Глава XXIII Искусственное воззрение на право*(1033)

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 

 

 262. Искусственное воззрение на право.  Установление  права.  Передача

      права или преемство в правах. Преемство во владении               

 263. Преемство прав по обязательствам. Положение  фидеикомиссария  Sc.

      Trebellianum.  Положение  bonorum  emptor'a.   Залог   права   по

      обязательству и другие случаи. Общие указания. Перевод долгов    

 264. Универсальное преемство. Историческое развитие понятий: successio

      in universum ius defuncti и liereditas iacens                    

 265. Представительство. A. quod iussn. A. institoris  A.  exercitoria.

      Распространение этих исков. Представительство в процессе          

 

262. Высокое умственное развитие императорской юриспруденции сказалось в том, что она выработала искусственное или условное воззрение на право. Это воззрение имело техническое значение, облегчая юристу быстрое разрешение юридических казусов; оно исходило из того предположения, что для юриста каждое отношение (право) имеет значение лишь настолько, насколько оно защищено юридическим образом.

1. Каждое право состоит из отношений защищаемого (правового) и защищающих (юридических). Первоначальная юриспруденция признавала право установленным лишь с установлением отношений обоего рода: установление правомочий должно было совпадать с установлением фактического господства. Отсюда требование - чтобы вещь находилась на лицо при передаче права на нее; права на вещь приобретались чрез получение самой вещи (манципация, цессия, традиция). Противоположно этому воззрение императорской юриспруденции. За момент установления всего права оно принимает момент установления юридических отношений. Права в чужой вещи (сервитуты, залог, суперфициес, эмфитевзис) установлялись простым соглашением. Для приобретения права собственности было необходимо овладение самою вещью, но акт овладения толковался довольно свободно - уже юристами I века.*(1034) Следуя этим юристам, владение наследством приобретается в момент декрета претора. При передаче вещи (традиции) не было нужды - касаться движимостей или вступать в пределы недвижимости; передающему было достаточно, выразив свою волю на передачу, показать передаваемый земельный участок и т. п. (так называемая traditio brevi manu). Склад движимых вещей передавался чрез вручение ключей в виду самого склада; когда вещь находится уже у кого-либо в держании, то достаточно простого соглашения для того, чтобы передать ему ее в собственность (так- называемая traditio brevi manu). По императорской конституции 210 г.*(1035), передача документа, закреплявшего раба, приравнивалась к передаче самого раба.

2. Отношение и, стало быть, право не есть какой-либо конкретный предмет, который можно было бы передавать из рук в руки. Смотря на дело реально, древние юристы не знали передачи права. Манципация и цессия в квиритском праве представлялись как односторонние акты захвата: прежний собственник отказывался открыто или молча от своего права, а новый устанавливал на вещь свое самостоятельное право. Когда позднее образовался перевод права и долгов по обязательству, его различные формы представлялись или как одностороннее приобретение, или как новация. Новация была уже искусственным, условным понятием, которое, не отвечая действительности, обладало техническим значением. Понятие передачи права и вместе с тем преемства в правах (suceessio) возникло, по-видимому, в практике традиции и распространилось в практику манципации и цессии; постепенно и незаметно изменилось прежнее, воззрение на эти акты и заменилось новым. Не надо думать, что идея преемства не прилагалась к владению. Прямо это нигде не утверждается в источниках; между тем, в практике интердикта utrubi, который был обусловлен продолжительностью владения владение каждого лица признавалось за продолжение владения его предшественника. Точно так же, когда институт давности стали применять в провинции, причем сроки приобретения были расширены (для приобретения движимостей - 3 года, недвижмостей - 10 и 20 лет), тогда к владению каждого приобретателя присчитывалось владение его предшественника (accessio possessionis).

 

263. Что касается до обязательства, то стипуляционный перевод в связи с судебным переводом представлял достаточно широкую почву, на которой рано или поздно должна была выработаться идея передачи. Потом сюда прибавились и другие важные случаи. Так, при императоре Августе получил юридическую силу фидеикомисс, т. е. просьба наследодателя, обращенная к наследнику о том, чтобы этот последний передал кому-либо другому часть или все наследство. Итак, в случае такого фидеикомисса наследник (heres) должен был передать наследство лицу, указанному фидеикоммисом, - фидеикоммиссарию. Наследник по закону мог исполнить это в форме in iure cessio, наследник по завещанию мог употребить только косвенный путь. Косвенный путь состоял в том, что наследник как будто бы продавал наследство фидеикоммиссарию. Но продажа не переносила на фидеикоммиссария свойств наследника, наследник по-прежнему оставался наследником (как при traditio rei mаnсiрi квиритский собственник оставался собственником, и потому обязан был отвечать по всем долгам умершего наследодателя, покупщик же не мог воспользоваться его кредиторскими правами. В виду такого неудобства наследник и покупщик обменивались стипуляциями: первый обещал второму возвратить все, что он получит, в качестве наследника, а второй обещал вознаградить его за все то, что он мог бы уплатить, как наследник. Кроме того покупщик получал право искать с должников наследства, действуя как бы прокурор или когнитор наследника.*(1036) Наконец в 62 г. по Р. Х. был издан сенатусконсульт (sc. Trebelleianum)*(1037), который представил фидеикоммиссарию иски против должников наследственной массы и заставил его отвечать по искам кредиторов этой массы. Напротив иски наследников и против него устремлялись посредством эксцепции. Таким образом с момента перевода наследства на фидеикоммиссария, этот последний вступает вполне в положение наследника: ему передаются не отдельные предметы, а все наследство (hereditas), он становится собственником вещей, принадлежащих к наследственной массе (хотя бы не получил владения ими*(1038), и кредитором всех должников <я, даже по так - называемым естественным обязательствам*(1039), в суде фидеикоммиссарий действует как наследник (ficto se herede) Перевод наследства есть действительная передача всех прав и обязательств; Павел*(1040) прямо называет его преемством (successio).*(1041)

Изменение, происшедшее в положении фидеикомиссария, повторилось вскоре относительно того, кто покупал с торгов имущество неоплатного должника (bonorum emptor, стр. 295). Сначала такой покупщик мог действовать пред судом только как прокуратор того лица, чье имущество он приобретал (а. Rutiliaua); потом он получил право вступать в суд ficto se herede (a. Serviana).

Таким образом, в двух случаях выразилась ясно идея передачи прав по обязательствам. Новый кредитор К, занимал здесь положение прежнего, К, и выступал в суде от своего имени; передача совершалась по воле К и К и не спрашивалось согласия должника; положение этого последнего относительно К, оставалось таким, каким оно было относительно К.

Юристы признавали, что право по обязательству может быть предметом залога. Напр., К. должен нечто К и в обеспечение этого долга закладывает К то, что ему самому (К) должен Д, т. е. обязательство К - К обеспечивается обязательством К - Д. Если К окажется пред К неисправным плателыциком, то К получает а. in faotuin для взыскания от своего имени с Д того, что Д должен В Стало быть, права К оказываются переданными К. Акт залога содержал в себе условную передачу кредиторского права К.

Имп. Антонин Пий (ок. 180 г.) сравнял положение всякого покупщика наследства с положением фидеикоммиссария.*(1042) Раньше этого юристы допускали то же самое в некоторых частных случаях, напр., при покупке наследства, доставшегося казне.*(1043) - Таким образом кредиторские права наследника передавались покупщику, который действовал в суде от своего имени (а. utiles).

В 260 году такое же юридическое положение получил покупщик какого- либо права по обязательству (emptor nominis").*(1044)

В 294 г. оно сообщается тому, кто приобретает кредиторское право от легатария*(1045); напр.. наследодатель отказывает К то, что ему должен Д, а К передает право, полученное таким образом, К.

В том же году то же положение приобретает тот, кто получает кредиторское право в уплату по обязательству (datio iii solutum*(1046); напр., К должен нечто К и в уплату этого долга уступает кредитору свое требование, которое он имеет против Д. Юстиниан*(1047) допускает передачу права по обязательству в дар.

Так постепенно распространился институт передачи прав по обязательствам. Для действительности передачи (cessio) не требовалось ничего кроме взаимного соглашения (nudus consensus) цеденда К и цессионария К. Римские юристы впрочем не решались назвать этот акт передачей обязательства (cessio obligationis), a называли его передачей или уступкой иска (cessio actionisi, но такая терминология не препятствовала им видеть институт в надлежащем свете. Гай, после того как он оканчивает перечисление тех случаев, в которых употреблялась манципация и цессия, замечает: <к обязательствам не применяется ни одна из этих форм>.*(1048) Ошибочно было бы толковать эти слова в том смысле, что Гай вовсе отрицает для обязательства возможность их передачи. Как легко видеть по контексту, такое толкование несогласно с точным смыслом сказанного Гаем; он отрицает только применимость манципационной и виндикационной форм к обязательствам.

По совершении цессии приобретатель (цессионарий), во избежание всяких недоразумений должен был уведомить должника о происшедшей смене кредитора*(1049); иначе могло случиться, что должник, не зная"ничего о цессии, платил свой долг прежнему кредитору и тем освобождал себя от всякой ответственности перед новым.*(1050)

По совершении цессии приобретатель (цессионарий) становился вполне в юридическое положение первоначального кредитора (цедента). Цессионарий приобретал все управомочия цедента и был ответствен по всем возражениям (хотя бы личного свойства), которые имели место против этого последнего, но не мог воспользоваться своими личными привилегиями. Только по некоторым, второстепенным пунктам, благодаря консерватизму, юристы не допускали вполне всех последствий преемства.

Наконец, что касается до перевода долгов, то он ограничивался вышеописанными тремя формами (стр. 310), из которых первая вышла с течением времени из употребления, а третья могла иметь лишь исключительное значение. Мы видели, что по первоначальной мысли юристов эти формы не представляли настоящего преемства; однако новая идея получила потом такое влияние, что современник Гая Марцелл (ок. 160 г.) называет стипуляционный перевод долга преемством (successio).*(1051)

 

264. Несколько сложнее должен был быть процесс исторического развития понятия преемства при наследовании. Преемство прав и обязательств при наследовании представляет ту особенность, что совершается не моментально, как другие случаи преемства, но растягивается на более или менее продолжительное время. В этот период смерть уже похитила у прав их прежнего обладателя, а иной обладатель еще не принял их. Под heretlitas iacens разумеется состояние наследства, - совокупности прав и обязательств умершего, в периоде между его смертью и принятием наследства наследником. Источники сохранили самые любопытные указания на постепенное образование у римских юристов обоих понятий: преемства при наследовании (successio iri universum ius defuncdi) и hereditas iacens.

Понятно, что их развитие должно было идти рука об руку: ясное представление об универсальном преемстве невозможно без соответствующего представления о природе hereditas jacens. Пока юрист не пришел к заключению, что наследственные права существуют сами по себе, без субъекта, во весь период hereditas iacens, до тех пор он не мог представить с полной ясностью, каким образом наследник принимает именно права наследодателя, продолжая его юридическую личность.

Должно думать, что во время Лабеона воззрение на наследование, как на преемство, если и существовало, то было плохо выяснено именно благодаря тому обстоятельству, что среди юристов не составилось определенного мнения о положении hereditas iacens. Некто, А., умирает, оставляя своим наследником сына, который находится еще в утробе матери. После смерти наследодателя, но до рождения наследника какое-либо другое лицо назначает своим наследником раба, который принадлежит к наследству, оставшемуся после А. Спрашивается, действительно ли такое назначение? Лабеон отвечает на вопрос утвердительно, рассуждая, по свидетельству Яволена, следующим образом: <раб, который принадлежит к наследственной массе (servus hereditarins), может быть назначаем наследником прежде, нежели наследник вступит в наследство, не смотря на то, что во время составления завещания раб был ничей>.*(1052) Это выражение <ни чей> (quamvis servus nullias sit), конечно, весьма двусмысленно. Может быть, по Лабеону, наследственные отношения совсем не существуют; может быть, они <существуют не смотря на то, что отсутствует субъект. В первом случае, юрист близок к истине, но не силен в условно-техническом воззрении; во втором - наоборот. В другом месте тот же Лабеон отвечает утвердительно на вопрос: возникнет ли обязанность платить неустойку в том случае, если просрочка, которую неустойка обусловлена, падает на время, когда наследодатель умер, а наследник еще не вступил в наследство.*(1053) Из утвердительного ответа Лабеона мы должны заключить, что он признает существование наследственных отношений без <субъекта, а, следовательно, и преемство. Однако еще позднее, во время Сабина и Кассия, многие юристы (и, как увидим мы, ученики того же Лабеона) плохо усваивают это воззрение. Между прочим Сабин*(1054) излагает такой случай: завещанием на наследника возлагается условный легат; он вступает в наследство, установляет поручителей в исправном исполнении легата и умирает раньше, чем осуществилось условие. После его смерти, но до вступления в наследство его наследника, условие осуществляется. Легатарий получает таким образом право требования по легату, которое он и предъявляет к поручителям; но поручители, ссылаясь на то, что должник, за которого они ручались, умер, наследников же его еще нет на лицо, отказываются от уплаты. Сабин не признает этого отказа и полагает, что легатарию должно дать иск против поручителей, quare omnimodo dare oportere. Это место Сабина представляет двоякий интерес. Во-первых, мы видим, что в его время еще существовало воззрение (вложенное Сабином в уста поручителей), которое как бы признавало, что наследственные отношения в периоде hereditas iacens не существуют, которое, следовательно, как бы вовсе не знало еще того взгляда, что наследование есть преемство. Во-вторых, сам Сабин, хотя и оспаривает вышеозначенное воззрение, однако укрепляет свое суждение не на каком-либо юридическом определении, а просто на практическом соображении: <ведь во всяком случае надо же исполнить легат>! Сабину ясна практическая цель, которую надо достигнуть, но он не выработал никаких технических средств к ее осуществлению. Определеннее положение этого предмета в контраверзе Прокула и Кассия, о которой нам передает Гай.*(1055) <Спрашивается>, говорит Гай, <может ли раб, принадлежащий к наследственному имуществу, стипулировать в пользу будущего наследника? Прокул отрицает это, потому что в то время наследник - лицо постороннее. Напротив Кассий отвечает на вопрос утвердительно, ибо тот, кто потом сделается наследником, считается преемником умершего, начиная с момента его смерти>. Итак, Кассий, последователь Сабина по школе, уже выработал понятие о наследовании, как преемстве; напротив Прокул, представитель другой школы, держится еще старого воззрения. Сабинианцы опередили в этом пункте прокулианцев. В согласии со взглядами своей школы, Помпоний*(1056) утверждал, что можно принимать и подтверждать чей-либо долг (constitutum debiti alieni), когда сам должник умер, а его наследник еще не вступил в наследство. Стало быть, по Помпонию, наследственные отношения существуют без объекта (должника), если они могут быть предметом constitutum. Гай одобряет вышеприведенное суждение Кассия. Тем не менее Папиниан спотыкается на случае, который весьма сходен с вышеприведенным случаем Сабина; Папиниан произносит решение, противоречащее Сабину.*(1057) Но, несмотря на это противоречие. из слов Папиниана все-таки видно, что он стесняется только особенностями данного случая; вообще же он не прочь признать существование прав без субъекта.*(1058) Яволен*(1059) прямо утверждает следующее: существует большое отличие раба, который принадлежит к наследственной массе (servus hereditarius), от раба, который брошен своим хозяином (s. derelictus), потому что первый подчинен наследственному праву: нельзя назвать брошенным того, на кого распространяется действие этого права.

К этому объектированию наследственных прав (и обязанностей) присоединилось потом олицетворение. Hereditas iacens представлялось как особое юридическое лицо. В этом олицетворении выразилась та полезная, в условном смысле, идея, что надо допустить существование прав без субъекта; но самое олицетворение было совершенно излишне, ибо оно ничего не прибавляло к этой идее.

 

265. Практика заключения сделок через рабов, повлияв на гражданский оборот между полноправными гражданами, дала новый толчок искусственному воззрению. С конца республики раб, а за ним подвластный сын стал главным органом своего господина в гражданском обороте (ср. стр. 449, 429); это отразилось в постановлениях эдикта. Кто, по указанию самого господина (iussum) вступал в сделку с его рабом или сыном, то имел а. quod iussu*(1060) против господина; этот последний нес полную ответственность по такой сделке. Рабам, а потом и сыновьям, господа поручали заведование различными промышленными заведениями, напр., таверной; самое положение такого заведующего (institor) склоняло третьих лиц вступать с ним в разные сделки. Господин был объявлен ответственным по всем сделкам своего instifora, насколько они не выходили из круга его ведомства. Ответственность господина осуществлялась иском, который назывался а. institoria*(1061) и был уже известен в конце VII в. и. с. во время Марцелла (ок. 160 г.) он давался также господину для осуществления его требований к третьему лицу, вступившему в сделку с institorом. Господин, который желал ограничить свою ответственность, должен был выставить в надлежащем месте объявление, в котором определял полномочия своего institora . Совершенно такие же отношения были признаны между хозяином корабля (exercitor navis), шкипером - рабом (magister navis) и третьими лицами, вступившими с этим последним в сделку. Они регулировались иском, который назывался а. exercitoria*(1062) и также был известен в конце VII в. Мало-помалу в положении заведующих заведениями и шкиперов стали появляться свободные и полноправные лица и на них распространилось действие обоих описанных исков. Таким образом совершилось юридическое признание представительства. В представительстве одно полноправное лицо замещает ( 134) собою другое полноправное лицо, но так, что действия заместителя (представителя; признаются юридически действиями замещенного (представляемого) и потому помимо всяких посредствующих актов представляемый ipso iure приобретает права и ответствует по действиям своего представителя, который, в свою очередь, действует открыто не от своего, но от чужого имени. Постепенно точка зрения представительства была приложена к разнообразным отношениям по заместительству, путем распространения а. institoria и других исков по аналогии. Как кажется, Папиниану*(1063) принадлежала в этом случае главная инициатива. Понятие представительства было приложено к общей прокуратуре (pr. omnium rerum), так что по действиям прокуратора стал отвечать непосредственно его доверитель (а. quasi-institoria). Далее в III стол. отношения по мандату также трактовались как представительство*(1064); а, institoria и здесь послужила прототипом. Из всего сказанного видно, что в гражданском обороте все главнейшие и наиболее употребительные формы заместительства стали трактоваться как представительство.

В судопроизводстве представительство не достигло такого полного развития. Для того, чтобы процессуальное заместительство стало представительством, требовалось, чтобы иск (или ответ по иску; заместителя погашал сам собою право (или долг) доверителя. Так издавна было при когнитуре; путем упрощения торжественной формулы когнитуры ее сблизили с прокуратурой и наконец к прокуратуре применили тот порядок погашения права (или долга) доверителя, который соблюдали при когнитуре.*(1065)

Далее требовалось еще, чтобы сила судебного решения по делу, которое вел прокуратор, само собою распространялась на доверителя; по-видимому такой порядок установлен не был и, стало быть, судебное заместительство не стало вполне представительством. Однако с самою идеею представительства в процессе (<alieno nomine agere>) юристы освоились настолько, что называли представительством даже те исключительные случаи замены одного лица другим, которые существовали еще в старом процессе и на самом деле имели другое значение.*(1066)