ПРИЛОЖЕНИЕ О ЧЕЛОВЕКЕ-СТРАННИКЕ

Средневековое общество не было миром "неподвижных

домоседов"

Собственность как материальная или психологическая реальность была почти неизвестна в средние века. От крестьянина до сеньора каждый индивид, каждая семья имели лишь более или менее широкие права условной, временной собственности, узуфрукта. Каждый человек не только имел над собой господина или кого-то обладающего более мощным правом, кто мог насильно лишить его земли, но и само право признавало за сеньором легальную возможность отнять у серва или вассала его земельное имущество при условии предоставления ему эквивалента, подчас очень удаленного от изъятого.

Норманнские сеньоры, переправившиеся в Англию; немецкие рыцари, водворившиеся на Востоке; феодалы Ильде-Франса, завоевавшие феод в Лангедоке под предлогом крестового похода против альбигойцев или в Испании в ходе Реконкисты, крестоносцы всех мастей, которые выкраивали себе поместье в Морее или в Святой земле, - все они легко покидали родину, потому что вряд ли она у них была.

Крестьянин, поля которого представляли собой более или менее обратимую концессию со стороны сеньора (т. е. передачу во временное пользование) и часто перераспределялись сельской общиной, согласно правилам севооборота полей, был привязан к своей земле только волей сеньора, от которого он охотно ускользал сначала бегством, а позже путем правовой эмансипации, Индивидуальная или коллективная крестьянская эмиграция была одним из крупных феноменов средневековой демографии и общества. Рыцари и крестьяне встречали на дорогах клириков, которые либо совершали, предписанное правилами странствие к Святым местам, либо порвали с монастырем (весь этот мир монахов, против которых напрасно издавали законы соборы и синоды, находился в постоянном коловращении). Они встречали студентов, идущих в знаменитые школы или университеты (разве не говорилось в одной поэме XII в., что изгнание... есть непременный жребий школяра), а также паломников, всякого рода бродяг. Не только никакой материальный интерес не удерживает большинство из них дома, но самый дух христианской религии выталкивает на дорогу. Человек лишь вечный странник на сей земле изгнания - таково учение церкви, которая вряд ли нуждалась в том, чтобы повторять слова Христа: "Оставьте все и следуйте  за мной". Сколь многочисленны были те, кто не имел ничего или мало и с легкостью уходил! Их скудные пожитки помещались в котомке пилигрима; тот, кто побогаче, имел при себе несколько мелких монет (а деньги тогда долгое время были редкостью); самые же богатые - ларец, куда складывали большую часть своего состояния, немного драгоценностей...

...Средневековье кишело путниками и они постоянно встречаются нам в иконографии. Вооружившись посохом в форме греческой буквы тау (он быстро станет символом), согбенные они идут по дорогам - отшельники, паломники, нищие, больные. Этот беспокойный народ символизировали также слепцы, такие, какими их описывает одно фаблио: "Однажды по дороге близ Компьена брели три слепца без поводыря и провожатого. На них была ветхая одежда, и они имели одну деревянную плошку на троих. Так шли они дорогой в Санлис".Церковь и моралисты относились к странникам и даже к самому паломничеству с недоверием

Гонорий Августодунский в начале XII века был склонен его [паломничества] осуждать или по крайней мере воздерживаться от рекомендации. "Есть ли заслуга в том, спрашивает в "Светильнике" ученик, - чтобы идти в Иерусалим или посетить другие святые места?" И учитель отвечает: "Лучше отдать деньги, предназначенные для путешествия, бедным". Гонорий допускает единственный вид паломничества - ради покаяния. Им наказывался любой тяжкий грех, оно было карой, а не воздаянием. Что касается тех, которые предпринимали его "из любопытства или мелкого тщеславия", как говорит тот же учитель в "Светильнике", то единственный профит, который они из него извлекают, состоит в том, что они смогли увидеть красивые места, прекрасные памятники да потешили свое тщеславие". Странники были несчастными людьми, а туризм-суетностью...

"Жалкая действительность паломничества"

...Это часто история того бедного человека, о котором рассказывает "Золотая Легенда": "Около 1100 года от воплощения Господа некий француз отправился с женой и сыновьями в Сантьяго-де-Компостеллу, отчасти чтобы бежать от заразной болезни, которая опустошала тогда его страну, отчасти же, чтобы увидеть могилу святого. В городе Памплоне жена его умерла, а хозяин постоялого двора отнял у него все деньги и даже кобылу, на которой он вез детей. Тогда бедный отец посадил двоих сыновей на плечи, а остальных повел за руку. Но некий человек, проезжавший мимо на осле сжалился над ним и отдал ему своего осла, чтобы он мог посадить на него детей. Придя в Сантьяго-де-Компостеллу, француз увидел святого, который спросил у него, узнал ли он его, и сказал ему: "Я апостол Иаков. Это я дал тебе осла, чтобы ты мог прийти сюда, и даю его снова, чтобы ты вернулся домой". Но сколько паломников осталось без помощи чудесного осла".

ПОДВИГ ТРИСТАНА

Неподалеку от дороги, по которой они идут,

На горке стоит часовня,

На краю крепкой скалы,

Которая возвышается над морем, встречая северный

ветер,

Часовня стоит на вершине,

А вокруг ничего: отвесные скалы.

Вся гора - сплошные камни.

Если бы оттуда прыгнула белка,

Она бы неумолимо погибла...

Тристан не медлит!

45

 Он идет к окошку за алтарем,

Тянет его на себя правой рукой

И выпрыгивает наружу.

Сеньоры! Огромный широкий камень

Выступал посредине скалы.

Тристан легко прыгает на него,

Ветер надувает его одежды,

Не давая ему тяжко упасть.

Корнуэлцы и сейчас еще зовут

Этот камень "прыжком Тристана".

Тристан прыгает на мягкий песок,

А его ждут перед церковью.

Но напрасно: Тристана нет!

Бог оказал ему великую милость.

Тристан убегает по берегу огромными прыжками.

Он слышит шум стрельбы

И не думает возвращаться.

Он бежит так быстро, как только может.

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ТЕЛО - ОДНО ИЗ ГЛАВНЫХ СРЕДСТВ ВЫРАЖЕНИЯ В СРЕДНЕВЕКОВОМ ОБЩЕСТВЕ

Средневековая культура была культурой жестов. Все существенные соглашения и клятвы в средневековом обществе сопровождались жестами и воплощались в них. Вассал вкладывал свои руки в руки сеньора, клал их на Библию, а в знак вызова ломал соломинку или бросал перчатку. Жест уведомлял и обозначал позицию. В религиозной жизни значение его было еще больше. Жестом веры был крест. Жестами молитвы были руки, сложенные, воздетые, руки скрещенные, окутанные покрывалом. Были жесты покаяния (когда ударяли себя в грудь), жесты благословения с возложением рук и совершением крестного знамения; жесты заклинания злых духов: воскурение. Определенные жесты составляли суть отправления таинства. Богослужение - это тоже набор жестов. Самым распротраненным жанром феодальной литературы были жесты Chanson de geste 1 ); geste и gestus 2 - однокоренные слова.

Большое значение жестов - это существенная черта средневекового искусства. Жест одушевляет произведение, делает его выразительным, придает смысл линии и движению. Церкви - это жесты в камне. И с небес спускается десница Бога, чтобы управлять средневековым обществом.

О РОЛИ АВТОРИТЕТА В СРЕДНЕВЕКОВОМ ОБЩЕСТВЕ

Прежде всего хотелось опереться на прошлое, на опыт предшественников. Подобно тому, как Ветхий завет предшествует Новому и служит основанием для него, поведение древних должно было обосновывать поведение людей нынешних. Если и можно было предположить что-то определенное, так только то, что могло найти подтверждение в прошлом. Особенное значение придавалось тем, кого считали авторитетами.

Конечно, именно в теологии, наивысшей из наук, практика ссылок на авторитеты нашла свое наивысшее воплощение, но и она, став основой всей духовной и интеллектуальной жизни, была строго регламентирована. Высшим авторитетом являлось Писание; к нему прибавлялся авторитет отцов церкви. На практике этот всеобщий авторитет воплощался в цитатах, которые как бы превращались в "достоверные" точки зрения и сами в конце концов начинали играть роль "авторитетов".

Поскольку суждения авторитетов часто были темны и неясны, они прояснялись глоссами, толкованиями, которые в свою очередь должны были исходить от "достоверного автора". Нередко глоссы заменяли собой оригинальный текст. Из всех сборников текстов, отражавших интеллектуальную деятельность Средневековья, больше всего обращались к антологиям глосс и из них чаще всего делали заимствования. Знание оказывалось мозаикой цитат - "цветов", - именовавшихся в XII в. "сентенциями". Совокупность таких сентенций - это и есть сборники авторитетов...

Ссылка на то, что то или иное высказывание заимствовано из прошлого, была в средние века почти обязательна. Новшество считалось грехом. Церковь спешила его осудить. Это касалось и технического прогресса и интеллектуального прогресса...

Гнет древних авторитетов... это печать традиционного аграрного общества, где истина и тайна передаются из поколения в поколение, завещаются "мудрецом" тому, кого он считает достойным наследовать, и распространяются в большей мере не через посредство писанных текстов, но из уст в уста.

"...СИЛА ТРАДИЦИИ ОБРЕТАЛА ОСОБУЮ МОЩЬ В ПРИМЕНЕНИИ К ОБЩЕСТВЕННОМУ УСТРОЙСТВУ..."

В самом деле, ведь в основе феодального права и практики лежала кутюма, то есть обычай... обычное право... Корни его уходили в незапамятные времена. Это было то, что восходило к самым истокам коллективной памяти. Доказательством истины в феодальную эпоху было "извечное" существование. Вот, например, конфликт, в котором в 1252 г. выступали друг против друга сервы собора Парижской Богоматери в Орли и каноники. Каким образом стороны доказывали свою правоту? Крестьяне утверждали, что они не должны платить капитулу подать, а каноники возражали, опираясь на опрос осведомленных людей, которых спрашивали, что говорит на этот счет традиция ("молва"...). Обратились к двум самым старым жителям данной местности. Один из них, некто Симон, мэр Корбрёза, которому было более семидесяти лет, заявил, что, согласно "молве", капитул может облагать людей податью и что он поступал именно так "с незапамятных времен". Другой свидетель, архидиакон Жан, бывший каноник, заявил, что он видел в капитуле "старые свитки", где было записано, что каноники имеют право облагать податью жителей Орли, и слышал, что такой обычай существовал "со времен глубокой древности" и что капитул верил этим свиткам, "принимая во внимание древность записи".

Даже в том, что касается знати, гарантией почтенности была прежде всего древность рода. Именно это, скорее, чем отбор высшего духовенства по социальному признаку, в большей степени объясняет значительное количество знатных среди святых и тот факт, что благородное происхождение приписывалось многим святым, на самом деле его не имевшим. Это то же самое, что генеалогия Иессея, доказывающая древние царские корни семьи Марии, то есть земной семьи Иисуса Христа. Что как не пережиток средневекового сознания, заставлял архиепископа парижского времен Реставрации наивно заявлять: "Господь наш не только был сыном Божьим, но он еще и происходил из прекрасной семьи".

КОСТЮМ КАК ОДИН ИЗ ВАЖНЕЙШИХ СИМВОЛОВ СОЦИАЛЬНОГО СТАТУСА

Человек средневековья придавал одежде, пожалуй, даже большее значение, чем его потомки. Вопрос о том, как одеваться, переплетался в его представлении с проблемами морали и социального статуса. Каждый должен был носить платье, соответствующее его положению и ни в коем случае не оскорбляющее общественную нравственность. Тема одежды - одна из постоянных тем средневековых моралистов и проповедников.

 Жуанвиль, французский историк XIII века и сенешаль Людовика IX, передает один очень выразительный в этом отношении эпизод, наблюдателем и участником которого был он сам. Однажды на пятидесятницу король, выйдя из-за стола беседовал с графом Бретани, а Жуанвиль прогуливался неподалеку. Подошел мэтр Роберт, один из советников короля, взял его за плащ и подвел к государю. Собралось много рыцарей, снедаемых любопытством. Роберт спросил Жуанвиля: "Если бы король сидел здесь, а вы захотели бы усесться на его скамье на более высоком месте, разве не нанесли бы вы ему оскорбления?" - "Без сомнения", - отвечал сенешаль. "Итак, - продолжал мэтр Роберт, - вы его оскорбляете, ибо вы одеты вельможнее короля: ваш костюм украшен отличным мехом, ваши сукна ярких цветов, а у короля этого нет". - "Мэтр Роберт, - возразил сенешаль, - простите, но я не нанес королю оскорбления, ибо я одет, как одевались мой отец и моя мать. Но кто оскорбляет государя, так это вы, ибо вы - сын виллана и вилланки, и вы оставили одежду ваших родителей и нарядились в платье из камлина - богаче королевского".

Все характерно в этом рассказе: и отражение в одежде социального статуса, и традиционность костюма (тот же, что носили родители), и свойственное Людовику IX приписывание платью нравственных ценностей. Платье не только грело и украшало человека Средневековья, но и показывало его место на социальной лестнице. Отсюда стремление выразить себя через костюм, показать себя, - не считаясь с затратами. Богатые горожане старались не отстать в своей роскоши от сеньоров, а феодальная власть с конца XIII в. почувствовала опасность этого соперничества и пыталась оградить привилегии своего класса. Так французский король Филипп Красивый (1285-1314 гг.) ордонансом 1294 года запретил горожанам носить горностай, белку и некоторые иные сорта меха и украшать платье золотом и драгоценными камнями (он запретил также горожанам пользоваться восковыми свечами и даже установил максимальное число блюд, которое они могли подавать у себя дома).

 Костюм - один из важнейших символов социального статуса на протяжении всего Средневековья. Он определял принадлежность человека не только к классу или к сословию, но и к социальной группе. Свои особенности в одежде имели университетские и цеховые корпорации, городской патрициат, представители свободных профессий (врачи, например, носили замшевые перчатки и береты).

Лишение права облачаться в костюм, соответствующий статусу, даже в позднее Средневековье рассматривалось как тяжелое наказание. В 1462 году городской совет Аугсбурга запретил патрицию и купцу Ульриху Дендриху, растратившему городские деньги, надевать соболя, куницу, бархат, драгоценные камни, золотые и серебряные украшения - наиболее выразительные символы городского высшего слоя. В первой половине XIV столетия городские советы северогерманских городов строго следили за тем, чтобы костюм и украшения бюргерш соответствовали величине имущества их супругов, официально зафиксированной списками налогового обложения. Вместе с тем женам ремесленников так называемых неблагородных профессий (к ним в разных городах причислялись различные ремесла: льноткачи, кожевники, цирюльники и др.) запрещалось надевать коралловые бусы и "иные украшения, которые носят обычно почтенные женщины". Подмастерьям цеха портных рейнских городов запрещено было носить серебряные цепи на шее и какие-либо украшения на платье. Ограничениями и запретами подобного рода изобилует городское законодательство XIII-XIV веков.

Своей одеждой отличались монашеские ордена: нищенствующие монахи облачались в грубошерстные ткани серого цвета, цистерцианцы щеголяли в белых рясах, бенедиктинцы - в черных. Аксессуаром исключительно рыцарства были шпоры.

Еще отчетливее, чем костюм, определяли социальный статус лиц гербы, которые входят в употребление в это же время. Они возникли, по-видимому, из чисто военной потребности - облегчить узнавание своих в ходе битвы, но приобрели затем гораздо более широкое значение, став важнейшим детерминативом человека, определителем его места в обществе, его отличительным знаком.

О ТРЕХЧАСТНОЙ СТРУКТУРЕ ОБЩЕСТВА

"Община верных образует единое тело, но три тела включает в себя государство, ибо иной закон, закон людской, различает два класса, поскольку дворяне и сервы живут по разным уставам. Один класс - воины, покровители церквей и защитники народа, всех без исключения, как сильных, так и слабых, заботящиеся также и о своей безопасности. Другой класс - сервы; сии несчастные имеют что-либо лишь ценой мучительного труда. Кто с абаком в руке мог бы подсчитать все заботы сервов, их тяжелые работы и долгие переходы? Всем - деньгами, одеждой, пропитанием - снабжают они весь свет. Ни один свободный человек не смог бы прожить без сервов, ни выполнить какой-либо работы, ни совершить какой-либо траты. Мы видим, что короли и прелаты сами - сервы своих сервов. Серв кормит хозяина, утверждающего, что это он кормит серва. И не видит серв конца своим слезам и горестям. Так дом Божий, единым почитаемый, разделен на три части: одни молятся, другие сражаются, третьи работают. Три соседствующие части не страдают от своей раздельности: услуги, оказываемые одной из них, служат условием для трудов двух других; в свою очередь каждая часть берет на себя заботу о целом. Так это тройственное сочленение остается единым, благодаря чему закон может торжествовать, а люди - вкушать мир" (Епископ Адальберон Ланский. Из поэмы, посвященной королю Роберту Благочестивому, 1080).

 

Символическая притча - "Пример об овцах, быках и собаках"

"Предназначение овец - давать молоко и шерсть, быков - пахать землю, псов - защищать овец и быков от волков. Бог хранит их, коли каждый вид сих животных исполняет свой долг. Так же и сословия учинил он, дабы несли различные службы в этом мире. Он установил одним - клирикам и монахам - молиться за других, чтобы они, исполненные доброты, подобно овцам, наставляли людей, питая их молоком проповеди, и внушали им горячую любовь к Богу руном доброго примера. Он установил крестьянам, чтобы они, подобно быкам, обеспечивали жизнь себе и другим. Наконец, воинам установил он проявлять силу в необходимых пределах, как от волков защищая тех, кто молится и пашет землю" (Эадмер Кептерберийский).

 

Разрушение трехчастной схемы, как отражение эволюции средневекового общества

Писатель XII в. Гонорий Августодунский сравнивал общество с церковью, колоннами которой служат епископы, витражами - магистры, сводом - князья, черепичной крышей - рыцари, вымощенным полом - народ, поддерживающий и питающий своим трудом весь христианский мир. В XIII в. саксонский популярный проповедник-францисканец Конрад отождествлял алтарь с Христом, башни - с папой и епископами, хоры - с клириками, неф - с мирянами. Тогда же Бертольд Регенсбургский различал 10 социальных классов, соответствующих 10 чинам ангельским. Немецкий сборник проповедей, составленный ок. 1220 г., перечисляет 28 "etats" ("состояний"): 1) папа, 2) кардиналы, 3) патриархи, 4) епископы, 5) прелаты, 6) монахи, 7) крестоносцы, 8) послушники, 9) странствующие монахи, 10) секулярные священники, И) юристы и медики, 12) студенты,

 13) странствующие студенты, 14) монахини, 15) император, 16) король, 17) князья и графы, 18) рыцари, 19) дворяне, 20) оруженосцы, 21) бюргеры, 22) купцы, 23) розничные торговцы, 24) герольды, 25) крестьяне послушные, 26) крестьяне мятежные, 27) женщины, 28) братья проповедники (то есть доминиканцы)! По существу, это были две параллельные иерархии клириков и мирян, возглавляемые, соответственно, папой и императором. В "Книге о манерах" Этьен из Фужера не использует еще термин "состояние" [статус], но в первой части этой своей поэмы он определяет обязанности королей, клириков, епископов, архиепископов, кардиналов, рыцарей, а во второй - вилланов, горожан и бюргеров, дам и барышень"... Завершением признания "etats" [церковью] было включение их в практику исповеди и покаяния. Учебники для исповедников в XIII в., определяя грехи и спорные случаи, стали в конце концов каталогизировать грехи по социальным классам. Каждому "etats" отводились собственные грехи и пороки. Иоанн из Фрейбурга в книге "Исповедальное" ... распределяет грехи по 14 рубрикам-"статусам": 1) епископы и прелаты, 2) клирики, владельцы бенефициев, 3) священники приходские, викарии и исповедники, 4) монахи, 5) судьи, 6) адвокаты и прокуроры, 7) медики, 8) доктора и магистры, 9) князья и прочие дворяне, 10) супруги, 11) купцы и "буржуа", 12) ремесленники и работники, 13) крестьяне, 14) "пахари".

"КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК ИМЕЛ СВОЕГО АНГЕЛА"

На земле в средние века обитало двойное население, люди и их небесные спутники, или, вернее, тройное, так как к ним прибавлялся подстерегавший их мир демонов.

Именно такое галлюцинирующее общество представляет нам "Светильник" Гонория Августодунского:

-Есть ли у людей ангелы-хранители?-спрашивает ученик.

- Каждая душа в момент соединения с телом вверяется ангелу, который должен постоянно склонять ее к добру и сообщать о всех ее деяниях Богу и ангелам на небе.

- Неотступно ли пребывают ангелы на земле с теми, кого они охраняют?

- Если надобно, они приходят на помощь, особенно по зову молитвы. Это происходит немедленно, ибо они могут в мгновение ока спуститься с неба на землю и вернуться на небеса.

- В каком обличье являются ангелы людям?

- В обличье человека. Так как телесный человек не может видеть духов, то они принимают вид воздушного тела, каковое человек может слышать и видеть.

- Существуют ли демоны, которые подстерегают людей?

- Каждым грехом повелевают демоны, каковых с их чинами суть бесчисленное множество. Они постоянно склоняют души людей к пороку и доносят об их проступках своему князю.

Таким образом, люди средних веков жили под непрерывным двойным надзором. Они никогда не оставались одни. Никто из них не был независим. Все находились в сети земных и небесных зависимостей.

ИНТЕРЕС К СЧЕТУ

Анонимный средневековый автор, говоря о загробных царствах, прибегает к следующему сравнению: "Господь подобен купцу, который имеет три кошелька, - в один он кладет хорошие динарии, в другой - оболы , в третий же убирает фальшивые монеты. Так и Господь: праведных он помещает в рай; тех, кто станут праведными в будущем, - в чистилище; злых же, подобно фальшивой монете, бросает в ад".

"Недавно умер ростовщик, - повествует Цезарий Гейстербахский, - и епископ отказался похоронить его на кладбище. Вдова ростовщика выговорила себе у папы разрешение взять на себя грехи покойного и замолить их. На этом условии тело ее мужа перенесли на кладбище, а жена соорудила домик близ могилы, где затворившись, молилась Богу за его душу, творя милостыни, посты и бдения. Спустя семь лет ростовщик показался ей в темной одежде и благодарил: ее трудами он извлечен из глубин ада (в данном случае - чистилища), и если еще на протяжении семилетия она будет оказывать его душе такое же содействие, то он полностью избавится от мук. Минули новые семь лет, и вот он является ей в белом одеянии и радостный лицом: "Слава Богу и тебе, ныне я освобожден!"..."

"...Течение времени в чистилище существенно отличается от протекания земного времени. Монах, покинувший свой орден и ушедший к разбойникам, которых он превзошел в жестокости, перед смертью исповедовался во всех своих грехах, но священник, ошеломленный их громадностью, отказал ему в отпущении и последнем причастии, несмотря на то, что расстрига, человек образованный, утверждал: "Я слышал и читал, что Божье милосердие превосходит зло человеческое". Он просил назначить ему покаяние, и, когда священник и в этом ему отказал, сам выбрал себе две тысячи лет пребывания в чистилище. Грешник написал письмо своему родственнику-епископу, прося молиться за его душу. После смерти оказался он в чистилище. Молитвы за него возносили как сам епископ, так и аббаты, монахи и священники, которых тот просил о содействии. По истечении года умерший явился епископу, худой, бледный и в темном одеянии, но признал, что в силу попечения епископа о его душе тысячу лет в чистилище ему скостили. Молитвы продолжались еще один год, и по прошествии этого срока он вновь явился - на сей раз в новом клобуке, с радостным лицом и сказал, что два года зачлись ему за две тысячи лет, и он свободен. Грешник был спасен силою раскаяния и силою молитвы, заключает Цезарий Гейстербахский".

 "Один епископ, - рассказывается в "Золотой легенде", - услыхал из глыбы льда голос: "Я - душа, заключенная в этот лед за грехи. Меня можно было бы освободить, если бы ты отслужил за меня тридцать месс в течение тридцати дней". Епископ приступил к мессам, но его службы дважды прерывались бедствиями и неурядицами в городе, и лишь на третий раз удалось ему отслужить подряд все тридцать месс, после чего лед немедленно растаял".

КОСМОГРАФИЧЕСКИЕ И ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Общим их местом было учение о Земле как о центре Вселенной. Согласно книге монаха Госсуина "Образ мира" (XIII в.), ее представляли как шар, окруженный со всех сторон небом, подобно скорлупе, облегающей яйцо. Небо наполнено "духовным воздухом" - эфиром, свободно пропускающим свет. Ангелы легко пересекают эфир, но для смертных он гибелен, как гибельна суша для рыб. Полагали, что небо состоит из системы сфер, о чем учил еще Аристотель. Споры велись о числе сфер: одни насчитывали всего три, другие - свыше пятидесяти. С начала XIII в. постепенно внедряется концепция Птолемея, дававшая более близкое к действительности объяснение движения планет на небе.

Мир в целом представляли состоящим из четырех элементов: огня, воздуха, воды и земли. Они существовали раздельно, как белок и желток в яйце. Земля - самый тяжелый из элементов и потому расположена в центре Вселенной. Центром ("пупом") земли считали Иерусалим. К востоку от него (средневековые карты помещали восток наверху, где теперь расположен север) находилась высокая гора. С нее брали начало четыре великие реки: Тигр, Евфрат, Фисон и Геон, обтекавшие сад Эдемский - земной рай. При этом Фисон идентифицировали с Гангом, иногда с Индом, а Геон - с Нилом. Французский историк Жуанвиль (конец XIII-нач. XIVв.), участвовавший в походе Людовика IX в. Египте, рассказывает, что жители этой страны опускают на ночь сети в Нил и утром вылавливают алоэ и корицу, имбирь и ревень. Считают, что пряности эти происходят из Эдема - с райских деревьев они падают в реку и Нил уносит их прочь. Подданные султана пытались подняться к истокам Нила, но всякий раз их останавливали непреодолимые препятствия.

Индийский океан рисовался замкнутым морем, и его острова фантазия людей наполняла золотом, пряностями, благовонными деревьями, населяла диковинными существами. Даже венецианец Марко Поло (1254-1324 гг.), оставивший описание своих путешествий по Китаю и Северной Индии, говорил о людях с хвостами, толстыми как у собак. Легенды же помещали на краю ойкумены кинокефалов - людей с песьими головами, и других людей - совсем без головы, с глазами, посаженными посредине груди. Эти окраинные земли представлялись не только царством богатств и чудес, но и странами, где не существовало никаких социальных и моральных ограничений (старательно насаждавшихся церковью и государством): свободными от половых табу, от сословных рангов, от постов и голодовок. Легенды повествовали о каннибализме и нудизме (особенно поражавшим воображение средневековых людей с их страхом перед обнаженным телом), о полигамии (многобрачии) и сексуальной свободе аборигенов.

В сказочных образах представляли и животный мир ойкумены. По свидетельству Госсуина, тигр - это синее или многоцветное (пестрые расцветки ассоциировались с темными силами) животное, от которого можно спастись, если бросить ему зеркало: он принимает отражение за детеныша и останавливается, чтобы приласкать его. Дыхание пантеры так сладко, что оно завлекает всех остальных животных. Другие звери и вовсе порождение мифологии: единорог и феникс или какое-то странное чудовище, соединяющее в себе коня, слона и вепря и наделенное подвижными рогами.

Средневековые географы разделяли ойкумену на три части: Европу, Азию и Африку, религиозно окрашивая каждую. Европа мыслилась христианским материком, Азия и Африка - средоточием язычества, магометанства (ислама), неверия и нечестия. Средневековое пространство было иерархизировано и каждый из пространственных уровней имел этическую оценку: пространство могло быть "дурным" или "благим". Рай и Иерусалим имели иную оценку на средневековой пространственной шкале, нежели степи, населенные кочевниками, или леса, полные волков и вурдалаков. Иерархия космоса соответствует иерархии божьих тварей и в сознании средневекового человека прочно связана с социально-политической иерархией сеньориально-вассальных отношений.

 КАРТА МИРА (МАРРА MUNDI)

(Составлена в Сев. Германии - Люнебург - ок. 1284 г.)

Из надписей на ее полях:

...Рай - на крайнем Востоке. Есть там древо познания добра и зла. Древо сие действительно видимо и телесно, как и всякое другое дерево.

...Кругом земным (orbis terrarum) называется он по круглой своей форме, так как он вроде колеса. Со всех сторон обтекает его по кругу океан и делит его на три части, то есть на Азию, Европу и Африку          Одна Азия составляет половину света, Европа и Африка - другую. Рассекает их Средиземное море. Азия названа по имени некой жены, которая, по свидетельству древних, владычествовала на востоке. Занимает она (Азия) третью сторону, ограничивается она с востока восходом солнца, с юга океаном, с запада же нашим морем (Данная карта составлена, как и все средневековые, по римским образцам, до нас не дошедшим). С севера предел ее озеро или болото Medeotis (Азовское) и река Тапау (Дон). Много в ней провинций, областей и островов.

Европа названа по имени дочери царя Агенора, которая носила то же имя. Африку, говорят, называют по одному из потомков Авраама и Хеттуры, который звался Ефер (Afer). Имеет и она острова и провинции, положение коих и немногочисленные их названия ты найдешь на изображении земли, если потрудишься посмотреть.

В первый день сотворил Бог свет, во второй твердь небесную, в третий видимое море и землю...

О слонах ты достаточно найдешь у гор, которые названы Семь Братьев. Равным образом, о породе сильных собак около страны Албанской. Если поищешь, сможешь найти.

"Марра" есть изображение; поэтому "mappa mundi" есть изображение мира. Таковое впервые учинил Юлий Цезарь, разослав людей по всей шири земли: страны, провинции, острова, города, пустыни, болота, моря, горы и реки он объединил во всей видимости на одном листе; что дает читателю пользу немалую, странствующим - правильное направление и приятное наслаждение от созерцания попутных предметов.

О ЗАСТУПНИЧЕСТВЕ ДЕВЫ МАРИИ

 

...Ссылаясь на одного благочестивого монаха цистерцианского ордена, Цезарий Гейстербахский рассказывает о событиях, которые имели место несколько лет назад в его провинции (область Нижнего Рейна). Тогда были бури и грозы, и люди с изумлением наблюдали, как находившаяся в церкви статуя Богоматери стала сильно потеть, так что женщины собирали в подолы капли пота. Там очутился один одержимый, и его спросили о причине этого удивительного явления (верили, что бесы устами одержимых способны вещать истину и раскрывать тайны). "Чему дивитесь? - отвечал он. - Сын Марии простер карающую руку, и, если бы Она Его не удержала, мир уже прекратил бы свое существование. Вот и причина пота".

...Любовь и снисходительность Богоматери неизъяснимы. Впрочем, если приглядеться к "примерам" (проповедников), в которых демонстрируется расположенность Марии к слабым и легко сбивающимся с пути истины людям, то можно увидеть причины такого ее милосердия.

...Повесили известного разбойника Эббо, но он не умер. Оказалось, что когда он уже висел в петле, явилась Дева Мария и на протяжении двух дней поддерживала его своими руками. Дева не позволила возвратившимся к виселице палачам и судьям перерезать ему горло, а те, узнав о ее помощи, отпустили Эббо, который сделался монахом. В чем причина милости, оказанной ему Богоматерью? Эббо очень почитал пресвятую Деву и, далее отправляясь на разбой, благочестиво приветствовал ее.

Юный клирик явился после смерти своему отцу с вестью, что с помощью Девы сподобился вечного спасения. На суде поначалу пришлось ему скверно: взвешивание его добрых и злых дел поставило его перед угрозой неминуемого проклятья, но вмешалась сердобольная царица мира и надавила на чашу весов с его добрыми делами, которые сами по себе весили немного. Что же побудило Богоматерь прийти ему на помощь? По его собственным словам, он не имел никаких заслуг, помимо того, что в церкви, когда ее славили и все сидели, он стоял. Этот молодой человек хотя бы знал, за что его почтила Дева Мария своей милостью, а вот некий юный испанец, который требовал, чтобы его немедля исповедовали, ибо явилась ему Богоматерь и объявила, что, наутро он умрет, вообще не знал за собой никаких достоинств, кои она могла бы оценить. Лишь по настоянию исповедника он вспомнил, наконец, что в доме его матери была служанка по имени Мария, и он ребенком перенял у матери обыкновение всякий раз, слыша имя Мария добавлять "Аве Мария". Этого было достаточно, чтобы он угодил Богоматери.

Рыцарь, увидев красивую девушку, похитил ее прямо на дороге и увез к себе. Однако, узнав, что имя ее - Мария, он, страшась почитаемой им Девы Марии, отпустил девушку. После этого Дева явилась ему и поблагодарила, приказав блюсти чистоту; за это она способствовала достижению им высокого социального положения.

Но следующая история кажется еще более странной. Человек, долгое время грешивший с собственной сестрой, тяжко заболел и лежал день или более "как бы мертвый" - тело его было холодное, и лишь в груди едва теплился признак жизни. Между тем он был отправлен на тот свет, и, когда бесы уже хотели сбросить его в пропасть ада, явилась святая Дева, возвратившая его к жизни. Все так и было, ведь он самолично поведал обо всем брату Николаю из Везенфорда, а тот в Дублине передал [проповеднику, из проповеди которого взят этот пример]. Брат Николай спросил его: "Почему наша Госпожа пожелала иметь попеченье о грешнике, настолько вывалявшемся в грязи?!" Никакой другой причины не было, кроме того, что они с сестрой постоянно из любви к Святой Деве давали ей по две меры браги. Дело, разумеется не в подношении, а в любви и преданности, которую грешники таким образом изъявляли Богоматери. Даже, если эти знаки внимания и поклонения исходят от таких злодеев, как разбойник или кровосмеситель, они не теряют своей действенности.

 ЧУДОТВОРНАЯ СИЛА И ДЕЯНИЯ СВЯТЫХ

 

Святые помогают в труде

 

...Когда при ремонте церкви св. Лаврентия одна балка оказалась короче, чем нужно, священник обратился с молитвой к святому, прося его о содействии, и тут все увидели, как балка выросла до должной длины. Монахи, занятые расчисткой пустоши, не могли даже с помощью полутора десятков волов, сдвинуть с места мешавший им камень, но силой молитвы блаженного Нонноза этот камень был удален.

 

К святым предъявляют требования

 

В праздник святого Юлиана в церковь прибыл благочестивый бедняк, оставивший неподалеку своего коня. Конь пропал, и поиски его были тщетны. Возвратившись в храм, пострадавший обрушился на святого с упреками: он не сделал ему ничего дурного и принес дары, "почему же, спрашиваю я тебя, утратил я свое достояние? Прошу тебя возвратить потерянное и вернуть должное". С этими словами, в слезах он вышел из церкви и тут же увидел своего коня.

 

Святого просят о помощи, но в определенных ситуациях прибегают к принуждению

 

В X-XI веках получил распространение... особый ритуал принуждения, "унижения святых". Испытывая притеснение со стороны могущественного соседа и не имея возможности получить защиту от светской власти, монахи собирались в церкви, выносили из алтаря мощи святых и ставили их на пол; тут же клали распятие; гробницу святого посыпали терниями; сами монахи распростирались ниц во время церковной службы, которая отправлялась "вполголоса" и сопровождалась ритуальными проклятьями против богохульных нарушителей мира. Эта церемония, перевертывавшая нормальный ход богослужения и наглядным образом

 "снижавшая" святого, должна была продемонстрировать то поношение, которому подвергся святой, чье аббатство терпело ущерб от неправедного мирянина... Но в указанном ритуале был и другой элемент: мощи святого, который не позаботился о защите освященного его именем монастыря, сознательно подвергались унижению с целью побудить его восстановить справедливость. Если унижение святого монахами носило символический характер, то миряне в подобных случаях не останавливались перед прямым насилием... В "Чудесах святого Бенедикта из Флери" в рассказе о притеснениях, испытанных крестьянами, трудившимися на монастырской земле, упомянута некая женщина, которая вопила, избивая алтарь святого: "Ты что натворил, Бенедикт, бездельник ты этакий? Все спишь? Как мог ты допустить, чтобы с твоею служанкой так обращались?" Исследователи усматривают в ритуале "унижения святого" две системы культуры, ученой и народной; каждая из них имеет собственную символику и традиции.

 

Но святые требуют внимания и почитания

 

В "Легендах о чудесах" Григория Турского "многократно повествуется о том, что тот или иной мученик, местоположение гробницы которого оставалось неизвестным, давал о нем знать и деятельно помогал раскопать ее и перенести в храм, избранный им для дальнейшего пребывания. (Там же.)

 

Святые обидчивы и ссориться с ними опасно

 

Рыцарь, чью сломанную руку исцелил апостол Яков, забыл посетить его в Ридинге и святой в наказание сломал ему другую руку ... Крестьянин уклонился от посещения богослужения в память о святом Авите и вместо этого продолжал возделывать свой виноградник, отговариваясь тем, что и сей святой был труженик. Он тут же свернул себе шею и лишь после усердных молитв заслужил  прошение разгневанного святого и выздоровел... Святой Леутфред покарал нечестивого управляющего за неуважение его имени. Когда аббат, увещевая этого доместика (управляющего), просил его вести себя со слугами помягче и упомянул имя святого Леутфреда, тот воскликнул: "Ты назвал Леутфреда? Кто этот Леутфред? Так звали и свинопаса у моего отца". Вскоре же на пиру он получил удар посохом от привидевшегося ему монаха.

 

Святые не переносят неприятных соседей

 

Гроб преступника, пожелавшего быть погребенным в церкви св. Винцентия, ночью был силой святого выброшен из окна. Родственники покойного, не постигнув смысла чуда, водворили гроб обратно, но он вновь был выдворен из церкви (Там же).

После того, как по соседству с гробницей благочестивого епископа Любекского похоронили его преемника, нечестивого и расточительного прелата, первый ночью покинул место своего упокоения. Трижды постучав посохом в гробницу соседа, он вызвал его, и тот поспешил появиться в полном облачении и тоже с посохом. Добрый епископ жестом повелел ему удалиться из храма и, когда тот приблизился к дверям, схватил обеими руками большой подсвечник и швырнул его вслед недостойному. Страх наблюдавших эту сцену церковных служителей был столь велик, что они позабыли вовремя позвонить к заутрене. Доказательство истинности сего чудесного и ужасного происшествия, заключает Рудольф из Шлеттштадта (рубеж XIII-XIV в.), - канделябр с отбитыми ручками.

Мешок с зерном, положенный на могилу святого Эквития селянином, который не поинтересовался, чье тело там покоится, был чудесным образом выброшен вон, "дабы всем стали ведомы заслуги святого".

Святой следит за неприкосновенностью собственности церкви, которая владеет его

 мощами. Нарушители жестоко наказываются

 

Король Пипин покусился на владения Реймской церкви, и во сне ему явился святой Ремигий: "Ты что делаешь? - вопросил он. - По какому праву вторгся ты в виллу, которая мне была подарена?..." Святой крепко побил короля, так что на теле его были видны синяки и Пипину пришлось уступить. Святой Ремигий отличался мстительностью: когда крестьяне виллы, пожалованной королем святому, отказались ему подчиняться, Ремигий предрек им вечный труд и бедность и "до сего дня его слова остаются в силе" (Жизнеописание св. Ремигия).

Некий диакон захватил овец, принадлежавших церкви, хотя пастух говорил ему, что животное собственность святого мученика Юлиана. Диакон отвечал: "Не думаешь ли ты, что Юлиан ест баранину?" Несчастный не разумел..., что те, кто забирает имущество из домов святых, причиняют несправедливость самим святым... Похититель захворал: его жег святой так, что когда больного обрызгали водой, от тела пошел дым как из печи; он почернел от снедавшего его жара и распространял невыносимое зловоние. В конце концов он умер. Это описание мук больного диакона свидетельствует о том, что, хотя зримый его блик оставался на земле, на самом деле он уже горел в адском пламени...

 

Святой, нуждающийся в доказательстве законности своих прав, может представить свидетелей даже с того света

 

Так произошло во время тяжбы между святым Фридолином и неким землевладельцем, который оспаривал права аббата на имущество, подаренное монастырю его братом, к тому времени уже умершим. Видя, что правды в суде ему не добиться, Фридолин велел открыть могилу бывшего владельца и пригласил его выйти из нее. Явившись на суд ландграфа, покойник сказал брату: "Зачем, братец,  губишь ты мою душу, отнимая владение, которое мне принадлежало?" Устрашенный ответчик поспешил возвратить святому свою землю, включая и свою часть, а покойник возвратился в могилу.

 

Святость и чудотворство

 

После кончины епископа Иллидия, многие ворчали, - сообщает Григорий Турский: "Не святой он, ведь он сотворил только одно чудо". Но тут же воспоследствовали новые чудеса.

Святой Теобальд отправился в путь, дабы положить конец междоусобицам, свирепствовавшим в Шампани, а дьявол, пытаясь помешать осуществлению его благочестивого намерения украл колесо с его квадриги и бросил его в реку. Святой повелел демону служить ему колесом, и тот не осмелился противоречить.

Святой Гоар вопрошает незаконнорожденного трехдневного младенца об имени его отца, и тот называет епископа Рустика.

Рустик кается, его смещают с должности, и епископом Трира становится Гоар.

"Некий человек, лишившийся слуха и дара речи, отправился в Рим с тем, чтобы вымолить себе исцеление у мощей святых апостолов и других святых, прославивших этот город. Но на пути, в Ницце, ему возвратил здоровье святой Госпиций, и сопровождавший больного диакон воскликнул: "Искал я Петра, искал Павла, Лаврентия и иных святых, кои прославили Рим своею мученической кровью, и здесь [то есть в Ницце] всех их я нашел, всех увидел!".

В некоего отшельника вселился злой дух, и от терзаний несчастный избавился только после того, как его доставили в Тур, где могущество святого Мартина подавило злокозненность демона. Однако целебные качества турского святого действовали только до тех пор, пока этот человек пребывал в Туре. Когда же он возвратился на прежнее место жительства, им опять завладела нечистая сила. Конечно, святой благотворно действует не только у себя  дома, однако только именно здесь его чудотворные способности наиболее эффективны.

Культ местного святого Мартина успешно конкурировал с культом самих апостолов: "Старуха, жившая близ Тура исцелилась от слепоты, и хотя в этом городе хранились мощи апостолов Петра и Павла, она утверждала, что зрение ей возвратил местный покровитель святой Мартин" (Там же).

 

Соединение святости и чудодейства - то, что составляло наибольшую ценность в глазах почитателей святого

 

Когда занемог святой Мартин, епископ Турский, в местечке, где он умирал, собрались жители Пуатье и Тура, дабы присутствовать при его блаженной кончине. Сразу же после смерти Мартина между ними вспыхнул "великий спор", о котором повествует Григорий Турский. Жители Пуатье говорили турэнцам: "Наш этот монах, у нас он сделался аббатом, требуем отдать его нам. Довольно вам того, что пока был он в сем мире епископом, вы слушали его речи, делили с ним трапезы, вас он укреплял благословениями, а сверх того вас преисполняли радостью творимые им чудеса. Удовлетворитесь же всем этим, а нам пусть достанется его бездыханное тело".

Жители Тура возражали: "Вот вы говорите, что с нас достаточно его чудесных деяний, но да будет вам ведомо, что их он совершил больше у вас, нежели здесь. Ибо, оставляя многое в стороне, нужно помнить, что вам он воскресил двух умерших, нам же лишь одного; ведь как он сам не раз говорил, чудотворная сила была у него большей до того, как он стал епископом, чем после посвящения в епископский сан. Значит, нужно, чтобы то, чего он не успел сделать для нас, пока был жив, свершил бы он опочивший. Бог его у вас взял и дал нам..."

Так спорили они до наступления ночи. Церковь, где лежало тело святого, заперли, и как пуатевинцы, так и турэнцы выставили стражу. Жители Пуатье могли бы поутру силою забрать тело, но "всемогущий Господь не допустил, чтобы Тур лишился своего патрона". Когда в полночь отряд пуатевинцев сморил сон, жители Тура взяли бренные останки святого, выбросили их в окно и, поместив на корабль, отплыли в Тур. Жителей Пуатье разбудили гимны и псалмы, громко распеваемые удаляющимися соперниками, и в сильном смущении возвратились они домой, "не обретя сокровище, которое сторожили".

 

Черты язычества в культе святых и их мощей

 

Григорий Турский рассказывает о франкском графе: "Посланный королем умертвить опального, он прибег к "принятым у варваров" гаданиям, чтобы узнать, ожидает ли его удача в этом предприятии. Но так как ему предстояло с помощью обманных обещаний извлечь опального человека из церкви, в которой тот нашел убежище (король приказал не осквернять храма кровью), он одновременно старался выяснить, не обнаруживалась ли за последнее время чудесная сила святого Мартина на клятвопреступниках".

"У одного сирийского купца, - рассказывает Григорий Турский, - хранились в домашнем святилище мощи святого Сергия - большой палец, который в свое время помог одному восточному правителю обратить в бегство вражеское войско, после того как он привязал этот амулет на руку. Король Гундобад пожелал приобрести эту реликвию, которая и в Бордо оказала уже чудесное действие, защитив дом купца от пожара. К сирийцу отправился патриций Муммол, который нашел ящичек с пальцем святого и не побоялся разрубить его ножом на несколько частей". "Думаю я, - замечает Григорий Турский, - святому мученику было не очень приятно, что так с ним обращаются". Помолившись Богу, чтобы он помог разыскать все куски реликвии, разлетевшиеся по углам, Муммол и сириец поделились ими, и патриций унес частицу пальца святого, но, прибавляет Григорий, - "без благословения мученика".

В житие ирландского святого Мохемока рассказывается  такая история: "Граф Энгусса совершил убийство, и аббат Мохемок хотел было его проклясть. Но убийца отвечал, что не страшится проклятья, так как его благословил в свое время святой Кумин. Граф, видимо, склонен был толковать благословение святого как своего рода защитительное заклятье или амулет, действующий безотносительно к поведению его обладателя. Тем не менее произнесенное аббатом проклятье погубило дочь графа и его боевого коня. Только после этого устрашенный граф согласился понести покаяние, и Михемок возвратил жизнь его дочери и коню".

 

Слияние в сознании простого народа образа святого и колдуна. Лжесвятые

Григорий Турский рассказывает о некоем Дезидерии, "который утверждал, что способен творить всякие всяческие чудеса, как он похвалялся, между ним и апостолами Петром и Павлом якобы поддерживалась связь, осуществляемая при посредничестве посланцев. В то время, когда Григория не было в Туре, этот самозванец привлек к себе множество простого народа. К нему приводили слепых и больных, и он исцелял их, - не святостью своей, подчеркивает Григорий, но вводя в заблуждение черной магией. Слуги Дезидерия силой распрямляли и растягивали скрюченные члены паралитиков и хромых, и те, кто не выздоравливали, испускали дух. Сей несчастный... настолько занесся, что ставил ниже себя прославленного турского святого Мартина и приравнивал себя к самим апостолам. И что же в том удивительного, замечает хронист, если Дезидерии утверждал, будто равен апостолам, - ведь зачинщик этих непотребств, дьявол, при конце света объявит себя Христом! То, что Дезидерии прибегал к черной магии, явствует из его удивительной способности слышать на большом расстоянии, - это возможно только благодаря демонам, кои передавали ему сказанное. Дезидерии носил капюшон и плащ из шерсти и публично воздерживался от еды и питья, а тайком, в своем убежище, жадно насыщался так, что слуга не успевал подавать ему блюда.

 Однако люди Григория разоблачили его и изгнали из города. Не знаем, заключает Григорий, куда он девался. Сам говорил он, будто происходит из Бордо".

О ЧУДЕСНОМ

 

О язычниках "татарах"

 

Польский хронист Матвей Парижский, откликаясь на слухи о терроре монголов, истреблявших христианское население Центральной Европы, Польши, Силезии, Венгрии, писал: "Это бесчеловечные, уподобившиеся зверям создания, каковых должно называть скорее чудовищами, нежели людьми. Они жаждут крови и пьют ее, пожирают собачье мясо и даже человеческую плоть".

 

"Средневековое христианство оставалось европейским, но оно предпринимало отважные попытки проникнуть на край света"

 

Родина татар, - писал еще Жуанвиль, - представляет собой большую песчаную долину, невозделанную и бесплодную. Она начинается у цепи чудовищных скал, которые образуют конец света со стороны востока. Эту цепь еще никто не преодолевал, но, по словам татар, там живут народы Гога и Магога, которые выйдут оттуда, когда наступит скончание века и появится Антихрист, чтобы все уничтожить.

РАССКАЗЫ О ЧУДЕСАХ ПРОВИНЦИИ ДОФИНЕ1

 

Башня, сбрасывающая ночных стражей

В Арльском королевстве, в епископате Валенсском, в городе Ливроне, стоит высокая башня - башня епископа Валентина, которая сбрасывает ночных стражей. Если на ночь поставить стража на эту башню, то наутро он очутится в долине, что у ее подножья. Он очутится в долине, не испытав ничего дурного, - не испугавшись ни падения, ни взмывания ввысь и не почувствовав удара при падении на землю.

Скала, которую можно было сдвинуть одним пальцем, но не всем телом

В Арльском королевстве, в провинции Эмбрен, в городе Нот (?) есть большая скала, которую можно легко сдвинуть, едва прикоснувшись к ней мизинцем. Но если попытаться раскачать ее всем телом или, если угодно, упряжкой волов, она не шелохнется.

Ветер, который святой Сезар поймал в свою перчатку

Говоря о ветрах и о горах, мы утверждали, что почти все горы выше всех ветров; добавим к этому, что существуют долины, настолько укрытые ближними горами, что до них не долетает даже легкий ветерок. Вот так и в Арльском королевстве, в епископате Вэзон, в весьма многолюдном городе Нионе. Он расположен в долине, со всех сторон окруженной горами, куда не долетал никакой ветер, даже самый легкий, и до времен Карла Великого эта долина оставалась бесплодной и совершенно бесполезной для человека. Узнав о ее бесплодии, святейший муж, архиепископ арльский Сезар, славный своими чудесами, пришел на берег моря, омывавшего его владения, и, набрав полную перчатку морского ветра, замкнул его в ней. Он вернулся в дотоле бесплодную долину и во имя Христа ударил с размаху перчаткой полной ветра о скалу и повелел ей впредь впускать ветер. И тут же скала, в которой образовалась пробоина, начала пропускать сквозь щель ветер, который в народе зовется Морской, ибо божественным чудом он приносится с моря. Этот буйный ветер долетает лишь до земель у реки, протекающей в низовьях долины, делая их плодородными и животворными, и освежает чело всем идущим, овевая их свежестью своего дыхания; когда же они покидают пределы долины, он более не касается их, как если бы ему было запрещено выходить за поставленные ему пределы.

Плавучий луг серселов

В нашем королевстве Арль, в диоцезе Гап, есть место, где живут серселы (?), на этой земле простирается очень глубокое озеро. В самой середине озера расположен плавучий луг, который в течение года не тревожит ни один человек, но в пору сенокоса его подтягивают веревками к берегу озера и, скосив с него траву, раскладывают ее в ряды. Поделив сено по справедливости между многочисленными совладельцами, они отвязывают луг, и он возвращается на самую середину озера, где был прежде.

Скала, называемая Эгиль ("Равная ей")

Подобает наставникам молодежи искать не только правдивых историй, но и вымыслов, и поскольку суета сует и всяческая суета, то суетные дети, человеческие, фантазируя, словно с весов, берут то реальные, то вымышленные факты, и не менее упиваются баснями, чем достоверными историями. Так, в королевстве Арль, в епископате Гренобльском, на пограничье с диоцезом Ди, на земле, которую жители называют Триев, стоит очень высокая скала. Напротив нее неподалеку стоит еще одна скала, которая зовется "Равная ей", ибо она такой же высоты, хотя ее вершина неприступна. Если взглянуть с соседней скалы, то можно увидеть прозрачный родник, каскадами сбегающий по камням, а на вершине скалы - зеленую траву, как на лугу. Иногда видны сияющие белизной полотна, расстеленные для просушки, как это делают прачки. Откуда это чудо, что оно означает и кто его творит. - Просто задавать такие вопросы, но весьма не просто найти на них ответ.

Госпожа замка Деспервель

Зачастую случается, что ангелы Сатаны превращаются в ангелов света, и Дьявол позволяет им вселяться в души людей. Чтобы разобраться в этом я и присовокупил эту необычную историю, которую узнал от людей, преданно и искренне верующих. Стоит в королевстве Арльском, в епископате Валенсском замок Эспервель. Госпожа этого замка возымела обыкновение уходить из церкви во время мессы после чтения Евангелия. Она совершенно не переносила освящения тела Господнего. Спустя много лет ее супруг, хозяин замка, уличил ее в этом и, несмотря на подробные расспросы, не смог выяснить причину столь поспешного ее ухода. Однажды в праздничный день, когда эта дама по окончании чтения Евангелия уходила, ее муж и его слуги удержали ее силой, хотя она и сопротивлялась. И как только священник произнес слова освящения, эта дама, поднятая дьявольским духом, улетела, унеся с собою в преисподнюю и кусок часовни, и никто ее с тех пор не видел в этих местах. Но часть башни, стоящей рядом с часовней, еще стоит и свидетельствует о происшедшем... И вот по грехам этой ужасной женщины часовня оказалась разрушенной, а сама она ускользнула из рук удерживавших ее людей, да и сам замок по здравом размышлении был разрушен и перенесен на новое место, получив иное название. Его обитатели были переселены в замок Шарпей.

Долина Лентюскль

В королевстве Арль, в провинции Эмбрен, есть одно место, где летом просто пройти в Италию через вершины Альп дорогой короткой, но очень опасной. Эта долина носит название Лентюскль. Если с ее верхней точки что-нибудь бросить или крикнуть, то тут же скопления снега сползают по скалистым склонам и, принеся с собой груды снега, засыпают идущих огромными снежными массами и бросают их на дно пропасти.

Вода, исцеляющая страдающих зобом

В провинции Эмбрен, входящей в состав королевства Арльского, есть замок Барль на земле, из которой бьет родник, если его воду пить и ею умываться, она исцеляет зоб. Также в королевстве Арль имеется множество родников, бьющих во время летнего зноя, но пересыхающих зимой.

 

ПЕРЕЧЕНЬ ЧУДЕС НА ОСТАЛЬНОЙ ТЕРРИТОРИИ КОРОЛЕВСТВА АРЛЬ

 

Египетские травы

Некто по имени Иснар, хозяин окрестностей Форкалькье (Альпы Верхнего Прованса), отправился в поисках пустыни на Востоке и встретил святого отшельника, который жил, питаясь травами.

О морских водах, превратившихся в соль

Залежи морской соли близ Арля.

Окна, в которых появлялись дамы (феи)

Прекрасные дамы появлялись в трещинах одной скалы в провинции Э и исчезали, когда к ним приближались.

Вода, которая никогда не кипит

Чистая вода (в замке Пьоленск, близ Оранжа?), которая никогда не кипит.

Сообразительность животных

В приальпийской Галлии, на очень высоких скалах Кодрио (?), очень умные козы, серны, ушли от охотников благодаря своей хитрости.

 Монастырь Лерен

На этом острове нет змей: то ли святость монахов, то ли состав почвы изгнали их.

Ламии, дракулы и привидения

Ламии - это женщины, которые входят в дома и похищают детей из зыбок. Дракулы обитают в омутах на дне рек и утаскивают туда женщин и детей, обернувшись золотым кольцом. Они принимают и человеческое обличье и отправляются прогуляться по городским площадям. Гервазий Тильберийский видел одну женщину, которая была таким образом унесена в Рону, чтобы там кормить грудью сына одного дракулы и провела там семь лет. Вернувшись на землю, она встретила одного дракулу на центральной площади Бокэра. В Роне под скалой замка Тараскон, где во времена святой Марты скрывался змей, называемый тараск, лунными ночами видят дракул в обличье привидений и слышат их разговоры.

Ламии и ночные ларвы

Ламии, или маски, или стрии, - это, считают врачи, ночные видения, а согласно Августину - демоны. Также и ларвы проникают ночью в дома, вселяют в спящих кошмары, нарушают порядок в доме и переносят детей с места на место. Именно это и приключилось с Умберто, архиепископом Арльским, родичем Гервазия Тильберийского, когда он был младенцем.

Кладбище Аликам

Мертвецы и гробы, плывущие по Роне, сами останавливаются в Арле, чтобы быть погребенными в Аликаме.

Орех с шестью или семью ядрами

Орех, посаженный одной вороной в замке Понтон и [Понтене, Вар?], превратился в орешник, но вместо плодов дает желудь, в котором содержится шесть, семь или десять ядрышек.

 Дерево со стручками

В пригороде города Марселя есть дерево, приносящее стручки вроде бобов, и они наполнены камнями.

Яйцо ворона, высиженное лебедем

У стен и башен Арля вьют гнезда лебеди. Однажды самка ворона подложила свое яйцо в лебединое гнездо. Когда птенец вылупился, стая лебедей ощипала мать и ее мнимого ребенка и сбросила их с башни.

Мертвец, убивший свою вдову

Один знатный человек, Гильом де Мустьер, заставил свою жену поклясться, что она не выйдет замуж после его смерти. Она не сдержала своего обещания. Мертвец вернулся и убил неверную пестом.

Гроздья Рошмора

В Рошморе произрастают гроздья, которые в народе называют брюметт; у них крупные ягоды и цветут они как виноград. Но в день святого Иоанна плоды исчезают.

Мертвец, который явился одной девушке и открыл ей много удивительного

Один юноша из Апта, невинно убиенный, явился одной девушке, уроженке Бокэра. Он говорил с ней с того света, а именно из Чистилища, куда он попал.

 

ИСПЫТАНИЕ ОГНЕМ

 

В жесте "Песнь Иерусалима" один клирик по имени Петр, находившийся в Святой земле, утверждал, будто бы святой Андрей открыл ему место, где хранится священное копье, пронзившее бок Христа на Кресте. Были предприняты раскопки, и копье нашли. И тогда, чтобы узнать, подлинное ли копье, то есть говорил ли клирик правду, его подвергают испытанию огнем. По истечении пяти часов клирик умер от ран. Однако было сочтено, что он выдержал испытание с честью, а копье подлинное. Ноги же у клирика сгорели потому, что вначале он усомнился в истинности своего видения.

И конечно же, каждый помнит испытание огнем Изольды: "Бледная, она шатаясь приблизилась к костру. Все молчали. Железо было раскалено докрасна. Она опустила обнаженные руки в жар костра, схватила железный прут, пронесла его девять шагов, а затем отбросила его и вытянула руки, скрестив их и открыв ладони. И все увидели, что плоть ее чище, чем слива на сливовом дереве. И тогда каждый громко вознес хвалу Богу".

"СУД БОЖИЙ"

 

В основе его и в христианстве, и у варварских народов лежала идея вмешательства всеведующего божества, которое принимает сторону правого и карает виноватого. Уже Григорий Турский рассказывал о преступниках, наказанных внезапной смертью, при попытках с помощью обмана доказать свою правоту.

Существовало несколько разновидностей "Божьего суда", наряду с поединком применялось испытание крестом, при котором тяжущиеся становились перед большим крестом с распростертыми руками, имитируя его форму, и тот,

 кто первым опускал руки, считался проигравшим. Особенно распространенными были, однако, испытания огнем (железом). Человек, намеренный очиститься от обвинения или вообще доказать свою правоту (например, святой желавший дать язычникам убедительное доказательство силы своей веры), держал в руках кусок раскаленного железа или ходил босиком по раскаленным докрасна плужным лемехам (обычно числом девять). Составными частями этой процедуры были благословение огня и железа, месса, молитвы, принятие тела Христова. После того как подвергавшийся испытанию пронес железо или прошел по нему, руку или ноги его забинтовывали, а на третий день повязку снимали и смотрели, в каком состоянии раны: если рука была невредимой, налицо доказательство невиновности испытуемого, его правоты.

Не менее распространено было испытание кипящей водой ("котелком"). В котелок бросали кольцо, которое испытуемый должен был извлечь из котелка кипятка. При этом следили за тем, чтобы испытуемый не прибег к каким-либо магическим средствам и чтобы в ордалию не вмешалась нечистая сила. Для этого орудия испытания обрызгивали святой водой.

Испытание холодной водой имело такое объяснение: вода, чистая стихия, не примет преступника. Ордалия заключалась в том, что обвиняемого, руки и ноги которого были связаны вместе, бросали в водоем или реку, привязав к телу веревку. Если он тонул, его вытаскивали и объявляли оправданным, если же вода не принимала его, он считался виновным. Этот вид "божьего суда" приобрел широкое распространение во время преследования ведьм. Испытание обвиняемых могло выразиться в их взвешивании (процедура не ясна). Практиковались даже испытания хлебом с сыром: верили, что виновный не в состоянии проглотить кусок освященного хлеба...

"Божий суд" повсеместно применялся с начала средних веков, хотя всегда встречал ученую оппозицию. Один из наиболее авторитетных его критиков Агобард Лионский, написал сочинение "Против Божьего суда" почти одновременно с опубликованием Карлом Великим предписания  "Без каких-либо сомнений верить в силу и справедливость Божьего суда" (Аахенский капитулярий 809 г.). Агобард высмеивает глупость тех людей, которые называют подобные процедуры "Божьим судом", как если б Господь, заповедавший всеобщую любовь, стал служить человеческим выдумкам и вражде и решать, кому принадлежат тот или иной участок земли, лошадь или свинья, из-за коих разгорелась тяжба. Напротив, Хинкмар Реймсский, другой видный деятель каролингского времени, решительно отметал все возражения против применения "Божьего суда". Противники и сторонники "Божьего суда" в своей аргументации опирались на авторитет Писания.

Возобладала общепринятая практика, и она была подтверждена церковными синодами (847, 895, 1023)... Во Франции и Германии "Божий суд" был признанной составной частью судопроизводства вплоть до XIII-XIV вв. Между тем римские папы на протяжении IX-XIII вв. постоянно возражали против судебных поединков и запрещали их... В Германии "Божий суд" просуществовал до XV столетия. Вопреки критике ученых людей и просвещенных законодателей народ и значительная масса духовенства продолжали твердо верить в то, что Бог постоянно вмешивается в повседневную жизнь. Эта вера в безошибочность божьих приговоров намного полнее отвечала их общему мировосприятию, нежели суждения критиков.

НАРОДНАЯ МАГИЯ И ЦЕРКОВНЫЙ РИТУАЛ

 

...Взаимоотношения между культурой народной и культурой ученой не исчерпывались конфликтом и противоборством. Все было куда сложнее. Ограничивая фольклорные традиции, стараясь "приручить" их, церковь вместе с  тем испытывала их постоянное и ощутимое воздействие. Воздействие на нее идей, представлений и практик нехристианского происхождения было неизбежным. Именно потому церковь держала под своим контролем духовную, религиозную, нравственную жизнь верующих и определяла их поведение, духовенство должно было принимать в расчет их культуру, искать и находить некоторое общее с ними поле понимания и воспринимать идущие от них импульсы. Нельзя забывать, что тот самый народ, многие стороны мировосприятия которого оставались чуждыми церкви и вызывали ее осуждение и гонения, поставлял церкви ее кадры. Образование и выполняемые функции отделяли духовных лиц от мирян, но стереотипы и привычки сознания, усвоенные ими до посвящения в сан, в известной мере оставались теми же самыми. В период развитого Средневековья духовные пастыри не могли и не хотели полностью обособиться от ведомых.

Нередко церковь вольно или невольно шла за паствой (положение изменится к концу эпохи, когда их противостояние резко обострилось). В частности, культ святых, отвлекаясь от которого едва ли возможно что-либо понять в средневековом христианстве, в значительной мере был навязан церкви народом, не удовлетворявшимся идеей далекого и непонятного Бога и нуждавшимся в близких к нему сверхъестественных помощниках и заступниках. Если духовные пастыри видели в святых воплощение христианских добродетелей, то масса верующих воспринимала их преимущественно в роли чудодеев. Не случайно папская курия прилагала усилия к ограничению числа святых, усугубляя требования, предъявляемые к "подлинной" святости на процессах их канонизации; в результате существовали два ряда святых - апробированных курией официальных святых католической церкви, число коих было ограничено, и святых, поклонение которым было распространено в народе, но которые не были канонизированы...

 Сакраменты и сакраменталии

 

...Средневековый человек, живший в обстановке неустойчивого, шаткого баланса с силами природы и всецело зависевший от них, нуждался в том, чтобы каждое свое действие по возможности охранить от случайности и неудачи. Капризы погоды, наводнения, градобитие, морозы, засуха, нападение диких зверей или вредных насекомых - все угрожало неурожаем, падежом скота и их неизбежным и реальным спутником - голодом. С неменьшими опасностями было сопряжено продолжение семьи: неудачная беременность жены, рождение больного ребенка, разнообразные болезни и несчастные случаи при практическом отсутствии медицины были столь же актуальными факторами повседневной жизни, как и угроза голодной смерти. Но и общественная жизнь, общение с другими людьми были чреваты бесчисленными бедами: кознями соседей, сглазом, воровством, новыми поборами, нападениями врага, судебными тяжбами, риском, связанным с торговлей, путешествием, паломничеством... На суше и на воде, зимой и летом, ночью и днем человек находился в постоянном окружении сил, которые могли причинить смерть, разорение, утрату социального статуса.

Против всех этих бед и опасностей нужно было иметь наготове определенные средства защиты... Всеобъемлющая система магических действий, ритуалов, молитв, заклинаний давала традиционному обществу своего рода "технику безопасности". Позволяла ли себе церковь, осуждая народную магию, сама пройти мимо этой неодолимой и постоянной потребности народа? На протяжении всего Средневековья она постоянно старалась удовлетворить эту потребность.

Для культа, почитания Бога церковь располагала системой сакраментов, или таинств (причащение, крещение, священство и др.), при посредстве которых верующие приобщались к Творцу и могли достичь спасения души. Но наряду с таинствами была выработана серия т. н. "сакраменталии" или "малых сакраментов", дополнительных вспомогательных средств, религиозных церемоний, формул, ритуалов, на правленных на обеспечение благополучия человека. Богословы (Гуго Сен-Викторский и другие) придавали сакраменталиям исключительно символическое значение, и в тех или. иных освященных и используемых церковью предметах (свечи, святая вода, соль, хлеб, пепел, колокол и т. п.), и в связанных с ними ритуалах видели знаки, символы Христа и его деяний, человеческого рода, смерти, покаяния, божественной мудрости. Они не признавали за сакраменталиями самостоятельной силы и сверхъестественных спасительных средств, независимых от божественных таинств, Но такова была доктрина. В церковной же практике сакраменталии приобрели характер защитных амулетов, целительных процедур. Символический смысл сакраменталии был затемнен... утрачен, и вместо него они были насыщены, в глазах тех, кто их применял, магическими способностями, хотя и получаемыми от Творца. Например, употребление святой воды заключалось уже не только в очищении души от грехов, но также и в чудодейственном ее влиянии на человеческое здоровье и в противодействии колдовству и нечистой силе. В отличие от сакраментов, которые обычно отправлялись в церкви и представляли собой монополию священников, сакраменталии: благословления и заклятия использовались и "вне священного места в доме и в поле, в конюшне или в стойле, в амбаре и в саду - где угодно. То были своего рода "мирские сакраменты", осуществляемые тем не менее с участием духовного лица".

 

Сакрально-магические процедуры церкви

 

Многие из них... близко напоминают языческие ритуалы, античные или варварские. Таков, например, обход полей с изображениями богов у галлов и германцев. Христианские миссионеры, которые не могли не видеть в этом обычае нечто недопустимое, были бессильны запретить его, поскольку в глазах населения он был необходим для обеспечения урожая злаков, и они пошли на христианизацию этого ритуала. Праздники в честь Цереры или германской богини земли Нертус приобретают некоторые новые черты,

 и литании, процессии, призывы святых и Бога становятся неотъемлемыми компонентами церковного ритуала; вместо веселой распущенности язычников вводятся покаяния в грехах и подаяния бедным, устраиваются ночные бдения близ мощей святого покровителя, с пениями и молитвами, после чего наутро совершается обход полей с изображением святого. Такую реформу архаического праздника плодородия предприняла, в частности, аббатиса Марксвида в местности близ Билефельда в 940 г. Верующие воздвигали кресты в садах, виноградниках, на полях, с тем, чтобы отвести от своих насаждений градобитие, бурю и "все нападки врага", то есть нечистой силы. Эти кресты благославлялись церковью, хотя впоследствии отдельные богословы осуждали подобную практику как суеверие, поскольку она, на их взгляд, не фиксировала внимание верующих на страстях Христа и укрепляла их "язычество".

...В формуле одного из благословений хлебов содержится имя архангела Панхиела, которого молящиеся призывают "защитить нивы от червей и злых духов", но это имя было запретным в церкви, признававшей лишь трех архангелов - Михаила, Гавриила и Рафаила. Употребление имен других архангелов уже в VIII в. расценивалось как ересь... Тем не менее и в более позднее время в заклинаниях встречаются упоминания имен ангелов, которых официальная доктрина считала демонами...

И в языческие времена и в христианское Средневековье было распространено поверье, что погоду можно исправить, если поднять сильный шум. В начале Средневековья церковь осуждала такие ритуалы, когда трубили в рога или стучали деревом, для того, чтобы прогнать недобрых духов, виновных в непогоде. Однако эти обычаи сохранялись и в последующие столетия. Гервазий Тильбюрийский в начале XIII в. рассказывал о рыцаре, которому во время бури некий воин вручил охотничий рог, уверяя, что его звук прогонит гром и молнию, - этот воин оказался не кем иным, как святым Симеоном. Мы вновь сталкиваемся с фактом христианизации языческого обычая.

В XVI и XVII вв. в окрестностях Аахена с этой же целью употреблялся так называемый "аахенский рог". Во

 Франкском государстве в облака и тучи бросали камни, на ветви деревьев и палки вешали грамотку с какими-то знаками или же освящали колокольчики, звоном которых опять-таки силились изменить погоду - обычай, осужденный капитулярием Карла Великого (789 г.). Слова заклятия бури сопровождались стрельбой из луков по облакам. Несмотря на осуждения ряда теологов, согласно которым подобная практика противна Богу, на протяжении всего Средневековья во время бури звонили в церковные колокола. Однако наиболее эффективным средством против непогоды считали мессу и церковные заклинания. Тексты подобных заклинаний сохранились в рукописях начиная с X в., но они применялись вплоть до совсем недавнего времени. Произносивший заклятие священник поднимал руку с крестом к облакам, прогоняя бесов.

Не менее чем о благоприятной погоде средневековые люди заботились об урожае. "Господи святый, Отче всемогущий, Боже вечный, сотворивший небеса и твердь, море и все прочее, молим Тебя: благослови и освяти новый урожай и приумножь его для нас, наполни амбары наши хлебом и вином, дабы мы могли в радости вознести Тебе, всемогущему Богу, наши хвалы и благодарения" - такова общая одна из многих формул обращения к Творцу. Но она слишком обща, и возникали специальные формулы освящения овса (в день святого Стефана), овощей и других плодов, также как и заклятия сорняков.

Для исцеления больных животных разрезали хлеб крестообразно на четыре части, произнося при этом церковную формулу, благословляющую соль и воду, и одну из четвертушек смешивали с другим хлебом, который подавали нищим в честь двенадцати апостолов, а оставшиеся три четвертушки скармливали скоту. Сочетание церковных благословений с практикой, весьма далекой от христианства - заурядное явление средневековой жизни.

Благословения рожениц. Наряду с заклинаниями существенны были молитвы, обращенные к святым, которые считались покровительницами молодых матерей - Анне, Маргарите, Катерине, Варваре, Агате. Впрочем, как показывают жития, и святые мужского пола выступали в роли

 помощников при родах. "Вода святого Альберта" (сицилийского монаха, скончавшегося в начале XIV в.) считалась чрезвычайно эффективным родовспомогательным средством, и при ее употреблении читалась особая молитва. В формулах благословения содержатся указания, согласно которым их оглашение должно было сопровождаться прикосновением к животу и бокам роженицы, а на голову ей возлагали Евангелие; на ее грудь надлежало положить кусок пергамента с текстом заклятия. В нем содержался перечень священных рождений: "Ана родила Марию, Мария родила Христа без боли и мук, Елизавета родила Иоанна и не страдала". Далее следовал призыв к младенцу, находившемуся во чреве матери: "Заклинаю тебя, дитя, во имя Отца и Сына и Духа Святого, выйди из сей женщины, жив ты или мертв..." "Этими словами заклинаю тебя творение мертвое ты или живое, мужского пола или женского, поскорей выйди, дабы узреть свет дня и дабы раба Божья не скончалась в родах..."

Текст заклинания мог быть написан на хлебе, который давали съесть роженице, либо же письменное заклинание привязывали к ее животу или к голени, после чего должны были незамедлительно наступить роды. Священник надевал на мучающуюся родами женщину пояс, в котором служил мессу, либо поясом самой роженицы обвязывали церковный колокол и трижды в него звонили. Символическое затягивание и развязывание узлов должно было оказать благотворное воздействие на роды. Роженице можно помочь, если ей подает воду преступник или если она посидела на его одежде. Целебные свойства приписывались вещам, которые принадлежали преступникам. Веревка повешенного была талисманом, а части одежды казненного должны были приносить удачу. Благотворным для роженицы было посидеть на погребальных носилках. Эти обряды церковь осуждала, но, как мы могли в очередной раз убедиться, грань между дозволенными ритуалами, в которых принимал активное участие священник, и предосудительными, с точки зрения духовенства, - эта грань была зыбкой, отчасти размытой, нечеткой.

Ритуалы и суеверия, сопряженные с крещением новорожденного. Крещение производилось в церкви. "Для того, чтобы младенец не болел, его возлагали на алтарь либо на гробницу или могилу - это должно было на всю жизнь предохранить его от зубных и глазных болезней; ребенок, полежавший на очаге в доме, был защищен от лихорадки. Этот обряд осужден в пенитенциалии Бурхарда Вормского".

Заклинания болезней. Подобные заклинания языческого происхождения применялись повсеместно. Церковь не была в состоянии их запретить. Осуждая и преследуя знахарство, колдунов и ведьм, церковь месте с тем нуждалась в том, чтобы подменить их магию своими собственными экзорцизмами, заклинаниями. Существовал ритуал "отлучения болезни". Его формула гласила: "Отлучаю тебя, пособник смерти, во имя Отца и Сына и Духа Святого, и во имя Богоматери Девы Марии, и четырех евангелистов, и двенадцати пророков, и двенадцати апостолов, и всех мучеников и исповедников, и дев, и ста сорока четырех тысяч тех, кто во имя Божье претерпели страсти: да не будет тебе никакой власти в сем рабе Божьем, но отыди от него, не причинив никакого вреда. Во имя Того, Кто приидет". В этом тексте, как и во многих других церковных формулах заклинания, бесу - виновнику болезни ("пособнику смерти") противопоставляется сонм сакральных сил...

Одним из средств исцеления было изготовление свечей размером с тело больного или весом, равным его весу. Подобная, казалось бы, далекая от христианства практика нашла тем не менее свое отражение в церковных формулах благословения этих свечей: совершая такой дар Богу, больной мог рассчитывать на Его помощь и исцеление. Либо при взвешивании тела больного на другую чашу весов возлагали даримые им продукты - зерно, сосуды с маслом и вином, воск и т. п.

 Итоги

 

Рассмотренные выше церковные формулы вводят нас, - пишет А.Я. Гуревич, - в мир архаических верований и нерассуждающего ритуализма. Христианский пласт в формулах прикрывает поведение, весьма далекое от того, какое проповедывалось с кафедры, И тем не менее, полагает исследователь, "вряд ли правомерно отграничивать в формулах христианство от суеверий и язычества - они представляли собой единый сплав". Важно также иметь в виду и то другое обстоятельство, что "запечатленная в формулах религиозно-мистическая практика получила распространение в церковном приходе; во многих формулах особо подчеркнуто, что то или иное заклятие, например осуждение зверей или насекомых-вредителей, действенно в границах данного прихода. Главными ее агентами были приходские священники, самым тесным и непосредственным образом связанные с местной жизнью и рядовыми верующими. Низшее духовенство, плоть от плоти своей паствы, разделяло ее интересы и умственный кругозор и не желало вступать с ней в конфликт. Именно здесь, в приходе, преимущественно деревенском, была плодородная почва для ритуалов, магических формул и заклятий, которые на протяжении всего Средневековья вызывали недоумение, сожаление и осуждение мыслящих церковных деятелей и авторов, - они не могли не видеть, во что вырождается первоначальное "послание Христа". Но это значит, что наряду с официальным книжным христианством - христианством теологов, схоластов, высших иерархов церкви, которые блюли целостность учения и строго следили за всеми нарушениями догмы, - в средневековой католической Европе существовало еще и "другое христианство" - повседневный, "бытовой", "приходский" католицизм, вера и религиозная практика масс населения. Эти верующие не просто слабо знали (или вовсе не знали?) доктрину и не были предрасположены всем своим образом жизни и интеллектуальным уровнем к тому, чтобы воспринять ее в первозданной чистоте, - они обладали собственной картиной мира, во многом отличной от той, которую  предлагала догма, своей "альтернативной" системой мировидения и соответствующим ей способом религиозно-магического поведения... Несмотря на все осуждения, церковь на протяжении Средневековья оказалась не в состоянии разрушить эту иную культурную модель. Более того, она вынуждена была проявлять к ней определенную терпимость - в тех пределах, в каких эта иная религиозность не соприкасалась с ересью и не переходила в нее... Это относительное и противоречивое сосуществование было нарушено к концу средних веков, к эпохе Реформации, когда народная культура ("народная религиозность") стала объектом целенаправленных ограничений и нападок как со стороны протестантских церквей, так и со стороны обновленного католицизма".

СИМВОЛИЗМ МЫШЛЕНИЯ

 

Весь средневековый культ проникнут символизмом... Церковь не довольствуется тем, что ставит свой культ в связь с Христом, Богоматерью и святыми чисто словесными воспоминаниями о них и посвящением особых дней празднованию тою или иного события. Она не устает отображать истины веры, жизнь Христа и события священной истории в своих обрядах, храмах, в мельчайших, бесконечно умножаемых мелочах культа. Чтобы напомнить о втором пришествии, около середины хора привешивают кусок пакли, и епископ, проходя, зажигает его на виду у мирян: так и мир будет сожжен огнем. Папа и сослужащие ему иереи символизируют Христа и апостолов; процессии - почитание, в день Вознесения оказанное Христу апостолами, когда вместе с ним сошлись они на гору Елеонскую. В последние три дня страстной седмицы [страстной недели] - с того самого вечера, как предан был Христос -  умолкают колокола, "потому что замолкли в те дни апостолы и проповедники и другие, подразумеваемые под колоколами", В пятницу, в знак предания Христа на смерть, тушат все свечи, и богослужение оканчивается во тьме. - Все оставили Христа, но не все сразу, и поэтому свечи тушатся не сразу, а то одна, то другая, постепенно; и в некоторых церквах тушат их восковой рукой - рукою предателя Иуды. Вся ночная служба в эти последние дни исполняется "громким, как бы страшным голосом", дневная же - тихим; только антифон к псалму Benedictus намеренно громким и как бы устрашающим, обозначая шум когорты, приведенной Иудой, чтобы пленить Христа. Обычно пышно украшенный, но бедный во время поста алтарь обнажают два дьякона, совлекая с него покрывало, как бы раздирая священный хитон Христов.

...Но не менее символов [застывших в предметах культа]. Так, чаша означает могилу Христа, покрывающая ее патена - надгробный камень могилы и т. д. И что значит нести зажженную свечу во время процессии? - Это значит нести самого Христа. В свече - разъясняет своей пастве символ Архиепископ Пизанский Федериго Висконти - три составные части: фитиль, воск и огонь. Они означают душу, плоть и божественность Христа. Мы не можем нести самого Христа, и вместо Него несем свечу. Но тот, кто хочет "истинно нести свечу", должен обладать тремя обозначаемыми ею свойствами: смирением, целомудрием и любовью, потому что фитиль означает смирение, воск - целомудрие, и огонь - любовь... Олива или пальма, носимые в Вербное воскресенье, выражают победу над своими грехами и дьяволом и примирение с удовлетворенным нашим покаянием Богом... И не только сам храм, символизм мельчайших деталей которого хорошо известен, а и колокола полны глубокого символического смысла. Они делаются из меди, твердого и звучного металла. - Очевидно, это означает проповедников: сам колокол - их уста, а язык его - их язык. Веревка, за которую тянут, ведущая к дереву, означает Священное Писание Нового Завета, ведущее начало свое от крестного древа. Веревка идет к руке священника потому, что Священное Писание должно переходить в его дела. Кольцо, за которое веревка привязывается к языку [колокола], означает умеренность: проповедник должен раскрывать уста свои только в соответствующее время...

...Проповедник избирает темой своей проповеди крестные страдания Христа. Он останавливается на кресте, берет его ширину, длину, высоту и глубину и путем ряда соображений, может быть смешных и наивных на наш взгляд, усматривает в нем символ христианских добродетелей. Крест спас человечество, - христианина спасают добродетели, им символизированные, то есть сам крест, понятый в существе своем. И почему Христос пострадал именно на кресте? Может ли быть это случайностью, когда премудрое Божество предусматривает все? Конечно, нет! - "Форма креста" ведет свое начало от первого человека. Она ничто иное, как подобие, символ человека с распростертыми руками. Отсюда ясно, что человека можно было спасти только крестом. И как таинственно через всю историю человечества проходит этот крест! - Ной построил ковчег, в котором спаслось человечество от пучины вод, как позднее спасено оно крестом от пучины греха, длиной в триста локтей. Но ведь триста (trecenti) начальною буквою свое выражает тайну креста, потому что "t", "tau", изображает собой крест. Благословляя своих детей, Иаков перекрестил руки, левой благословляя стоявшего справа старшего и правой младшего, стоявшего слева. Разве может быть случайностью деяние св. патриарха, когда каждое слово Библии полно глубокого смысла. "Как глубока тайна креста! Как велико это таинство!" Понятно, что "крест восстанавливает здоровье, дарует благословение, отделяет от вероломных, освобождает от опасностей, прогоняет врагов, делает победителями".

Крест символизирует фигуру человека, которая и сама по себе полна символического значения. - У человека два глаза для того, чтобы левым созерцал он вечные муки, а правым вечное покаяние. Но не только в человеке, во всей природе скрыты символы. Возьмем простой орех. Он "знаменует" собой Христа. "Сладость Христа и божественность Его, покрытая плотью" изображаются зерном, а крестные страдания корой. Пепел - дерево, превращенное огнем в пепел, а так как дерево означает закоренелость  греха, а огонь - очищение страданием, то и пепел знаменует раскаяние. Власяницу делают из козлиной шерсти. Но козел, как животное сладострастное, символизирует сладострастье, следовательно власяница вполне соответствует своему назначению, являясь, так сказать, гомеопатическим средством смирения плоти. А птица, жаворонки? Разве жаворонок не символизирует собой монаха, носящего капуций, и разве не указывает он монаху на то, как монах должен жить?

...Умственная деятельность эпохи выливается в форму символического мышления в богословии и в философии, в изложении исторических событий, в простом размышлении и гаданиях о будущем. Символика занимает писателя и проповедника, читателя и слушателя. Символическое истолкование рассматривается как метод нахождения истины, и символизирующее мышление дает интеллектуальное удовлетворение и ощущение раскрытия тайн мира. А так как оно ориентировано религиозно, то и сопровождается ощущением священного и мистического...Природа виделась огромным хранилищем символов. Элементы различных природных классов - деревья в лесу символов. Минералы, растения, животные - все символично, и традиция довольствовалась тем, что некоторым из них давала преимущество перед другими. Среди минералов это были драгоценные камни, вид которых поражал зрение, воскрешая миф богатства. Среди растительности это те растения и цветы, которые упоминаются в Библии, среди животных это экзотические, легендарные существа, звери-чудовища, удовлетворявшие тягу средневековых людей к экстравагантному... Лапидарии, флорарии, бестиарии в идеальной библиотеке средних веков стояли на почетном месте.

У камней и цветов символический смысл совмещался с их благотворными или пагубными свойствами. Цветовая гомеопатия желтых и зеленых камней лечила желтуху и болезни печени, а красных - кровотечения и геморрагию. Красный сардоникс означал Христа, проливающего свою кровь на кресте за людей. Прозрачный берилл, пропускающий свет, - это был образ христианина, озаренного светом Христа. Флорарии - это что-то родственное травникам, они знакомили средневековую мысль с миром "простецов", с рецептами добрых женщин и секретами монастырских хранилищ лекарственных трав. Гроздь винограда в символическом изображении мистической давильни - это был Христос, проливший кровь за людей, Образом Девы могли служить как олива, лилия, ландыш, фиалка, белая роза, означающая девственность, так и алая роза, говорящая о милосердии. Васильком, у которого четырехугольный стебелек, лечили перемежающуюся четырехдневную лихорадку, а вот яблоко было символом зла. Мандрагора, как считалось, возбуждает чувственность, а также одержимость. Когда ее вырывают, она кричит, и тот, кто слышит крик, умирает или сходит с ума...

Животный мир чаще всего виделся как сфера зла. Страус, откладывающий яйца в песок и забывающий их высиживать, - таков образ грешника, не помнящего долга перед Богом. Козел символизировал сластолюбие, скорпион, кусающий хвостом, воплощал в себе лживость и, кроме того, евреев. Символика, связанная с собакой, раздваивалась, включая в себя античную традицию, в которой она была символом нечистого, и тенденцию феодального общества к реабилитации собаки как животного благородного, необходимого спутника сеньора на охоте, как символа верности, самой возвышенной из феодальных добродетелей. Но настоящими обличьями дьявола выступали фантастические звери, имевшие сатанинское происхождение: все эти аспиды, василиски, драконы, грифоны. Двойственный смысл имели лев и единорог. Будучи символами силы и чистоты, с одной стороны, они могли также выражать свирепость и лицемерие - с другой. Впрочем, единорог в конце средних веков был идеализирован, вошел в моду и был увековечен в серии ковров "Дама с единорогом".

Средневековая символика нашла исключительно широкое поле для применения в богатой христианской литургии, а еще раньше в самом строении религиозной архитектуры. Смысл двух главных типов церковных зданий объяснил Гонорий Августодунский. И круглая, и крестообразная форма являлись образами совершенства. Легко понять, что круглая форма несла в себе завершенность круга. Но нужно понимать, что крестообразный план здания - это не только изображение распятия Христа. Еще важнее то, что форма adquadratum, базирующаяся на квадрате, обозначала четыре основных направления, символизировавших Вселенную. И в том, и в другом случае церковь олицетворяла макрокосм.

Символика чисел. Структурируя мысль, она стала одним из главенствующих принципов в архитектуре. Красоту выводили из пропорциональности, из гармонии, отсюда и превосходство музыки, основанной на науке чисел. "Знать музыку, - говорил Фома Йоркский, - это значит прежде всего знать порядок всех вещей". Архитектор, согласно Гильому Пассаванскому, епископу Манса с 1145 по 1187 г., - "это композитор". Соломон сказал Господу: "Ты все расположил мерою, числом и весом". Число - это мера вещей.

Так же как и слово, число смыкается с реальностью. "Создавать числа, - говорил Тьери Шартрский, - это значит создавать вещи". И искусство, поскольку оно является подражанием природе и творению, должно руководствоваться счетом. Согласно Кеннету Джону Конанту, вдохновитель построения церкви аббата Гугона в Клюни, начатой в 1088 году..., монах Гунзо (миниатюра изображает его видящим во сне Павла и Этьена, которые намечают ему веревками план будущей церкви) был признанным музыкантом... Символическим числом, которое как бы вбирало в себя, согласно Конанту, всю числовую символику, использованную при построении здания, считалось в Клюни число 153; это количество рыб в Чудесном лове рыбы ...Викторианский монах Гуго Сен-Викторский в трактате из "Латинской патрологии", разъясняя смысл числовой символики, подчеркивал значение разницы в числах. Если начинать с семи дней Бытия или с шести дней, в которые Создатель сотворил Мир, то 7>6 означает отдых после трудов, а 8>7 - это вечность после земной жизни (8 обнаруживается в восьмиугольниках храмов в Аахене, Сен-Витале в Равенне, храма Гроба Господня в небесном Иерусалиме). Если начинать с 10, а десятка означает совершенство, то 9< 10 - это недостаток совершенства, а 11>10 - его избыток.

Цистерцианец Эд де Моримонд, умерший в 1161 г., в "трактате" "Analytica numerorum" ("Анализ цифр") возобновил спекуляции с цифрами, которыми занимался св. Иероним, Последний в пасквиле против Йовиниана, небольшом сочиненьице в похвалу девственности, очень модном в XII в., который был весьма "не расположен к браку" (возможно, в ответ на быстрый рост населения), объяснял символику чисел 30, 60 и 100, относящихся к трем состояниям: браку, вдовству и девственности. Для того чтобы представить число 30, нужно тихонько свести кончики большого и указательного пальцев: это означает брак. Для того чтобы изобразить число 60, большой палец нужно согнуть и как бы склонить перед указательным, который нависает над ним: таков образ вдовы, которая целомудренно обуздывает сладострастие прошлого или которая согнулась, скрывшись под покрывалом. И, наконец, чтобы воплотить число 100, нужно составить пальцами венец девственности. Основываясь на этом, Эд де Моримонд составил символику пальцев. Мизинец, который подготавливает уши к тому, чтобы слушать, символизирует у него веру и добрую волю; безымянный палец - раскаяние, средний палец - милосердие, указательный - ясный разум, большой палец - божественность. Разумеется, для того, чтобы понять все это, нужно осознать, что в средние века люди считали на пальцах и этот счет лежал в основе всех символических толкований так же, как в основе всех измерений лежали "естественные" меры: длина стопы или предплечья, размер пяди или поверхности земли, которую можно было обработать за один день и т.д. Самые скромные жесты связывались с самыми смелыми спекуляциями... Средневековый разум обнаруживал тягу к абстрактному или, точнее, к мировидению, основывавшемуся на абстрактных взаимозависимостях. Так, расцветка считалась особенно красивой, если строилась на сочетании белого и красного, превосходных цветов, символизировавших чистоту и милосердие. Но в то же время чувствуется, что за абстрактными понятиями тут возникали конкретные образы (Исидор Севильский: тот кто красив, имеет красную кожу, потому что под ней бьется живая кровь. Кровь определяла и знатность и, наоборот, неблагородство, когда речь заходила о профессиях, связанных с кровью, например).

Это наслоение конкретного на абстрактное составляло основу ментальностей и чувствований средневековых людей, (причем, как образованных, так и простецов, неграмотных).

Любовь к свету, пристрастие к сверкающим и ярким цветам, как черта, свойственная средневековому мироощущению. Это был "варварский" вкус: кабашоны, которые вправляли в переплеты, блеск золота и серебра, многоцветие статуй и живописи на стенах церквей и богатых жилищ, магия витражей. Средневековье, почти лишенное цвета, которым мы любуемся сегодня, - это продукт разрушительного действия времени и анахронических вкусов наших современников. Но за цветовой фантасмагорией стоял страх перед мраком, жажда света, который есть спасение.

Технический и духовный прогресс способствовал, видимо, все лучшему использованию света. В готических соборах стены стали пробуравливаться, потоки света, расцвеченного витражами, хлынули внутрь. С XIII в. начало потихоньку появляться оконное стекло в домах. Наука XIII в. в лице Гроссетеста, Витело и других изучала и "нащупывала" свет, поставив оптику на первое место среди своих занятий. Техническая наука даровала свет утомленным и больным глазам, изобретя в самом конце века очки. Ученых притягивала к себе радуга - этот каприз природы, естественным образом разложенный свет...

Красота воспринималась как свет, который успокаивал  и ободрял, являлся знаком благородства. Образцом в этом смысле был средневековый святой... "Святой - это существо из света". Вот, например, святая Клара: "Ее ангельское лицо после молитвы становилось еще светлее и прекраснее, так оно сияло радостью. Господь воистину милосердный и щедрый так обласкал светлыми лучами свою бедную маленькую супругу, что божественный свет струился от нее и распространялся вокруг". Когда умер св. Эдмонд Кентерберийский, "от него внезапно изошла светящаяся роса и лицо окрасилось прекрасным розовым цветом". В трактате "Светильник" уточняется, что во время Страшного суда тела воскресших святых будут разного цвета в зависимости от того, были ли они мучениками, исповедниками или девственницами. Вспомним еще о "запахе святости", символическом, конечно, но для средневековых людей вполне реальном. В ночь с 23 на 24 мая 1233 г. по случаю канонизации св. Доминика его гроб в Болонье был открыт для перенесения тела. При этом присутствовали группа монахов-доминиканцев и представители благородных и буржуа. "Преисполненные тревоги бледные, озабоченные монахи молились. Когда подняли крышку гроба, чудесный запах разлился среди присутствующих".

СИМВОЛИКА ВЫСШЕЙ ВЛАСТИ

 

Во главе христианского мира стояли папа и государь.

 

Священство и Власть, власть духовная и власть земная, священник и воин. Каждая из сторон претендовала на то, чтобы объединить в своих руках Священство и Власть. Соединяя обе власти в одном лице, папа становился императором, король становился священником. Каждый пытался реализовать по-своему единство духовной и светской власти... Короли и императоры на протяжении всего Средневековья боролись за признание религиозного характера своей власти. Важнейшим средством для этого была коронация - религиозная церемония, превращавшая правителя в помазанника Божия, в государя, "коронованного Богом". Миропомазание было таинством и сопровождалось литургическими возглашениями, так наз. "Laudes regiae", в которых Э. Канторович справедливо усмотрел торжественное признание церковью причисления нового суверена к небесной иерархии, пение литаний святым символизировало союз и симметрию двух миров, они провозглашали "космическую гармонию Неба, Церкви и Государства".

Миропомазание было также и своего рода рукоположением. Император Генрих III заявил в 1046 г. Вазону, епископу Льежскому: "Я, получивший право повелевать всеми, также помазан святым елеем". Ги Оснабрюкский, один из сторонников Генриха IV в его борьбе против папы Григория VII, писал в 1084-1085 гг.: "Государь должен быть выделен из толпы мирян, ибо, будучи помазан священным елеем, он участвует в священстве". В преамбуле диплома 1143 г. Людовик VII напоминает: "Мы знаем, что по предписаниям Ветхого Завета и по церковным законам наших дней лишь короли и священники освящаются помазанием святым елеем. Тем, кто выделен из всех и объединен друг с другом святейшим елеем и поставлен во главе народа Божия, надлежит обеспечить своим подданным блага не только земные, но и духовные и поддерживать друг друга".

 

Ритуал коронации

 

"...Коронационный чин французских королей", так называемый "манускрипт из Шалона-на-Марне", датированный примерно 1280 г. сохранился в Парижской национальной библиотеке. Чудесные миниатюры этой рукописи воспроизводят некоторые наиболее значимые эпизоды церковного обряда, утверждавшего одновременно военного вождя (вручение шпор и меча) и лицо почти священное (миропомазание, а также вручение религиозных символов - кольца, скипетра и короны). Картины изображают короля, встречаемого у врат Реймского собора; аббата святого Ремигия Реймсского, несущего "ампулу" - сосуд с миррой; короля, произносящего свою клятву, склонившегося во время пении литании; короля, получающего шелковые туфли от Великого камергера, золотые шпоры - от герцога Бургундского; нанесение елея на лоб и на руки (в действительности - еще и на грудь, на спину, на плечи); короля, одетого в фиолетовую тунику и слушающего мессу; короля, принимающего меч, затем - кольцо, скипетр и, наконец, корону; причащающегося после коронации королевы".

 

Символика знаков императорской королевской власти

 

Императорская корона, состоявшая из диадемы, образованной восьмью вставными золотыми пластинками, и верхней дуги, разделенной на восемь полукружий, использовала символическое значение этой цифры, означавшей жизнь вечную. Императорская корона, как и восьмиугольник дворцовой капеллы в Аахене, была образом "Небесного Иерусалима" со стенами, покрытыми золотом и драгоценными каменьями. "Чин" именовал корону "Знаком славы". Царство Христово корона возвещала крестом - символом победы, и уникальным белым опалом, называемым "Сиротой"..., - знаком превосходства, и изображениями Христа, Давида, Соломона и Езекии. Кольцо и длинный жезл соответствовали знакам епископской власти. Императору вручали также "святое копье" или "копье святого Мавра", которое несли перед ним во время церемонии, в нем хранился гвоздь из креста Христова.

 

Символика знаков папского облачения

 

отражает в частности попытки пап присвоения императорских функций. Эти попытки становятся особенно настойчивыми с XIII в., с создания так называемого "Константинова дара". "Император якобы оставлял Рим папе, перебравшись с этой целью в Константинополь. Он разрешил ему носить диадему и символы церковной власти и присвоил римскому духовенству знаки сенаторского достоинства. "Мы повелели, что наш достопочтимый отец Сильвестр, верховный понтифик, и все его преемники должны носить диадему, сиречь корону чистого золота с драгоценными каменьями, которую мы отказываем ему с головы нашей".

Сильвестр якобы отказался от диадемы, приняв лишь белый высокий колпак - фригиум, бывший также знаком царского достоинства восточного происхождения. Фригиум быстро превратился в корону, и "установление" IX в. уже называют его "царственным". Вновь появившись в XI в., он "изменил форму и смысл", став тиарой. Круг основы митры трансформировался в диадему, украшенную драгоценностями. В XII в. ее сменила корона с зубцами. В XIII в. она была надставлена еще одной, а после, вероятно при авиньонских папах, - еще и третьей, став "triregnum" - трижды царственной. Еще Иннокентий III в начале XIII в. пояснил, что папа носит митру "в знак понтификата" - высшей духовной власти, и тиару - в знак высшей земной власти. "Царю-жрецу" соответствовал "жрец-царь".

Папа надевал тиару не при отправлении своих обязанностей священнослужителя, но во время церемоний, где он выступал как государь. Начиная с Пасхалия II в 1099 г. папы короновались ей при восшествии на престол. С Григория VII их "интронизация" в Латране сопровождалась вручением красной императорской мантии ("сарра rubea") в спорных случаях она придавала дополнительную легитимность своему обладателю по сравнению с антипапой, этой мантии лишенный. Со времен Урбана II римское духовенство именовало себя "курией", напоминая одновременно и римский сенат, и феодальный двор".