5.1. Предмет правового регулирования
Для юридической науки и практики чрезвычайно важное значение имеет глубокое изучение предмета правового регулирования. От этого во многом зависит не только совершенствование содержания и формы действующего права, но и полнота использования заложенных в нем благотворных возможностей. Трудно назвать раздел учения о праве, на который не оказывало бы влияние то или иное решение данной проблемы.
В отечественной юридической литературе обычно говорится о предмете правового регулирования вообще, хотя по существу всегда имеется в виду предмет только общего, а не всякого правового регулирования.
Предметом любой целенаправленной деятельности, в том числе правовой, является все то, на что она направлена. Предмет находится вне самой деятельности и отделен от тех средств, при помощи которых на него оказывается соответствующее воздействие.
Логически для всех, кто под правовым регулированием понимает воздействие всей совокупности юридических средств на сознание и поведение людей, предметом такого регулирования должны быть одинаково и поведение, и сознание участников упорядочиваемых отношений. Тем не менее, ученые к этому предмету не относят сознание людей, чем косвенно еще раз подтверждается неприемлемость широкого понимания правового регулирования для решения важных вопросов правоведения.
В цивилизованном обществе сознание и психология людей находятся за рамками непосредственного предмета правового регулирования, на них оказывается только идеолого-психологическое воздействие. Поэтому предмет правового регулирования значительно уже предмета юридического воздействия в целом, первый из них составляет только часть второго.
Следует признать неверным встречающееся в некоторых публикациях мнение, что предметы правового регулирования и правового воздействия совпадают, ибо в качестве предмета регулирования выступает "непосредственный объект юридического воздействия"[114]. М.Ф. Орзих резонно подметил, что надо отграничить предмет правового регулирования от предмета юридического воздействия в целом; второй из них "наиболее широкое понятие, включающее в себя все то, на что может быть непосредственно оказано влияние при помощи правовых средств. В общесоциологическом аспекте это - все общественные связи, отношения, формы общения людей. В личностном аспекте (весьма важном для права, ибо оно адресовано непосредственно к личности, группам людей) это - не отдельные свойства, черты, проявления личности, а личность как единый социальный объект"[115].
Что же именно выступает в качестве предмета общего правового регулирования? В научной и учебной литературе на сей счет нет единого мнения. Чаще всего при этом указывается на упорядочиваемые общественные отношения, порою - на поведение их участников, еще реже - одновременно и на то, и на другое, имея в виду, что общественное отношение выступает в роли формы, поведение - ее содержания. Когда же понятие "предмет правового регулирования" используется при описании системообразующих факторов, определяющих внутреннее строение права в плоскости отраслевой системы права, всеми авторами под таким предметом подразумеваются организуемые общественные отношения. В итоге обнаруживается не только отсутствие единства в понимании этой важной научно-практической проблемы, но и недостаточная последовательность в ее видении.
Безусловно, что категория "общественное отношение" и "общественно значимое поведение" органически взаимосвязаны между собой, о чем свидетельствует общесоциологический принцип единства деятельности и общественных отношений. Однако было бы неверно как их отождествление, так и стремление провести между ними непроходимую грань или рассмотреть их как взаимодополняющие части предмета правового регулирования.
По крайней мере, в тех сферах жизнедеятельности людей, где применяется нормативное регулирование, актуальные общественные отношения, выступая в качестве формы и содержания осуществляемой деятельности, встречаются как в идеальном, образном, так и в реальном, фактическом виде. Нет основания согласиться с тем, будто общественные отношения "проявляются в поведении, действиях, деятельности людей и ни в чем другом проявляться не могут"[116]. В действительности эти отношения возникают и существуют "идеально", пока складываются и функционируют в образе той модели (масштаба), которая намечена в соответствующей социальной норме, и наполняются живым содержанием, когда данная модель находит конкретное жизненное воплощение в реальном поведении участников регулируемых отношений.
Если общественные отношения, не подвергаемые нормативному воздействию и не имеющие нормативных аналогов, появляются и протекают с начала до конца только как фактические, то нормативно регулируемые отношения возникают непременно в идеальном виде и уже в этом качестве начинают излучать социальную энергию, оказывая регулятивное и идеологическое воздействие на своих участников. Причем это - существующие, наличные отношения, которым свойственна относительно самостоятельная социальная ценность. В ряде случаев как раз такое состояние отношений наилучшим образом соответствует подлинным интересам их участников. Яркий тому пример - отношения, где стороны свободны выйти из них, но ни одна из них не заинтересована в фактическом выходе, когда он противоречит коренным их интересам.
В отличие от этого человеческое поведение само по себе не имеет идеального состояния бытия. Хотя известны разные интерпретации понятия "поведение", объясняющие его как последовательное изменение состояния динамических систем, или как реакцию организма на внутренние и внешние раздражения, или как выраженную вовне активность биологических и социальных систем, или как определенный аспект человеческой деятельности[117], тем не менее, ни одна из них не противоречит сказанному.
В рамках нормативно регулированных отношений можно говорить о поведении в потенции, поскольку его идеальный масштаб (образец) обозначен в правовой или иной социальной норме. Однако это - пока не наличное, а лишь возможное, должное или возможно-должное поведение. Дальнейшую регулирующую роль здесь играет не само поведение, а его идеальный образец, трансформированный в субъективное право, обязанность, полномочия и т. д. Отрицать все это - значит, исказить понимание не только предмета правового регулирования, но и правоотношений.
Уже по этой причине предпочтительнее считать предметом правового регулирования именно сами общественные отношения, включая сюда как то их состояние, которое выражено в идеальном, образном виде, так и то, при котором эта нормативная модель наполняется реальным содержанием благодаря правомерному поведению соответствующих субъектов.
Кроме того, указание при анализе предмета общего правового регулирования именно на общественные отношения позволяет охватить все их многообразие, тогда как ссылка на поведение не способна аккумулировать все это. И вовсе не случайно, что при рассмотрении системообразующих факторов права под предметом регулирования всегда подразумевают сами общественные отношения, ибо здесь приходится обращать внимание на всю совокупность таких обстоятельств.
Мы далеки от мысли, что предмет общего правового регулирования никоим образом не может интерпретироваться через человеческое поведение. Если, допустим, необходимо отграничить регулятивное, властное воздействие права от идеологического, то лучше говорить о внешнем поведении, чтобы четче отличить его от человеческих сознания и психологии. Однако никак нельзя полагать, будто "поведение людей - единственное явление объективного мира, поддающееся правовому регулированию"[118].
При специальном исследовании предмета правового регулирования куда точнее и полноценнее подразумевать под этим понятием именно упорядочиваемые при помощи права общественные отношения, не подменяя их поведением участников и не присовокупляя последние к этим отношениям. Это именно те "разнообразные общественные отношения, которые объективно, по своей природе могут "поддаваться" нормативно-организационному воздействию и в данных социально-политических условиях требуют такого воздействия"[119].
Что же из себя представляют такие общественные отношения, каковы их формы бытия и виды? Вопрос этот исключительно значим для осмысления не только предмета общего правового регулирования, но и многих других проблем юридической науки и практики.
Многие ученые-юристы рассматривают общественные отношения как двух- или многосторонние общения (связи) между людьми, их общностями и образованьями. Отсюда следуют выводы о непременно представительно-обязывающем характере всякой правовой нормы, о наличии в любом правоотношении взаимосцепленных субъективного права и юридической обязанности, о невозможности существования общих (общерегулятивных) правоотношений и т. д. Хотя авторы некоторых работ высказываются против полного отождествления общественных отношений и связей (В.А. Кучинский, Н.В. Витрук), однако они основанием для различения этих явлений считают только степень прочности взаимных контактов, а смысл такого разграничения сводят главным образом к отрицанию возможности конструирования общерегулятивных правоотношений. Эта точка зрения решительно отвергается теми авторами, по мнению которых правовые отношения и правовые связи ничем не отличаются друг от друга[120].
Думается, что новейшие исследования в области философии, социологии и других наук ставят под сомнение истинность отмеченного выше понимания сути и форм бытия общественных отношений, свидетельствуя о более сложном, многоплановом характере данного явления реальной действительности. Не без основания замечено, что по современным философским представлениям "начало общественных отношений создается взаимным положением" людей, их определенным состоянием[121]. Несколько раньше Ю.Г. Ткаченко на основе тщательного анализа и критического обобщения достижений отечественной науки в данной сфере пришла к справедливому заключению о том, что во внешнем мире общественные отношения формами своего бытия могут иметь как двухсторонние или многосторонние общения, так и односторонние контакты, зависимости и отграничения[122]. Те же формы существования общественных отношений, так или иначе, фигурируют в трудах ряда философов, социологов и юристов[123].
Широко известны принципиальные в этом аспекте высказывания К. Маркса о том, что человеку всегда свойственно не только взаимное общение, но и обособление[124]: "общественный характер присущ всему движению", в обществе уже сама "природа является для человека звеном, связывающим человека с человеком", "даже и тогда, когда я занимаюсь научной и т.п. деятельностью, - деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими, - даже и тогда я занят общественной деятельностью"[125].
Все это, на наш взгляд, не оставляет сомнений в том, что общественные отношения не могут сводиться к непосредственному двух- или многостороннему общению, к прямым и ярко выраженным совместным связям, в которых участвуют два или более социальных индивида, влияющих друг на друга непосредственно, соотносительно и вполне определенным образом. Они могут выражать также разъединение, отграничение[126], взаимную зависимость, обусловленность, общность, при которых не обязательны двух- или многосторонние коррелятивные изменения, характерные для некоторых форм бытия общественных отношений. Хотя при этих формах их бытия, в конечном счете, тоже можно найти "контрагента", однако в правовом плане он нейтрален, в рамках данного отношения какой-либо активности не проявляет. Учет всего этого способствует углублению наших представлений по многим вопросам правовой теории и практики, обсуждаемым в юридической литературе.
Разумеется, речь идет об отношениях, которые характеризуют внешнее проявление жизнедеятельности соответствующего лица. Сугубо психологическое отношение человека к окружающему миру, касающееся только его переживаний, внутренних установок или других пластов сознания и психологии, вряд ли способно создать общественное отношение. Оно, взятое само по себе, вне надлежащим образом установленной модели (масштаба, образца) возможного, должного или возможно-должного поведения, а равно вне фактического поведения индивида, образует только фон, в "зависимости от которого образуются и фиксируются установки", и хотя "фиксирование установок составляет элементы системы отношений личности", но главное здесь - лишь готовность к проявлению активности[127]. Отношение индивида к нормативным "требованиям является основным содержанием социальной ориентации человека", "представляет собой специфическое состояние личности, в котором выражаются ее субъективное отношение к общественным обязанностям, ее внутренняя установка, ориентация и готовность реализовать должное"[128].
Категория "общественное отношение" непременно связана с социальной деятельностью людей, их общностей и образований. Но, охватывая весь поток этой деятельности, она не сводится к связям с двумя и более сторонами. Общественные отношения могут носить как коллективный, так и индивидуальный характер, возникают "не только в результате непосредственного общения, но и в результате индивидуальной деятельности, где нет непосредственного общения, хотя сама эта деятельность общественно значима"[129].
Вывод о том, что формами бытия общественных отношений могут являться общения, односторонние контакты, зависимости и отграничения (обособления), подтверждается богатым опытом правового регулирования этих отношений. Для регулирования общественных отношений, выражающихся в двухстороннем общении, применяются предоставительно-обязывающие нормы, в которых четко обозначается модель связи субъектов по взаимным правам и обязанностям. Когда упорядочиваемое отношение своей формой бытия имеет односторонние контакты, при которых нет "обратной активности контрагента", используются обязывающие или управомочивающие нормы, содержащие указание на образец поведения активного субъекта. При организации общественных отношений, существующих в форме обособлений (отграничений), наиболее характерны запрещающие или компетенционные (уполномочивающие) нормы. Для регулятивного воздействия на отношения в форме зависимости специфичны закрепительные нормы, предусматривающие задачи, принципы деятельности и т.д.
Предметом правового регулирования могут быть отношения как между людьми, их общностями и образованьями, так и между человеком и природой, окружающей средой или техникой. В последнем случае эти отношения выражаются чаще всего в форме односторонних контактов, отграничений и зависимостей. Если в таком общественном отношении поведение людей имеет важное значение, регулируется общеобязательными правилами, установленными и обеспеченными государством, то вряд ли разумно оспаривать правовой характер соответствующих норм. Нет достаточных оснований считать, что в подобных общественных отношениях есть вторая, "подразумеваемая" сторона. Давно замечено, что в самой правовой норме, как и в предмете ее регулирования, хотя и юридически значимой, но только предполагаемой стороны быть не может[130].
Для дальнейшей конкретизации предмета правового регулирования фундаментальное значение имеет еще одна плоскость проблемы общественных отношений, касающаяся деления их на отдельные виды.
В философии наиболее важным, как известно, считается надлежащее разграничение материальных и идеологических отношений. При этом многие исходят из ленинского тезиса, что идеологические отношения составляют "надстройку над первыми, складывающимися помимо воли и сознания человека, как (результат) форма деятельности человека, направленной на поддержание его существования"[131].
Хотя вряд ли какие-либо общественные отношения существуют "помимо воли и сознания людей", тем не менее, это деление имеет гносеологическую направленность, является следствием приложения к общественным отношениям учения о материи и сознании, связано с решением основного вопроса философии о первичности материи и, соответственно, указывает на то, что первичны материальные, производны идеологические отношения[132]. Оно пронизывает все сферы жизнедеятельности общества и отнюдь не говорит о том, что одни из них сугубо объективны и не поддаются регулятивному воздействию, а другие, наоборот, чисто субъективны и способны воспринимать всякое регулирование.
Любые общественные отношения (как материальные, так и идеологические) существуют "в единстве двух форм: в объективной форме материально-практической и соответствующей ей субъективной форме идеальной деятельности, сознания"[133]. В обществе не существует таких видов деятельности (следовательно, и отношений), которые не воплощали бы единства двух сторон - материальной и идеальной[134], в одной и той же деятельности происходит специфическое сочетание материальных и идеологических отношений[135]. Поэтому при рассмотрении предмета правового регулирования следует исходить не из гносеологического деления общественных отношений, а из классификации их в онтологическом срезе.
В этом плане в общей массе общественных отношений, на которые оказывается регулятивное воздействие, по существу есть две крупные подсистемы. Первую из них составляют отношения, необходимые для производства и воспроизводства, по выражению Ф. Энгельса, "непосредственно жизни"[136]. Они неразрывно связаны с производством, распределением и потреблением материальных и иных социальных благ и продолжением самого человеческого рода, без них не может существовать и развиваться ни одно, в том числе бесклассовое общество. Это - общественные отношения первого порядка, поскольку они первичны, а все остальные отношения призваны каким-то образом их "обслуживать".
В онтологической плоскости (плане) общественные отношения могут подразделяться на группы по другим признакам. Для рассматриваемой проблемы наиболее важно деление их по основным сферам жизни общества. В таком случае различать надо производственные, социальные, политические и духовные отношения[137]. В каждом из них есть и свои специфические закономерности объективного порядка, и волевой момент, связанный с сознанием их субъектов. С одной стороны, даже сферу духовной жизни нельзя свести к сознанию, с другой - сознание присутствует и в сфере материального производства, хотя здесь оно занимает не главное место.
Соотношение объективно закономерного и субъективно волевого в разных видах общественных отношений неодинаково. Фундаментальность и удельный вес влияния объективно закономерного неуклонно нарастают по мере перехода от сферы духовной к политической, от политической к социальной, от социальной к производственной, а сознательно-волевой момент, напротив, в той же последовательности падает, но значение последнего возрастает в обратном направлении при переходе последовательно от производственных к духовным отношениям[138].
Это, по существу, означает, что в той или иной мере любой вид общественных отношений, взятых в плоскости основных сфер жизнедеятельности людей, их общностей и образований, может быть предметом правового регулирования, поскольку в нем есть волевой, сознательный момент. Ю.Г. Ткаченко с полным основанием указывает, что "правовое регулирование может иметь место и в сфере самого производства, и в социальной сфере, и в политической, и в духовной"[139]. На практике дело обстоит именно таким образом. Вопрос, по-видимому, состоит главным образом в том, каковы пределы такого регулирования для тех или иных видов отношений в обществе.
5.2. Пределы общего правового регулирования
Для правоведения данная проблема имеет первостепенное значение. Он неоднократно привлекал к себе внимание специалистов, однако продолжает оставаться недостаточно исследованным.
Определение пределов правового регулирования касается главным образом правотворчества, ибо именно в этой области необходимо установить, в какой мере возможно и целесообразно вмешательство в те или иные общественные отношения. Поэтому речь, по существу, идет о пределах не любого, а общего правового регулирования.
Прежде всего, отметим, что в отечественной юридической литературе еще не сложилось единое понимание пределов общего правового регулирования. Порою используются как синонимы такие термины, как объем и глубина правового регулирования, его пределы и творческие возможности[140], что затрудняет придание рассматриваемому понятию категориального статуса.
На наш взгляд, под пределами общего правового регулирования следовало бы подразумевать границы юридического вмешательства в актуальные общественные (жизненные) отношения, обусловленные определенными факторам объективного и субъективного характера. Осмысление пределов общего правового регулирования предполагает анализ, по крайней мере, двоякого рода взаимосвязанных обстоятельств: во-первых, тех факторов, от которых зависят границы данной деятельности; во-вторых, меры возможности права изменять, совершенствовать или даже формировать те или иные общественные отношения.
Факторы, которыми обусловливаются пределы общего правового регулирования, многочисленны и разнообразны. Одни из них заложены в предмете данной деятельности (т.е. в упорядочиваемых отношениях), другие связаны со свойствами самого права, третьи отражают некоторые его закономерности, четвертые касаются воли и усмотрения регулирующей подсистемы.
В роли фактора, влияющего на эти пределы, выступает, прежде всего, соотношение, с одной стороны, объективного, закономерного, с другой - субъективного, волевого в тех общественных отношениях, на которые оказывается властное воздействие. Поскольку в разных сферах жизнедеятельности людей это соотношение различно, а право может направлять лишь волевое поведение, постольку неодинаковы и пределы общего правового регулирования тех или иных видов общественных отношений. "Очевидно, - справедливо подчеркивает Ю.Г. Ткаченко, - что наименьшие возможности у правового регулирования в сфере способа производства, но они возрастают уже в социальной сфере. Однако и здесь их роль обратно пропорциональна удельному весу тех объективных закономерностей, которыми определяется развитие экономической жизни. Возможности правового регулирования резко возрастают в политической и духовной сферах, но здесь сложность обеспечения эффективности такого регулирования также возрастает"[141].
Такой подход обусловлен тем соотношением закономерного и волевого в различных сферах общественных отношений, о котором уже говорилось выше. Тем не менее, еще раз подчеркнем принципиальную неприемлемость взгляда, будто роль права в экономических отношениях незначительна (В.П. Шкредов, Д.А. Керимов и др.). Наоборот, во всем цивилизованном мире на протяжении веков право все больше используется для организации в первую очередь экономических отношений, но, естественно, в той мере, в какой им присущ волевой, субъективный момент.
Значит, первый фактор, от которого зависят пределы правового регулирования, заложен в его собственном предмете. Он свидетельствует о том, что в принципе такое регулирование может распространяться на все виды общественных отношений в онтологическом срезе и что потенциально его пределы возрастают по мере изменения в тех или иных сферах жизни соотношения объективного и волевого в пользу последнего. Но этот фактор - не единственный, параллельно с ним действуют другие, существенно корректирующие пределы правового регулирования.
В самом же предмете правового регулирования отыскивается и второй из рассматриваемых факторов, суть которого состоит в том, что даже при наличии волевого момента то или иное общественное отношение может подвергаться регулирующему влиянию права только при наличии в нем объективной возможности выбора вариантов поведения. Когда нет такой возможности, нельзя "программировать" поведение участников общественного отношения, и нормативное упорядочение последнего становится бессмысленным. М.Ф. Орзих обоснованно отмечает, что "сфера регулирующего воздействия права ограничивается нормативно-обозначенными вариантами поведения личности в каждой данной типовой ситуации" и "чем шире диапазон этих вариантов, тем содержательнее правовая свобода личности, тем больше раздвигаются границы сферы праворегулирующего воздействия"[142].
Одновариантные жизненные отношения встречаются нередко. Скажем, для преодоления усталости надо отдохнуть, для утоления голода - поесть, для осведомленности - иметь информацию, для создания семьи - вступать в брак и т.п. Нельзя путем правового регулирования добиваться каких-то иных вариантов поведения в подобных жизненных отношениях.
Третий фактор, от которого зависят пределы общего правового регулирования, - заинтересованность регулирующей подсистемы и целесообразность юридического воздействия на те или иные отношения. Он связан не только с объективными тенденциями самого предмета регулирования, но и потребностями определенных слоев населения или общества в целом. Учитывая эти обстоятельства, регулирующая подсистема в каждом случае определяет, является ли необходимым и целесообразным правовое регулирование интересующих его жизненных отношений. Государство "далеко не всегда считает необходимым использовать весь потенциал предельности правового воздействия, оставляя вне опосредствования правовой формой отношения, объективно поддающиеся такому опосредствованию"[143].
Исторический опыт предостерегает от нежелательных крайностей - как от "зарегулированности", избыточности всевозможных нормативов, так от недостатка властных предписаний. Для каждого этапа развития общества объективно существует некий регуляционный оптимум норм права[144], и он не может не учитываться при установлении пределов общего правового регулирования.
К сожалению, в России такой оптимум ждет своей очереди. Хорошо известны, с одной стороны, стремление поголовно охватить правовым регулированием как можно более широкий круг отношений, с другой - фактическая не упорядоченность многих жизненных отношений, нуждающихся в правовом воздействии. Первая крайность наблюдалась не только в годы советской власти с тоталитарным режимом, она присуща и для некоторых современных государственных структур (например, Министерство по налогам и сборам, Федеральная комиссия по ценным бумагам), наплодивших огромные объемы всевозможных инструкций. Вторая крайность ощущается ныне в экономической сфере, где под лозунгом "не допустить государственного вмешательства в экономику" многие тормозят правовое регулирование экономических отношений, невольно нанося им урон.
Следующий фактор отражает внутренние закономерности самого права, потенциальные возможности его собственных содержательных свойств. Нормативность права, его формальная определенность, системность и обеспеченность мерами юридического принуждения или поощрения, так или иначе, сказываются на предельности общего правового регулирования. Установление точных масштабов программируемого поведения, определение границ вариабельности этого поведения и ответственности за избранный субъектом права вариант, стимулирование волеизъявления в заданном направлении служат своеобразными индикаторами возможностей регулятивного юридического воздействия на общественные отношения[145]. Тщательное изучение этого фактора и подготовка соображений по оптимизации его учета в правотворческой деятельности - одна из первоочередных задач теории государства и права.
На пределах правового регулирования сказывается и такой немаловажный фактор, как распределение предметов ведения между участниками регулирующей подсистемы. В любом государстве - это соотношение предметов ведения между Центром и местными властями, а там, где функционирует муниципальное самоуправление, - и предмета его ведения. В федеративном государстве, где разграничены предметы ведения федерации и ее субъектов (ст.ст.71-73 Конституции РФ), пределы правового регулирования привязаны и к этому разграничению. Здесь никто не может выйти за пределы своего ведения. Субъекты федерации не должны вторгаться в регулирование отношений, отнесенных к исключительному ведению Центра, а равно принимать свои нормативные правовые акты по предметам совместного ведения, пока нет соответствующего федерального закона. А федеральный центр не вправе вторгаться в регулирование отношений, которые находятся в ведении субъектов федерации.
Наконец, на пределы правового регулирования неизбежно влияет еще один важный фактор - возможности "разумной человеческой деятельности", психические способности человека к сознательному восприятию правовых предписаний[146] и их осуществлению. Этот фактор указывает на личностный аспект проблемы, предполагая должный учет не только воли, но и остальных личностных свойств человека как участника упорядочиваемых при помощи права общественных отношений. Избыточность, скажем, дорожных знаков на улицах некоторых населенных пунктов или на трассах не улучшает, а нередко, напротив, ухудшает организацию движения, негативно сказывается на поведении его участников.
Все перечисленные выше факторы тесно взаимосвязаны между собой, только в своей совокупности они позволяют уяснить по-настоящему пределы общего правового регулирования. Причем надо учесть, что одни общественные отношения существуют независимо от позиции регулирующей подсистемы, только их русла могут меняться под регулятивным воздействием права, а другие - могут формироваться благодаря правовому регулированию.
Отношения материального производства и воспроизводства человеческой жизни на Земле, которые выше были отнесены к первичным, не могут порождаться правом. Последнее оказывает на них определенное воздействие с тем, чтобы лучше организовать, совершенствовать и развивать их в заданном направлении. Здесь совершенно прав Д.А. Керимов, подчеркивая, что каким бы высоким авторитетом, мощной идеологической силой право ни обладало, какими бы строгими ни были принципы его общеобязательности, оно не может создавать новые общественные отношения[147].
Но положение серьезно меняется, если взять общественные отношения второго, управленческого порядка. В данной подсистеме наряду с отношениями, существование которых не зависит от законодателя, можно найти и такие, которые не могут возникнуть без его воли. Многие охранительные отношения между государством и лицом, виновным в совершении правонарушения, не появлялись бы, если они не предусматривались бы в нормах права, запрещающих то или иное поведение под угрозой юридической ответственности. Значительная часть процессуальных отношений функционирует именно потому, что они предписаны законом для упорядочения самой управленческой или судебной деятельности. Конечно, формирование таких отношений не происходит по произвольному усмотрению регулирующей подсистемы, оно тоже обусловлено объективными потребностями. Но нельзя смешивать обеспечительные или процессуально процедурные отношения с теми факторами, которые свидетельствуют об их необходимости. Законодатель не создает этих объективных факторов, он учитывает их при формировании указанных отношений при помощи норм права.
Пределы общего правового регулирования не могут быть даны раз и навсегда. Они в достаточной степени динамичны, поскольку сами грани между возможным и невозможным, требуемым и нетребуемым обусловлены конкретно-исторической ситуацией и подвижны. В обществе всегда происходит весьма сложный процесс корректирования этих пределов, осуществляемый в соответствии с достигнутым уровнем знаний, конкретными задачами на том или ином историческом этапе. Одни общественные отношения, служившие предметом правового регулирования в определенные периоды развития, оказываются за пределами такой регуляции. Другие, наоборот, вовлекаются в эти пределы, начинают подвергаться все более интенсивному регулятивному воздействию.
В принципе это - закономерный процесс, связанный с совершенствованием как самого правового регулирования, так и его предмета и пределов. Определенное влияние на этот процесс оказывает также наука, оснащая его более действенным инструментарием в виде приращенных и обновленных знаний и тем самым способствуя более оптимальному и рациональному использованию всех известных земной цивилизации средств освоения государственно-правовой действительности.