Византийская культура. - Характеристические черты

Уже в самом названии Византии - "Ромейское царство" - проступают две особенности, во многом определившие характер византийской культуры. Во-первых (и об этом говорилось выше), Византия была единственным в средневековой Европе централизованным государством, столица которого - Константинополь не только определяла действие различных военных и административных чиновников по всей стране, но и направляла, унифицируя, идейное и эстетическое развитие. Нигде в средневековой Европе локальные особенности социальной и культурной жизни не были так приглушены, нигде культурная и идеологическая нивелировка не проявляла себя так сильно, как в Ромейском царстве. Во-вторых, Византия, будучи средневековым государством с соответствующими социально-экономическими отношениями, аналогичными западноевропейским феодальным порядком, и соответствующей идеологией, пропитанной христианским мировоззрением, тем не менее сознательно ориентировалась на прошлое, постоянно подражая античной классике и соразмеряя себя с Римом и Грецией. Античные традиции пропитывали все: лексику, образную систему, принципы обучения, право. Гомер был в Византии образцом и наставником почти в такой же мере, как и Библия. Античные мраморы были как бы "включены в тело" византийских зданий, и даже христианские церкви подчас опирались на колонны языческих храмов. Традицию берегли, наследием гордились и только накануне падения Ромейского царства стали задумываться о том, что великое наследие до какой-то степени сковывало самостоятельную творческую активность: Георгий Схоларий, византийский писатель середины XV в., сокрушался о том, что древние греки все сформулировали, не оставили возможности потомкам двигаться вперед.

Как ни странно, но обе эти особенности византийской культуры - централизация и традиционализм - с наименьшим эффектом проявляли себя именно в ту эпоху, когда Ромейское царство и хронологически, и экономически, и политически было всего ближе к действительной Римской империи, - в период, который у историков принято называть "ранневизантийским" и который охватывает время от основания Константинополя и до завоевания арабами восточных и южных провинций Византии, то есть IV - первую половину VII в. Это было время, когда городамуниципии оставались основными политическими и культурными центрами, рабство по-прежнему играло значительную роль и латинский язык господствовал в администрации.

Ранневизантийскую культуру ни в коей мере нельзя назвать единообразной. Скорее, она была пестра, разнородна, внутренне противоречива. Это проступает прежде всего в наличии откровенно противостоящих официальной идеологии идейных течений. Хотя христианство к концу IV в. сделалось господствующим мировоззрением и указы императора Феодосия I (379-395 гг.) поставили иноверцев вне общества, на практике языческая наука открыто развивалась на протяжении всего V столетия, а в скрытых формах давала о себе знать и в VI в. (см. стр. 348-349). То же относилось и к искусству: церковь осудила языческие зрелища и сделала все возможное, чтобы заменить античную пантомиму, разыгрывавшуюся в унаследованном от древности театре, литургическим действом, перенесенным внутрь христианского храма, однако еще и в VI в. можно было опубликовать трактат в защиту театральных представлений. И в самой христианской среде не было единства: первые столетия византийской истории пронизаны ожесточенными богословскими спорами, вынесенными на городские площади, так что булочник (по словам одного писателя IV в.), когда у него просили хлеба, отвечал: "Бог-сын единосущ отцу".

Для ранневизантийской культуры характерно локальное своеобразие. В эту эпоху Константинополь не был не только единственным, но даже наиболее важным культурным центром. Он переживал еще стадию роста. В столицу свозили памятники с разных концов страны, уже в середине IV в. в Константинополе была основана библиотека со скрипторием при ней, появился и университет, профессора которого состояли на государственной службе (см, стр. 349-350), но университеты и библиотеки, существовавшие с древности и куда более значительные, были в таких центрах как Александрия, Бейрут, Афины. Более того, имело место не просто сохранение локальных центров, но скорее - возрождение, культурная активизация провинции. В это время обнаруживают значительное своеобразие коптская, сирийская, фракийская культуры, т. е. направление культурных влияний оказывается центростремительным. Константинопольская архитектура не только не определяет развития ранневизантийского зодчества, но, напротив, сама формируется под сильным воздействием армянских, сирийских, италийских традиций. Сирийская поэзия оказала огромное влияние на развитие греческого церковного стихосложения. Показательно, что виднейший поэт VI в. Роман Сладкопевец был выходцем из Сирии.

И традиционализм еще не стал доминирующей чертой культурной деятельности. Наоборот, ранневизантийский период - время существенных новшеств: именно в эти столетия совершается замена старой книги-свитка новым типом рукописной книги, так называемым кодексом; строительное искусство решает ряд важных задач, в том числе возведение купола над прямоугольным в плане зданием; изобретен "греческий огонь" - горячая жидкость, направляемая из сифонов и обладавшая удивительным свойством не гаснуть в воде - страшное оружие, использовавшееся для борьбы с вражеским флотом.

В V в. философ Прокл создал целостную картину развития мира. Согласно Проклу, из "Единого" (духовного первоначала) путем диалектических превращений последовательно возникают все идеи и все феномены материального мира. Модель мира, построенная этим последним большим античным философом, рассматривала Зло не как сущность, но лишь как отсутствие Блага, ибо все сущее в мире в конечном счете восходило к Единому, то есть абсолютному, неограниченному и неопределимому Благу.

Христианское богословие отличалось в ранневизантийский период чрезвычайной творческой активностью. На эти столетия приходится деятельность значительной части тех церковных писателей, которых позднее стали называть "Отцами церкви". Они оставались виднейшими авторитетами на протяжении всего Средневековья: Василий Кесарийский, Григорий Назианзин, Иоанн Златоуст и др. Важнейшие понятия христианского богословия, такие как "Троица" - Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Святой Дух или "единосущность Бога-Сына Богу-Отцу", отсутствующие в Библии, появились тогда или во всяком случае тогда получили определение, ставшее впоследствии классическим и общепринятым.

Христианство в IV-V вв. формируется как религия "снятого дуализма": признавая оппозицию Земли и Неба, оно допускает снятие этого противоречия в чуде или в акте богослужения (см. стр. 356-358). Новая концепция исторического развития была разработана Евсевием Кесарийским и его последователями - историками церкви. Господствовавшее в античности циклическое представление об истории (государство уподоблялось живому организму, проходящему эпохи юности, зрелости и старости) уступило место концепции линейного развития, согласно которой человечество движется к предустановленной цели - царству Божьему, переживая на своем пути уникальные, неповторимые этапы: потоп, установление "завета" между Богом и людьми, воплощение Сына Божьего. Таким же уникальным явлением оказывалось и возникновение христианской империи, что Евсевий связывал с деятельностью императора Константина I. Тем самым были осуществлены эсхатологические1 надежды ранних христиан, мечтавших об установлении тысячелетнего царства справедливости: оно было объявлено достигнутым, воплощенным в христианизированной Римской империи. В официальной пропаганде она именовалась Новым Иерусалимом, а ее население - избранным народом.

В ранневизантийский период были созданы образцы христианской проповеди, жития, песнопения. Более того, ок. 500 г. неизвестный автор, скрывшийся под именем Дионисия Ареопагита (легендарного ученика апостола Павла), разработал принципы христианской эстетики (учение о прекрасном), основой которой стало учение об образе - подобии архетипа (первообраза). Через чувственно воспринимаемый образ возможен был эмоциональный взлет, приближение к архетипу не только незримому, но и вообще непостижимому в категориях логического мышления.

Ранневизантийской культуре присуще стремление к грандиозному. "Свод гражданских законов" императора Юстиниана (527-565 гг.) имел своей задачей охватить все римское право и определить нормы поведения граждан империи в любой возможной ситуации (см. стр. 351-352). Колоссальный храм, построенный при Юстиниане архитекторами Анфимием из Тралл и Исидором Милетским, - Великая церковь или церковь св. Софии ("Премудрости") как бы вмещал в себя всю Вселенную (см. стр. 352-353).

Ранневизантийская культура создавалась гигантами, чье творчество окрашено уникальной индивидуальностью, пропитано их личным отношением, их любовью и ненавистью. Прокопий в "Тайной истории" с гневом и пристрастием рисует портреты Юстиниана и его жены Феодоры: он пользуется любыми слухами и сплетнями, он, может быть, кое-что присочиняет от себя, он преувеличивает и искажает, но созданные им антигерои, честолюбивые и безжалостные выскочки, приобретают в его изображении демоническую силу и уникальную выразительность (см. стр. 329-331).

Эпоха гигантов внезапно обрывается где-то в начале VI в. Империя вступает в полосу экономического и политического кризиса, сопровождаемого культурным спадом. Она теряет свои восточные провинции - Египет, Сирию. Большая часть городов аграризируется, ремесленное производство и торговля замирают. Константинополь, о чем уже говорилось выше, все больше и больше притягивает к себе все деятельное и энергичное в империи, но и в нем замирает культурная жизнь. Университеты уже не функционируют, да и простого учителя грамматики и риторики почти невозможно найти за пределами столицы. Строительная деятельность, столь бурная в IV-VI вв., практически останавливается - можно назвать лишь несколько церквей, возведенных в VII-VIII вв. Только в Константинополе достраивали дворцовые здания да ремонтировали грандиозный акведук, унаследованный от предыдущей эпохи. Сокращается чеканка монеты, переписка книг (греческие рукописи второй половины VII-VIII вв. почти не сохранились). Литературное творчество не только обедняется: упрощается язык и образная система, зато изложение подчас приобретает несоразмерную многословность, сознательно отвергается индивидуальность. Иоанн Дамаскин, один из виднейших богословов VIII в., гордится тем, что не сказал ничего своего. Его задачей (и, может быть, шире - задачей его эпохи) было систематизировать, упорядочить достигнутое в ранневизантийский период, отвергнуть языческое и еретическое и выразить в компактной форме то, что с позиций ортодоксальной церкви было необходимо верующему для спасения его души. Место "Свода гражданского права" занимает краткая "Эклога", регламентирующая лишь несколько более или менее случайных казусов, место индивидуального историка - безликий хронист, регистрирующий простую последовательность событий. На эти "темные века" византийской истории (середина VII - начало IX в.) приходится идейно-политическое движение, получившее название иконоборчества. Его подъем относится к 726-780 гг., вторая волна падает на 813-842 гг. Здесь не место останавливаться на социально-экономическом и политическом аспектах иконоборчества, (см. стр. 337), но это движение имело и богословско-эстетическую сторону. Идеологи иконоборчества выступали не против изобразительного искусства вообще, нет, они допускали изображения светских сцен, например, ристаний (скачек), декоративных узоров, символов, например, Креста на Голгофе. То, что подлежало искоренению, с их точки зрения, - это антропоморфизм религиозного искусства. В антропоморфных изображениях Христа, Богородицы, святых иконоборцы видели только идолов, а культ икон трактовали как идолопоклонство, поскольку художник мог передать только внешнюю, плотскую субстанцию объекта, но отнюдь не божественную природу Христа. Божественное начало представлялось иконоборцам не только неописуемым в логических категориях, но и неизобразимым. В полемике с иконоборцами вожди иконопочитателей (Иоанн Дамаскин, Феодор Студит), опираясь на Псевдо-Дионисия Ареопагита, разрабатывали теорию образа, который понимался ими не как единосущный архетипу, но лишь как его подобие. Человек поклоняется не иконе, не идолу, настаивали они, но через икону тому, кто на ней представлен. Чувственный образ божества служит средством преодоления дуализма Земли и Неба и мистического воспарения человека к Богу.

В 843 г. иконопочитание было восстановлено. В упорной борьбе, длившейся более столетия, впервые проявилась своеобразная черта византийской культуры: обнаружилось, что эстетические проблемы являются вопросом государственной политики. Победа иконоборцев или иконопочитателей означала одинаково обязательность восторжествовавшей концепции. Несогласие с господствовавшими эстетическими взглядами влекло за собой смещение с должности, конфискацию имущества, ссылку. Для инакомыслия не оставалось места. "Темные века", как известно, установились и в раннесредневековой Европе. Византия же раньше, чем Запад, сумела преодолеть их. Уже с середины IX в. начинается медленный экономический и культурный подъем, затронувший прежде всего столицу, а в XI-XII вв. и провинциальные города. Оживляется денежное обращение - первоначально на узкой полосе, примыкавшей к Эгейскому морю и Босфору. Разворачивается строительство - последний император-иконоборец Феофил (829-842 гг.) приказал достраивать Большой дворец, соперничая с роскошью дворцов мусульманского Багдада. Возрождается книжное дело: к середине IX в., скорее всего в константинопольском Студийском монастыре (см. стр. 354), вырабатывается новый тип письма - так называемый минускул - "связанное" письмо с применением лигатур (связок), в котором буквы располагались между четырьмя мысленно проведенными линейками так, что "тело" буквы находилось в среднем поле, а "хвосты" выбрасывались вверх и вниз. Минускул позволял экономить пергамен и давал возможность писать быстрее, нежели раньше, когда было принято унциальное письмо, и буквы строго вписывались в треугольник, овал при прямоугольник одинаковой высоты. Оживляется и византийская школа, во всяком случае в Константинополе. В X в. здесь работало несколько "средних" школ, преподаватели которых обычно назначались или утверждались самим императором. Провинция, впрочем, оставалась неграмотной или довольствовалась элементарной школой, обучавшей чтению, письму и начаткам счета. В середине XI в. в Константинополе возрождается университет - философская и юридическая высшая школа (см. стр. 355-356). В IX-X вв. переписывалось много книг античных авторов. Некоторые книголюбы снабжали их схолиями - пометками на полях, своего рода комментарием. Стали появляться словари и компендиумы - сборники выдержек из старых книг по темам: "Геопоники" - свод агрономических суждений, "Василики" - выборки из Юстинианова "Свода гражданского права". В середине IX в. Фотий составил "Библиотеку" - описание множества древнегреческих сочинений: философских, исторических, богословских, медицинских. Отличительной чертой византийской культуры (особенно в IX-X вв.) было то, что ее фонд составлял как бы жесткую сетку знаний и эстетических принципов, основывавшуюся прежде всего на Библии, сочинениях Отцов церкви, выборке из произведений древнегреческих авторов и римском праве. В этой сетке таилась некоторая искусственность, нарочитость, поскольку она опиралась на тексты, созданные в глубокой древности, в общественной среде, существенно отличавшейся от византийской реальности. Более того, сам язык этих текстов (с VII в. - исключительно греческий) не был разговорным языком IX-X вв., который и лексически, и грамматически уже разошелся не только с гомеровской речью, но и с "койнэ" - греческим языком, на котором говорили в эллинистическую эпоху. Образованный византиец усваивал, таким образом, не только традиционные идеи, но и их устоявшееся словесное выражение, особый язык, не доступный непосвященным, с его готовыми формулами, стереотипными словосочетаниями и образами. Всякий новый опыт не просто соотносился с готовой сеткой знаний, но переосмыслялся в ее свете, приспосабливался к привычным понятиям и стереотипам.

Эта жесткая сетка традиционных знаний и принципов приводила к унификации культурной деятельности, к поглощению индивидуально-творческого стереотипным, к повторяемости ("массовости") художественной продукции. Если ранневизантийское зодчество носило печать гениальной индивидуальности - это относится не только к храму св. Софии, - стремилось к неповторимому, то в IX-X вв., напротив, вырабатывается "стандартизованный" тип так называемой крестово-купольной церкви, названной так потому, что ее план был подобием греческого креста, центральная часть которого перекрывалась куполом, покоившемся на барабане, в свою очередь опиравшемся на четыре колонны, образуя в интерьере "паруса" - сферические треугольники. Крестово-купольные храмы (с различными вариациями и, в частности, с различным числом боковых нефов) распространяются (особенно в XI-XII вв.) не только в Византии, но и за ее пределами - в Болгарии, на Руси, в Закавказье. Единообразие византийской церковной архитектуры усугублялось и тем обстоятельством, что около 900 г. в Константинополе вырабатывается и распространяется по всей империи устойчивый стереотип художественного оформления интерьера (конечно, с известными вариантами). В отличие от западного храма, где центральным изображением было скульптурное распятие, византийская церковь украшалась живописно: мозаиками, фресками, полированным мрамором. В доминирующем пункте храма, на куполе помещали образ Спаса-Вседержителя. С купола взор входящего переносился к полусводу (конхе) апсиды1, где можно было видеть Богородицу с младенцем, а на столбах, отделявших центральный неф от боковых, размещались "праздники" - сцены из евангельской истории Христа.

Если средоточием художественной активности классической античности был театр, то в Византии эта роль перешла к литургическому действу, разыгрывавшемуся в храме. Театр кончился вместе с ранневизантийским периодом и, в отличие от Западной Европы с ее мистериями, византийское общество практически не возвращалось к театральным представлениям. Литургия - символическое действо, воспроизводящее историю жизни, смерти и воскресения Христа, с ее процессиями ("выходами"), пением, завершалась чудом пресуществления (превращения хлеба и вина в плоть и кровь Христову). Церковная служба концентрировала эмоциональные переживания византийцев и вместе с тем служила типическим выражением византийской культурной жизни (см. стр. 356-357).

В самом деле, художественный стереотип находил в литургии максимально четкое выражение. Повторение от раза к разу все тех же формул и жестов, совершавшееся на фоне все тех же изображений Христа, Богородицы, святых, как бы прерывало течение времени, создавало иллюзию неподвижности. Искусное использование поверхностей храмового интерьера, золото, мозаики, мрамор в дымке фимиама, при мерцании множества свечей создавали впечатление реальности живописных образов, превращали их в современников зрителя, в соучастников литургии. Быстротекущая жизнь с ее опасностями, голодовками оставалась где-то в другом измерении - стереотипность и упорядоченность византийской художественной деятельности создавали инобытие, отрицавшее подвижную, изменчивую реальность, создавали искусственный антимир, воспринимавшийся как высшая реальность, как приближение к божественному архетипу.

Реакция против упорядоченной и традиционной (антикизированной) модели мира пришла с двух сторон. Вопервых, это была тенденция к изощренной духовности, к индивидуалистической мистике, к личному постижению и достижению божества. Ее сформулировал Симеон Новый Богослов на рубеже X и XI в., который видел путь к спасению не в "праведной этике"1 и не в церковном ритуале, но в индивидуальном "обожении", позволяющем человеку видеть божественный свет и физически ощущать присутствие Бога. Духовному индивидуализму Симеона соответствовал социальный индивидуализм писателя XI в. Кекавмена, отрицавшего (подобно Симеону) дружбу и учившего осторожности в отношениях с людьми: следует оказывать почтение начальству, держаться подальше от сборищ, не брать и не давать в долг, не помогать мятежникам, ибо "царствующий в Константинополе всегда возьмет верх" (см. стр. 332-333).

Во-вторых, направление, которое условно можно было бы назвать "предренессансным". Конечно, его критические и реалистические черты не следует преувеличивать: традиционные стереотипы сохраняют значение и в литературном, и в изобразительном творчестве. Речь идет о нюансах, но эти нюансы существенны. Создаются кружки писателей и ученых, прославляющих в своей переписке верность и дружбу. К XII в. складывается литература на разговорном языке, представленная, в частности, пародийными сочинениями Феодора Продрома (см. стр. 339). В богословии уже с конца XI в. появляется "рационалистическая" струя, требующая доказательности теологических тезисов, подвергающая сомнению ряд традиционных положений. Бурный подъем переживает в XI-XII вв. историческая проза: историки Михаил Пселл и Никита Хониат порывают с традициями византийской хронистики и создают индивидуальные образы своих современников, окрашенные личным пристрастием писателя, к тому же подчас сложные и противоречивые, не поддающиеся однозначной оценке. В изобразительном искусстве этому направлению соответствует тенденция к динамизму, к реалистическому воспроизведению деталей. К сожалению, кроме книжных миниатюр, до нас не дошли памятники светской живописи византийского предренессанса. Но из письменных памятников мы узнаем об их существовании и политических функциях. Живопись XII в. подчас использовалась для прямой политической пропаганды. Император Андроник I Комнин (1183-1185 гг.) приказал выставить в Константинополе свой портрет, где государь был изображен в крестьянской одежде, что должно было подчеркнуть его демократизм. Портреты же задушенной по его приказу императрицы, красавицы Ксении, он распорядился уничтожить или же переписать, изобразив ее морщинистой старухой. Когда же Андроник был низвергнут, его преемник Исаак II Ангел (1185-1195 гг.) повелел изобразить сцены переворота, представив свой успех как исполнение божественной воли.

В 1204 г. Константинополь был занят крестоносцами. Несмотря на то что византийцам удалось восстановить державу ромеев, последние столетия ее существования (1261-1453 гг.) были временем экономического и политического упадка. Предренессансные тенденции не нашли питательной среды, византийский гуманизм не сложился. Конечно, какие-то новые черты пробивались. Можно проследить появление новых поведенческих норм. Историк конца XIII - начала XIV в. Георгий Пахимер упоминает о "странном" поведении патриарха Иосифа Галисиота, который строго соблюдал монашеский образ жизни, но вместе с тем не пренебрегал и "человеческой добродетелью", т. е. любил встречаться с людьми, беседовать, смеяться, устраивать обильные застолья. В живописи начала XIV в. возникает стремление передать трехмерное пространство, быстрое движение, силу эмоций. Трактаты Плифона (XV в.) предлагали утопическое переустройство общества по образцу государства Платона.

В Византии XIV-XV вв. не возникло характерного для Возрождения интереса к механике и естественным наукам. Византийские интеллектуалы не были художниками и тем более скульпторами, в принципе относя этот род творчества к простому ремесленному производству. Полиматия - многообразие знаний византийских ученых того времени - не отличалась принципиально от образованности Пселла в XI в. Она оставалась книжной и зиждилась на античных традициях. Богословские диспуты по-прежнему были главной формой идеологических дискуссий, и никому не приходила в голову возможность слияния христианства с праздничным миром олимпийских богов. Не сложилось в Византии, в отличие от стран Запада, и оптимистически радостное, жизнеутверждающее - ренессансное - мироощущение. Человеческая судьба казалась поздневизантийским историкам направляемой не самим человеком, но либо - по христианской традиции - Божественным Промыслом, либо слепой Судьбой. Человек жил в постоянном ожидании кары за грехи или же непредвиденных бедствий1. То и другое воплощалось в турецких набегах, гражданских войнах, церковных смутах. Византийская культура, наконец, оставалась закрытой для внешних влияний. Случайные переводы латинских классиков или использование персидских математических сочинений не делали погоды, однако централизованность культуры несколько ослабела: Фессалоники, Мистра, Трапезунд наряду с Константинополем были в XIV-XV вв. значительными культурными центрами.

Турецкое завоевание трагически оборвало развитие византийской культуры.

(Раздел подготовлен по материалам работ А.П. Каждана).