Глава XVIII Преобразование общественного строя и влияние этого преобразования на

гражданское право и на состав гражданского общества

(продолжение)

 

 II.  Влияние   изменений,   последовавших    во   взаимном   положении

      общественных классов                                             

 180. История  правоспособности.  Правоспособность  перегринов.  Судьба

      цивильной   правоспособности.   Закон   имп.    Каракаллы.    Его

      практическое значение. Последующая история                       

 181. История деления общества на свободных и рабов. Вольноотпущенники;

      древние и новые способы  отпущения  на  волю;  упрощение  древних

      форм. Положение вольноотпущенника                                

 182. Гражданская правоспособность вольноотпущенников. Их  политическая

      правоспособность до Аппия Клавдия; после Аппия  Клавдия.  Причины

      многочисленных  отпущений.  Законодательные   меры.   Lex   Fufia

      Caninia. Lex Aelia Sentia и друг. Разряды вольноотпущенников     

 183. Положение рабов с конца республики.  Изменение  прежних  условий.

      Рабство и общественность                                          

 184. Новые изменения в императорское время. Юридическое  воззрение  на

      рабов. Законодательство о  рабах.  О  влиянии  его  на  практику.

      Правоспособность рабов. Servilis cognatio. Ubligationes naturales

 185. Отношения   по   пекулию.   Юридическое   определение    пекулия.

      Постановления претора; actio de peculio. Actio  tributoria.  A.de

      in rem verso. Расширение пекулия в определениях юристов          

 186. Противоречия в праве                                              

 187. Влияние рабства.                                                 

 III. Учение юристов о правоспособности                                

 188. Diviaio personarum. Status и сар. deminutio                      

 189. Начала   правоспособности.   Начало   происхождения.   Connubium.

      Отступления от общего правила. Изменения правоспособности        

 

II. Влияние изменений, последовавших во взаимном положении общественных классов

 

180. По мере постепенного падения республиканского строя и политической свободы исчезали политические прерогативы римских граждан, отличавшие их от перегринов; с другой стороны, падало это важное различие в населении и в отношении к гражданскому праву. После распространения силы общенародного права (ius gentium) на римских граждан мужское гражданское право состояло из двух частей, преемственно образовавшихся в истории: из старой, ius civile, которая обнимала относительно малочисленных граждан и перегринов, получивших commercium, и из новой, ius gentium, обнимавшей всех, - как граждан, так и всех перегринов, находящихся на римской территории. Все перегрины оказались введенными в состав римского гражданского общества, - именно в той мере, как это было обусловлено общенародным правом и формулярным судопроизводством; но они были исключены из него в той мере, которая зависела от commercium и actio ( 75). Теоретически оставалось еще большое различие в гражданском положении граждан и перегринов; на деле же оно было ничтожно, потому что старое квиритское право и старое судопроизводство, отживая свой век, все более и более выходили из употребления. Commercium и actio теряли свою прежнюю цену и отсутствие их почти не умаляло гражданской правоспособности. Commercium и обособившаяся часть его testaraentifactio (право совершать римское завещание и приобретать по оному) еще даруются как отдельным лицам, так особенно целым классам лиц (ius Latii, ins togae); но все это было последним блеском гаснувшего порядка великой старины. Таким образом, с точки зрения юридических норм, положение иностранца, хотя и получившего важную часть гражданской правоспособности, было далеко не равно положению гражданина; но, с точки зрения действующего правового порядка, граждане и иностранцы состояли почти в полном равенстве, так как часть порядка, выражавшая неравенство, омертвела. И, по мере того как омертвение старых юридических норм продолжалось, сгладилось в течение столетий и раздвоение гражданского общества. Ко времени Гая было позабыто старое судопроизводство (per legis actiones), к Константину исчезли его последние следы. Формулярное судопроизводство приобрело исключительное господство, одинаково применяясь для защиты как новых, так и цивильных (formulae in ius conceptae) прав. Таким образом actio, как часть национально-гражданской правоспособности утратила всякое значение. Рядом с этим теряло значение и commercium. Одна из сделок и отношений цивильного права выходили из употребления (так, к Константину исчезли манципация, in iure cessio, fiducia*(556), еще известные Гаю в качестве живого явления права, другие преобразовывались в духе нового права (напр., стипуляция) и включались в состав ius gentium. Только testamentifaetio перешла время Константина. Соответствующие всему этому процессу разрушения, развитие космополитической точки зрения в ущерб национальной и рядом с ним падение значения всего римского гражданства (в политическом отношении обусловленное лишением свободы в империи), привели к тому, что уже император Каракалла, руководясь отчасти фискальными соображениями, издал закон (lex Antoniana, 212 г.), которым достоинство римского гражданина было даровано всем свободным обитателям римского государства.*(557) Этот закон как бы вновь слил политическую правоспособность, на этот раз уже в смысле подданства, с гражданской правоспособности, в смысле цивильной. Но на самом деде он не внес существенного изменения в порядок вещей, потому что политическая правоспособность утратила тогда национальный характер, цивильная же обнимала весьма немногое. Lus gentium служило преобладающею системою гражданского права и правоспособность по ius gentiura не была обусловлена, по-прежнему, ни национальным происхождением, ни обладанием политическою правоспособностью. Ко времени Юстиниана ius civile окончательно превратилось в пустой звук, который был вычеркнут из кодекса. Так стерлось в устройстве гражданского общества господство политической исключительности. Установлением гражданской равноправности всего населения, без различия его национального происхождения, римское право приблизилось к правовому порядку современных нам образованных обществ.

 

181. Совсем иное произошло в отношении к другому общественному разделению, столь характеризующему древние общества. Мы говорим о разделении всех лиц на свободных и рабов.*(558) В этой области римское право, в своих позднейших образованиях, немногим чем отступило от старых принципов, и, во всяком случае, отступления, в той мере, в какой они случились, клонились не к лучшему, но к худшему по-прежнему, юридическая регламентация скользила лишь по поверхности жизни и не достигала своей цели, - ни там, где стремились ограничить свободу (законодательство о вольноотпущенниках), ни там, где желали защитить попранную личность (законодательство о рабах).

Начнем с вольноотпущенников. Как мы знаем, издревле отпущением раба на волю открывался для него путь к вступлению в среду свободного общества. Юридические способы к тому были различны. Вместе со своим господином раб являлся к магистрату, производившему ценз и, с согласия господина, заносился в список римских граждан (manumissio censn)*(559); или перед магистратом, заведующим судом, затевался кем-либо мнимый процесс о свободе данного раба, господин его не оспаривал утверждения своего противника и, по судебному решению, раб объявлялся свободным (rnanumissio vindicta).*(560) К древнейшим формам следует причислить, наравне с приведенными, отпущение завещанием (m, testamento), известное закону XII таблицэ*(561), и отпущение посредством усыновления, (acloptio)*(562), употреблявшееся, вероятно, в исключительных случаях. В конце республики образовалось несколько упрощенных форм отпущения на волю: господин писал рабу с объявлением о его свободе (per epistolam), объявлял раба свободным в присутствии своих друзей (inter amicos), допускал его к своему столу. Сначала претор, и потом закон (1. lunia Norbana, 19г.?) сообщили этим актам юридическую силу.*(563) Рядом с введением новых форм упрощались и древние формы. Так, например, при отпущении на волю пред магистратом перестали стесняться уеловиами места и времени и постепенно сократили и уничтожидв торжественную обрядность акта.*(564) Сирийско-римский сборник упоминает об освобождении рабов пред свидетелями.*(565) Константин учредил способ отпущения на волю в церкви.*(566) Юристы императорского времени вообще всякое сомнение относительно действительности того или другого способа решали в пользу свободы и допускали даже некоторые виды молчаливого отпущения. Так, например, раб признавался свободным, если господин называл его в завещании своим сыном, или уничтожал документы, закрепившие его за ним и т. п. Рабское происхождение оставляло на человеке пятно, которое смывалось лишь через несколько поколений. Юристы различали среди граждан свободнорожденных (ingenui) и вольноотпущенников (libertini). В семье, в государстве и в гражданском обществе вольноотпущенник занимал положение низшее, чем полноправный гражданин. Самое приобретение свободы не давалось ему даром. От усмотрения господина зависело возложить на отпущенника, при самом освобождении его на волю, разные обязательства, например, уплату денежной суммы или совершение какого-либо действия.*(567) В завещательных распоряжениях было в ходу условное отпущение, в силу которого раб получал свободу лишь по исполнении обязательств, возложенных на него завещателем. Такой условно отпущенный раб до тех пор, пока не наступала его свобода, назывался statuliber. Это положение пользовалось некоторым покровительством.*(568)

 

182. Несмотря на все перечисленные и некоторые другие ограничения (имевшие особенное значение в области государственного права), что касается до гражданской правоспособности вольноотпущенника, то издревле он сразу становился полноправным членом гражданского общества, если только господин, отпустивший его на волю, был сам полноправный гражданин. Такое явление свидетельствует еще раз о близости, которая существовала в древнейшем Риме в отношениях свободных и рабов, несмотря на все различие их положения (выше, 10). Тогда самое отпущение па волю происходило лишь в тех случаях, когда, по сложившимся воззрениям и обычаям, раб, действительно, заслуживал свободы, так что вступление его в ряды граждан не могло встретить с ничьей стороны серьезного протеста. С V века обстоятельства изменились. Положением вольноотпущенников начали играть политические деятели в видах осуществления своих личных целей или целей своей партии, и меры, принятые государством в качестве противодействия такому движению, привели к разделению вольноотпущенников на разряды, которое отразилось на их гражданской правоспособности. Все это произошло следующим образом. Издревле вольноотпущенники были лишены права на занятие высших государственных должностей (ius honorum) и ограничены в праве участия в народных собраниях: вместе с другими низшими слоями народонаселения, они вносились в списки исключительно четырех городских округов (триб) и таким образом вовсе не влияли на голосование сельских округов. Но, начиная с известного Аппия Клавдия, цензоры нередко распространяли вольноотпущенных по всем округам, дабы, опираясь на толпы клиентов, руководить действиями народных собраний. Другие цензоры, сообразно с своими политическими взглядами, возвращались не раз к старому порядку и вновь сосредоточивали вольноотпущенников в городских округах. Происходило постоянное и произвольное колебание в политическом значении отпущенников, - колебание, которое отнюдь не способствовало воспитанию в них гражданских доблестей. Рядом с этим непомерно росло самое число их. В их многочисленности господа усматривали верное средство к тому, чтобы иметь успех в народных собраниях, в особенности во время выборов, и получать львиные доли при даровой раздаче хлеба от государства. Потеря, которая происходила от освобождения рабов, наверстывалась тяжкими обязательствами, обременявшими не по силам невольного должника при самом отпущении его на волю. Отпущение на волю производилось без строгого разбора достоинства отпускаемых лиц. Римское общество наполнилось новыми гражданами, из которых многие - были иноземцы и вовсе не знакомы с условиями государственной жизни. Особенный, и не менее вредный в политическом отношении, характер приобрело отпущение на волю посредством завещаний. Ради одного тщеславия завещатели предписывали поголовное освобождение всех своих рабов, снабжая таким образом родину зараз массою непрошенных граждан.

Разумеется, не в самом факте многочисленного освобождения заключался истинный корень зла. Зло лежало в недостатках всей политической системы, которая не в состоянии была приноровить республиканские учреждения к расширившейся территории государства и его умножившемуся народонаселению; но близорукий политик, каковым был Римлянин конца республики, был способен лишь на непосредственное противодействие явлениям, которые поражали его неприятно. В видах такого противодействия возник ряд законодательных мер. Публилиев закон (1. Publilia, 519 г.?) выступил против вымогательств, которые патроны позволяли себе относительно клиентов по поводу сатурналии незадолго пред 640 г. претор Друз отнесся строго к вероломным клиентам. Он постановил, что если отпущенник по отпущении на волю, отказывался подтвердить клятвенно те обязательства, которые предварительно были выговорены у него за дарование свободы, то он в наказание лишается на суде всякой защиты этой свободы. Но вслед за тем, в 643 году, претор Рутилий Руф, возбудивший гнев всаднического сословия и изгнанный из отечества, первый в своем эдикте сделал предметом точной регламентаций отношения патрона и клиента, по обязательствам этого последнего перед первым взамен полученной свободы; именно притязания патрона были облечены в форму исков: а. operatum и а. pro socio.*(569) Потом в эдикте сформировалась exceptio onerandae libertatis; она давалась отпущенному против тех стипуляций. по которым он обещал что-либо патрону из страха, чувствуя себя в чем-либо виновным пред ним.*(570) Позднее императоры и юристы действовали в том же направлении. Рядом с этим обнаружилось течение иного рода. Закон, изданный в 8 г. по Р. X. (lex Fufia Caninia) и отмененный только при Юстиниане, запретил поголовное освобождение рабов в завещаниях, ограничивая таковое известною частью. Рабы освобождались не иначе как поименным обозначением их в завещании; из десяти рабов освобождалось не более половины, из 11 - 30 не более трети, из 31 - 100 не более четверти, из высшего числа не более одной пятой части и ни в каком случае не более ста.*(571) Другие законы (lex Aelia Sentia +4 и lex lunia +19)*(572) установили различие в гражданском положении отпущенников. Для того чтобы сделаться полноправным гражданином (civis), отпущенник должен удовлетворить трем условиям: во-первых, иметь 30 лет от роду; во-вторых, принадлежать господину на праве квиритской собственности; в-третьих, быть отпущенным vindicta, censu или testamento. Сам господин должен быть не моложе 20 лет. Все четыре условия - отчасти тенденциозные, избранные с целью ограничить число полноправных граждан из вольноотпущенников. Но, с другой стороны, в выборе этих условий усматривается известный консерватизм, преклонение пред стариной, которое не дозволяло лишать правоспособности того, кто получал ее по старому праву. Вольноотпущенники могли стать полноправными гражданами и не достигнув 30-тилетнего возраста, но лишь посредством vindicta, и тогда, когда они являлись по отношению к господину (который в этом случае мог быть и моложе 20 лет) родителем, сыном или дочерью, братом или сестрою, кормильцем, педагогом, управляющим, невестою, спасителем и т. п. Для констатирования этих обстоятельств в каждом отдельном случае (causae probatio) был учрежден особый совет из 5 сенаторов и 5 всадников в Риме и из 20 граждан - в провинциях. В противоположность перечисленным лицам те вольноотпущенники, которые в бытность свою рабами были скованы, заклеймены, подвергались пытке или предназначались на гладиаторство, становились в ряды дедитициев. Так назывался низший разряд отпущенников, образованный по аналогии первоначальных дедитициев (выше, 76). Эти отпущенники совсем не имели гражданских прав (по древнему квиритскому праву, но не по ius genlium), считались не выше иностранцев и должны были держаться на сто тысяч шагов за чертою Рима. Их появление в городе влекло для них потерю свободы навсегда. Будучи вторично отпущены на волю, такие рабы не получали ее, но поступали в разряд рабов римского народа. Наконец все остальные отпущенники, не подходившие ни под один из двух описанных классов, зачислялись в средний класс - Латинов (Latini Iuniani). Их гражданская правоспособность ограничивалась в том отношении, что они не могли ни оставлять завещаний, ни приобретать по ним. Как вольноотпущенники-дедитиции составляли подобие прежних дедитициев, так и вольноотпущенники-Латины были образованы по образцу одного из разрядов прежних союзников. Сенатусконсультом было дозволено, по достижении латинянами 30-тилетнего возраста, повторять над ними акт манумиссии с целью возведения их в римское гражданство (iteratio). Эта цель достигалась, если на лицо были остальные условия, которые, как показано выше, требовались для того, чтобы вольноотпущенник становился гражданином.*(573)

Разделение вольноотпущенников на три разряда пережило реформу Каракаллы (стр. 436) и было отменено только при Юстиниане*(574), с чем вместе исчезло и самое разделение граждан на свободнорожденных и вольноотпущенников, - мера, которая, с окончательным исчезновением республиканского строя, не представляла, конечно, ни особой важности, ни затруднений при своем применении.

 

183. Впрочем мы видим из этого, что отпущенники достигли под конец положения, равного с положением прочих граждан, не смотря на то, что законодательство долгое время стремилось к противоположному результату. Совершенно обратное представляла история рабства. В своем месте был показан жесткий взгляд древнейшего права на раба, которое не признавало в нем ничего кроме вещиц но, как мы видели, этот взгляд далеко не выражал бытовой действительности, в которой раб признавался до некоторой степени и членом семьи, и личностью. Еще Цицерон, находясь под очевидным влиянием Аристотеля, выражался о рабах, как о вещах, и вместе с тем отличался, по- видимому, человечным обращением с ними.*(575) Но постепенно жизнь устраняла это разноречие. По мере расширения римского государства и его торговых сношений умножилось количество рабов в Риме. Увеличилось число военнопленных; после победы или взятия враждебного города десятки и сотни тысяч мужчин и женщин продавались в рабство квестором (sub hasta или sub corooa venire). Разбойники сухопутные (grassatores) и морские (из числа последних особенно прославились Киликийцы, могущество которых было уничтожено Помпеем) захватывали не мало свободных людей, поставляя их на невольничие рынки, Были также лица, добровольно обращавшиеся в рабство, или же лишенные свободы в наказание (capitis deminutio maxima). Из этих источников наполнялся невольничий рынок. Возникла правильная торговля рабами, рабы стали не только предметом собственности, но и товаром. В домах, где прежде ограничивались немногими рабами, их появились сотни и тысячи. Общее число рабов в Италии должно считать для этого времени уже миллионами. Исчезли и другие условия, которые в старину благоприятствовали хорошему положению рабов. Из кратковременного рабское состояние превратилось в пожизненное и наследственное. Рабы, происходя из всех народов известного тогда мира, были чужды Римлянам во всех отношениях. Гражданин относился к своему рабу вообще как к существу низшему, как к животному. Раб содержался не только в качестве орудия сельского хозяйства, но и как орудие личных прихотей, необходимая принадлежность роскошной жизни. Сообразно с этим рабы разделялись на две главные категории: сельских (familia rustica) и городских (f. urbana). Особенно приниженным и тяжелым представляется положение сельских рабов. Они удалены от господина и подчинены произволу старосты (villicus) из рабов, преследующего свои личные интересы. Сдерживаемые одним страхом жестоких наказаний, перемеченные (обыкновенное наказание покушавшихся на бегство), закованные в цепи, или опутанные в веревки, они выгоняются утром на работу и к вечеру загоняются гуртом на ночлег в сараи, находящиеся под бдительною охраною. Не лучше было положение многих рабов в самом городе. Личное сближение с господином открывало рабам, исполнявшим высшие должности (учителя, воспитатели, врачи, секретари и т. п.), некоторые обеспечения, но обыкновенную массу их оно не спасало ни от цепей, ни от ужасов разврата или гладиаторства. Будучи в древнейшее время необходимым условием общественности, рабство стало врагом ее, представляя собою чудовищный институт, полный крови, слез, всяких ужасов насилия и страданий. Развитие общественности бывает совместимо с разделением населения на неравноправные классы, когда отдельные члены классов во взаимном обхождении своем выражают именно ту степень неравенства, которая требуется данным состоянием общества и отвечает нравственным понятиям отдельных лиц; но когда обхождение переходит этот предел неравенства, тогда это последнее становится врагом общественности, развивая узкий эгоизм и жестокосердие, с одной стороны, притупление и ожесточение - с другой.

 

184. Время наибольшего развития этого ненормального состояния рабства в Риме совпадает со временем конца республики и начала империи. Потом, с прекращением завоеваний и уничтожением разбойничьих шаек, иссякли источники рабства; количество рабов относительно уменьшилось и положение их, хотя неясного, поднялось. Философия стоиков и религиозное учение христиан влияли в том же направлении. Сенека учил, что раб есть младший брат, и что в нем следует уважать человеческое достоинство. Под влиянием стоицизма юристы провозгласили, что от природы все люди свободны и равны, и что только гражданская жизнь разделила людей на свободных и рабов.*(576) Подобно этому апостол Павел, предписывая рабам повиновение по отношению к господам, не раз выражает ту мысль, что пред лицом Господа нет ни раба, ни свободного, но все - одни.*(577) Тем же взглядом проникнуто учение отцов церкви. Под влиянием таких воззрений в образованнейших домах устанавливается человечное обращение с рабами. Ряд юридических мер был направлен к тому, чтобы охранить рабов от произвола и жестокости господ. Lex Claudia (+ 47) за непопечение о больном рабе наказывает господина потерею его власти: раб освобождается и зачисляется в один из разрядов неполноправных граждан (Latinus lunianus).*(578) Lex Petronia (+61) запрещает употреблять рабов на публичные бои с животными.*(579) Sc. ad legem Petroniam (+ 121) имп. Адриана запрещает господам, под страхом уголовного наказания самовольное убийство провинившихся рабов, заключение их в домашние тюрьмы (ergastura), продажу для проституции и гладиаторских игр.*(580) Антонин Благочестивый узаконил обычай, по которому угнетаемые рабы искали убежища в храмах и у статуй императоров, и предписал подвергать. господ за убийство своих и чужих рабов наказанию по lex Cornelia de sicariis, a в случаях жестокого обращения с рабами продавать этих последних в другие руки.*(581) В этом случае угнетенные должны были обращаться с жалобою к префекту города. Септимий Север распространил. такое право жалобы на случаи, когда рабыне грозила продажа, для публичной проституции.*(582) Господа, обратившиеся к христианству, отпускали рабов на волю в большом числе. Христианские общины, с своей стороны, способствовали этому тем более, что на епископов, священников и почетнейших христиан в округе самими законами возлагалось часто содействие выкупу угнетенных рабов. Позднее, в Византийской империи, монастыри служили удобным убежищем для большого числа беглых рабов. Ряд мер был направлен также к подавлению гладиаторских игр и проституции. Так, Константин на Востоке (325) и Гонорий на Западе (395) выступили против гладиаторских игр*(583), против которых особенно восставали отцы церкви. Константин же приравнял умышленное убийство раба к убийству свободного человека.*(584) Несколько законов Льва, Феодосия и Юстиниана запретили отдавать рабынь силою на сцену, держать в частных домах игральщиц на флейте, подвергать рабынь проституции.*(585)

Трудно определить с точностью, в какой именно степени перечисленные юридические меры достигли своего назначения. Относительно гладиаторских игр известно, что они не исчезли с их запрещением, и на Востоке, например, продержались до Феодосия. Законы, направленные против проституции, оставались мертвою буквою. Значение прочих мер не могло подняться выше слабого паллиатива, и человеколюбивое обращение с рабами, если и водворялось, то не законами, но только нравами. Как прежде, так и теперь был некоторый разлад между нормами и действующим порядком. Только прежде суровость нормы сопровождалась мягкостью нравов, теперь же наоборот мягкие предписания разбивались о жестокость жизни. Во всяком случае юридическое мировоззрение не ограничилось вышеприведенными мерами. За известными категориями рабов были признаны настоящие гражданские правомочия. Так, раб, принадлежащий не частному лицу, но римскому народу (servus publicus), имеет право завещательного распоряжения половиною своего имущества.*(586) Из примера Плиния известно, что завещания рабов допускались также некоторыми господами из частных лиц.*(587) Свободный, обращенный в рабство в наказание (servus poenae), приобретает отказ, сделанный в его пользу на его содержание (Jegatum alimentorum).*(588) По предписанию Юстиниана (531 г.), раб приобретает всякий легат даже тогда, когда с ним не связано приобретение свободы.*(589) В некоторых случаях, именно в спорах, направленных к признанию рабыни свободною, она допускается к личному ходатайству в суде*(590) и т. п. Более посредственным характером отличаются следующие льготы. Некоторым отношениям, возникшим во время состояния лица в рабстве, придается юридическое значение тогда, когда раб получает свободу. Так, при определении родства вольноотпущенников в брачном, наследственном и процессуальном праве принимается в расчет родство, которое образовалось во время рабского состояния (servilis cognatio): запрещается брак между такими близкими родственниками*(591), устанавливается между ними право наследования*(592); запрещается нисходящим призывать к суду восходящих, без разрешения претора.*(593) Обязательственные отношения, в которые вступали рабы во время несвободы, признавались по отпущении их на волю за <естественные> обязательства (obligationes naturales).*(594) Этот род обязательств не защищался иском, но обладал некоторою иною, не полною защитою. В некоторых же случаях из подобных отношений возникали даже настоящие иски: а. de dolo*(595), a. <lepositi III factum concepta*(596), a. mandali н a. neg. gestoruin*(597), а. praescriptis verbis*(598), e. doli mali.*(599) Точно так же деликты рабов рождали обязательства, по которым они должны были отвечать после своего освобождения на волю.*(600)

 

185. Наконец была область, где обязательства раба имели юридическое значение с самого момента своего возникновения; но иск по такому обязательству кредитор должен был предъявлять не к рабу, а к его господину. Это - область отношений по пекулию. Старый обычай давать рабам пекулий никогда не терял своего действия; только в эпоху особенного увеличения численности рабов немногие из них могли пользоваться таким вниманием со стороны своих господ. Понятно, что господа уделяли рабам пекулий в своих же собственных интересах и на самостоятельное хозяйство раба смотрели как на доходную статью. Еще Катон давал своим рабам деньги на приобретение и воспитание малолетних рабов и потом покупал по сходной цене таких воспитанников для себя. Другие покупали у своих рабов разные хозяйственные припасы, находя такое приобретение их выгоднее, чем покупку на рынке. Цицерон свидетельствует об одном лице, что он купил для своего раба аптеку; с развитием в обществе промышленного духа господа стали доверять своим рабам ведение различных заведений и предприятий. Юристы называли пекулием такое имущество, которому раб, с согласия своего господина, ведет особый счет.*(601) Это имущество увеличивалось и уменьшалось; из него раб платил господину выкуп за свою свободу. Постоянно пекулий давал рабу повод вступать в обязательства как со своим господином, так и с третьими лицами. Временные обязательства раба и господина основывались на их личном доверии друг к другу и были всецело изъяты из юридической области; но нельзя было отнестись таким же образом к обязательствам раба пред третьими лицами. Вступая в сделку с рабом, который, с согласия господина, вел особое хозяйство, каждый полагался на то, что господин примет на себя последствия сделки. Претор признал, что господин ответствен за обязательства, которые раб примет на себя по делам своего пекулия; ответственность не должна была превышать тех размеров, которые имел пекулий в момент судебного приговора. Кроме того требования самого господина, возникшие из того же источника удовлетворялись прежде других требований. Для истории юридических идей характеристично, как формулировали юристы это последнее положение. Сначала они принимали, что долги раба господину сами собой уменьшают, в соответственной степени, размер пекулия; потом в господине признали кредитора раба, с преимущественным, пред другими, правом требования.*(602) Иск, который служил в описанном случае кредиторам раба назывался actio de peculio*(603); как сказано, ответчиком по этому иску являлся господин. Два другие иска служили дальнейшим развитием той же идеи. Если пекулий был дан рабу для ведения какого-либо промышленного или торгового предприятия, то кредиторы его имели против господина actio tributoria*(604) и требованиям самого господина не давалось никакого преимущества пред требованиями прочих лиц: если раб, имевший пекулий, вступал в обязательственную сделку с третьим лицом, но приобретенное по такой сделке не вносил в пекулий, а отдавал своему господину, то кредитор по сделке имел против этого последнего actio de in rem verso*(605) и господин отвечал в размере своего обогащения. Все названные иски применялись также в отношении пекулия, который отцы давали своим подвластным детям (стр. 429). Формула составлялась так, что в интенции обозначалось подвластное лицо, вступившее в сделку с истцом, а в кондемнации указывался сам господин. Формально иски были основаны на той идее, что раб и сын, по делам пекулия, действуют, как представители своего домовладыки; но вместе с тем эти иски выражали юридическое признание личности подвластного, как контрагента, и его имущественной самостоятельности. Понятие пекулия постепенно расширялось; если раб занимал деньги у одного лица и потом отдавал их взаймы другому, то по Лабеону здесь не было расширения пекулия, а одно простое обогащение господина (in reu versio), чего Помпоний уже не принимал так безусловно*(606); точно так же Ульпиан вообще был наклонен принимать не обогащение господина (in rem versio), но приращение пекулия во всех тех случаях, когда раб совершал сделки именно в том намерении, чтобы вырученное присоединить к пекулию.*(607) Воле раба приписывалось, стало быть, юридическое значение, его хозяйство трактовалось как особое от хозяйства его господина.

 

186. Но если в области отношений по пекулию право ушло так далеко, то это случилось именно потому, что юридическая регламентация этих отношений вызывалась не гуманными стремлениями юриспруденции по отношению к рабу, но интересами гражданского оборота, - или, говоря точнее, интересами третьих лиц, приходивших с рабами в имущественное соприкосновение. Гуманные стремления, напротив, не породили мер, особенно действительных. Общий дух императорской юриспруденции характеризуется, как favor libertatis; во многих случаях, где интерес рабовладельца сталкивался с интересом свободы, спорный вопрос разрешался в пользу этой последней. Таким де образом юристы смягчили тяжкие обязательства, которыми господа облагали рабов при отпущении их на волю, покровительствовали положению условно отпущенных (statuliber) и т. п. Но, с другой стороны, общее расположение не препятствовало появлению таких законов, каковы, наприм., sc. Claudianum, пo которому женщина, которая вышла замуж за раба без согласия его господина, обращалась в рабство.*(608) Ульпиан признавал условие, по которому покупатель раба обязывался пред продавцом не отпускать его на волю; такое условие имело вещное (in rem) действие, т. е. отпущение, которое состоялось в его нарушение, было недействительно.*(609) Сам Константин, запретивший клеймить преступников в лицо, так как лицо есть образ Божий*(610), назначил смерть той женщине, которая станет женою своего собственного раба; этот же последний, по закону Константина, подлежал сожжению*(611) и только Юстиниан отменил его жестокие постановления.*(612)

 

187. Служа основанием как экономической, так и социальной жизни, рабство оказало в Риме глубокое влияние на развитие и строй гражданского права. Круг субъектов этого права был ограничен свободными лицами и рядом с ними существовал бесправный класс, который жил не для себя, но исключительно для своих господ. При отсутствии противодействующих условий такое положение должно было привести к наибольшему развитию в обществе личных эгоистических стремлений, враждебных общежитию; обеспеченная трудом своих рабов во всем необходимом для жизни, каждая свободная семья держалась бы отдельно от других, не ища союза с ними. Но в глубокой древности, помимо других условий, такое направление жизни встречало особенное противодействие в военном быте господствующего класса населения. В наше время, может быть, несколько трудно составить правильное представление о подобном влиянии войны. В наше время война ослабляет действие социальных инстинктов: она разрушает международное общение, она порождает абсолютические стремления правителей и приучает людей к жестокостям и несправедливостям. Но, когда не могло быть речи о международном союзе наций, так как не сложились еще самые народы и племена жили разбросанными и разделенными на тысячи мелких общин, - когда организованная власть, устанавливающая мир внутри общин была слаба, когда, наконец, не только убийство чужеродца, но убийство своего человека зачастую не считалось преступлением, - в такое время война оказывала не разрушающее, но совпадающее действие. Завоевания вели к образованию больших народов, внутри же государств военный быт содействовал установлению крепкой центральной власти и сплочению мелких общественных единиц. Война объединяла частные интересы, подчиняя их требованиям государственной безопасности. Самое рабство служило вспомогательным средством к развитию государственной жизни, так как открывало гражданам возможность предаться всецело военной деятельности без ущерба для домашнего хозяйства. Таково было значение войны в древнейшем Риме. Уже в половине республиканского периода тяжесть военной службы начинает складываться на наемников. В империи звание воина унижается до последних пределов; война постепенно теряет свое прежнее значение - необходимого и действительного труда (ср. 8). Войны вызываются не опасностями, но честолюбием и алчностью господствующего класса и превращаются для него в источник неправой наживы. Спустя еще некоторое время число и размер военных предприятий по необходимости умаляется. Война перестает быть определяющим фактором гражданской жизни, перестает наполнять время и мысль граждан, но не заменяется ничем. Вместе с тем полноправный класс окончательно отрывается от земледельческого труда, так как землевладение сосредоточивается в руках немногих богачей, для которых выгоднее вести хозяйство руками рабов, нежели при помощи свободных фермеров или вольнонаемных рабочих. Трудовая жизнь становится чуждою сферою для римского гражданина. Новые формы труда, возникшие для свободного класса не в состоянии поглотить все его наличные силы. Так, в империи, в связи с уменьшением общего количества рабов и развитием бедного класса, замечается некоторый поворот свободного населения к занятиям, которые прежде исполнялись рабами. Свободные почти вытесняют государственных рабов (servi publici) из низших государственных должностей и общественных работ и конкурируют с ними в свободных профессиях (медицина, преподавание), на сцене, в рядах прислуги, в ремеслах и землепашестве (рабочие, арендаторы, колоны). Но все это не снимает с римского общества того времени его основного характера: труд не служит принадлежности господствующего класса. Как скоро сложилось такое положение, то пали преграды к широкому и исключительному развитию личных эгоистических стремлений. Раб служил могущественным средством для осуществления этих стремлений без прямого нарушения интересов свободных лиц, окружающих рабовладельца. Рабство доставляло господам контингент живых вещей, наиболее способных служить их нуждам, страстям и прихотям, причем разгул богача ничем не затрагивал непосредственно свободного бедняка. Напротив, богач был не прочь поделиться с бедным собратом крохами своего стола, отголосками своих удовольствий. Только в рабовладельческом обществе возможен даровой раздел хлеба и развлечений в такой безобразной форме, как мы встречаем это в Риме; только в таком обществе открыто свободное существование паразитам и всякого рода приспешникам, наполнявшим дома римских вельмож. В возможности широко удовлетворять личные стремления, не затрагивая на вид прочих свободных лиц, заключается наиболее развращающее, антиобщественное действие рабства. Эксплуатация свободного бедняка вызывает с его стороны протест, который не остается без последствий в деле усовершенствования общественных отношений; напротив эксплуатация раба возбуждает в свободном человеке не сочувствие к нему, но лишь зависть к богачу-рабовладельцу и желание разделить с ним так или иначе выгоды его положения. В среде свободного класса рабство порождает взаимное охлаждение и отчуждение. Не последнюю роль сыграло оно в упадке здоровых политических чувств, в развитии раболепства и деспотизма, которые сопровождали переход от республики к империи.

Такова та сторона рабовладельческой жизни, которая отразилась на гражданском праве древнего Рима. Римское гражданское право, в его развитом виде, проникнуто идеей почти неограниченного личного господства. Начало частной собственности и свободы договора проводятся резко, можно сказать - бездушно. Это право было назначено для относительно небольшого круга достаточных граждан. Эгоизм маскировался в этом обществе в форму холодного признания всеобщей равноправности; предположение всеобщего социального и экономического равенства проходило чрез все главные юридические определения. Жалоба бедняка была слишком слаба сравнительно со стоном раба для того, чтобы быть услышанною законодателем.

 

III. Учение юристов о правоспособности

 

188. На почве отношений, изображенных выше, сложилось учение юристов о делении лиц или divisio personarum.*(613)

Divisio personarum излагается Гаем и, со слов его, - в институциях Юстиниана. Эта divisio - опыт довольно несовершенный, сделанный, вероятно, в школе, с дидактическими целями. Несовершенство его выражается в двойственности основания, принятого для распределения лиц по категориям. Все лица разделяются прежде всего на свободных и рабов, в этом состоит высшее разделение - summa divisio. Свободные делятся на свободнорожденных и вольноотпущенников. Вольноотпущенники, в свою очередь, подразделяются на три категории: полноправные граждане (cives), Латины по 1. lunia Norbana и дедитиции.

За высшим делением следует другое, имеющее отношение к лицам, которые обладают ius connubii, т. е. способностью вступать в семейственные отношения по римскому национальному праву. Это деление не совпадает с предыдущем и не может быть подведено под него. Все лица делятся на personae soi iuris и personae alieni iuris. Лица первой категории могут быть или совершенно самостоятельны (qui neutro iure teneantur), или же находиться во временной зависимости: под опекой (in tutela), или под попечительством (in curatione). Лица alieni iuris распадаются, по роду власти, которой он подчинен, на лиц in potestate (liberi et servi), iu manu (uxor) и io raancipio.

Более обдуманными, нежели вышеизложенное деление, являются понятия: так наз. status иcapitis deminutio.*(614) Под status разумеется государственное и гражданское положение лица в римском обществе. С точки зрения субъективной, как степень правоспособности, как юридическое качество лица, status выражается словом caput. Status имеет три ступени: st. libertatis, st. civitatis, st. familiae. Tria sunt quae habenms: libertatem, civitatem, familiam; в этом ряду каждое последующее состояние предполагает существование предыдущих.

Трем ступеням правоспособности соответствуют три ступени ее умаления. Событие умаления правоспособности называется capitis deminutio и представляется в формах: с. d. raaxima, c. d. media, c. d. minima ( 7, 12, 17).

Нельзя определить с точностью, когда именно сложилось учение о capitis deminutiones. Его корни кроются, несомненно, в глубокой древности, но юридическая разработка могла принадлежать позднейшему времени.

 

189. Интересно проследить начала, к которым сводятся в результате определения римского права о правоспособности. Правоспособность определяется прежде всего происхождением человека. Лицо передает своему потомству то же юридическое достоинство, которое принадлежит ему: от раба родятся рабы, от свободного - свободные, от гражданина - граждане. При этом оба родителя должны иметь равную правоспособность. Поэтому дети лишь тогда признавались римскими гражданами, когда отец был римским гражданином и мать имела ius connubii.*(615) lus connubii обозначало в этом случае признанную за лицом способность к вступлению в римское супружество с возможностью производить на свет римских граждан. Connubium составляло часть прав римского гражданства и принадлежало как полноправным гражданам, так нередко и неполноправным, а также, по особой уступке, - перегринам. При отсутствии connubium, дитя наследовало состояние матери, так что от гражданки и перегрина происходил римский гражданин.*(616) Отец был здесь как бы неизвестен, Когда, с падением старой национальной замкнутости, браки римлянок с перегринами участились, то особым законом (1.Minicia) это первоначальное правило было изменено, в смысле большей последовательности относительно основного начала, так что от римской гражданки и перегрина рождался перегрин.*(617) Если отец был, действительно, неизвестен, - что предполагалось обыкновенно относительно всех незаконнорожденных, то дитя наследовало положение матери.*(618) - Отступления от основного правила, в смысле расширения правоспособности детей, рождающихся от смешанных браков, возникли в империи под влиянием побочных соображений. При Адриане, в видах гуманности, было постановлено, что от родителей: свободной женщины и раба, если они сошлись с согласия господина этого последнего, родится свободное дитя.*(619) Другое подобное отступление встречается в III в., когда безразлично признавались свободными дети, зачатые в свободе, но рожденные в рабстве и наоборот.*(620) В целом ряде случаев, где гражданин или гражданка, по ошибке в своей или чужой правоспособности, вступили в супружество с Латином или перегрином, императоры предоставляли им путем судебного обнаружения ошибки (causam erroris probare) сообщить гражданство как ребенку, так нередко и неполноправному супругу или супруге.*(621) Эти отступления от руководящего начала порождались или гуманностью, или необходимостью упростить разрешение вопроса усложненного введением новых видов гражданства и свободы.

Начало происхождения проявлялось еще в некоторых случаях. Ничей раб (servus nullius) продолжал оставаться рабом, несмотря на отсутствие господина: рабство было обусловлено, в глазах Римлянина, самою природою раба. Напротив Римлянин, возвратившийся из плена и получивший postliminium ( 11), считался не вольноотпущенником, но свободнорожденным, потому что его временное рабство произошло не от ухудшения его природы, но по несчастию. То же правило прилагалось ко всем случаям, в которых лицо состояло временно на положении раба по насилию или недоразумению.*(622)

Правоспособность, которая приобреталась происхождением, могла быть изменена усовершенствованием или ухудшением природы данного лица. По постановлению народного собрания в республике и по распоряжению государя в империи, лица, которые оказали особые заслуги римскому народу, возводились в сан римского гражданства. Следуя такому же мотиву, древнейшие Римляне награждали свободою только достойных рабов, и вольноотпущенники, переживал свое переходное состояние, терпели как бы некоторый искус, после которого, через несколько поколений, принимались в ряды полноправных граждан. Когда впоследствии возникло злоупотребление освобождением рабов, тогда законы разделили отпущенников, по их достоинству, на разряды. В ряды полноправных граждан были включены только лица, в силу общего происхождения с господином (незаконное родство) или вследствие услуги, оказанной либо ожидаемой. Но вольноотпущенник, который был включен в средний разряд - Латинян, получал полное гражданство за заслуги пред римским государством и обществом. Было постановлено, что Латинянин становится гражданином, если заведет большой корабль и в течении шести лет будет поставлять в Рим хлеб, если он выстроит замечательное здание, пробудет шесть лет вне Рима в рядах войска, женившись родит сына, который достигнет годового возраста и т. п.*(623) Что касается до изменения правоспособности вследствие ухудшения природы человека, то главный случай этого рода мы встречаем в наказаниях, которые соединяются с d. maxima и с. d: rnedia.