11

На основании комбинаций этих переменных Алмонд и Верба выявили четыре типа политических культур: «приходская» (parochial culture); «подчинения» (subject culture); «участия» (participant culture); «гражданская культура» (civil culture). «Приходская», или «парохиальная», культура доминирует в обществах, где нет самостоятельной, т. е. отделенной от других общественных институтов и структур, политической системы. В такой культуре население не разбирается в политике и не связывает перемены в своей жизни с политической системой. Культура «подчинения» характерна для обществ, где индивиды не расценивают самих себя как «авторов» системы. Люди политически пассивны и смиренно ждут милости от начальства и государства. Культура «участия» характерна для обществ, в которых граждане политически грамотны и активны. В своем исследовании Алмонд и Верба искали такое сочетание некоторых «активных» ориентаций с «пассивными», которое было бы идеальной комбинацией ориентаций, обеспечивающей стабильное развитие демократии. Эта четвертая комбинация — «гражданская культура» — была определена как «сбалансированная политическая культура», в которой присутствуют политическая активность или вовлеченность в политику и рациональность. Данный тип является симбиозом политических ориентаций, общих для культуры «подчинения» и культуры «участия». Алмонд сделал попытку описать примерные пропорции, в которых сосуществуют субкультуры в обществах, находящихся в разных фазах политического и технологического развития.

В «демократическом доиндустриальном обществе» примерно 55% населения по своим ориентациям принадлежит к «приходской» культуре, 40% — к культуре «подчинения», оставшиеся 5% — к культуре «участия» (примером была названа Доминиканская республика 1940-х годов). В «демократических индустриальных обществах» развитых западных стран пропорции меняются на противоположные: соответственно 10, 30 и 60%. Промежуточный вариант — «авторитарная переходная система», подобная той, что существовала в Португалии в 1940-е годы, характеризуется формулой: 30, 60 и 10%.

Голландские исследователи Хьюнкс и Хикспурс в середине 1990-х годов провели исследование политических субкультур и усовершенствовали типологию Алмонда и Верба, дополнив ее новыми типами: «гражданская партисипантная культура» (civic participant culture); «клиентистская культура» (client culture); «протестная культура» (protest culture); «автономная культура» (autonomous culture); «культура наблюдателей» (spectator culture). Исследуемые страны: США, Великобритания, ФРГ, Италия, Мексика и Россия.

Вот данные этих исследований:

Распространенность политических субкультур в 1990-х годах, (%)

По данным таблицы можно сделать вывод, что в современных западных обществах наиболее распространены субкультуры, принадлежащие к группе «активных». Обобщая итоги анализа изменений в моделях (паттернах) политических ориентаций, произошедших на Западе с конца 1950-х — начала 1960-х годов до начала 1990-х годов, Хьюнкс и Хикспурс указали на особенности социодинамики политических субкультур. Они отмечают, что «гражданская» культура, для которой характерны доверие населения к представителям власти, является основным типом политической субкультуры в англосаксонских странах. Начиная с 1980-х годов она стала наиболее распространенной в Западной Германии; к 1990-м годам в англосаксонских странах гораздо менее распространенной, чем в 1960-х годах, стала «гражданская партисипантная» субкультура, для которой характерно отсутствие доверия к государственным служащим в сочетании высоким уровнем субъективного политического интереса (люди не верят властям, но интересуются политикой).

Политическая же культура российского общества не может быть охарактеризована как «активная». В современной России наиболее широко распространены «пассивные», «аполитичные» субкультуры. Наиболее распространенный тип — субкультура «наблюдателей», созерцателей (чуть более половины населения — 56%). Почти каждый десятый россиянин — носитель «приходской» культуры (9%), а каждый двадцатый — культуры «подчинения» (5%). Определяющая характеристика политической жизни современной России — это устойчивое отчуждение большинства населения от власти, явственным образом отличающее постсоветскую Россию от западных демократических стран. Однако вместе с этим в России существует довольно высокий уровень интереса к политике, что не характерно для «чистых» «аполитичных» культур. Россияне — люди грамотные, привыкшие слушать радио, читать газеты, смотреть информационно-политические телепрограммы, на досуге разговаривать о политике и одновременно не верить политикам и представителям власти, обязанным, кроме прочего, обеспечивать выполнение и реализацию прав человека.

Носители субкультур «активной» группы — это россияне, рассматривающие себя в качестве личностей, способных оказать влияние на власть и интересующихся политикой. Однако большинство из них не верит нынешней власти и олицетворяющим ее чиновникам. Именно поэтому из всех возможных видов «активных» субкультур в России широко представлена только «автономная» культура (каждый пятый — 22%). Политическая культура российского общества может быть отнесена и к категории так называемых фрагментированных культур, для которых характерны отсутствие прочного общественного согласия о путях дальнейшего развития общества, отчужденность массы населения от власти и заметные различия в политических ориентациях возрастных когорт, или поколений.

Вот любопытное наблюдение, связанное с одним из показателей, использовавшимся учеными в исследовании субкультур, — межличностное доверие. Его можно измерить простым вопросом: «Считаете ли Вы, что большинству людей можно доверять?» Ответ «да» соответствует наличию у респондента доверия к окружающим, ответ «нет» — настороженности и недоверия. Для чего это нужно? Дело в том, что согласно политической теории между межличностным доверием и политическим доверием, которое не что иное, как доверие гражданским властям, вообще властям в целом, существует определенная корреляция. Признано, что если человек доверяет своему соседу, то он будет доверять тому депутату, которого он избирает в выборный орган власти. Исследователями было замечено, что, как только страна становилась более демократичной, более богатой, возрастал показатель межличностного доверия. В самых богатых, устойчивых, традиционно признанных демократиях Западной Европы этот показатель высок. Примером тому могут служить Швеция, Германия — 43-45%, США — 60%.