящие начала» тем самым отказываются от института соучастия: с этой точки зрения нет никакой надобности устанавливать по конкретным делам роль подстрекателей, исполнителей и пособников, а достаточно подходить ко всем соучастникам с критерием их опасности.
«Руководящие начала» знают институт обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, причисляя к таковым лишь необходимую оборону. Последняя сформулирована в ст. 15: «Не применяется наказание к совершившему преступление над личностью нападающего, если это насилие явилось в данных условиях необходимым средством отражения нападения, или средством защиты от насилия над его или других личностью, и если совершенное насилие не превышает меры необходимой обороны». Хотя «Руководящие начала» дают определение понятия необходимой обороны, от чего отказалось последующее законодательство; называющее институт необходимой обороны, но его не определяющее, тем не менее ст. 15 лишь частично выявляет особенности социалистического уголовного права. «Руководящие начала» говорят о необходимой обороне против посягательства на личность: а) самого обороняющегося и б) других лиц. «Руководящие начала», таким образом, ограничивают сферу применения института необходимой обороны, не затрагивая вопроса о более широком, социалистическом
172
понимании этого института. Как уже указывалось, «Руководящие начала» в числе обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, предусматривают лишь необходимую оборону. Вопрос' о крайней необходимости тем самым из «Руководящих начал» вовсе выпал.
VII
Учение о наказании и его применении разработано «Руководящими началами» более подробно, чем учение о преступлении. Ему уделено 6 статей третьего раздела, весь шестой и седьмой разделы. Обоснование необходимости осуществления пролетарским государством наказания дано в ст. 6: «Преступление, как действие и бездействие, опасное для данной системы общественных отношений, вызывает необходимость борьбы государственной власти с совершающими таковые действия или допускающими такое бездействие лицами (преступниками)».
Далее, «Руководящие начала» в ст. 7 определяют содержание наказания. Повидимому, авторы «Руководящих начал» в этой статье, равно как и в последующих статьях, имели в виду подчеркнуть утилитарную роль наказания, стремились разоблачать традиционную доктрину наказания — возмездия. Ст. 7 «Руководящих начал» гласит: «Наказание — это те меры принудительного воздействия, посредством которых власть обеспечивает данный порядок общественных отношений от нарушителей последнего (преступников)». Это общее определение наказания конкретизируется в последующих трех статьях. Ст. 8 определяет задачу наказания: «Охрана общественного порядка от совершившего преступление или покушавшегося на совершение такового и от будущих возможных преступлений как данного лица, так и других лиц». Эта формулировка выдвигает на первый план задачи специального предупреждения, отводя на задний план задачи общего предупреждения. Если (формулировка задач специального предупреждения дается достаточно развернутая (воздействие на данное лицо, совершившее преступление), то задачи общего предупреждения выражены в ст. 8 весьма глухо (воздействие на «других лиц»). О том, что авторы «Руководящих начал» недооценивали значения устрашения и, наоборот, центр тяжести наказания видели в воздействии на личность самого преступника, позволяет судить ст. 9 и в известной
173
мере ст. 10, которые уже ни слова не говорят об общем предупреждении, а указывают на методы воздействия на личность преступника. Так, ст. 9 указывает, развивая мысль, заложенную в предыдущей статье: «Обезопасить общественный порядок от других преступных действий лица, уже совершившего преступление, можно или приспособлением его к данному общественному порядку или, если он не поддается приспособлению, изоляцией его, в исключительных случаях — физическим уничтожением его». Таким образом, конкретные методы осуществления задач наказания состоят в: 1) исправлении (приспособлении) преступника, 2) изоляции преступника или 3) уничтожении преступника. Здесь уже ни слова нет о том, что наказание имеет своей задачей воздействие не только на самого преступника, но и на другие неустойчивые элементы, не совершившие преступления,- но могущие его совершить по тем или иным причинам. Крупной ошибкой «Руководящих начал» является, как уже указывалось выше, неприменение учения Ленина о сочетании подавления и воспитания, как двуединой задаче наказания, о роли наказания в социалистическом государстве, наконец, о соотношении убеждения и принуждения. Эту ошибку тем более следует признать значительной, что ко времени создания «Руководящих начал» все необходимые указания в этой области Лениным были уже сделаны. Неудивительно, что последующее уголовное законодательство отбросило однобокость «Руководящих начал» в определении задач наказания.
«Руководящие начала» значительное место уделяют вопросу о видах наказания и о принципах применения наказания.
Статья 25 «Руководящих начал» в первой своей части ласт обоснование необходимости применения на практике разнообразных наказаний: «В соответствии с задачей ограждения порядка общественного строя от нарушений, с одной стороны, и с необходимостью наибольшего сокращения личных страданий преступника — с другой, наказание должно разнообразиться в зависимости от каждого отдельного случая и от личности преступника».
«Руководящие начала» указывают «примерные виды» наказания, давая 15 их видов. Среди них мы находим наказания, рожденные непосредственно судебно-трибунальной практикой трех лет. Большая часть наказаний, данных в «Перечне», впоследствии вошла в уголовные кодексы.
174
«Перечень» составлен в виде лестницы наказания — от наиболее мягкого наказания до наиболее тяжкого:
а) внушение;
б) выражение общественного порицания;
в) принуждение к действию, не представляющему физического лишения (например, пройти известный курс обучения);
г) объявление под бойкотом;
д) исключение из объединения на время или навсегда;
е) восстановление, а при невозможности его возмещение причиненного ущерба;
ж) отрешение от должности;
з) воспрещение, занимать ту или другую должность или исполнять ту или другую работу;
и) конфискация всего или части имущества;
к) лишение политических прав;
л) объявление врагом революции или народа;
м) принудительные работы без помещения в места лишения свободы;
н) лишение свободы на определенный срок или на неопределенный срок, до наступления известного события;
о) объявление вне закона;
п) расстрел;
р) сочетание вышеназванных видов наказания.
Примечание. Народные суды не применяют смертной казни.
«Руководящие начала» пошли дальше действующего законодательства: они включили в Перечень и такие наказания, которые не были непосредственно предусмотрены декретами и постановлениями.
Широкий просторов выборе наказаний, который осуществлялся в судебно-трибунальской практике 1918—1919 гг., нашел свое непосредственное выражение и в «Руководящих началах». Последние сверх данного в ст. 25 Примерного перечня наказаний в разделе VII уделяют особое внимание условному осуждению. Статья 27 рассматривает порядок вынесения условного приговора: «Когда преступление, по которому судом определено наказание, в виде заключения под стражу, совершено осужденным: 1) впервые и притом 2) при исключительно тяжелом стечении обстоятельств его жизни, 3) когда опасность осужденного для общежития не требует немедленной изоляции его, — суд может применять к нему условное осуждение, т. е. постановить о неприведении обвинительного приговора в исполнение до совершения осужденным тождественного или однородного с совершенным деяния. При повторении такого деяния условное осуждение теряет характер условного и первоначальный приговор немедленно приводится в исполнение»,. «Руководящие
175
начала» вразрез с судебной и трибунальской практикой знают условные приговоры, лишь связанные с заключением, и то время как на практике было применяемо условное осуждение к расстрелу, к .принудительным работам и другим наказаниям. Испытательного срока «Руководящие начала» не устанавливают, благодаря чему приговор к условному лишению свободы может сохранять свою силу на все время жизни осужденного («впредь до совершения нового преступления»). Приговор, бывший ранее условным, приводится в исполнение при совершении лишь тождественного или однородного преступления. «Руководящие начала» ничего не говорят о порядке определения наказания по условному и по новому приговору.
«Руководящие начала» не только дали перечень видов наказания, но и сравнительно подробно остановились на вопросе об условиях определения наказания по конкретным делам. В ст. 11 указывается: «При определении меры воздействия на совершившего преступление суд оценивает степень и характер (свойство) опасности для общежития как самого преступника, так и совершенного им деяния. В этих целях суд, во-первых, не ограничиваясь изучением всей обстановки совершенного преступления, выясняет личность преступника, поскольку таковая выявилась в учиненном им деянии и его мотивах и поскольку возможно уяснить ее на основании образа его жизни и прошлого, во-вторых, устанавливает, насколько само деяние в данных условиях времени и места нарушает основы общественной безопасности». Уже отмеченное выше подчеркивание опасности личности преступника при установлении наказания находит свое прямое выражение и в этой статье: суд в первую очередь должен установить степень опасности личности преступника, должен изучить эту личность, а затем уже перейти к определению опасности самого преступления.
«Руководящие начала» в ст. 12 дают перечень обстоятельств, которые должны быть установлены судом по каждому конкретному делу и которые Влияют на определение вида наказания.
«При определении меры наказания, — говорится в этой статье, — в каждом отдельном случае следует различать: а) совершено ли преступление лицом, принадлежащим к имущему классу, с целью восстановления, сохранения или приобретения какой-либо, привилегии, связанной с правом собственности, или неимущим, в состоянии голода или
176
нужды; б) совершено ли деяние в интересах восстановлении власти угнетающего класса или в интересах личных совершающего деяние; в) совершено ли деяние в сознании причиненного вреда или по невежеству и несознательности; г) совершено ли деяние профессиональным преступником (рецидивистом); д) совершено ли деяние группой, шайкой, бандой или одним лицом; е) совершено ли деяние посредством насилия над личностью или без такового; ж) направлено ли деяние против личности или против имущества; з) обнаружены ли совершающим деяние заранее обдуманное 'намерение, жестокость,, злоба, коварство, Хитрость или деяние совершено в состояний запальчивости, по легкомыслию или небрежности».
Перечень обстоятельств, которые должны быть учтены судом при определении меры наказания, конечно, не являлся исчерпывающим; он не был в должной мере и систематизирован. В ряде пунктов неясным является значение того или иного обстоятельства; таков, например, пункт «ж»: какое значение имеет при определении меры наказания, было ли направлено преступление на личность или на имущество. В каком из этих двух обстоятельств наказание должно быть более тяжким? На эти вопросы «Руководящие начала» ответа не дают.
Последний — восьмой — раздел «Руководящих начал» разрешает вопрос «О пространстве действия уголовного права». Статья 27 следующим образом регулирует действие уголовного закона в пространстве: «Уголовное право РСФСР действует на всем пространстве республики, как в отношении ее граждан, так и иностранцев, совершивших на ее территории преступления, а равно в отношении граждан РСФСР и иностранцев, совершивших преступления на территории иного государства, но уклонившихся от суда и наказания в месте совершения преступления и находящихся в пределах РСФСР».
Условия гражданской войны наложили свой исторический отпечаток и на эти положения «Руководящих начал», рассматривающие действие уголовного закона в пространстве. «Руководящие начала» не упоминают о праве экстерриториальности, вопрос же об ответственности иностранцев, совершивших преступление против РСФСР на территории иностранного государства, но задержанных в РСФСР, разрешают так же, как и в отношении граждан РСФСР.
[1] СУ 1917 г. № 2.
[2] СУ 1917 г. № 3.
[3] СУ 1917 г. № 5.
[4] СУ 1918 г. № 54.
[5] СУ 1918 г. № 43.
[6] СУ 1917 г. № 1.
[7] СУ 1917 г. № 3.
[8] СУ 1917 г. № 3.
[9] СУ 1918 г. № 46.
[10] СУ 1918 г. № 52.
[11] СУ 1918 г. № 61.
[12] СУ 1918 г. № 62.
[13] Там же.
[14] Журнал «Народное право», 1918 г., стр. 390.
[15] Газета Временного рабоче-крестьянского правительства 12/26 января 1918 г., № 151.
[16] «Правда», 21 мая 1918 г., № 124.
[17] Ленин, Соч., т. XXII, стр. 129.
[18] «Ленинский сборник» XXI, стр. 200.
[19] СУ 1918 г. № 14.
[20] СУ 1918 г. № 57.
[21] «История ВКП(б)». Краткий курс, стр. 204
[22] СУ 1916 г. Ns 39.
[23] Ленин, Соч., т. XXIV, стр. 167.
[24] Ленин, Соч., т. XXII, стр. 460.
[25] Там же, стр. 424.
[26] Ленин, Соч., т. I, стр. 77.
[27] Там же, стр. 292.
[28] Пост. НКЮ от 12 марта 1920 г, «Об изменении п. 13 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР»—СУ 1920 г. № 16.